Текст книги "Тэсса на краю земли"

– Она сумасшедшая? – поинтересовалась у Фрэнка женщина, и он, тихонько вздохнув, посмотрел на нее.

– Так что случилось с Джеймсом, Марта? – тихонько повторила свой вопрос Тэсса.

– Ему исполнилось восемнадцать, – проговорила женщина, не отводя взгляда от Фрэнка, – и он решил уехать в тот же день. Мы с мужем его не гнали, но Джеймс… – Марта издала сухой всхлип, – очень спешил.

– Почему?

– Из-за Одри. Она писала ему про какое-то волшебное место… Нью-Ньюлин или как-то так. Одри всегда была диковатой девочкой с буйной фантазией. Все время ныла, и над моим домом висела огромная туча. Ужас – в соседнем квартале солнце, а у нас – дождь. Все время дождь, невыносимо!

– Вы наказывали Одри за это? – Фрэнк узнал эти интонации. Его мать разговаривала с ним таким же тоном.

– Ругала, наверное, – пожала плечами Марта. – А кто бы не ругал? Я подала в суд тогда на систему – они же обязаны предупреждать о подобных вещах заранее, не так ли? Их юристы заявили, что и сами не знали – способность открылась только после смерти родителей Одри, до той поры она была обычной девочкой. Ужасно неприятная история. В итоге Одри просто сбежала, а ведь судья почти назначил компенсацию! Но и после побега Одри продолжала писать Джеймсу, совсем ему мозги запудрила. И вот что получилось.

– И вот что получилось, – эхом отозвалась Тэсса. – Фрэнк, ты не поможешь мне погрузить гроб в машину?

– Да что вы, – всполошился священник, – у нас есть кому, я позову…

И он скрылся в боковом нефе.

Фрэнк вопросительно посмотрел на Тэссу: это все? Не будет никакой кары инквизиторской?

– Ну а чего ты хотел? – возмущенно набросилась она на него уже в машине. – Самая обычная стерва! Детей не била, не ела, не насиловала, кишки на капища не наматывала… А то, что злая, – так на то она и человек.

У Фрэнка даже челюсть отпала:

– Ты же не перечисляешь сейчас случаи из практики?

Тэсса мельком взглянула на него и не стала отвечать. Нервно побарабанила пальцами по рулю.

– Скажем Одри, что мы эту Марту прокляли, – решила она. – Господи, хоть бы увидеть солнце до конца лета! Сейчас затянет надолго.

– Ну так и прокляла бы ее, – огрызнулся Фрэнк. – Ты же умеешь?

Тэсса так разозлилась, что от нее едва искры не посыпались. Буквально перепрыгнув лежачий полицейский, она вырвалась из города на трассу.

Некоторое время они неслись вперед в полном молчании, и Фрэнк вдруг понял, что на полном серьезе боится сейчас Тэссу – от нее будто волнами исходило нечто пугающее его до мурашек.

– Я же только то и делаю, – вдруг прорычала она, – что проклинаю всех, кто мне под руку подворачивается, без разбору. А я тебе говорю: нет здесь состава преступления!

– Слушай, – решил Фрэнк, – давай поменяемся местами. Тебе поспать надо.

К его удивлению, Тэсса не стала спорить. Не говоря ни слова, съехала на обочину и вышла из машины. Постояла, закинув голову к небу, выругалась, а потом хмыкнула:

– Может, мне к Джеймсу забраться? Там поудобнее будет.

От ее могильного юмора у Фрэнка даже глаз дернулся, но он не стал никак комментировать, не желая попасть под горячую руку. Сел за руль и подождал, пока Тэсса устроится на соседнем сиденье.

Пока он привыкал к габаритам «Линкольна», Тэсса уже заснула. Вырубилась, как по команде, и следующие восемь часов Фрэнк слушал ее сбивчивое дыхание и вздрагивал от ее резких движений.

Кошмары.

Обычное дело.

* * *

Мэри, секретарь Холли Лонгли, сделала что могла: как следует наворчала на своего начальника и даже попыталась уговорить его посетить оперу. Он ответил на все ее призывы к благоразумию твердым отказом.

Что ж, ей же лучше. Ее шкаф просто заполнен нарядами, которые так и просили, чтобы их выгуляли в театр. И выставку она сможет открыть сама – бирюзовый брючный костюм будет более чем уместен.

Главное, чтобы Холли, где бы он ни был, не перестал рисовать, а уж со всем остальным она справится. Сразу после того, как примет джакузи в его роскошной квартире.

Глава 9

Сварливый Джон Хиченс, тихонько раскачиваясь в поскрипывающем кресле, гневался. Дождь заливал деревянные полы веранды, ветер трепал лоскутные коврики. Суставы, как всегда в такую погоду, начинали ныть, и находиться на улице было крайне неразумно, но Джон только кутался в потрепанную шаль покойной жены и не спешил возвращаться в дом.

Он слышал, как за забором ворчит и ругается невыносимая Бренда, оплакивая свой урожай. Ее громкие причитания о том, что клубника становится водянистой, а по капусте ползают слизни, услаждали слух.

Поделом ей, говорил себе Джон. Это же надо! Убить собственных куриц назло ему – какой дурной бабой нужно для этого быть!

Душа алкала мщения, и теперь Джон раздумывал, как бы ему позатейливей напакостить соседке в ответ.

В эту минуту послышался звук шагов по гравийной дороге, и из-за пелены дождя показался доктор Картер.

Он был очень высоким и очень худым. Кофейного цвета кожа блестела мелкими каплями, черные волосы прилипли к идеальной формы черепу, а угольные глаза излучали бесконечную любовь ко всему живому. Увидев своего гостя, сварливый Джон встрепенулся и немедленно устыдился своих коварных замыслов. Рядом с доктором Картером замысливать недоброе было совестно.

– Добрый день, Джон, – энергично приветствовал его доктор, – что это вы на веранде торчите? Вам бы к камину поближе, друг мой.

Он шагнул под крышу, отряхнулся, как собака, и широко улыбнулся.

– А вы чего шляетесь без зонта? – ворчливо отозвался Джон. – Пойдемте скорее в дом, я вас чаем напою.

– Погодите-ка минутку, – попросил доктор Картер и проворно присел на корточки. Джон дернул шаль, освобождая колени, и едва не застонал от блаженства, когда крупные руки накрыли их. Теплая исцеляющая волна прошла по ногам, а потом волшебные целительские руки переместились на локти, качнули Джона вперед, прошлись по плечам, позвоночнику, пояснице. Напоследок доктор коснулся его висков, и ноющая мигрень исчезла.

– Вы ведь могли бы спасти тысячи людей, – Джон с удовольствием вздохнул и легко встал, – а торчите здесь.

– Вы же знаете, что не мог бы, – с легкой укоризной ответил доктор, и они вошли в дом.

Джон захлопотал над чаем, время от времени бросая любопытствующие взгляды на Картера.

Когда он только появился, Камила Фрост провела целое расследование и написала в своей газетенке, что прежде доктор работал в больнице Бирмингема и там ему предъявили обвинения в домогательствах. Юная пациентка пожаловалась – якобы доктор схватил ее за грудь с извращенным умыслом. На суде Картер объяснял, что всего лишь хотел излечить ишемическую болезнь сердца – редкий диагноз для молодой девушки. Был ужасный скандал, доктор избежал тюремного заключения, но получил запрет на работу во всех больницах страны.

А потом вдруг появился в Нью-Ньюлине, и кто ему указал дорогу сюда, оставалось загадкой.

– Ну и погода, – заметил Джон, – держу пари, что это Камила довела девчонку. Уж больно она злая – хуже нее только невыносимая Бренда.

– Черт его знает, – сказал доктор. – Одри заперлась в сарае, и выкурить ее оттуда невозможно. Я уж и уговаривал, и угрожал. Стыдно сказать – обещал снести дверь и выпороть, совсем она меня довела. Голодает ребенок. И Тэсса еще уехала! Ничего толком не объяснила, только попросила приглядеть за Одри. А как за ней приглядеть, если она в сарае?

– Уехала? – встревожился Джон.

Он не любил, когда их шериф, мэр и все остальное болталась где-то за пределами деревни. Неправильно это было.

– На катафалке, – со значением подтвердил доктор.

– Вот черт, – Джон расставил на столе заварник и кружки, достал из буфета сушки. – У нас тут сплошные похороны и ни одной свадьбы.

– Так ведь и некому идти под венец.

– А я так скажу: поставь свадебную арку – и желающие найдутся! – заупрямился Джон. – Я подам прошение на имя мэра, как только Тэсса вернется.

Их прервал стук в дверь, а потом раздался голос Кевина:

– Мистер Хиченс! Я вхожу! О, так вы здесь чай пьете! Я ужасно вовремя – Мэри Лу передала для вас круассаны. Еще горячие.

Неутомимая совесть Нью-Ньюлина и владелец единственного здесь магазина просочился на кухню, поставил на стол коробку с круассанами, кинул рядом свежие «Расследования», подмигнул Джону, кивнул доктору и, не дожидаясь приглашения, раздобыл себе чистую кружку.

– Нахальный мальчишка, – резюмировал Джон сварливо. – А скажи-ка мне, Кенни, хочешь ли ты жениться?

– Ну что вы, мистер Хиченс, – округлил глаза Кевин, – что я вам плохого сделал?

– А ведь Мэри Лу на тебя смотрит, ну чисто моя Джейн в период ухаживаний, – ехидно сказал Джон.

Кевин заерзал и стал чуточку прозрачнее.

– Никак не могу понять, зачем Камила сватает ей этого идиота Эллиота. В его прилипчивости есть что-то противоестественное…

Ворчание Джона было прервано яростным восклицанием доктора Картера. Он с омерзением глядел на передовицу «Расследований».

«Все беды от безделья», – кричал заголовок, а дальше Камила Фрост рассуждала о том, что пора бы Одри пристроить к какому-то делу, да хоть улицы мести или сорняки полоть. А доктору пора озаботиться успокоительным для нервных девиц, которые уж и не знают, как привлечь к себе внимание.

Джон аккуратно, как кусок дерьма, взял «Расследования» за самый уголок и выбросил издание в мусорку.

В Нью-Ньюлин Тэсса въехала на рассвете.

Дождь заливал стекла. Фрэнк спал на пассажирском сиденье.

Потушив фары, она прокралась по деревне на тихих оборотах, не желая будить любопытных нью-ньюлинцев.

К ее досаде, Одри все еще не успокоилась – а значит, придется возиться в раскисшей земле.

Загоняя «Линкольн» в гараж своего дома, Тэсса размышляла о коварных ловушках благих намерений. Если бы Одри так сильно не торопила Джеймса, рассказывая ему о том, как прекрасна деревня на берегу, мальчик мог бы остаться в живых. Он, судя по всему, был самым обыкновенным ребенком, и большой мир бы принял его. Но Джеймс так спешил в загадочный Нью-Ньюлин, что влетел в столб.

Судьба и ее омерзительное чувство юмора.

Тэсса вышла из машины, потянулась, разминая затекшие мышцы, обошла автомобиль, открыла пассажирскую дверь и склонилась над спящим.

– Фрэнк, – интимно прошептала Тэсса, дождалась, пока он откроет глаза, и сделала заманчивое предложение: – Пойдешь со мной копать могилу?

В отличие от большинства людей, которым при пробуждении требовалось несколько мгновений, чтобы обрести ясность ума, Фрэнк смотрел на нее внимательно и остро. Тэсса загляделась на его ресницы – неожиданно длинные, девичьи, темные. В дороге у Фрэнка отросла щетина, и выглядел он сейчас особенно злодейски.

– Конечно, – сказал Фрэнк, – почему бы и нет.

Его дыхание коснулось ее щеки, она поймала его запах – приятный, терпкий, осенний. И опустилась чуть ниже, почти уткнувшись носом в шею.

А потом медленно отстранилась. На лице Фрэнка появилась понимающая усмешка. Он прекрасно сознавал, о чем думает женщина, нюхая мужчину, знал себе цену и выглядел заинтересованным.

Ну а почему бы и нет? – говорил его взгляд. И Тэсса тоже сказала себе: ну а почему бы и нет.

Не то чтобы в Нью-Ньюлине был большой выбор.

А Фрэнк был сильным, молчаливым и сложным. Он тоже носил в себе кошмары и прошел через молотобойку большого мира. Это могло бы оттолкнуть их друг от друга, минус на минус, драма на драму, но выходило наоборот.

И он совсем не раздражал, а это было невероятно ценным. Они провели бок о бок несколько дней, и Тэсса ни разу не поймала себя на том, что ей слишком тесно.

Не говоря больше ни слова, она отошла в сторону, взяла лопаты и кинула одну из них Фрэнку.

Он поймал.

Тэсса мысленно добавила ему еще один балл и подхватила свой рабочий ящик.

На кладбище по случаю непогоды было тихо. Даже безалаберная Вероника Смит не отчитывала, по обыкновению, своего мужа Малкольма.

– Не хочешь увидеть Алана? – спросила Тэсса, двигаясь по скользкой дорожке.

– И да, и нет, – откликнулся Фрэнк задумчиво. – Я любил брата больше всех в мире, но я не уверен, правильно ли мама привезла его сюда. Что бы ты сделала на моем месте?

– Я бы не стала оглядываться.

Тэсса каждый день только тем и была занята, что старалась не оглядываться.

Но сны бросали ее прямиком в мучительные объятия прошлого.

Она бы отдала половину жизни за одну ночь без кошмаров.

– Правило такое, – Тэсса поставила ящик прямо в лужу, воткнула две лопаты в землю и принялась очерчивать полотном третьей периметр, – штыковой вскапываешь, совковой выгребаешь.

– Шутишь, – Фрэнк открыл ящик и достал перчатки. – Я с пятнадцати лет на Филтоне подрабатывал во время летних каникул.

– О, Филтон, – Тэсса оживилась, – у меня на этом кладбище было жаркое свидание с…

– Уэстберийским упырем, – поддакнул Фрэнк, поудобнее перехватывая лопату. – В соседней камере мужик отбывал, который мимо тогда проходил. Так он такие страсти рассказывал, что маньяки-убийцы пугались. Говорил, что этого упыря просто…

– Спорим, – быстро перебила Тэсса, – что я тебя перекопаю.

Фрэнк подошел к ней вплотную, нависая сверху, как скала.

Все-таки он был громилой. Закинув голову, она смотрела на шрам внизу массивного подбородка. Минус на минус. Драма на драму. Нырнуть? Остаться на берегу?

– Тэсса Тарлтон, – ухмыльнулся Фрэнк, – даже ты не станешь устраивать соревнования на могиле.

– Спорим? – задорно ответила она.

Несмотря на теплую погоду и физический труд, дождь сделал свое дело, и к окончанию работы Тэсса совсем замерзла. Они с Фрэнком накрыли яму плотной пленкой и собрали свои инструменты. Мокрые, перемазанные землей, уставшие и голодные, они ввалились в пансионат и едва не довели Фанни до отчаянного воя, так она перепугалась.

– Детка, – Тэсса заглянула в холодильник и раздобыла банку тунца, – что же ты у меня такая нежная. Как тут дела?

Фанни хваталась за грудь и часто дышала. Она была еще в халате и, очевидно, спустилась вниз, чтобы сварить себе кофе. Тэсса не стала ей пенять за столь позднее пробуждение – в такую погоду Нью-Ньюлин впадал в спячку, и спешить в управление было совершенно незачем.

– Ну, – Фанни неожиданно смутилась и потупилась, – дела как дела. В общем, сама увидишь.

Тэсса открыла банку, выловила вилкой кусочек рыбы и без всякого удовольствия принялась его жевать. Посмотрела на Фрэнка, подцепила новый кусочек и протянула ему. Он аккуратно снял его с зубчиков губами. И Тэсса опять зависла – теперь уже на его губах.

Они казались довольно мягкими. В сочетании с колючей щетиной мог бы получиться интересный эффект.

– Что я увижу? – спросила она рассеянно.

Фанни схватилась за веник и принялась отчаянно сметать комья мокрой земли.

– Ну, ты сразу заметишь… – пробормотала она. – А что я? Не драться же с ним!

– С кем? – не поняла Тэсса.

– С чокнутым художником, – внимательно разглядывая суетливую Фанни, догадался Фрэнк. – Он все еще здесь?

– Сидит под арестом, голубчик, – подтвердила Фанни.

– Ну и пусть сидит, – равнодушно сказала Тэсса и разделила с Фрэнком остатки тунца. – Фанни, милая, предупреди деревню, что на закате у нас похороны. И Одри обязательно об этом скажи. А я иду спать. И тот, кто посмеет меня разбудить, будет разрублен на части, сожжен и развеян.

– Тэсса! – возмутилась Фанни. – Мы не говорим здесь подобных вещей. Наше селение – уголок добра среди бушующего мирового хаоса.

– Да ну? – не поверила Тэсса.

Чтобы не пачкать полы, она разулась, как только вошла в дом. Подумала и стянула мокрые грязные джинсы и рубашку. Бросила все это в угол.

В майке и трусах Тэсса прошла на кухню. Здесь царила такая идеальная чистота, которой никогда не бывало. Подивившись, Тэсса открыла холодильник и обнаружила, что все полки забиты клубникой.

Тэсса некоторое время отупело разглядывала ягоды, пока не поняла, что засыпает на ходу. Встряхнувшись, она достала молоко и разлила в два блюдечка. Поднялась с ними на третий этаж.

Призрак бывшего смотрителя кладбища, Теренс Уайт, прилежно вязал свой бесконечный шарф.

А вот пикси на месте не было.

Ни одной чертовой пикси.

– Что за черт? – поразилась Тэсса и обошла чердак. – Теренс! Куда делись эти зловредные твари?

– Кот из дома, мыши в пляс, – загадочно ответил старик, и больше от него ничего было не добиться.

Пожав плечами, Тэсса спустилась на этаж вниз, толкнула дверь в свою спальню и остолбенела.

Вся комната, за исключением кровати, была затянута защитной пленкой, покрытой разноцветными кляксами.

На кровати беззастенчиво дрых Холли Лонгли.

Он был в шортах и футболке и выглядел так, будто уснул, где упал.

В углу громоздились краски и кисти.

– Ладно, – сказала Тэсса. – Ну допустим.

Не в состоянии думать над происходящим, она направилась в ванную. Полиэтилен шуршал под ее ногами.

Теплый душ смыл и дождь, и землю, и дорожную пыль. Глаза сами собой закрывались. В голове воцарились пустота и легкость.

Кое-как вытеревшись, Тэсса натянула на себя пижаму, вернулась в спальню и рухнула на кровать едва ли не замертво. В данную минуту ей было все равно, что делал Холли Лонгли в ее постели, и у нее не было сил будить его и выставлять вон. Спит человек, и ладно. Бывает. Может, у него топографический кретинизм и он перепутал спальни.

Повернувшись на спину, Тэсса мельком взглянула на потолок и нахмурилась. А вот и глюки на почве усталости?

Там были облака, рассеянно подсвеченные розоватыми солнечными лучами. Казалось, что они двигались и игривый ветер разгонял даже самые крохотные тучки.

– Сумасшедший дом, – сказала себе Тэсса, перекатилась на бок и рухнула в крепчайший сон без всяких сновидений.

* * *

За свою жизнь Холли довелось побывать в самых разных местах, некоторых весьма неуютных. Так однажды он был вынужден ночевать в шотландской гостинице в номере без ванной. Ужасное испытание, которому его подвергла секретарь Мэри – и назвала это пленэром.

Пленэр! Холли ненавидел подобное – потому что вокруг толпились другие художники, все как один бездари, и таращились на его наброски. Тогда он поддался настойчивости секретаря и очень об этом пожалел. Погода была холодной, а гостиница – неудобной.

Но даже в той гостинице не было той мрачной ауры, которая захватила все углы этого старинного готического замка. Взявшись за кисть, Холли нисколько не тревожился из-за того, что начал менять чужой дом.

Да его хозяева только обрадуются!

А вот Мэри наверняка ужасно скучала по своему блистательному шефу. То-то же, пусть знает, как организовывать всякие там пленэры.

Глава 10

В ядовито-розовых резиновых сапогах и ярком желтом плаще Фанни ужасно себе нравилась. Она шлепала по лужам, косой плотный дождь попадал под капюшон и заливал лицо – правильно, что она воспользовалась водостойкой тушью.

Дом доктора Картера находился у подножия холма; если подняться по узкой дорожке выше, то можно добраться до обители отшельника Эрла, но никому в Нью-Ньюлине и в голову бы не пришло совершить такое.

Доктор был добрейшим, но безалаберным человеком. Продираясь сквозь мокрую высокую траву заросшего неухоженного сада, Фанни подумала, что злюка Камила Фрост в чем-то права. Одри могла бы выбраться из сарая и хотя бы прополоть сорняки человеку, в чьем саду она самовольно поселилась.

Тут Фанни пришло в голову, что вовсе не нужно ждать от девочки того, чего та делать не хочет, а лучше бы взять дело в свои руки.

Добравшись до сарая, Фанни постучала в крепкую деревянную дверь.

– Одри, – крикнула она, – Тэсса попросила передать тебе, что вечером будут похороны! Она не уверена, что ты читаешь чат деревни!

На небе громыхнуло, и дождь превратился в ливень.

– Да чтоб тебя, – выругалась Фанни себе под нос и повысила голос: – Одри! Ты слышишь меня?

Дверь скрипнула и приоткрылась. В щелке появился один зареванный глаз.

– Значит, Тэсса вернулась? – уточнила Одри. – И привезла… ну…

– Тело, – подсказала Фанни.

Глаз дернулся.

– И где оно теперь? – с нетерпением спросила девчонка.

Фанни опешила. Эта деревня, стоявшая на кладбище, просто помешалась на покойниках.

– В гараже, – ответила она с недоумением.

– Понятно, – буркнула Одри и снова заперлась в сарае.

– Одри, – крикнула Фанни, – не подумай, что я против твоего бурного проявления чувств, но похороны под таким сильным дождем – весьма неприятное мероприятие!

– А оно и не должно быть приятным! – донеслось из сарая.

Конечно.

Нью-ньюлинцы должны страдать сообща.

К тому моменту, когда Фанни добралась до магазинчика «У Кенни», подол ее платья можно было выжимать.

– Знаешь, о чем я подумала, – начала она, толкая дверь. Звякнул над головой колокольчик. – Как только погода позволит, нам нужно будет поработать волонтерами в саду доктора… О’Кенни.

Он стоял, прижимаясь спиной к полкам с продуктами. Почти невидимый, прозрачный, испуганный. Фанни могла бы прочитать надписи на коробках и банках прямо сквозь Кевина.

– Милый, – нежно проворковала она, не зная, можно ли приближаться к нему или это еще больше его напугает, – что с тобой приключилось?

– Фанни, – Кевин съежился, закрыл лицо руками, попытался стать еще более незаметным. – Ты не вовремя.

– А я думаю, что наоборот, – она осторожно шагнула вперед и сняла плащ, – я очень даже вовремя. Кевин, мы с тобой два самых больших трусишки Нью-Ньюлина и должны держаться друг друга. Ты хотя бы не воешь на всю округу.

– Да, – он опустил руки и нервно улыбнулся, – хотя бы не вою. Божечки, да ты вся мокрая!

И он вдруг рванул с места, усадил Фанни на высокий стул возле стойки и, присев на корточки, начал стягивать с нее сапоги.

Растерявшись, она безвольно смотрела на это и не знала, как реагировать. Никто и никогда не делал такого для Фанни.

Кевин всегда был ее рыцарем.

Когда она только появилась в Нью-Ньюлине, то поселилась в пляжном домике, боясь всех и каждого. Камила Фрост навестила ее в первый же день и показалась такой милой, что измученная Фанни рассказала ей все как есть, хотя обычно старалась держать язык за зубами. А наутро в «Расследованиях» вышла омерзительная статья, в которой речь шла об опасном монстре, появившемся в Нью-Ньюлине. Тогда Фанни ничего не знала о том, что Камила таким образом приветствует почти всех новичков, разволновалась и, конечно, завыла.

Потом она сидела на берегу моря и всерьез раздумывала: а не утопиться ли?

Казалось, что во всем мире не осталось больше места для Фанни. Куда бы она ни пошла, все получалось из рук вон плохо.

И пришел Кевин Бенгли и принес запеканку и термос с ледяным лимонадом.

И сказал ей «привет», и «добро пожаловать», и «я рад с тобой познакомиться».

И приходил к ней каждый день с едой и напитками до тех пор, пока не появилась Тэсса и не дала Фанни жилье и работу.

Но надежду – надежду подарил ей Кевин.

И вот теперь, глядя на то, как он осторожно снимает с нее обувь, Фанни ощущала горячий и болезненный комок в горле.

Кевин поставил сапоги в угол, слабо улыбнулся и достал из многочисленных ящиков на полках теплые зеленые носки, попытался надеть их на Фанни, но тут она вдруг застеснялась своих лап сорок первого размера, и вообще неловкость достигла своего пика, и Фанни увернулась и отняла у него носки.

– Я сделаю горячего шоколада, – проговорил Кевин немного растерянно, как будто не ожидал такой возни из-за какого-то пустяка.

Он становился все более плотным.

– Так что случилось? – спросила она, когда они с чашками в руках устроились в креслах у окна.

– Оу, – Кевин смутился, – это довольно постыдная история.

– Все наши истории постыдные, милый, – ласково заметила Фанни, – мы пугаемся самых невообразимых вещей. Однажды я завыла из-за того, что встретила гуся невыносимой Бренды. Он бежал на меня и тянул шею, и я завопила изо всех сил.

– Я помню, – Кевин неуверенно засмеялся, будто не знал, не обидит ли ее этот смех. Фанни успокаивающе положила руку на его. Ее ладонь была куда больше. Ужасно, что она родилась такой крупной и несуразной, понапрасну до десяти лет мечтая стать балериной.

Кевин тихонько пожал в ответ ее пальцы.

– Мэри Лу, – удрученно признался он. – Она призналась мне в любви.

Для нормальных людей признание в любви не было бы таким потрясением.

Но они с Кевином не были нормальными.

И хотя Фанни была вовсе не прочь затащить в постель художника Холли Лонгли, но любовь – это совсем другое дело.

Тут было чего напугаться.

– А ты? – спросила она.

– А я сразу – пах! – и стал прозрачным. Тогда Мэри Лу расплакалась и убежала. А я вовсе не хотел ее обидеть, но и… всего остального я тоже не хотел. Не с Мэри Лу.

Фанни молчала и только легонько гладила его по плечу.

– Шериф! Шериф Тарлтон!

Застонав от назойливости этого голоса, Тэсса попыталась накрыть голову подушкой и проснулась.

Ей было хорошо.

Ей никогда не бывало хорошо после пробуждения.

Обычно ныло в висках, в глаза будто песку насыпали, в затылке что-то стреляло, а горечь кошмаров оседала во рту.

Сейчас же она действительно выспалась, без дураков.

Потрясенная этим открытием, Тэсса села на кровати и уткнулась взглядом в выцветшие глаза под дряблыми веками.

– Твою мать, Бренда Ловетт, какого дьявола вы делаете в моей спальне? – рявкнула она.

– Корова, – сказала невыносимая Бренда. – Моя корова Елизавета пропала.

– Вы назвали корову в честь королевы? – поразилась Тэсса.

Она покосилась в сторону окна, на улице царила невыразительная серость, и понять, сколько сейчас времени, было сложно. То ли пасмурный день, то ли ранний вечер.

– Это происки сварливого Джона, – сообщила Бренда. – Это он украл мою корову! А вы тут дрыхнете средь бела дня! На что только идут наши налоги.

– Можно подумать, в Нью-Ньюлине хоть кто-то платит налоги, – возмутилась Тэсса и потянулась.

Холли Лонгли в ее кровати больше не было. Полиэтилен, накрывавший мебель, исчез. И только стремянка напоминала о том, что здесь происходил художественный произвол.

Как Тэсса могла уснуть настолько крепко, что не услышала шуршания полиэтилена?

– Что, по-вашему, Джон мог сделать с коровой? Зарезать? Принести в жертву? Вызвать злых демонов? – Тэсса легко спрыгнула с кровати.

Господи.

Какой легкой и энергичной она себя чувствовала.

Будто родилась заново.

– А может, – предположила Тэсса, спускаясь по лестнице вниз, – вы сами украли свою корову, как до этого зарезали своих кур?

– Я так и знала, – оскорбилась Бренда, следовавшая за ней по пятам, – что вы позволите той давней истории сбить вас со следа.

– Давней? Да всего несколько дней прошло!

– Я могу посмотреть в глаза Фрэнку Райту! И пусть Джон тоже посмотрит! Этот скверный старик во всем раскается, вот увидите.

– Стоп, – Тэсса остановилась посреди лестницы, и Бренда едва не врезалась в нее. – Фрэнк Райт для вас что, ходячий детектор лжи? Мы не будем его использовать таким образом, Бренда.

– А каким образом еще его использовать? – проворчала старуха.

Ну, тут у Тэссы были варианты.

Она продолжила спускаться и нашла в гостиной Холли Лонгли. В шелковом халате, расшитом алыми розами, он лежал на диване, лопал клубнику и читал книжку «Сто великих инквизиторов».

Светлые волосы рассыпались по темной подушке, переливались на свету и выглядели так ухоженно, как никогда у самой Тэссы. Тонкие голые щиколотки лежали на подлокотнике, и узкие ступни могли бы принадлежать изящной женщине.

Холли Лонгли был и сам как произведение искусства – что-то античное, хрупкое, вечное.

Бренда презрительно фыркнула.

– Он что, цветочная фея, – заметила она, – питается одной клубникой. Скупил у меня половину урожая.

– Бренда, – твердо сказала Тэсса, – вы идите пока. Я займусь вашей коровой сразу после похорон.

– Но… – начала было она, потом закрыла рот и молча пошла к выходу.

Мало кто мог сопротивляться, когда Тэсса не хотела, чтобы ей сопротивлялись.

Убедившись, что невыносимая Бренда покинула ее дом, она вернулась к дивану и уставилась на Холли Лонгли тяжелым изучающим взглядом.

– Что? – сразу занервничал он и на всякий случай прижал к себе клубнику, будто ее собирались отнять.

– Где мои пикси? – строго спросила Тэсса.

– Исчезли, – округлил глаза Холли Лонгли, – я тут ни при чем. Фанни тоже меня допрашивала, но я ничего не делал!

– Разберемся, – угрожающе процедила Тэсса.

Художник был для нее вроде инопланетянина – сиропный, холеный, изнеженный.

К тому же немного чокнутый.

Не от мира сего.

Весь в своем творчестве, а не в реальных проблемах.

Он был не из тех, кто мог бы пойти с ней ночью под дождем искать пропавшую корову, а вот Фрэнк бы пошел, вздумай Тэсса его позвать.

Она никогда прежде не встречала людей, подобных Холли Лонгли. Права была Бренда – он казался скорее цветочной феей, нежели человеком из плоти и крови.

– Что случилось с моей спальней?

Холли приободрился. Теперь он выглядел как человек, который точно знает, что огребет, но не может сдержаться.

– Тэсса Тарлтон, – сурово произнес он, – ты совсем распустилась!

– А? – Она так охренела, что плюхнулась на задницу на ковер возле дивана и уставилась в близкое лицо Холли. У него были золотистые искорки в глазах, крохотные полупрозрачные веснушки на кончике острого носа, нежные мягкие губы, от которых пахло кокосовым маслом. Запах клубники окутывал Тэссу как облако.

– Разве можно развести столько кошмаров в одной крохотной спальне? Чего ты добивалась, ради бога, – что они тебя разорвут на части? Там же даже дышать больно! Боже, – он закатил глаза, – я как представлю, сколько времени понадобится, чтобы разогнать все это, мне аж дурно становится.

У Тэссы пересохло в горле, а сердце стучало очень быстро.

– Ты сможешь? – хрипло спросила она. – Сможешь разогнать мои кошмары?

– Да уж, конечно, – раздраженно ответил Холли и вдруг, потянувшись, поднес к ее рту клубнику. Тэсса машинально взяла ее губами. – Дело совершенно не в этом. Тебе нужно перестать генерировать всю эту дрянь вокруг себя.

Она раздавила зубами ягоду и совершенно не почувствовала ее вкуса.

Холли Лонгли сейчас сконцентрировал на себе все внимание Тэссы.

– Как?

– Ну как-то взять себя в руки и перестать себя ненавидеть.

– Как? – повторила Тэсса оглушенно.

– Пока не знаю, – признался Холли досадливо. – Я же не психоаналитик. Но я нарисую для тебя картину, которая будет излучать свет.

– Ты действительно веришь в свое искусство, правда?

– Мои картины – это то, что я есть. Больше во мне ничего нет.

Они некоторое время молчали, глядя в глаза друг другу.

А потом из гаража раздался пронзительный женский крик.

* * *

Утро у сварливого Джона не задалось.

Он не успел еще выпить свой чай, когда заявилась невыносимая Бренда и обвинила его в похищении ее коровы.

Эта женщина окончательно сбрендила.

Как только она, торопливо ковыляя, покинула его дом, Джон лично заглянул в коровник и убедился, что там пусто.

Куда могла деться Елизавета?

Что, если она застряла в какой-нибудь пещере, или сломала ноги на скалах, или завязла в кустах?

Что, если корове сейчас страшно и больно?

И Джон, чертыхаясь, потопал к скалам в поисках несчастного животного.