Текст книги "Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена"

Глава 2. Суицидальные мысли и другие побочные эффекты

Когда доберетесь до конца веревки, завяжите узел и держитесь.

Франклин Рузвельт

Должна быть какая-то инструкция для разговора о влиятельном человеке. Там нужно написать: «Побочные эффекты: может привести к потере работы, жилья, карьеры, отношений и мыслям о самоубийстве. Вызывает угрозы расправы со стороны окружающих, иррациональную тягу к творогу, шоколаду и другим вкусным продуктам. О, и еще вызывает депрессию!».

Репортер газеты «Нью-Йорк Таймс» чуть не убила меня. Может быть, не специально, но она продолжила с того места, на котором остановилась Бет Рейнхард из «Вашингтон Пост», пытаясь подорвать мой авторитет. Лиза Лерер из «Нью-Йорк Таймс» использовала свое обаяние, чтобы завоевать мое доверие, а затем предала и меня, и мою дочь. Позвольте мне объяснить.

Было поздно. Жаркая, душная ночь. Яркий лунный свет через в окно в крыше освещал мою комнату. Я слушала кваканье лягушек и стрекотание сверчков, пытаясь заставить себя уснуть. Кошки дремали у меня на кровати и сонно ерзали, пока я ворочалась. Я думала о том, как крупнейшие средства массовой информации использовали меня в качестве мишени: ежедневные статьи пестрели заголовками «Манипулятор», «Лгунья», и везде были опубликованы мнения известных феминисток: «Я не верю Таре Рид».

Я свернулась калачиком, представляя, как друзья и семья читают каждое ужасное слово в этих статьях. Мне стало так одиноко, что сердце сжалось от боли. Вся страна считала меня персоной нон-грата. Я была не просто неудобной, меня коллективно ненавидели, презирали и уволили за то, что я заявила о случившемся. Газета «Нью-Йорк Таймс» задала тон тремя уродливыми статьями, в которых меня последовательно разбирали по частям, начиная с семилетнего возраста и до совершеннолетия, пытаясь дискредитировать. После этого все основные средства массовой информации меня или игнорировали, или очерняли. И точка.

Я смотрела в окно на крыше, пытаясь осознать масштаб того, что произошло. Погружалась в беспокойный сон, вспоминая первую крупную статью в «Нью-Йорк Таймс».

В полночь зазвонил телефон. Как мать, я всегда отвечаю на звонки, чтобы убедиться, что дочь в безопасности. Она взрослая и живет одна, но я всегда наготове на случай, если ей понадоблюсь.

Я потянулась к мобильному телефону, не глядя на определитель номера. Низкий мужской голос в трубке произнес: «Предатель! Чертов предатель! Я знаю, где ты живешь, и я иду, чтобы убить тебя».

Телефон замолчал. Это была моя первая официальная угроза смертью. Статья о Байдене была размещена менее трех часов назад в новостной ленте информационного агенства Associated Press. Еще не совсем проснувшись, я включила свет, пошла на кухню и начала заваривать чай. Почему-то я люблю заваривать чай, когда возникают серьезные проблемы, как будто обычные действия могут их отпугнуть. Я просмотрела свои оповещения: электронная почта с угрозами, сообщения в соцсетях, где меня называли российским агентом. Я не спала ночь, размышляя о недавних событиях и о том, как они со мной случились.

Вздрогнула от очередного звонка мобильного телефона. Звонила Мейв – моя подруга: «Газета “Нью-Йорк Таймс” опубликовала номер полиса социального страхования, который был на твоем удостоверении личности, выданном в Конгрессе. Ты должна заставить их удалить это, Тара!» – выпалила она на одном дыхании вместо своего обычного медленного южного растягивания слов. Было шесть утра по тихоокеанскому времени, и статья вышла уже несколько часов назад.

Я прочитала эту публикацию в интернете и сразу же отправила сообщение Лизе Лерер, репортеру «Нью-Йорк Таймс», которая разговаривала со мной. Она пообещала, что разберется. После этого номер моего полиса социального страхования в интернет-статье скрыли, но не раньше, чем незнакомые мне люди успели сделать скриншоты и разместить их в социальных сетях. Пока я готовила кофе, потягиваясь и кормя кошек, я пыталась понять, как защитить себя от мошенничества.

Лиза Лерер была довольно милой. Моей первой и последней ошибкой было довериться ей. В тот момент я была открыта и пыталась искренне рассказать свою историю с Джо Байденом. Но по мере того, как одна за другой появлялись ее негативные статьи, я начала терять всякое доверие, которое у меня было к ней изначально. Предательство со стороны того, с кем вы поделились своей болью, глубоко ранит.

Полученный опыт скрытой предвзятости должен привести вас к пониманию. Однако это было не первое и не последнее предательство, с которым я столкнулась. Бывшая коллега, которую я знала много лет, солгала обо мне прессе. Когда я спросила ее, почему она это сделала, в ответ я услышала, что Трамп нам больше не нужен на посту президента. В ходе предвыборной кампании раскрывалось худшее, что было в феминистском движении – молчание, свойственное соучастникам, или откровенное осуждение.

Лиза всегда казалась разумной: «О, Тара, я знаю, что ты не русский агент». Тем не менее, во всех трех статьях упоминается, что я являюсь таковой, как будто у меня может быть какая-то странная связь с Россией.

Моя дочь тоже разговаривала с Лизой. После статьи Микаэла позвонила мне в слезах:

– Мама, мне так жаль! Все было не так! Они ничего не написали из того, что я о тебе рассказывала, кроме того, что ты слишком бедна, чтобы позволить себе книги по юриспруденции.

– Я знаю, они выставляют меня куском дерьма, начиная с периода моего детства.

Дочь продолжила:

– Я написала Лизе сообщение о том, что именно из-за таких, как она, женщины не делятся историями насилия, потому что боятся, что к ним отнесутся так же, как к тебе.

Микаэла рыдала. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что травма, полученная мной много лет назад, теперь причиняла боль моей девочке и портила ей жизнь. Мне звонили и другие родственники, а также друзья. Они были расстроены и растеряны.

Через своего адвоката я потребовала, чтобы «Нью-Йорк Таймс» опубликовала опровержение своих лживых статей. Руководство газеты не согласилось и не предложило никакой помощи в решении проблем, вызванных публикацией номера моего полиса социального страхования. Средства массовой информации знали, что у меня не было денег для дорогостоящего судебного процесса, и в полной мере воспользовались этим.

ЗАГОЛОВОК В «НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС»: «Рассматривается обвинение в сексуальном насилии, предъявленное Тарой Рид Джо Байдену».

Меня критиковали либеральные активисты, журналисты, политики-демократы и многие знаменитости. Но самым болезненным было предательство друзей и некоторых членов семьи. Люди снова и снова задавали мне один и тот же вопрос, как будто это могло изменить то, что произошло в 1993 году: «Почему ты не выступила со своим заявлением во время предвыборной кампании в 2008 году[7]7
  На президентских выборах в США в 2008 году Барак Обама был избран президентом, Джо Байден – вице-президентом. (Прим. ред.)


[Закрыть]?». Я много раз отвечала, что голосовала за Обаму, а Байден просто попал в избирательный бюллетень. Тогда еще не было такой платформы, как движение #MeToo. К тому же моя дочь была маленькой. Нам приходилось оставаться в тени. А еще я надеялась, что Джо Байден изменился за эти годы. Поэтому я была очень осторожна, когда рассказывала кому-то о своей жизни. Только в 2019 году в ситуации с Люси Флорес[8]8
  Люси Флорес (род. в 1979 г.) – американский политик. В 2014 г. баллотировалась на пост вице-губернатора штата Невада. В 2019 г. обвинила Джо Байдена в сексуальных домогательствах во время ее предвыборной кампании. (Прим. ред.)


[Закрыть] я поняла, что Байден совсем не изменился.

Неделями мне названивали журналисты, которые стремились любой ценой опубликовать сенсационный репортаж. И все это время меня продолжали травить в интернете. Вскоре этот негатив начал на мне сказываться. Я потеряла всякую уверенность и надежду. Друзья и родственники полностью перестали звонить, за исключением дочери и младшего брата Коллина.

Однажды ночью всего этого стало слишком много. Я молча сидела на полу, забившись в угол, как бесформенная тень. В голове крутились обрывки интервью. Я чувствовала, что где-то совсем рядом затаилась Тьма и бормотала:

– Ты ничто! Понимаешь? Все ненавидят тебя. Ты лгунья, манипулятор. Тебе не место ни здесь, ни где бы то ни было, – Тьма усмехнулась и добавила, – но есть решение…

Я позвонила Коллину.

– Привет! Знаешь, у меня сегодня был очень напряженный день, – осторожно произнесла я, понимая, что Тьма где-то рядом и слышит меня.

Это был условный код, который я обычно использовала со своим братом, чтобы показать, что мне нужна помощь или, по крайней мере, утешение. Я звонила ему в те дни, когда не хотелось существовать.

В 2019 году, когда большинство людей боялись коронавируса, я боялась совсем другого. Тьма выбралась наружу, когда я вместе с семью другими женщинами рассказала о Джо Байдене. СМИ отмахнулись от меня, назвав российским агентом, а Тьма просто смеялась надо мной.

– Привет! Я здесь, – послышался голос Коллина сквозь детский шум и музыку на заднем фоне, – я люблю тебя.

Было слышно, как вскрикнула одна из его дочерей. Я улыбнулась, так как мне просто нужно было услышать его голос, и сказала:

– Ладно, давай поговорим позже.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Коллин.

Его дочка снова закричала, и он начал извиняться:

– Прости, прости. Я тебе перезвоню.

Я сидела тихо. Вспомнила метафору Сьюзан Ариэль Рейнбоу Кеннеди[9]9
  Сьюзен Ариэль Рэйнбоу Кеннеди (род. 1954) – американская писательница и иллюстратор книг по саморазвитию, известная под псевдонимом САРК. (Прим. ред.)


[Закрыть] о страхе и тревоге. Она советовала представить, как будто ты приглашаешь эти чувства на чай и разговариваешь с ними.

Я решила проделать это со своими суицидальными мыслями. Напомнила себе, что я не самоубийца, а просто нахожусь в отчаянии, потому что меня публично наказывают за высказывания против Байдена. Я зажгла благовония, прочитала молитву, начала медитировать, представляя себе эти мысли и пытаясь поговорить с ними рационально. И заснула. А когда проснулась, на меня с улыбкой смотрел кот. На данный момент я прогнала Тьму. Однако удары продолжали поступать.

К третьей статье в «Нью-Йорк Таймс» я поняла, что ситуация будет становиться только хуже. Пресса не публиковала интервью с моими сторонниками, рассказы о моих достижениях и успехах. Зато с удвоенной силой распространялись слухи о моих недовольных арендодателях, долгах, банкротстве и разводах. СМИ бесстыдно писали откровенную ложь. Намекали, что я бедная, некомпетентная, необразованная и с детства была лгуньей. Они называли меня русским агентом или приписывали мне отношения с русским парнем.

На самом деле у меня не было парня ни воображаемого, ни русского, ни даже онлайн-парня. Я не исказила свою историю и не солгала о том, что подверглась сексуальному насилию. Я не врала о своем образовании. Однако это было неважно, потому что мир теперь видел меня только глазами журналистов газеты «Нью-Йорк Таймс». Мне звонили, писали по электронной почте и угрожали смертью, называя предательницей.

После того, как начали угрожать расправой над моими питомцами, мне пришлось написать заявление шерифу. По ночам моей дочери звонили частные детективы и запугивали ее. Это был шквал неприкрытой ненависти. Один из аккаунтов в соцсети Twitter под названием «Бригада Байдена» прислал мне более 11 тысяч угроз за месяц.

Все это было сделано, чтобы причинить мне боль и заставить замолчать. И я чуть было не замолчала навсегда.

Я разваливалась на части.

Позвонила Лиза Лерер. С мягким чопорным акцентом и слегка ханжеским тоном она еще раз проговорила эпизоды из моей истории. От ее голоса в голове зазвучали тревожные сигналы, а в животе заныло. Все же меня всегда поражала та язвительность, с которой газета «Нью-Йорк Таймс» писала обо мне. Лиза злилась, потому что ее статьи раскритиковала Роуз Макгоуэн, которая была одной из первых женщин, заявивших о сексуальных домогательствах со стороны кинопродюсера Харви Вайнштейна. В своих постах Роуз намекала на то, что «Нью-Йорк Таймс» опустилась до уровня желтой прессы.

Нью-Йорк Таймс: Чтобы лучше понять Тару Рид, которая обвинила Джо Байдена в сексуальных домогательствах, газета «Нью-Йорк Таймс» взяла интервью у порядка 100 ее друзей, родственников, коллег и соседей, а также проверила судебные записи.

Роуз Макгоуэн: И вы гордитесь этим? Нью-Йорк Таймс, ВЫ МУСОР!

Роуз Макгоуэн: Нью-Йорк Таймс, публика видит ваш фаворитизм и абсолютное лицемерие. Да, вы преследуете достойного порицания Трампа, но не обращаете внимания на обвинения в адрес Байдена. Проблема в вас.

Поговорив с Лизой, я почувствовала, что на меня навалилась вся тяжесть нескольких последних недель, поэтому я позвонила Коллину.

– Коллин! – я буквально выкрикнула его имя, – репортер «Нью-Йорк Таймс» сказала, что ты так и не перезвонил. Какого черта? Все толкают меня под колеса автобуса. Мой собственный брат намекал, что я лгу, и плохо отзывался обо мне?! – я всхлипывала и с трудом могла произносить слова.

– Тара, я говорил тебе, что после того, как СМИ неправильно процитировали меня, я больше не хочу иметь ничего общего с публичными выступлениями. Они просто снова исказят мои слова. Я с детьми, и мы собираемся куда-нибудь пойти, – совершенно очевидно он был очень расстроен всем этим.

– Коллин, просто перезвони Лизе. То, что они пишут, ужасно, – печально попросила я.

Я знаю, что мне следовало просто оставить его в покое и позволить не разговаривать с журналистами. Тем не менее, он ответил Лизе Лерер. Коллин был прав, это был просто очередной сенсационный репортаж. Никакой правды написано не было ни про один из моих лучших моментов жизни. Я чувствовала себя опустошенной. Моя репутация была разрушена. В конечном итоге это привело к потере работы и жилья.

Репортеры не понимают, какую психологическую травму переживают жертвы сексуального насилия, но любят делать быстрые выводы. Им следовало бы изучить эту тему повнимательнее, прежде чем разговаривать с пострадавшими. Сейчас у них это очень плохо получается.

Энтони Зенкус, внештатный специалист по травматологии Колумбийского университета, был и остается одним из моих самых стойких сторонников. Он сказал мне, что, когда дело доходит до публичных обвинений влиятельных людей, журналистам неважно, что было на самом деле. Им нужно только одно – побольше «жареных фактов». И если статьи в средствах массовой информации приносят вред жертвам произошедших событий… ну и ладно.

Он был удивительно прямолинеен: «Тара, когда ты описываешь, какую боль причинил тебе Джо Байден – это травматическое воспоминание. Я учил этому судей, полицию, прокуроров и специалистов в области психического здоровья. Ты говоришь, что после случившегося тебя целый день преследовал химический запах, который ты не могла смыть даже в душе. Это очень типично для жертв сексуального насилия. Обоняние тесно связано с травматическими воспоминаниями, – объяснил Энтони и продолжил. – Жертвы часто забывают такие детали, как точные даты, время или конкретные места совершения сексуального насилия. Человеческий мозг хранит травматические воспоминания совсем иначе, чем обычные. Например, допустим, за тобой гналась злобная собака по дороге домой из школы, когда тебе было одиннадцать. Возможно, ты не вспомнишь день недели, когда это произошло, или улицу, на которой ты находилась. Но ты никогда не забудешь красную машину, на которую тебе пришлось запрыгнуть, чтобы спастись от собаки, и желтый дом, перед которым она стояла».

Дальше Энтони Зенкус рассказал, как менялось его отношение к моей истории: «Вначале я не знал, как относиться к твоим обвинениям против Джо Байдена. Затем я послушал интервью с тобой в подкасте Кэти Халпер. Когда ты начала говорить о своем опыте сексуального насилия, я просто замер. Было ясно, что ты говоришь о посттравматическом синдроме. Как раз это я изучал и преподавал в течение многих лет. У тебя были такие же эмоции, как и у других жертв насилия, с которыми я работал. И вот тогда я понял, что ты говоришь правду».

В конце нашей беседы Энтони сказал: «Я никогда в жизни не видел, чтобы с пострадавшими так обращались. Это безумие. Я надеюсь, что этого больше никогда ни с кем не случится».

После слов Энтони Зенкуса я почувствовала огромное облегчение.

Я вспомнила телефонный разговор с Хуанитой Бродерик, которая заявила, что была изнасилована Биллом Клинтоном, когда работала у него в качестве волонтера. Она описывает это жестокое нападение в своей книге «Приложи немного льда». Такую фразу Билл Клинтон произнес после того, как поставил ей синяк под глазом. Хуанита призналась, что поверила мне. Еще она добавила: «Ты никому ничего не должна. Не надо никаких объяснений. Он сделал это. Ты очень смелая, раз смогла рассказать об этом».

Хуанита была напоминанием о лицемерии демократов. Они продолжают использовать #MeToo, чтобы прикрыть свое соучастие в насилии, позволяя хищникам занимать самые высокие посты в партии. Я всегда говорила, что Национальный комитет демократической партии и Джо Байден – волки в овечьей шкуре.

Думала ли я, что Лиза Лерер или Джим Рутенберг из «Нью-Йорк Таймс» осознали свою предвзятость и жестокость по отношению ко мне? Нет. Их просто не волновало, что они исказили факты моей жизни и разрушили мою репутацию. Я точно знаю, что Лиза Лерер не сможет смотреть в глаза собственной дочери после того, как некрасиво она отнеслась к моей истории в угоду влиятельному человеку. Она использовала свое положение, чтобы пнуть того, кто уже был повержен и ранен, просто, чтобы выгородить сенатора США. Что ж, лично я могу уверенно смотреть на свою дочь, зная, что я сделала все возможное, чтобы вытащить нас из нищеты, и что я смогла постоять за себя. В конце концов, «Нью-Йорк Таймс» не заслужила ни моего рассказа, ни моего времени.

Я открыла для себя много интересного. Например, то, что хэштег #BelieveAllWomen[10]10
  #BelieveAllWomen (в переводе с английского «Верьте женщинам») – американский политический лозунг, появившийся в ходе движения #MeToo, призыв верить женщинам, которые рассказывают о том, что подверглись сексуальным домогательствам или насилию. (Прим. ред.)


[Закрыть] не включал меня, потому что я обвинила демократа. А еще то, что я могу противостоять могущественному человеку и его аппарату по связям с общественностью. Некоторым пострадавшим не так повезло.

Позже, летом 2020 года, две жертвы сексуального насилия покончили с собой. Я подумала об этих молодых женщинах лет двадцати с небольшим, у которых вся жизнь была впереди. Они оборвали свои жизни из-за кибериздевательств и неприятия со стороны общества.

Я поговорила с Луизой Годболд, исполнительным директором и основателем компании Echo Training[11]11
  Echo Training (Лос-Анджелес, США) – американская организация, занимающаяся обучением родителей, а также медицинских работников методам преодоления последствий психологических травм у детей и взрослых. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Луиза также нарушила молчание, рассказав о Харви Вайнштейне. Лу, как все ее называли, недавно снялась в документальном фильме о Харви Вайнштейне, повествующем о ее опыте общения с ним и пережитой травме.

– Тара, это Лу. Как ты сегодня? – английский акцент Лу, милый и нежный, успокоил мои расшатанные нервы.

– Привет! Я не очень хорошо себя чувствую, – откровенно призналась я.

– Ничего, я здесь. Хочешь, поговорим?

– Да, во-первых, я хочу сказать, что я не склонна к суициду, но у меня есть мрачные мысли о том, что я не хочу жить. Еще я узнала, что двое пострадавших от насилия недавно покончили с собой. Я не знаю… Я потеряла жилье, не могу найти работу, а люди, которым я доверяла, даже не перезванивают.

– Это очень много, – Лу была терпелива.

Она объяснила, что такие сильные чувства, как стыд и боль, проходят несколько стадий. Первой включается защитная реакция головного мозга, как у двухлетнего ребенка. Следующий уровень – это эмоции. И высшая стадия – мышление. На этом этапе к нам приходит понимание, и мы начинаем контролировать свои эмоции. Но напоминания о травме или триггеры берут верх, и тогда наши чувства словно возвращаются на первую стадию.

Например, дети, подвергшиеся жестокому обращению, негативно реагируют даже на нейтральное лицо. Любой человек воспринимается ими как угроза. Воспоминания о травмах похожи на детские воспоминания в том смысле, что они фрагментарны и бессвязны.

Дальше мы с Лу откровенно поговорили о предвзятости СМИ, о том, что Анни Данн из движения Time’s Up[12]12
  Time's Up – некоммерческая организация, основанная голливудскими знаменитостями в 2018 году для сбора денег в поддержку жертв сексуальных домогательств. (Прим. ред.)


[Закрыть] теперь работает на Байдена, и эта организация мне совсем не помогает. Лу так доступно смогла изложить научные данные о психологических травмах, что мне стало намного легче. Я поняла, что стыд и страх, которые я испытывала – это обычные чувства человека в моей ситуации.

Позже, полная сил после разговора с Лу, я гуляла по пастбищу со своим конем Шармом и кормила его морковкой. Но с наступлением сумерек вернулось чувство тревоги. Я вспомнила женщин, которые не смогли выдержать таких испытаний и покончили с собой. Ночью, когда меня опять снедало отчаяние, я думала о том, как чуть было не присоединилась к ним. Почему мне так повезло, и я выстояла? Я не знала. Однако мое сердце всегда останется с каждым, кого загнали в угол мысли о том, что единственный способ освободиться от боли и страданий – это смерть. В конце концов, я надеюсь, что с другими пострадавшими будут обращаться лучше.

На следующее утро я снова отправилась к Шарму. Он встал рядом со мной и положил голову мне на плечо. Я уткнулась ему в гриву и разрыдалась. Плакала из-за всех грязных слов, которые сыпались в мой адрес, из-за неприятностей, появившихся у дочери, из-за других жертв насилия, которые не сумели пережить свою боль. Шарм вздохнул так, что я даже рассмеялась сквозь слезы. Поглаживая его по спине, я чувствовала прилив любви, надежды и радости от того, что я жива, несмотря ни на что. Я пережила один из самых мрачных дней в своей жизни.