Текст книги "Арабская жена"

Ахмед нервно смеется и потирает рукой лоб.

– Подумать только! Это какой-то абсурд, – бормочет он себе под нос.

– Что происходит, господин директор? – любезно спрашивает у школьного начальника молодой полицейский, полностью игнорируя нас.

– У нас уже были проблемы с этим фруктом, – директор кивком указывает на Ахмеда, – и вот теперь он снова бесстыдно пытается проникнуть в нашу школу.

– Простите… – обращаюсь я к человеку в униформе.

– С вами никто не разговаривает! – повышает голос полицейский, едва удостоив нас взглядом. – Уходите прочь!

– Вы спятили?! – восклицаю я, теряя самообладание. – Я хочу получить свой аттестат зрелости, а директор меня не пускает. И вы считаете, что я должна уходить?

Полицейский оторопел.

– Так в чем же здесь дело? – наконец спрашивает он у нас.

– Моя жена, как она и говорит, пришла забрать свой аттестат, и я составил ей компанию, – спокойно объясняет Ахмед. – А этот человек еще в прошлый раз при встрече поносил меня и предъявлял ложные обвинения. Вот и теперь он продолжает свой расистский крестовый поход.

– Ваши документы. – Полицейский не слишком доверчив.

Ахмед предъявляет ему карту постоянного проживания, вузовскую справку об обучении в аспирантуре и загранпаспорт.

– Других документов при себе не имею, но свидетельство о браке могу принести через десять минут, – вежливо говорит он, хотя на лице его читается ярость. И зачем только я притащила его сюда?!

– Отойдемте-ка на минуточку. – Парень отводит Ахмеда в сторонку. – Этот старый козел вечно ко всем придирается, не думайте, что только к вам, – шепчет он. – Были и у меня с ним стычки.

– Серьезно? – удивляется Ахмед.

– Другого лицея здесь нет, и этот пьяница чувствует себя царем, – печально вздыхает полицейский. – Кстати, я тоже учился в Познанском университете.

– Правда? И что же вы изучали?

– То же, что и вы. Информатику и программирование, – отвечает он с блеском в глазах.

– Тогда почему же на вас, черт побери, эта униформа? – вновь удивляется Ахмед. – Ведь компьютеры приносят побольше денег.

– Это так, но нужно иметь стартовый капитал, а его у меня никогда не было, – признается полицейский. – Да я и в чужую фирму пошел бы, только нет их в нашем городке.

– Одна скоро будет.

– Серьезно? Где? Откуда ты знаешь? – воодушевленно спрашивает парень.

– Я ее открываю. Собственно, у меня уже есть фирма в Познани. Теперь там будет центральный офис, а здесь я открою филиал. Видишь ли, моя жена отсюда родом, а потому не захотела уезжать, – вздыхает Ахмед.

– Дура, что ли?.. Ох, извини. – Парень прикусывает язык.

– Кажется, она и сама уже жалеет, но… Понимаешь, здесь ее мать, подруги…

– Ах эти бабы! – Оба кивают в знак мужской солидарности.

– Дружище, мне здорово повезло, что я с тобой познакомился. Меня зовут Метек. – Он протягивает руку и крепко жмет руку Ахмеда.

– Я тоже рад. Только что я нашел первого сотрудника, не так ли? – довольно улыбается Ахмед. – Теперь нам нужно найти офис.

– Слушай, да я тебе десяток офисов подберу. И охрана бесплатная. Мои парни будут там по сто раз на дню прохаживаться. Никто не вломится, даже мышь не прошмыгнет. – Они уже смеются, будто старые товарищи, и хлопают друг друга по спине.

Мы с директором, стоя чуть поодаль, наблюдаем за происходящим. Я, по правде говоря, слышу далеко не все, с пятого на десятое, но ушки у меня на макушке, и я уже смекнула, о чем у них там речь. А старик и представления не имеет, что происходит. Я иронично усмехаюсь.

– Метек, давай-ка малой кровью все-таки заберем этот злополучный аттестат моей жены… пока она не родила. – Ахмед по-приятельски берет полицейского под руку.

– Да, конечно. Это совсем вылетело у меня из головы. – Они вдвоем подходят к нам. – Уважаемый господин директор, не собираетесь же вы оставить себе на память аттестат этой славной выпускницы нашего замечательного лицея? Быть может, все же отдадим документ ей? – не столько спрашивает, сколько приказывает Метек тоном, не терпящим возражений.

– Но ведь… – пытается возразить директор.

– Не буду же я тратить на ваши чудачества целый день! – Страж порядка берет его под локоть и заводит в школу. – Чтобы через пять минут все было готово! А вы входите, входите, дорогие детки, – с шутливым дружелюбием бросает он нам через плечо.

– Метек, как ты разговариваешь со своим учителем?! – кричит директор, извиваясь, будто угорь.

– Для вас я не Метек, а господин полицейский. Я здесь нахожусь не как частное лицо, а как должностное. И в довершение всего из-за вас я трачу время и нервы. Вы оскорбляете честных граждан, и я боюсь, что мне придется написать рапорт.

– Что?! – таращит директор глаза.

– Сколько вам осталось до пенсии? Небось недолго уже? Хорошо было бы дождаться ее на этом теплом местечке, не так ли? – выбрасывает последний козырь Метек.

Директор, поджав хвост, вбегает в свой кабинет. Не прошло и минуты, как его заместительница и давняя любовница, учительница математики, раскрасневшись, вручает мне желанный аттестат.

Со времени нашей свадьбы мама ни разу не навестила нас. За все длинное жаркое лето у нее не возникло желания – хотя бы из любопытства! – взглянуть, как живет ее дочь, как справляется с делами. Может, это и к лучшему: мы за это время остыли, злость наша прошла и воспоминание о злополучном свадебном банкете уже не пробуждает в нас никаких эмоций. Нам даже смешно, особенно из-за нашей выходки с фастфудом. И дела у нас теперь совсем другие, более важные.

Еще год назад мне бы и в голову не пришло, что вскоре я буду жить в прелестной квартирке с мужем, ждать ребенка и организовывать наш маленький семейный бизнес. Ахмед уже защитил диссертацию и теперь все свое время и силы посвящал фирме. Метек, с которым мы познакомились случайно, стал его правой рукой. Он просто незаменим во всех делах, и не только служебных. Привинтить карниз, повесить гардины, сходить в супермаркет, отвезти в чистку ковер – никакой работы он не гнушается, ничего ему не в тягость. Наконец-то он начал зарабатывать приличные деньги, хотя фирма и не получила еще ни одного серьезного заказа. Метек понимает, что Ахмед платит ему из собственного кармана, и умеет это ценить. Пока что фирма находится на этапе раскрутки, мужчины заняты маркетингом и рекламой, но мы верим, что скоро наши усилия начнут приносить плоды.

– Слушай, помощь твоих парней из полиции, конечно, неоценима, но все-таки нам нужно подписать договор с профессиональной охранной фирмой и купить страховку, – решает Ахмед.

– Но зачем? Это же выброшенные деньги! – Метек так упирается, будто ему лично придется оплачивать услуги охранников.

– Затем, что в случае кражи нам компенсируют хотя бы часть имущества. А нет страховки – нет и компенсации. Не будь ребенком, сэкономишь в малом – рискуешь потерять все.

Зная своего мужа, я догадываюсь: наверняка он уже оформил договор, а говорит об этом лишь для видимости.

– Доротка, ты не устала? – Ахмед все время заботится обо мне.

– Нет, что ты, я отлично себя чувствую.

– Может, пойдешь домой и отдохнешь? – настаивает он.

– Ты шутишь! – протестую я. – Неужели я должна сидеть дома, когда вы здесь прокручиваете такие важные дела?

– Пожалуйста, не напрягайся. Да брось же ты эту метлу! – кричит он, уже рассердившись.

– Твои крики скорее повредят мне, чем немного движения, – заявляю я и с упреком смотрю на него. – Не знаю, как в вашей стране относятся к беременным женщинам. Должно быть, как к священным коровам.

– Ты угадала, – соглашается он. – Наши женщины и сами не против, чтобы с ними так носились.

– Кошмар! – Я еще старательнее принимаюсь протирать мокрой тряпкой письменный стол. И в этот момент левую сторону живота пронзает судорога; еще секунда – и резкая боль распространяется на весь живот. У меня перехватывает дыхание.

– Но это все касается только городских женщин, – тем временем продолжает Ахмед, не глядя на меня. – В селах, в пустыне женщины работают до последней минуты и рожают на ходу, – смеется он, спокойно раскладывая бумаги и ничего не замечая. – Кажется, именно этого ты и хочешь. Ты все время чем-то занята, чтобы не думать о родах, потому что панически их боишься. Ты думаешь, что как-нибудь проскочишь их, но от природы не убежишь. Это ведь физиология…

– Не мели ерунды, Ахмед, – грубо перебиваю его я, хрипя от боли. – Собственно, я у цели, – уже немного вежливее поясняю ему, опершись руками на стул и медленно сгибаясь пополам.

– Что? – Он ничего не понимает.

– Парень, она рожает! Быстро в больницу! – Верный Метек бежит заводить машину.

– Эй, сюда нельзя. – Сторож с пропитой физиономией преграждает Ахмеду дорогу.

– Моя жена только что родила, и я хочу увидеться с ней. Думаю, это нормально.

– Может, нормально, а может, и нет, – загадочно отвечает мордоворот в грязном халате. – Но заходить просто так нельзя, это не конюшня. Пропуск есть? – Он протягивает руку в сторону ошеломленного Ахмеда.

– Метек, в чем проблема? – кричит Ахмед подбегающему приятелю.

– Дай ему на лапу, и он пропустит, – говорит Метек, удивляясь неосведомленности товарища.

– Ага, эдакий бакшиш. Совсем как у нас.

Ахмед сует в липкую, грязную ладонь сторожа сто злотых, тот без единого слова выдает им передники, и мужчины проходят.

– Ты с ума сошел! Дал ему такие бабки! Десятки бы хватило. – Метек неодобрительно качает головой.

– Так бы и сказал. Откуда мне знать?

Тихонько, на цыпочках идут они по темным коридорам. Нигде никого не видно, больница кажется вымершей. Не задерживаемые никем, они проходят через большую дверь с надписью «Родильное отделение № 2» и останавливаются как вкопанные. Перед ними – грязный, зловонный коридор, у стен которого стоят кровати, а на кроватях лежат женщины; не умолкает плач новорожденных.

– Аллах милосердный, дорогая, что ты делаешь в этом коридоре, да еще и напротив параши?! – Ахмед, ужасаясь, склоняется надо мной.

– Как ты отыскал меня в этой адской бездне? – слабым голосом спрашиваю я, совершенно изнемогшая. – Боже, как мне хочется пить! Полцарства за глоток воды.

– Тебе не дают воды? – В его глазах появляются отблески гнева.

– Ты шутишь?! – сквозь слезы смеюсь я. – Даже за кровать мне пришлось бороться. Нашу первую дочь я чуть было не произвела на свет в уборной!

– Что-о-о?! – вопит Ахмед и злым взглядом окидывает все вокруг.

– Тихо, тихо, – успокаивает его Метек. – Вы что, ничего не заплатили?

– Но ведь это не частная клиника, это государственная больница! – хватаясь за голову, говорит Ахмед. – Кому платить? Сколько?

– Вы как дети, совершеннейшие дети! – Теперь уже Метек хватается за голову. – Бесплатно в нашей стране можно только умереть! Это просто чудо, что твоя бедняжка жена вообще родила. Слава богу, что не было осложнений, – облегченно вздыхает он. – А как малышка?

– Она здоровенькая и сильная, так мне сказали, – с гордостью сообщаю я. – По какой-то там шкале у нее десять баллов из десяти, хоть я и не знаю, что это значит. Кричала она нестерпимо громко, значит, все хорошо.

Я крепко вцепляюсь в руку Ахмеда, опасаясь, что он уйдет и мне придется опять быть здесь в одиночестве. Чувствую себя беззащитной и совершенно растерянной. У меня все болит, я грязная, а кроме того, даже отказалась сходить в туалет – такой он здесь отвратительный. Боюсь, сейчас я уписаюсь. Какой стыд!

Ахмед снова с ужасом осматривается вокруг.

– Метек, нужно забрать их отсюда, причем немедленно, – наконец произносит он решительно и твердо.

– Не паникуй! По крайней мере, три дня они должны оставаться под наблюдением, таковы правила. Что ты будешь делать дома, если начнется какое-нибудь заражение? На первых порах ты можешь сам не распознать инфекции, а когда начнешь принимать меры, может быть уже поздно, – возражает Метек. Идея Ахмеда ему не по душе.

– Но здесь я их не оставлю! Ни минуты более!

– Будь спокоен, любому делу можно помочь. – Метек хватается рукой за подбородок и задумывается, но по его лицу я вижу: на самом деле он все уже придумал. Он ведь знает, как живут в этой стране. – Шеф, а доллары у тебя дома есть?

– Конечно, есть, хоть и не так много. – Ахмед с надеждой смотрит на вездесущего приятеля.

– На три дня должно хватить трех сотен.

– Это для меня копейки. Так что нужно делать?

– Мигом беги домой, только передник сторожу не отдавай – скажи ему, что через минутку вернешься. А я пока позвоню одному знакомому. Его мать когда-то была здесь ординатором, у нее наверняка остались какие-то связи.

– И что, она вот так бескорыстно поможет нам? – сомневаюсь я.

– Долг благодарности, – отвечает Метек с плутовской улыбкой. – Как-то под влиянием алкоголя сыночек всеми уважаемой матушки-доктора спровоцировал автомобильную аварию. Вдобавок он был в компании двух легкомысленных барышень – а дома ждала жена. Поскольку серьезно никто не пострадал, разве что у барышень были немножко поцарапаны физиономии, я позволил ему удрать, а потом мы инсценировали кражу машины, – мечтательно вспоминает Метек, будто это был лучший день в его жизни. – Что ж, пришла пора уплатить должок.

Дослушав его, Ахмед выбегает из больницы. Метек с мобилкой возле уха растворяется во мраке коридора, и до меня доносятся лишь звуки приглушенного разговора.

Не проходит и четверти часа, как два санитара хватают мою железную кровать за спинки и катят ее по коридору.

– Куда мы едем?! – в ужасе кричу я, хотя больше всего мне сейчас нужны спокойствие и сон. Что со мной будут делать – осматривать, зашивать? Нет, пусть ко мне не притрагиваются – боль почему-то усиливается и охватывает все мое тело. Мне становится страшно, и я кричу на все отделение: – Метек!..

– Спокойно, все под контролем, а скоро уже будет совсем хорошо. – Метек подбегает ко мне и крепко сжимает мое плечо, желая подбодрить. – Ничего не бойся.

Меня привозят в маленькую уютную палату. Здесь и пахнет совсем по-другому, не так, как в коридоре. В палате стоят две кровати, на одной из них лежит молодая женщина и читает журнал. На ее металлической тумбочке стоит сок, вода, корзинка с фруктами, а возвышается над этим всем ваза с красивой алой розой. Совсем другой мир.

Санитары не слишком осторожно перекладывают мое зловонное тело на свободную кровать и удаляются. Мне ужасно холодно – я ведь лежу на одеяле, а не под ним, но сил, чтобы повернуться, у меня нет. Закрыв глаза, я погружаюсь в полудрему.

– Здравствуй, здравствуй. – Вдруг кто-то легко касается моей руки.

– Здравствуйте, – вежливо отвечаю я, приоткрыв глаза.

Надо мной склоняется улыбающееся лицо симпатичной медсестры.

– Похоже, душ ты еще не принимала, – говорит она, нахмурив брови. – Давай-ка, юная леди. – Она приставляет ходунки и помогает мне встать.

– Но у меня так все боли-и-ит… – капризничаю я, будто ребенок.

– Именно поэтому тебе нужно двигаться. Ты уже давно должна была встать и пройти хоть несколько шагов. Не надо так жалеть себя. Кто же займется твоей крошкой, когда ты вернешься домой? Прислуга?

Со стоном я пытаюсь спустить ноги с кровати, но голова кружится, и я едва не падаю.

– Осторожнее, принцесса! – Медсестра в последний момент подхватывает меня. – Только не сиди на всей попе! В ближайший месяц тебе придется приседать только на одну ягодицу. Представь, что ты из пансиона для благородных девиц, – смеется она.

– Это еще почему?

– Иначе швы разойдутся, глупышка, – поясняет она.

Мы отправляемся в ванную, явно не предназначенную для общего пользования. Чистехонькая ванна будто сама приглашает улечься в нее, а на кушетке ровно сложены белые полотенца.

– Замечательно, – шепчу я, криво присаживаясь на одну ягодицу, и крепко сжимаю ноги.

– Замечательно будет, когда мы смоем с тебя всю грязь, – доброжелательно улыбаясь и осторожно поддерживая меня за плечо, говорит моя спасительница.

Через полчаса я возвращаюсь в свою палату и чувствую себя однозначно лучше – словно вместе с потом и засохшей кровью с меня смыли и дурные воспоминания. Боль отступила, я даже проголодалась.

Но вот в палату входит улыбающийся Ахмед, а за ним – элегантный пожилой мужчина в белоснежном переднике.

– Как поживает наша славная молодая мама? – доктор протягивает мне в знак приветствия свою изящную руку.

– Спасибо, уже гораздо лучше, – шепчу я, немного стесняясь.

– Но голосок еще слабый, – смеется он. – Господин Салими, жене пора подкрепиться, закажите для нее вкусный обед.

– Разумеется, господин ординатор, я сейчас же этим займусь.

– Дочку вам принесут только на кормление, – снова обращается ко мне доктор. – Остальное время лучше посвятить отдыху. Вам нужно набраться сил, чтобы вскоре самостоятельно заботиться о малышке. Сначала это дается тяжело, но привыкнуть можно. – Он говорит со мной тепло, будто отец.

Повернувшись к выходу, он дружески берет Ахмеда под руку. Они о чем-то перешептываются; до меня долетают лишь отдельные слова – «компьютеры», «новейшие разработки», «программы», «Америка»… Неужто рождение ребенка помогло нам найти первого серьезного клиента?

– Мама, я хотела тебе сказать: у нас родилась Марыся.

Я наконец позвонила матери: неприлично ведь не сообщить ей, что она стала бабушкой.

– Это хорошо. Я тебя поздравляю, – холодно отвечает она.

– Она крупненькая, здоровая и красивая. Мы уже дома, так что ты, если хочешь, можешь ее увидеть, – предлагаю я, хотя и ощущаю ее напряжение.

– К сожалению, сейчас у меня нет времени, – не сдается мать. – Но спасибо, что известила.

– Перестань дуться, – разочарованно говорю я. – Долго еще ты собираешься обижаться? Между прочим, непримиримость – это грех.

– Ты стала такой же бесстыжей, как и твой муж. Да и чему тут удивляться – он ведь араб.

– И многих арабов ты знаешь, раз у тебя такое четкое мнение на их счет? – возмущаюсь я.

– Одного мне достаточно. Более чем. – Она вешает трубку.

Как же она меня нервирует! Лишь бы такой характерец не перешел по наследству. Я гляжу на свою хорошенькую доченьку и улыбаюсь. Что за ангелок! Кожа у нее белая, светлые волосики вьются, бровки словно ниточки, черные реснички густые и длинные. Ох, парни будут к ней очередь занимать! Мое материнское сердце радуется при виде Марыси.

А какая она спокойная! Ест и спит, спит и ест, ничего не требует и совсем не плачет. Просыпаемся мы с ней в десять утра, причем я первая, потому что грудь распирает от накопившегося за ночь молока, а кроме этого, я всякий раз дрожу от страха: жива ли моя крошка? Быть в ее возрасте такой соней – нормально ли это? Но с девочкой все хорошо. Кажется, судьба ко мне благосклонна.

– Так когда я могу увидеть внучку?

Мать позвонила мне через пять дней. Немало времени понадобилось ей, чтобы превозмочь свою гордыню!

– Когда захочешь, – отвечаю я, невольно радуясь.

– А сегодня после обеда можно?

– Конечно. Адрес ты знаешь. Найдешь сама?

– В конце концов, не в мегаполисе живем, как-нибудь отыщу, – говорит она, даже сейчас не в силах удержаться от легкой иронии.

– Ждем тебя к пяти.

Я начинаю суетиться как сумасшедшая, чтобы успеть прибраться и испечь какой-нибудь пирог. Я догадываюсь, что она все равно раскритикует и меня, и наше жилище, но, по крайней мере, мне самой не в чем будет себя упрекнуть.

– Твоя любимая теща наконец-то придет посмотреть на свою внучку, – сообщаю я Ахмеду.

– Отлично, уже пора, – говорит он абсолютно естественным тоном, без гнева и неприязни.

– Так что, ты уже на нее не злишься? – удивляюсь я.

– Мои личные чувства к этой женщине здесь ни при чем, – поясняет он, обнимая меня за плечи и пристально глядя мне в глаза. – Это твоя мать и бабушка нашей малышки. Я уважаю родство и не намерен запрещать тебе встречаться с ней.

– Очень любезно с твоей стороны, – насмешливо говорю я.

– Чего я побаиваюсь, так это твоей вспыльчивости. Прошу тебя, постарайся при встрече с матерью не возвращаться к теме нашей свадьбы и банкета. Мои отношения с тещей от этого не улучшатся – напротив, может развязаться маленькая домашняя война. Давай оставим это в прошлом. Ладно?

– Ладно, ладно, – бормочу я.

Слышу звонок в дверь – и у меня замирает сердце. Сейчас начнется!

– Доротка, relax, please[3]3
  Расслабься, пожалуйста (англ.).


[Закрыть]. – Ахмед на мгновение задерживает меня в коридоре, а затем, настежь распахнув дверь, улыбается гостье: – Приветствуем вас в нашем скромном жилище.

– Добрый день, – без особого энтузиазма отвечает мать.

– Заходи, пожалуйста. – Я веду ее в гостиную.

Марыся сладко спит в манежике. Спать ей не мешают ни громкие разговоры, ни свет, ни даже телевизор. Наоборот, она просыпается, когда становится слишком тихо. Поэтому у нас все время включены то радио, то магнитофон.

– Какая же она маленькая… – нежно шепчет мать, стоя у манежика.

– Говори как обычно, она не проснется. – Я становлюсь рядом.

Мать стоит неподвижно, крепко держась за спинку кроватки, словно боится, что кто-то сейчас оттолкнет ее. Она не может оторвать от внучки взгляд.

– Хорошенькая, ничего не скажешь, – после довольно продолжительного созерцания говорит она. – Но совсем кроха.

– Родилась она очень крупной – почти четыре с половиной килограмма, – с непритворной гордостью сообщаю я. – А за месяц прибавила еще килограммчик. Врач ею очень довольна.

– И такая спокойненькая… – Мать, кажется, вообще не слушает меня.

Я иду в кухню и помогаю Ахмеду приготовить легкий перекус. Он понимающе смотрит на меня и слегка улыбается.

– Она уже наша, не беспокойся. – Он нежно целует меня в лоб. – Теперь у нас есть бабушка в умиротворенном варианте.

– Думаешь? – по-прежнему сомневаюсь я.

– Знаю.

– Она проснулась! – Испуганная мать врывается в кухню.

– Приближается время кормления, – спокойно поясняю я. – Она ведь не плачет, значит, все в порядке.

– Именно! Почему она не плачет? – Моя мать снова ищет пятна на солнце. – Все младенцы должны плакать. С ней что-то не так!

Я выразительно смотрю на Ахмеда, и на лице у меня написано: «Я же говорила!»

Мать неотступно следит за каждым моим шагом: наблюдает, как я кормлю грудью, как меняю пеленку и после всех процедур кладу Марысю снова в кроватку.

– Мама, хотите подержать внучку на руках? – не сдается Ахмед.

– А можно? Такая малышка… – Мать неуверенно протягивает руки, берет ребенка и уже до вечера никому его не отдает.

Атмосфера становится по-настоящему семейной, а потому приятной. Ахмед оставляет нас с мамой и Марысей, а сам отправляется в кухню стряпать макароны по-арабски – с луком и томатным соусом. Блюдо маме нравится, она с нами уже ласкова, будто ягненок. Никаких колкостей, никаких плохих воспоминаний.

– Быть может, я буду как-то помогать тебе? – говорит она, уже собираясь уходить.

– Это было бы здорово.

– Мне ведь не трудно пойти с Марысей погулять или посидеть с ней вечером. А вы в это время могли бы куда-то сходить – в кино или в гости…

– Замечательно, – довольно посмеивается Ахмед. – Как-нибудь созвонитесь.

– Зачем же откладывать в долгий ящик? Скажи мне, в котором часу ты обычно гуляешь с ней, и я приду завтра, – дрожащим голосом предлагает она.

– Где-то около полудня. – Я приятно удивлена.

– Отлично! – Ахмед хлопает в ладоши. – А ты, Доротка, посидишь это время в офисе на телефоне. Может, наконец обучишься каким-то компьютерным азам.

– Даст бог, и такая старуха, как я, еще на что-то сгодится, – говорит мама с грустью, но в то же время с искоркой надежды в глазах.

И мы расстаемся, довольные приятным вечером и перемирием.

Со времени первого своего прихода мать кротка и уступчива, хоть к ране прикладывай. Она не просто помогает мне с дочерью, а практически на сто процентов выполняет за меня мои материнские обязанности. Другая бы на моем месте, возможно, сердилась, но для меня это идеальный вариант. Я поняла, что еще не совсем доросла до роли матери, и семейные обязанности стали меня, мягко говоря, тяготить. А с момента нашего примирения я снова дышу полной грудью. Марыся обожает бабушку, при виде ее смеется и дрыгает ножками, да и бабушка теперь совершенно помешана на внучке.

Я же почти все время провожу в фирме Ахмеда. Когда мужчины уходят по делам, я отвечаю на телефонные звонки и договариваюсь с клиентами. С компьютеризацией больницы ничего не выходит – государственная служба здравоохранения не выделяет на это денег; но, возможно, когда-нибудь в будущем… А пока мы хватаемся за более скромные заказы, и клиенты очень довольны нашими услугами. Метек и Ахмед идеально подходят друг другу для сотрудничества: один – шутник и хитрец, другой – трудяга и педант. Один находит и приводит клиентов, другой составляет какие-то программы – то бухгалтерские, то базы данных; у меня пока что на слуху только их названия.

– Доротка, может, займешься ребенком? А то малышка забудет, как ты выглядишь. – Ахмеда уже несколько утомило мое постоянное присутствие в офисе.

– Но я ведь вам помогаю, – обиженно отвечаю, осматриваясь по сторонам в поисках поддержки.

– Да-а-а, – хором тянут Ахмед и Метек, не желая ни оскорбить, ни рассердить меня.

– Так, может, вы бы предпочли заменить меня автоответчиком? Выгнать меня, выбросить? Признавайтесь! – задетая за живое, я начинаю атаку. – И что же такого вы здесь собираетесь делать, раз я вам мешаю? Что? – Со слезами на глазах я хватаю сумочку и направляюсь к дверям.

– Доротка, ты вообще не разбираешься в нашей работе и, более того, не хочешь учиться. Клиентам нужны консультации специалистов, а ты, к сожалению, этого предоставить не можешь, – серьезно говорит Ахмед. – Ты далека от современности, не знаешь никаких технических устройств.

– Что?! – Я возмущенно повышаю голос, и Метек ретируется, не желая быть свидетелем семейного скандала. – Неужели я так уж глупа? Думаешь, я не умею включать, к примеру, магнитофон?

– Вот-вот, на этом ты и остановилась. Приемниками «грюндиг» пользоваться научилась, а дальше – никак. И ты совершенно не хочешь меняться. Раз уж я не смог тебя ничему научить, так хоть на курсы какие-нибудь запишись. Главное – захотеть. – Он неодобрительно смотрит на меня. – Если ты не занимаешься ребенком и дома сидеть не желаешь, так делай хоть что-нибудь осмысленное.

– Превосходно! – кричу я. – Наконец-то я узнала, какого ты мнения обо мне! Мало того что я дура, так еще и плохая мать. – Больше я слышать ничего не хочу, поэтому разворачиваюсь и выбегаю на шумную улицу.

Быстро же он поменял свое отношение ко мне! Раньше я была для него принцессой, совершенством, райской гурией на земле, а теперь… Я ему еще покажу! А домашней наседкой не буду, не позволю запереть себя в четырех стенах, среди кастрюль и вонючих пеленок. Для этого ему надо было жениться на арабской бабе. Что ж, меняем тактику – и выше голову!

Я делаю несколько глубоких вдохов, и передо мной уже вырисовывается светлое будущее. Действительно, зачем я им навязывалась, идиотка? Давно пора подумать о себе! Сперва – к косметологу, парикмахеру и маникюрше, затем, может быть, на какой-нибудь массаж. Начинаем действовать!

Союзников у меня маловато, нужно брать дела в собственные руки. На фонарном столбе я нахожу рекламу аэробики: недалеко, недорого, гарантия идеальной фигуры всего через месяц. В познанской газете выискиваю объявление о дополнительном наборе на курсы секретарей с углубленным изучением компьютера: три вечера в неделю, для меня в самый раз.

Жизнь заиграла новыми красками, время пошло быстрее. Я теперь так занята, что и не замечаю, как проходят дни. Дочкой я занимаюсь до обеда, потом меня сменяет мама. Она ужасно рада, что я продолжила учебу, и гордится мной.

С Ахмедом мы видимся поздними вечерами, а бывает, что и словом не перекинемся несколько дней кряду. Нередко он приходит домой, когда я уже сплю. За последнее время я даже несколько раз учуяла от него запах спиртного, причем не пива и не вина, а именно того напитка, который был ему так отвратителен. Наверное, сказывается скверное влияние Метека и польской действительности; тем не менее я делаю вид, будто ничего не замечаю, – не буду же я ломать копья из-за мелочей. На самом деле все у нас сейчас хорошо, каждый воплощает в жизнь свои собственные планы, мы строим семью, и нас неразрывно объединяет Марыся.

– Доченька моя любимая… – сквозь сон я слышу неясное бормотание. – Любишь па-а-апочку? – Узнав голос Ахмеда, я удивленно открываю глаза. – А мамаше твоей на меня давно уже насра-а-ать… – по-дурацки хихикает он, держа нашу малышку на руках. А сам-то едва стоит на ногах!

– Ахмед, черт подери, что ты вытворяешь?! – Я подскакиваю к нему и пытаюсь удержать его в вертикальном положении.

– А что, уже и с ребенком поиграть нельзя? – глупо спрашивает он, глядя на меня пьяными глазами.

– Есть время играть и время спать, – резко отвечаю я. – А для тебя сейчас время трезветь и ждать завтрашнего похмелья.

– Ого, наша принцесса рассердилась. – В его взгляде я вижу злобный блеск. – Стоило бы хоть немного внимания уделять семье, а не по любовникам таскаться.

– Что?! – Я не могу прийти в себя от изумления. – Ты же сам выгнал меня из фирмы! Я, недоучка, тебе только мешала! Ты сам сказал мне, чтобы я пошла на какие-нибудь курсы. Какие же у тебя ко мне претензии?

Ахмед теряет равновесие и как подкошенный падает на кровать. Марыся смеется, ей весело, а у меня от ужаса волосы встают дыбом. А если бы он уронил ее?!

– Оставь ребенка в покое, пьяница! – кричу я, разгневавшись не на шутку. – Ты причинишь ей вред.

– А ты не причиняешь нашей дочке вреда, каждый день оставляя ее без матери? – Мы начинаем вырывать ребенка друг у друга. – Оп-ля! – Он смеется пьяным смехом и сползает на пол.

Я хватаю Марысю на руки и быстро кладу малышку в кроватку.

– С тобой мы побеседуем завтра. – Я становлюсь над Ахмедом, упирая руки в бока. – Если только ты будешь помнить хоть что-нибудь из того, что говорил.

– Ага, ага… – Он пренебрежительно машет рукой, сворачиваясь клубком на полу. – Спать, спать… – неразборчиво бормочет.

Мне не хочется перетаскивать его на кровать. Пусть завтра у него болит не только голова, но и кости!

Утром, когда я просыпаюсь, его уже нет – чувствуется лишь затхлый запах перегара в нашей спальне. Я настежь отворяю окно, беру на руки Марысю и иду с ней в кухню. Какой же здесь бардак! Я останавливаюсь в дверях как вкопанная. На столе – остатки еды, холодильник открыт настежь, пол – липкий от пролитых напитков. Я сажаю ребенка в кресло и начинаю убирать. Изумленно замечаю надрезанную ветчину, надкушенные свиные сосиски под толстенным слоем горчицы; а посреди стола красуется выпитая до половины бутылка еще холодного пива. Куда же подевались все заповеди правоверного мусульманина? Вероятно, будучи в стельку пьяный, Ахмед и сам не осознавал, что делает… Лишь бы с ним ничего не случилось! Мое сердце начинает колотиться быстрее. Только бы он не садился за руль!

– Мама, милая, ты бы не могла сегодня прийти пораньше? – говорю я в трубку, дрожа от волнения и в то же время пытаясь навести порядок в кухне.