Текст книги "Все сложно"

Глава 10

«Когда мой психиатр назвал меня сумасшедшим, я сказал, что хотел бы услышать другое мнение. Тогда он ответил: «О’кей, вы еще и урод».

Родни Дэнджерфилд

Тридцать два месяца назад

Фарли

Я выхожу на парковку, топая с такой силой, что каждый шаг отдается в голени. Хватаюсь за телефон, который, естественно, не хочет ни на что реагировать. Плюхаюсь в машину, захлопываю дверь и, чтобы успокоиться, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. Только после этого мне удается найти Майера в списке контактов. Нажимаю на соединение.

– Привет.

– Черт побери, у нее на меня зуб!

– Ты была у психотерапевта?

– Вот видишь! Ты понял, хотя я еще не успела объяснить.

– Понял, потому что сеанс психотерапии отмечен в твоем календаре и потому что я тебя знаю, – отвечает Майер оскорбительно спокойным тоном.

– То есть ты знаешь, какая я противная. Серьезно, Майер, какого черта?

Он вздыхает и что-то кому-то говорит, отведя телефон от лица.

– Ах, ты занят? Ну так не отвечал бы, если разговариваешь с кем-то другим.

Проигнорировав этот выпад, Майер спрашивает:

– Джонс, с чего ты взяла, что у нее на тебя зуб?

– Она выслушивает мои очаровательные шутки с каменным лицом. Не смеется и даже не улыбается.

– Фарли, она врач. Ты ходишь к ней не затем, чтобы ее развлекать.

– Да перестань! Люди становятся психотерапевтами только потому, что любят поржать над чужими проблемами.

– Если ты так считаешь, значит, психотерапия тебе действительно нужна. И мне тоже. Она всем полезна, но людям нашей профессии особенно. То, насколько ты симпатична или несимпатична как человек, не зависит напрямую от того, насколько ты смешная.

– Во-первых, как ты смеешь?! Во-вторых, она совершенно не хочет идти мне навстречу. Подчеркнуто игнорирует мои самоуничижительные излияния. Я даже рассказала ей про тот случай, когда ты посмеялся над тем, как я бегаю, а я вроде бы не обиделась, но потом мне приснилось…

– Офигеть, Джонс! Ты что – исполнила перед ней свой номер?

– Ничего я не исполняла, просто попросила объяснить мне мой сон с точки зрения теории Фрейда. Я бегу, за мной гонятся убийцы. Вдруг они останавливаются и начинают ржать. Естественно, я захотела узнать, означает ли этот сон, что мне надо подтянуть технику бега или что я ужасно не уверена в себе, если боюсь не произвести достойного впечатления даже на убийц.

– Давай вместе пообедаем. Мне надо тебя увидеть, чтобы понять, веришь ли ты сама в ту чушь, которую городишь.

– Ладно!

– Тогда через полчаса в кебабной возле клуба Ланса?

– Ладно.

Войдя, я замечаю Майера за одним из столиков на открытой террасе. Перед ним пустая тарелка из-под хумуса и ополовиненная пита с маринованной курочкой – моя любимая.

– Какого черта ты меня не дождался?

Он сидит, разведя колени в стороны. На нем джинсы. Когда он проводит руками по бедрам, у меня что-то екает внизу живота. В последнее время это случается со мной часто и каждый раз неожиданно. Если бы я по крайней мере знала, что вызывает такую реакцию, я бы старалась этого избегать. Раздражителем всегда оказывается какая-нибудь мелочь – жест Майера или брошенное им слово, или даже звук вроде кашля или вздоха.

На прошлой неделе он помог мне заправить машину и протер лобовое стекло. В какой-то момент рубашка на нем задралась, и я увидела полоску мускулистого торса с волосами ниже пупка. Меня бросило в холодный пот.

– Я сделал заказ без тебя, потому что не знал, профессиональный у нас будет обед или нет.

– То есть?

– Я не уверен, что останусь твоим менеджером.

– Майер! – плаксиво произношу я.

– Джонс, послушай. Мы договорились: я занимаюсь твоей карьерой при условии, что ты ходишь к психотерапевту. Я не хочу работать с тобой и видеть, как ты к чертовой матери чахнешь у меня на глазах. А ты зачахнешь, если не научишься наводить порядок в мозгах. Ты, конечно, можешь использовать юмор, орудовать им как хлыстом, но нужны и профессиональные инструменты. Душевное здоровье превыше всего. Я могу говорить с тобой об этом спокойно, безо всякого стеснения и даже без самоуничижительных шуточек именно потому, как ты уже догадалась, что я сам хожу к психотерапевту.

Майер складывает руки на столе и, склонив голову набок, смотрит мне прямо в глаза.

– Для комика ты слишком занудный, – обиженно замечаю я.

Он в притворном ужасе хватается за сердце.

– Погоди. Сейчас я скажу тебе, что ты должна пойти к финансовому консультанту и открыть накопительный пенсионный счет.

– Чудесно. Может, ты еще дрочишь на Дейва Рэмзи?[7]7
  Ведущий популярной радиопередачи о планировании семейного бюджета, погашении долгов, размещении накоплений и т. п.


[Закрыть]

– Нет, для этой цели я нашел подкаст с женщинами, которые говорят о криптовалюте.

Я знаю, что Майер шутит – он ведь шутит? – но при одной мысли о том, как он трогает себя под душем, со мной происходит нечто невообразимое. Воздух словно застревает в горле, желудок барахтается в невесомости. Нет-нет-нет-нет…

– Джонс? Да что с тобой, ради бога? Я же пошутил. Ты, кстати, сама начала. Неужели думала, что я не отвечу?

Я придвигаю к себе его бокал с пивом, делаю большой глоток и содрогаюсь.

– Какая гадость! Ладно. А можно мне хотя бы ходить к другому психотерапевту? С этой теткой я чувствую себя по-дурацки.

– Не-а. Мой порекомендовал именно ее.

Я гневно топаю ногой и со стоном запрокидываю голову. А потом говорю: «Хорошо», – и доедаю его питу.

Едва переступив порог, я громко зову Мариссу. Она приподнимается с дивана, и я вскрикиваю от неожиданности.

– О господи! Я тебя не заметила.

– В чем дело?

– У нас проблема, Мисс.

– Выкладывай, – говорит она и, взяв с пола пачку «Доритос», протягивает ее мне.

– Нет, чипсами такое не уладишь.

– Тогда винца?

– Вот это другое дело.

Через минуту мы сидим рядышком на диване с бокалами в руках и пялимся в выключенный телевизор.

– Я официально заявляю, что запала на Майера, – признаюсь я.

Марисса пожимает плечами.

– Если это игривый ненавязчивый краш, то тебе не привыкать.

Я поворачиваюсь к ней.

– Нет, это такой краш, от которого перехватывает дух, бросает в жар, перед глазами навязчиво мелькают порнушные картинки, моя вагинальная душонка изнывает, я ни о чем не могу думать, и вся жизнь идет наперекосяк. Все было под контролем, но он послал меня к психотерапевту, и проблема вышла на свет.

Хрустя чипсами, Марисса пристально смотрит мне в глаза.

– Ясно… Не подумай, что я эгоистка… Конечно, я была бы не в восторге, если бы ты начала трахаться с моим без пяти минут боссом, который предоставляет работу моей мечты. Но даже не в том дело. Я искренне считаю, что для тебя самой это не лучшая идея.

– Марисса, я знаю.

– Я хочу сказать, что сотрудничество с Майером очень перспективно для твоей карьеры. А если вы начнете перепихиваться, то он, скорее всего, перестанет воспринимать тебя всерьез. Потом вы поругаетесь, и тогда общение с Хейзл…

– Мисс, я все понимаю. Майер прекрасно ко мне относится. Он хороший друг и наверняка будет хорошим менеджером. Я не хочу ничего рушить. Хочу только понять, как мне быть.

Задумчиво поковыряв пальцем в зубах, Марисса предлагает:

– Давай сходим куда-нибудь, развеемся?

Я вздыхаю:

– А что нам еще остается?

Каждую вторую пятницу Ланс приглашает в свой клуб диджея. Народу собирается побольше, чем на «Открытый микрофон» или даже на комиков, но давки все равно не бывает. Здесь не самое модное танцевальное место – потому-то мы его и любим.

На танцполе люди разных возрастов, композиции тоже звучат самые разные. Диджей Джеральд принимает любые заявки, каждый раз устраивая всем присутствующим путешествие во времени и в музыкальном пространстве.

Сегодня мы входим в клуб под песню «Продолжай верить» и сразу же, пританцовывая, направляемся к бару. На мне топик из хитроумно завязанного шарфа, и я уже начинаю поиск мужчины, который достоин того, чтобы снять его с меня. Глаза пока не разбегаются, но еще не вечер.

Марисса сует мне в руку коктейль на основе текилы, потому что знает, зачем я сюда пришла, и потому что она настоящая подруга.

Подруга, которая отвлекается от меня на какого-то парня, улыбающегося ей из дальнего конца бара.

Подруга, которая, похоже, кидает меня…

Дерьмо, а не подруга!

Взгромождаюсь на табурет и думаю: «Может, плюнуть на все и уже сейчас расстегнуть джинсы?» Смотрятся они классно, однако для того чтобы в них влезть, нужно долго прыгать, умело используя гравитацию и импульс силы, а чтобы их застегнуть, нужно принимать горизонтальное положение и сплющиваться наподобие зеленого мультяшного человечка Гамби.

В тот момент, когда Ланс придвигает ко мне очередную текилу с содовой, диджей Джеральд включает «Возлюбленного». Я презрительно хрюкаю.

– Вы не фанатка Тейлор Свифт? – спрашивает кто-то.

Поворачиваюсь влево и невольно улыбаюсь: мне всегда нравились такие милые бесхитростные лица. Теплые карие глаза, густые, слегка вьющиеся светлые волосы. Этакий человек-лабрадудель.

– Как можно не быть ее фанатом? У нее найдется песня для каждого, – отвечаю я.

– Значит, просто эта песня не для вас, – улыбается молодой человек. – Хотите, угадаю, какая ваша?

Из всех способов, которыми меня пытались закадрить, это не самый тупой. Я заинтригована.

– Может быть, «Я»?

Его футболка дюймов на шесть длиннее, чем нужно. Это такой стиль – Май терпеть его не может. На шее толстая цепочка. Это тоже не во вкусе Майера. Черт возьми! Я думаю о своем менеджере, когда со мной флиртует объективно привлекательный мужчина.

– В точку, – вру я.

Этому парню незачем знать, какая из песен Тейлор Свифт мне нравится и почему. А нравится она мне только потому, что я услышала ее на пляже, когда наблюдала, как Майер и Хейзл запускают воздушного змея. Благодаря им приятная мелодия стала еще приятнее, и моя память прочно связала ее с тем моментом. «Беги» – кажется, так она называлась.

Улыбка на лице парня становится шире. Он действительно очень улыбчивый, – или мне так кажется, потому что я насмотрелась на чью-то вечно хмурую физиономию?

– Я Джо.

– Фарли.

Я протягиваю ему руку и тоже улыбаюсь.

Глава 11

«Самое смешное для меня то, что не было бы смешным, если бы происходило со мной, но за чем весело наблюдать со стороны».

Билл Берр

Сейчас

Фарли

– Куда делся тот парень, Джо, с которым ты какое-то время встречалась? – таким вопросом Майер приветствует меня, как только я открываю ему дверь.

– У нас всего лишь третье свидание, а ты уже расспрашиваешь меня о бывших?

Пытаюсь ответить игриво, а получается раздраженно и обиженно, как будто мы встречаемся по-настоящему и я недовольна неуместным вопросом.

– Просто я увидел даму, которая везла в коляске пуделя, ну и вспомнил о нем, – усмехается Майер.

На самом деле Джо был для меня вариантом на одну ночь, который как-то… прилип. Он ничего особенного не ждал, многое понимал, держался непринужденно и весело. Классно делал куни и не страдал от раздутого эго, которое помешало бы ему пустить в дело вибратор. Мы почти не разговаривали, и нас обоих это устраивало. По крайней мере, поначалу. Было легко и ненапряжно.

Что еще нужно, когда хочешь отдохнуть от работы? Моя карьера пошла в гору. Мы с Майером подписали договор (который, кстати, предусматривает соцпакет: отличную медицинскую страховку и даже пенсионный план). Меня стали приглашать в хорошие залы за соответствующие деньги. Несколькими короткими выступлениями на разогреве у знаменитостей я заработала себе репутацию, и предложений стало еще больше. Через четыре месяца я отказалась от всех подработок. За предыдущие два года мне перепало всего три платных концерта, а теперь я выступала в достойных местах трижды в неделю.

Конечно, утомляли переезды. Даже если летишь в Сан-Франциско или Сакраменто, уходит целый день. Тем не менее я была очень даже довольна своим стремительным карьерным ростом.

Джо вписывался в мой график.

Пока не перестал вписываться.

– Почему ты не хочешь мне рассказать? – спрашивает Майер, выводя меня из задумчивости.

Он стоит передо мной, опершись о дверцу машины. Сама непринужденность. Джемпер сегодня рыжевато-коричневый. Этот цвет перекликается с темными волосами, как бы нейтрализуя проседь.

– Ладно, не хочешь – не говори. Просто я только сейчас понял, что мне до сих пор не приходило в голову о нем спросить.

– Он тебе явно не нравился, вот я и не рассказывала.

Это полуправда.

– Он дурак. Пусть не отвратительный, но и не особо привлекательный.

– Ты вел себя с ним, как напыщенная задница.

– Я вел себя так со всеми молокососами, которые на тебе паразитировали, – шипит Майер.

– Никакой он не молокосос. Мы с ним ровесники.

– По сравнению с тобой он узколобый. Совсем не твой уровень.

Я поправляю сумочку на плече, не зная, как рассказать Майеру правду.

В итоге выяснилось, что я неверно оценивала Джо. Я думала, он вкладывается в наши отношения примерно так же, как я, то есть процентов на пятьдесят. Мы не каждый день разговаривали, но и не спали с другими людьми. Не признавались друг другу в любви, но обязательно встречались хотя бы раз в неделю. Так продолжалось месяцев пять.

Но вот наступил день его рождения. Майер, как назло (я, к своему ужасу, поздно спохватилась), запланировал недельный тур. Я должна была лететь в Сан-Франциско, оттуда в Окленд, а из Окленда в Сан-Хосе. Мы с Мариссой, которая уже успела стать незаменимой в качестве репетитора или даже няни Хейзл, договорились, что в середине нашего маршрута они к нам присоединятся: мы съездим в Алькатрас и сходим в театр на «Проклятое дитя» с отличным сурдопереводом – это будет ранний подарок малышке на день рождения.

К тому времени я уже начала замечать, что Джо не очень нравится быть на вторых ролях, хотя претензий он не высказывал. Я тоже решила не сотрясать воздух. Просто улетела, и все.

На третий день после нашего отъезда Хейзл заболела гриппом. Майер вернулся домой сразу же, я – через два дня, как только отвыступала.

Войдя в их квартиру, которая в то время готовилась к продаже (даже вещи были частично упакованы), я с порога почувствовала запах хлорки и лекарств. Майер и Хейзл болели в разных комнатах. Девочка уже шла на поправку. Грипп, конечно, ее ослабил, к тому же ей надоело питаться тем, что оставляла под дверью Марисса (надевавшая для этой цели нечто очень похожее на комбинезон химзащиты), зато у нее был телевизор и «Нетфликс» с субтитрами.

А вот Майер действительно тяжело болел. Я люблю шутить про гриппующих мужчин, но этому мужчине было действительно плохо. Я давала ему то мотрин, то тайленол, температура поднималась и падала, а потом поднималась снова, и так продолжалось трое суток. Бедолага ничего не мог есть, только пил, и я уже собралась везти его в больницу, когда ему наконец стало получше.

До болезни Майер отпустил что-то наподобие эспаньолки; за те несколько дней, на протяжении которых он вставал, только чтобы дойти до туалета, выросла настоящая борода.

Я усадила его на кровати, закутала, липкого от пота, в чистую простыню и начала кормить бульоном. И нахмурилась, не услышав возражений.

– Я думала, ты будешь протестовать.

Он посмотрел на меня печальными красными глазами и прохрипел:

– Поздно стесняться. Ты слышала, как меня рвет.

И я поняла: вот таким бывает Майер, когда он наиболее уязвим.

Я знала его как человека, который не прячется под маской юмора или едкой иронии. Если он и шутил, то чаще всего затем, чтобы поддержать меня. Он упорно работал над собой ради дочери, постоянно заботился о тех, кто ему дорог. Но вот сейчас со мной он немного расслабился. Я удостоилась привилегии: он впустил меня во всей моей шумной, насмешливой и вульгарной красе в тот стальной пузырь, при помощи которого старался заслонить себя и Хейзл от внешнего мира.

По какой-то необъяснимой причине Майер позволил мне постучать в секретную дверцу и беззастенчиво вторгнуться на его территорию. Было видно, что он смущен и пытается, фигурально выражаясь, задержать меня на пороге, чтобы успеть навести у себя хоть какой-то порядок. Но я не стала ждать: взяла и вошла.

– Тебе идет борода, – сказала я, проведя большим пальцем по отросшей щетине.

Часов через шесть после того как Майер впервые за долгое время смог съесть немного бульона с крекерами, я, измотанная то ли беспокойством, то ли недосыпом, наконец решила вернуться к себе. На ступеньках перед дверью сидел Джо.

– Привет…

– Не волнуйся, Фарли. Много времени я у тебя не отниму.

– Что? О чем ты?

– Я был на вечеринке у Ланса – мы с друзьями праздновали мой день рождения…

Только теперь до меня дошло. Черт! Я же его не поздравила! Даже сообщения не прислала!

– Так вот Ланс сказал мне, что ты уже четыре дня как дома. Я-то думал, что ты еще в Сан-Франциско, а ты вернулась и даже не дала мне знать.

– Извини, Джо, мне жаль, что так вышло, – ответила я и мысленно прибавила: «А еще я еле держусь на ногах. Поскорее бы отделаться от тебя и завалиться спать».

– Знаешь, я был бы рад сказать, что все нормально, только на самом деле не нормально. Я устал быть для тебя удобным, устал под тебя подстраиваться. Я очень старался. С пониманием относился к тому, что ты так увлеченно занимаешься своей карьерой. Но, Фарли, себя на сцене ты ставишь, по-моему, выше себя настоящей. Ради того, чтобы быть успешным комиком, ты готова отказаться от собственного счастья, забыть о других сторонах своей личности. Ты не можешь поесть, ничего не записав за эти тридцать минут. В ресторане ты должна наблюдать за соседями, чтобы потом придумать про них какую-нибудь шутку. А позвонить мне в день рождения – к сожалению, черт возьми, не должна.

Джо вздохнул, и я поняла: не такой уж он простой и легкий, каким я его считала. И все, что он говорит, – правда.

Ну или почти все. Кое с кем я все-таки бываю самой собой. С Майером, с Хейзл. Пожалуй, даже с Мариссой.

Но с Майером – точно.

Когда мы вместе, я раздражаюсь, если нужно что-нибудь записать. Мне слишком хорошо и потому очень не хочется отвлекаться. Отвлечься все-таки приходится, чтобы потом не забыть шутку. Но весь тот материал, который я записываю во время встреч с Майером, берется из того, что мы говорим или делаем. Я ничего из себя не вымучиваю.

Джо ушел, не сказав больше ни слова, и я его отпустила.

Всего лишь раз он прислал мне ночью сообщение, а следующим же утром извинился.

Я не переживала из-за нашего расставания. По крайней мере до тех пор, пока не заметила, что его исчезновение из моей жизни совершенно не отразилось на моем самочувствии. Тогда-то я и решила откровенно поговорить с психотерапевтом – доктором Деб. Впервые в жизни я всерьез задумалась о том, что происходит со мной как с человеком и к чему приведет моя тенденция смотреть на многие вещи отстраненно.

И наконец поняла: я использовала одного мужчину для удовлетворения своих потребностей, в то время как мое сердце было занято другим.

– Фарли? Надеюсь, этот Джо… ничего такого не сделал? – спрашивает Майер, возвращая меня в настоящее.

В его голосе звучат угрожающие нотки.

– Нет-нет. Просто… мы перестали друг другу подходить и давно не встречаемся. – Я пожимаю плечами. – Тут не о чем говорить. Правда.

Майер кивает, продолжая смотреть на меня как-то странно. Мы оба уже вышли из машины, и он спрашивает:

– Ну что? Готова?

– К сбору яблок? Конечно! Мы, девушки, с детства мечтаем сорвать запретный плод. Вопрос в том, готов ли ты, – смеюсь я.

– А что может пойти не так? – удивляется Майер, и мне в голову тут же приходит ответ: «Для многих людей эти слова становятся последними».

Глава 12

«Иногда, если дорога нехоженая, то это потому, что по ней действительно лучше не ходить».

Джерри Сайнфелд

Сейчас

Майер

– То есть как это «закрыто»? – переспрашиваю я с негодованием подростка, которому сказали, что вайфая нет. – Сейчас ведь разгар осени!

– Именно поэтому, сэр, мы закрылись не в субботу, а в среду. Сегодня здесь проходит частная вечеринка, – отвечает мальчишка-привратник.

– Майер, ничего страшного, пойдем, – успокоительным тоном говорит Фи.

Еще раз испепелив парня гневным взглядом, я со вздохом беру ее за руку. Мы ехали сюда два часа, почти не расцепляясь. Она поглаживала большим пальцем тыльную сторону моей ладони. Ощущение было немного непривычное, но чертовски приятное. Во всяком случае, для меня.

Садимся в машину и выезжаем с парковки. Фарли молчит. Вряд ли она расстроена тем, что не удалось пособирать яблоки. Нас обоих охватывает странная напряженность.

Когда мы встречаемся в присутствии Хейзл (на этой неделе, например, готовились к школьному концерту), все идет как по маслу. Когда же мы остаемся вдвоем, разговор тоже клеится неплохо, однако в воздухе сквозит какая-то тяжесть, и кровь как будто с трудом пробивается по жилам. Так себя чувствуешь, если надолго задерживаешь дыхание. Я начинаю следить за тем, что говорю, потому что хочу нравиться Фарли. Я с самого начала ею восхищался, но постепенно мое восхищение переросло в нечто такое, от чего уже не отвертеться. Мне неспокойно и неловко. Я снова подросток, состоящий из страхов и необузданных гормонов. Не то чтобы мне всего этого не хотелось. Просто… наверное, не сейчас. Пока я словно бы не совсем устойчив.

Откровенно говоря, я уже начинаю жалеть, что ввязался…

А вдруг и Фарли чувствует то же самое? Чтобы отделаться от этих мыслей, я сворачиваю на грунтовую дорогу. Машину окутывает облако пыли.

– Майер, ты куда? – спрашивает Фи.

Глядя в ее озадаченное лицо, я отвечаю:

– Джонс, черт побери, мы не вернемся домой без яблок!

Мне почему-то очень надо, чтобы наше сегодняшнее свидание состоялось. Такое ощущение, что у меня перед носом песочные часы и я не могу спокойно смотреть, как песчинки бегут впустую.

В памяти всплывает множество моментов, когда что-то могло бы случиться, если бы не какое-нибудь «но».

– Не зря же мы приехали в такую даль? Сад – вот он. Давай войдем, и все, – предлагаю я.

На лице Фи проступает веселая улыбка.

– Почему бы и нет?

Мы выходим из машины, беремся за руки и идем по направлению к яблоневому саду.

– Господи, Майер! Он же огромный!

– Ты сможешь, Фи. Потерпи еще немного.

– Я без сил. Ноги не двигаются, – стонет Фарли.

Я поднимаю глаза на очередной холм, который нам предстоит покорить, и морщусь. На мне рубашка с длинными рукавами. Я завязал ее узлом на животе, но все равно потею. Фарли еще менее комфортно, чем мне.

– Я одета не для альпинизма, Майер, – жалуется она. – Я одета для сбора яблок, а мы еще ни одного не сорвали.

Фарли догнала меня и, нагнувшись, уперлась ладонями в колени, чтобы отдышаться. На ее одежду я сразу обратил внимание – джинсовый комбинезончик на пуговках долго маячил у меня перед глазами, причем так облегал фигуру, словно был на ней нарисован. Крепкая аппетитная попка постоянно притягивала мой взгляд. Пришлось сделать над собой усилие и вырваться вперед. А в голове у меня вертелось все то, что я услышал и прочел об этой заднице за несколько лет.

Я-то хотел подняться на холм, чтобы сфотографироваться с Фарли на фоне красивой панорамы – это одно из заданий, которые мы получили от наших пиарщиков. Но пока никакой панорамы нет и в помине. Мы поднимаемся все выше и выше, а вокруг сплошные деревья – густое облако, пестреющее всеми цветами осени. Коричневый, оранжевый, желтый, красный – этот фон как будто специально создан для Фарли. Только она вся лоснится, и вид у нее недовольный.

Я тоже ненавижу ноябрьскую жару. Для Фи идеально подошел бы городок наподобие тех, которые показывают в сериалах на канале «Лайфтайм». Такой, где три месяца длится настоящая многоцветная осень и воздух остается прохладным, даже когда светит солнце.

– В Лос-Анджелесе в это время года паршиво, – говорю я.

– Если честно, Майер, я не думала, что мы на самом деле будем собирать яблоки.

– А что же ты планировала делать?

– Просто погулять, послушать, как под ногами хрустят листья, попробовать какой-нибудь яблочный напиток, слопать кусок яблочного пирога. Сфотографировать тебя с яблоком во рту, как жареного поросенка. Может, сделать свечку своими руками или поразвлекаться с маслобойкой. Купить музыкальную подвеску у старичка, который месяцами вырезает безделушки из дерева в своей горной хижине и спускается только в ярмарочные дни. Он отшельник и с посторонними держится грубовато, зато души не чает в своей одноглазой собаке, а еще в хозяйке местной пекарни…

– Подожди-ка, – говорю я, прервав этот монолог. Фарли запросто напишет подробную биографию любого незнакомого человека, если дать ей шестьдесят секунд. – Кажется, я кое-что увидел. Сейчас вернусь.

– Майер! – хнычет Фи.

Я возвращаюсь трусцой, окрыленный. В руках у меня трофеи. Но Фарли смотрит на меня недоуменно и чуть ли не с отвращением.

– Вот, принес тебе орудие для сбора яблок. И корзинку. – Я пытаюсь сунуть это ей в руки, а она делает шаг в сторону и как будто бы ищет что-то взглядом. – Какого черта ты высматриваешь? – спрашиваю я, вертя головой.

– Тут должна быть машина времени или портал, из которого ты вышел с такой добычей.

Я закатываю глаза и бросаю палку с корзинкой на землю, а Фарли смеется:

– Майер! Да ладно тебе! С этой древней штуковиной ты правда был похож на того злого фермера с известной картины. Ну я и не удержалась.

Она права. Деревянный шест с ржавыми загнутыми спицами на конце напоминает скрюченную руку Фредди Крюгера. Мой энтузиазм улетучился. Я поворачиваюсь и иду в сторону машины.

Так, по крайней мере, задумано… Черт, да здесь настоящий лабиринт!

– Постой! – кричит Фарли. – Ты что, правда сердишься?

– Нет, Фи, не сержусь, – отвечаю я тоном, опровергающим мои слова.

– Значит, ты устал, – говорит она и подскакивает ко мне. – Неудивительно. Я тоже устала. На ногах у меня волдыри, задница вспотела – ситуация как из рекламы чудо-крема «Голд Бонд». Если бы у нас было настоящее свидание, то таким манером ты точно не прорвался бы на первую базу.

– Хорошо, что оно у нас не настоящее, – выпаливаю я, не успев прикусить язык. Я понимаю: Фарли пытается меня раздразнить, и сейчас я сыграл ей на руку. – Знаешь что? – огорченно вздыхаю я. – Все это, конечно, должно было получиться совсем не так. Извини. Как ни стараюсь, выходит ерунда. Наверное, тебе все-таки стоило взять на роль бойфренда какого-нибудь футболиста.

Сказав это, я тут же начинаю придумывать, как теперь выкрутиться.

– Давай поцелуемся, – говорит Фарли.

Вот уж не ожидал. Почти уверенный в том, что не ослышался, я все-таки встряхиваю головой и переспрашиваю:

– Прости, что?

– Я серьезно. Ничего смешного с нами сегодня не происходит, то есть в плане нового материала день безрезультатный. Тогда, может быть, имеет смысл поработать над второй нашей задачей? Если мне придется позировать перед фотографами и прилюдно нежничать с посторонним мужчиной, это будет еще более стремно, правда? Разумеется, я не хочу на тебя давить, чтобы ты поцеловал меня немедленно. Однако бросаться к тебе на шею при посторонних я тем более не буду. При Хейзл мы тоже весьма ограничены. А скоро тот футбольный матч, на котором нас будут фотографировать, чтобы начать меня раскручивать… Конечно, если тебе неприятно, то не надо. Естественно. Само собой. С другой стороны, если ты не против, то, может быть, нам стоило бы просто поцеловаться и…

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? – спрашиваю я.

Вообще-то я не люблю прерывать Фарли: ее словесное недержание кажется мне довольно милым. Но дело срочное: я должен прямо сейчас задать вопрос и получить ответ. Мой голос звучит напряженно, в нем слышится отчаяние, которого Фарли, надеюсь, не уловит.

– Да, – говорит она и моргает. – По причинам, упомянутым ранее.

Что еще за причины? Не помню… Мой мозг как будто ослеплен белой вспышкой. Так бывает, когда посмотришь на солнце, а потом закрываешь глаза и видишь одно всплывающее световое пятно за другим. Я все еще пытаюсь избавиться от этого ощущения, когда Фарли спрашивает:

– Ты хочешь поцеловаться со мной?

– Да, – срывается у меня с языка. – По ранее упомянутым причинам.

Мы делаем шаг навстречу друг другу. Я судорожно ищу какое-нибудь оправдание происходящему, но ничего не нахожу. Ну и ладно. Ей это зачем-то нужно. А я всегда рад помочь.

– Фи… – говорю я, беря ее за руку. – Ты уверена?

Вместо ответа она медленно поднимается на цыпочки, скользит ладонью вверх по моему предплечью и еще выше, к воротнику рубашки. Я чувствую легкое прикосновение ее пальцев к своей шее, вижу влажные волосы, прилипшие к вискам, тушь, чуть-чуть расплывшуюся под левым глазом. Фарли поглощена какими-то мыслями, ее взгляд затуманен. В ней ощущается такая мягкость, от которой у меня что-то екает в груди. Эта, тихая, сторона ее натуры пробуждает во мне своего рода жадность. Меня привлекает ее задумчивость. Но не ее неуверенность, которую я хочу развеять поцелуем.

Моя рука ложится на плечо Фарли, гладит пульсирующую кожу над ключицами. Проведя по розовой нижней губке большим пальцем, я наклоняюсь и прихватываю ее своими губами.

Фи отвечает мне. В этом поцелуе, поначалу осторожном, сразу же чувствуется вся она: то, как она вошла в мою жизнь, как ведет себя на сцене, как разговаривает. За твердым нажатием следует более нежное и более свободное, с привкусом фруктово-мятной жвачки, за неожиданным, почти болезненным укусом – влажное поглаживание. Когда ее язык прикасается к моему, я запускаю пальцы ей в волосы и натыкаюсь на что-то спиной. Дерево? Наверное. Фарли прижимается ко мне. Я веду ладонью вниз по ее спине. Когда я на секунду высвобождаю губы, она издает короткий обиженный стон. Этот звук отдается у меня внизу живота, и я, хрипло буркнув непечатное слово (именно сейчас оно кажется уместным), теряю остатки самообладания. Мы переворачиваемся. Осторожно прислонив Фарли спиной к дереву, я хватаю ее за бедро и коленом размыкаю ей ноги.

– Эй! Какого черта вы там делаете?