Текст книги "Ангел [не] обыкновенный"

7

Компьютер спросил Бажену: «Отчет за апрель?».

«Нет. За май».

Тот не поверил и переспросил: «Использовать базу данных за апрель?»

«Май», – напечатала Бажена в диалоговом окне.

По итогу машина сама выбрала: «Сформирован отчет за апрель».

«Май!» – разозлилась Бажена.

«А ведь отчет был за апрель», – осознала она уже на улице, спустя весь рабочий день. Пришлось вернуться в контору, чтобы перехватить ошибочную рассылку. Правя период в десятке приложений, Бажена одновременно писала на телефон сообщение с адресом диспансера. Информация предназначалось для Мирона. Ранее они договаривались дойти до больнички вместе, но теперь Бажена порадовалась своему опозданию, не представляя о чём можно говорить с офисным соседом даже в длину всего лишь половины квартала.

В приемной больницы вынула из пакета тапки под одобрительный кивок дежурной. Сзади её подтолкнули с посылом подвинуться. Мирон молча натянул на замшевые ботинки казенные бахилы, и только на втором этаже буркнул сердито:

– Так не делают.

Должно быть, ему пришлось караулить её снаружи, чтобы не идти на встречу одному.

– Знаю. Извини.

С приходом опоздавших компания, скучающая в ожидании доктора, обомлела, как если бы услышала команду «Морская фигура на месте замри!». Первым подал голос Смола:

– А вот и Автобус пришел, – насмешливо объявил он. – Что, на дороге сегодня пробки?

Мирон был тренирован рабочими авралами на непредвиденные ситуации. Невозмутимо пристроил на плечики короткий плащ, одернул манжеты рубашки и протянул руку первым:

– Никита… Арсений… Девчонки…

Марго не удержалась, разглядывая мембраны за его спиной:

– Мироша, ты опять выпендрился.

Встраивая свой стул в общий круг, Бажена наклонилась к бородачу и спросила его шепотом:

– А почему Автобус?

– Потому что Мирон никогда не опаздывал на тренировки.

Вспышкой озарения пришло воспоминание о том, как в детстве Смола смотрел на часы перед тем, как всех запустят в раздевалку и торжественно оповещал: «Внимание, сейчас придет Автобус». Сначала она не понимала шутку. Потом ей объяснили, что своё прозвище Мирон получил благодаря своей пунктуальности.

Смола сложил руки на животе и сделал заявление:

– Похоже, меня одного пугает, что в детстве мы плавали в одном бассейне.

– Да там весь район побывал, – возразила Марго. – Мы же не ходили в одни ясли и не учились в одном классе.

– И Лихошвы среди нас тогда не было, – поддержал её Борода.

– Мне кажется, что я видела Веню в детстве, – мягким шелестом донесло с места Леры, которую заметно тронуло появление в группе Мирона. Свидетельствовало о том нежное розовое пятно на её левой щеке. Капелька ягодного сиропа на рисовой бумаге. Мирон, хоть и зацепился за неё взглядом, но не преминул прилюдно упрекнуть Бажену:

– Могла бы меня предупредить.

Она разозлилась:

– О чём?

– Что здесь все знакомы меж собой.

– Да я тебя только сейчас вспомнила! Это ты, а не Смола постоянно топил меня за ногу.

Бажена хотела рассказать и о продырявленных нарукавниках-поплавках, но не успела, потому что в кабинет ввалилась объемистая рулька из десятка прорезиненных ковриков для йоги, скрывая тех, кто её нес.

– Просто роскошные крылья! – восхитился Веня, разглядев качественно иную форму выражения их общего психоза.

Пока все смеялись, Никита объяснил Доктору суть неудачного совпадения комплимента и фамилии Мирона. Заодно, описал конфигурацию крыльев новоприбывшего:

– У нас тут огурец в яблочки замешался.

Потом все долго спорили – птица Мирон или млекопитающее.

– Придурки, – засобирался парень домой, но Доктор придавил его плечо ладонью, удерживая в круге сидящих. Укоризненно покачал головой, теоретическую часть начал так:

– Мальчики и девочки…

Марго предложила: «Называйте нас Феечки и Упыри», на что парни с птичьими крыльями резонно возмутились, а Мирон второй раз за вечер попытался уйти. Лихошве пришлось указать на стенной плакат с девизом, которым теперь следовало руководствоваться им всем: «И в радости, и в горе, какой бы ни был стресс, держите под контролем мозги, язык и вес».

Доктор, вообще, очень старался их вылечить:

– Важно оградить вашу психику от развития реактивной депрессии, ноги которой растут или в детских переживаниях, или являются ответом на травмирующую ситуацию.

– Так у нас же не ноги выросли…

Проигнорировав групповой сарказм, Доктор обозначил проблему, с которой им предстояло работать:

– Вы, полагаю, пережили некое психическое расстройство, которое нам с вами нужно теперь корректировать.

– А может не надо? – вздохнул хором весь круг, когда Доктор включил видео с релаксом из геометрических фигур под усыпляющую музыку дождя.

Пока все гипнотизировались, доктор за ширмой обследовал сколиоз Бажены, негромко задавая ей вопросы и так же тихо комментируя выявленные по ходу нарушения.

– Спина болит?

– Да. Ещё под ключицей иногда стреляет.

– Обычное дело при сколиозе. А он у тебя высший класс. Налицо несимметричные плечи – левое выше, голова далеко не на оси таза и выступают лопатки… да… деформации налицо.

Лихошва-старший попутно проверил у Бажены мышечную силу и амплитуду движений в суставах. Он делал пометки в блокноте, но никак не мог сосредоточиться. Постоянно прислушивался к тишине за ширмой, которая его почему-то отвлекала. Доктор не единожды выглядывал за створку и всякий раз убеждался, что испытуемые сидят прямо и не разговаривают меж собой, слушая монотонный звуковой ряд.

Он ведь не знал, что Мирон и Смола поспорили, чьи крылья хлопают громче. Когда к ним присоединились все остальные, шуршанье крыльев стало просто оглушающим и… никому не неслышным, кроме них самих.

8

Теперь матери не нравилось, что Бажена ходит на лечебную физкультуру.

И хотя Бажена действительно лечила в диспансере спину, от Алевтины не утаилось существование некой скрытой подоплеки в несвойственном для дочери радении. Бажена так много недоговаривала, что недосказанность перестала быть фантомной и попала на датчики интуиции родительницы. Алевтина не могла определить природу своей тревожности в этой, казалось бы, невинной ситуации, ведь Бажена «гуляла» именно туда, куда она сама её послала.

Свои сомненья Алевтина озвучила спустя две недели регулярных вечерних отсутствий Бажены:

– Долго ещё тебе лечиться?

Бажена ответила опрометчиво:

– Всю жизнь.

– Ты чего такое говоришь?!

– Мне нужно наращивать мышечный корсет. А потом его регулярно тренировать. Гимнастику делать суставную, массаж спины…

Алевтина перебила её на полуслове:

– Я спросила, как долго ты должна ходить в тот диспансер? Упражнения ведь можно делать и дома.

Бажена испугалась за себя. Без злого умысла мать собиралась пережать катетер, по которому в вялое эмоциональное тело дочери не так давно начала капельками поступать жизненная энергия.

– Я не знаю…

– А ты узнай!

Суть досады угадать было просто – Алевтина и раньше уставала до стеклянных глаз, а теперь вовсе лишилась помощи по хозяйству. Бажена из запоздалого сочувствия, а вовсе не для того, чтобы выслужиться, перемыла грязную обувь и прошлась по полу влажной тряпкой. По ходу вспомнила, что давно не вкладывала в общую копилку деньги на продукты.

На кухне молча села на табуретку, не зная, о чём поговорить с матерью. Чтобы занять руки, сняла со стены календарь. Про него давно забыли. Бажена отрывала по одному дню, потянув за закудрявившиеся бумажные края. Рецепты складывала в одну кучку, полезные советы – в другую, а анекдоты выкидывала, не читая, – их любил только отчим, но он не появлялся уже неделю, поэтому обойдется.

Алевтина сама завела разговор. Сказала задумчиво:

– И как я тебя недоглядела? Ты ведь согнулась в одночасье. Когда пришли к школьной врачихе, та говорит: «Всё, родители, упустили момент». А я ей: «Куда школа-то смотрит? Какого лешего вы после медосмотров пишете, что у ребенка всё в порядке?». А она мне: «Так в прошлый раз спина была правильная! Сами виноваты, что ваш ребёнок спортом не занимается». А я ей: «Как не занимается?! Дочь целый год в бассейн ходила!».

Алевтина замолчала в глубоком огорчении, машинально помешивая деревянной ложкой густеющий гороховый суп.

Бажена помнила ту перебранку. Она, четырнадцатилетняя, сидела тогда в коридоре под мутными окнами остеклённого кабинета, полностью поглощенная приятным ощущением, что за неё кто-то заступается.

– Мам, я читала про сколиоз. Уже доказали, что он не появиться, если носить сумку на одном плече, сидеть криво на стуле и не заниматься спортом. Кроме того, сам он не пройдет, если просто поплавать в бассейне.

Алевтина протянула ей ложку с супом для пробы на соль:

– А чего тогда ему надо-то? Может по наследству передается? У твоей тётки доча тоже кривая, хотя носила доску на спине чуть не до самого замужества.

– Говорят, сколиоз развивается во время резких скачков роста. Есть даже совсем смешные версии, типа виновато нарушение зрения и даже неправильный прикус.

– Ну, хоть с зубами и глазами у тебя всё в порядке, – Алевтина почти улыбнулась краешками губ.

Когда Бажена протянула матери большую купюру на продукты, выудив заначку из футляра телефона, Алевтина деньги не взяла. Сказала спокойно, без сомнений:

– Тебе нужней. Обнови себе тенниски на лето.

Бажена категорично засунула деньги в карман её халата:

– Не последние.

– Ладно, – Алевтина огладила деньги через хлопок ткани. – Тогда возьму хороших конфет. Ты же помнишь, что скоро поминки?

Бажена помнила. Они с матерью обе осиротели, когда десять лет назад умерла Варвара.

9

Наутро Бажена пыталась сделать так, чтобы её красота глядела не только из души. Достала крапчато-синее платье, которое не носила по причине непрактичности. Надела его, сняла, снова надела. В очередной раз пожалела, что фигурой пошла не в поджарую Алевтину, а в неродную по крови Варвару. В себе ей нравились только глаза. Частые похвалы убедили Бажену в редкости доставшегося им медового колера.

Всякий раз она боялась идти на группу. Бажене казалось, что она снова почувствует себя лишней. Беспокоилась, что внутри неё мало света, и эту нехватку обязательно заметят. Однако стоило ей переступить порог кабинета, как свет внутри включался сам. Бажена садилась в круг, созданный стульями, и внутри этого круга ей было хорошо.

Традиционно приходилось минут пятнадцать ждать Доктора. За это время Смола и Марго успевали незлобно поругаться или объединенными усилиями достать Мирона. Смола цеплялся без всякого повода, Марго же критиковала логиста за галстуки. В этом она была не права. Известно, что в комнате, заполненной людьми в футболках, человек в костюме обычно самая важная персона. Мирон, как бы ни был одет, в их группе выделялся по другому признаку. Ему все симпатизировали. Когда смеялись над шутками Бороды или Смолы, смотрели на Мирона.

Самой Бажене каждый здесь казался удивительным.

Начала она своё наблюдение с близняшек. Долгое время вся секция плавания считала, что эта девчонка со странностями. Марго ежедневно меняла купальники. Была то задорной, то без повода краснела. Одним днём казалась тощей, а вторым – удивляла пухлыми щеками. В ней присутствовал какой-то неясный подвох. Все несостыковки восприятия объяснились, когда близняшек увидели вместе. Оказывается, сёстры не могли решить, ходить им на гимнастику или в бассейн. Родители проплатили по одному месту в каждой секции, и девчонки ходили туда по очереди, чтобы выбрать, что им нравиться. Обе в результате остановились на плавании и в один прекрасный день заявились на тренировку вместе.

Они до сих пор похоже одевались, имели равную тональность голоса, но при этом разнились по смыслу. Как если сравнивать мятную карамельку с молочной ириской – мало, что обе конфеты. Марго казалась крепче и стервозней. Она работала медсестрой. Лерка бесконечно училась на врача, карабкаясь с курса на курс медицинского вуза. Марго уже жила, а Лерка к жизни только готовилась.

Никита был квадратный, но не толстый. Приятельствовал с половиной города, но дружил только со Смолой. Бажена знала, что он единственный сын матери-одиночки. Мама заставляла сына читать книги, а пока она работала, он дрался во дворе и до аллергического насморка челночил дорожку бассейна. Чудом поступил в технический ВУЗ, так же чудом в нём отучился, но по специальности не работал ни дня. Бажена пару раз натыкалась на его страничку в Интернете, куда он выкладывал простые, приятные слуху биты собственного сочинения.

Никто не понимал, почему Борода дружит со Смолой. В детстве Арсений шкодничал по мелочи, но после армии загорелся идеей стать авторитетным человеком. Хорошо, что Никита оказался рядом и отговорил его от быстрого обогащения. Нынче Смола торговал велосипедами и очень обижался, если клиенты не узнавали его при повторной встрече – он страдал от своей усредненности.

Веня, наоборот, в избытке имел целый набор генетических аномалий. Такого – тщедушного, кривозубого, с чёлкой наискось – увидишь и больше не забудешь. Высокий рост отца парню не передался, зато у Вениамина был широкий кругозор и дружелюбный нрав. Он не обижался, когда отец прилюдно над ним подшучивал: «Лоб широк, а в голове тесно».

Старший Лихошва тоже был начитан, особенно в области психологии. Только сейчас Бажена поняла, что ни слова не услышала из сегодняшних внушений доктора. Ухватила лишь последнюю фразу:

– … это долгий процесс, поэтому старайтесь руководствоваться известным тезисом: «Если меняемся в мелочах – меняемся глобально».

Марго, как всегда, не промолчала:

– Ничего себе. Отрастить крылья, это по мелочам, да?

– Никто не умаляет масштаба произошедшей с вами трансформации. Встает вопрос, почему психологические изменения вы транслируете на физику тела?

Никита задал ответный вопрос:

– Доктор, а как вам такая жиза: вы попили водички мимо фильтра и словили чужеродный вирус. Допустим, что он вызовет мутацию, и ваши руки превратятся в щупальца. Будете ли вы считать, что они не являются частями вашего тела?

Все расхохотались:

– Нам только щупалец не хватало!

10

Вымачивая себя в ванной, Бажена надолго потерялась в лабиринтах собственных фантазий. Сюжеты, которые она выстраивала в своей голове, непременно заканчивались всеобщим одобрением. Такие вымыслы ей были нужны в те дни, когда не случалось естественного благополучного хода событий. Сегодня у многих при виде Бажены брови непроизвольно поднимались домиком. Неважно, было в том виновато нелепое платье или нет, но к концу дня Бажене даже крылья свои разонравились. Какой уж тут полет души, когда ощущаешь себя настоящей… курицей.

Бажена выбралась из воды, когда концентрат, щедро влитый ею в ванну и вставший поначалу густой шапкой, стал грустно превращаться в пенку на кофе «три в одном». Алевтина уже собралась в ночную смену. Она сидела на диване с упакованной сумкой, где остывал завернутый в рабочий халат контейнер с жареным минтаем. В такой час и делом уже никаким не займешься, и выходить из дома ещё рано. Оставалось только пить крепкий чай и щёлкать пультом телевизора в ожидании изнурительной, бессонной ночи.

На всех каналах фигурировала только одна новость: в тупиковом переулке города был найден труп молодого мужчины. Его даже продемонстрировали мельком, на быстрой перемотке. Следователь назвал причиной смерти сердечный приступ. Только вот там, где остальным виделся чистый асфальт, Бажене отливала жирным блеском багровая лужа. Перья безжизненных крыл рядом с мертвецом свалялись в груду грязной ветоши. Спилы костей тошнотворно зияли костным мозгом. Руки бедолаги были облеплены ошметками плоти.

Бажену вырвало прямо на ковер.

Мать причину странного поведения дочери вычислила сразу, не списав её на банальное отравление:

– Дочь, ты чего? Почему плачешь? Из-за телевизора расстроилась? Из-за этого парня? Кто это? Ты его знаешь?!

Бажена сначала просто мотала головой, потом выдавила из себя:

– Нет.

Алевтина не поверила:

– С чего тогда так убиваешься?

Окреплым голосом Бажена попыталась избежать расспросов:

– Мне просто нехорошо.

Мать села на спинку дивана и в этом движении отразилась вся её решимость докопаться до сути:

– Почему не признаешься в том, что вы знакомы? Что скрываешь?

– Я не знаю его.

Алевтина завелась:

– Поди, наркоман или алкоголик, раз умер на улице. Это с ним ты гуляла, когда врала мне, что ходишь в диспансер?

– Да не знаю я его!!! – свои слова Бажена перекрыла грохотом захлопнутой двери в ванную комнату.

Фанера тут же задрожала от крепкой ладони матери:

– Выйди сейчас же!

До четырнадцати лет Бажену… очень воспитывали. Уже в младших классах она научилась соглашаться со всеми обвинениями в свой адрес, лишь бы прекратились побои. Вот только с перманентным страхом ничего не могла поделать. Даже когда остались только угрозы, она боялась идти домой, боялась возвращения матери со смены. Бажена знала, что есть некая фатальность, которую ты не можешь контролировать, но можешь стать тише, незаметней, уступчивей, покладистей.

Только не сегодня.

Бажена открыла дверь и посмотрела прямо в глаза матери. Этот взгляд сказал Алевтине больше, чем бессмысленное отнекивание. Она выключила телевизор, подняла упавшую с дивана сумку и велела почти обычным голосом:

– Если отравилась чем, то выпей лекарство.

11

Бажена знала о своих коллегах всё, вплоть до размера обуви. Была в курсе, с кем милуются офисные соседки. Могла сказать, какую музыку предпочитает любая их них. Что их заботит, радует и бесит.

О Полине она не знала ничего с тех пор, как та вышла замуж.

В обеденный час на скамейке парка в порыве безрассудной откровенности выложила подруге детства и про крылья, и про группу, и про диспансер. Сердце заныло, когда Поля сначала вежливо перевела разговор на нейтрали, а потом и вовсе посмотрела на часы. К циферблатному времени её приучил муж, начальник отдела какого-то подразделения очень важной структуры. Называлась контора «Прокламат».

– Бажена, ты прости, мне пора. Давай ты мне всё повторишь при следующей встрече, а то я совсем запуталась в твоих новых знакомых.

Поля улыбнулась совсем как раньше, когда они прятались под лестницей в доме Варвары, рисовали друг у друга в тетрадках, или когда Полина задружила с Леонтием, но кроме Бажены об этом никто не знал. Только вот встала подруга слишком поспешно. Одернула мини над безупречными коленками и с пол оборота выключила близкого человека.

Вечером после работы Бажена села на одиночное сиденье трамвая, что шёл кольцевым маршрутом вдоль всей набережной. Каталась до сумерек. Смотрела в окно на велосипедную дорожку, ленточкой вьющуюся по правой стороне дороги и плакала так, как люди плачут только в общественном транспорте. Без всякого там фыркания и всхлипываний, но с реками тёплых слёз, что тихо сливаются в отвороты офисной блузки.

Бажена жалела не только себя, но и мать. Понимала, что Алевтина нагляделась плохого в те времена, когда её выбросило в самую гущу жизни без предварительных инструкций. С тех пор мать трезво и критично смотрела на людей, не приписывая тем несуществующих достоинств. Ей хотелось научить дочь такой же правде жизни, но Бажена напрочь не принимала реалии, витая в своих фантазиях. Кроме горечи Алевтина ничего не могла дать Бажене, а та отказывалась принимать противоядие от наивности даже в гомеопатических дозах.

Бажена промокнула лицо последней сухой бумажной салфеткой. Пора было придумать, как вести себя дома. Можно было, конечно, и замолчать. Чтоб её услышали, она как-то раз не разговаривала с матерью две недели, но повторять неприятный опыт не хотелось. К тому же Бажену грызла мысль, что Алевтина реально не знает всех обстоятельств вокруг дочери, а, значит, по умолчанию, не может быть объективной.

На выходе Бажена одной зажатой, извиняющейся улыбкой поблагодарила кондукторшу, что не тревожила её пять полных маршрутных кругов. Вышла из трамвая, пряча опухшие глаза, и оттого и не придержала крылья. Ей показалось, что на их кончики кто-то наступил. Ребёнок, спускавшийся со ступенек позади неё, споткнулся и чуть не упал, но, благо, держался руки матери.

Мальчик закопошился внизу, у ботинок Бажены и что-то поднял с земли:

– У тёти выпало перышко!

– Это не моё, – зачем-то открестилась Бажена, хотя сердцем признала свою собственность. Она просто впервые видела часть себя отдельно от общего. Это было её – пуховое, а не контурное перо с синим опахалом.

Ребёнок настаивал:

– Оно упало с крылышек тёти!

– Оставь себе, – разрешила Бажена и проводила взглядом мальчишку, который ещё долго оглядывался на неё, зажимая в кулачке находку, странным образом обретшую видимость отдельно от призрачного целого.