Текст книги "Генеральная репетиция"

Татьяна Алексеева-Никулина
Генеральная репетиция

© Алексеева-Никулина Т. А., 2017

© Дьяченко А., иллюстрации, 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

Экскурсия

Однажды, перебирая семейный архив, моя мама нашла старенькую школьную тетрадку. Ещё в три линейки! Обложка выгорела на сгибе, но чернила не изменили своего цвета. Надпись гласила: «Тетрадь для домашних работ по письму ученика 3-го класса… школы №… Владимира…». Мама держала её в руках и тихо улыбалась, когда я подошёл и заглянул через её плечо.

– Ты знаешь, какой там у тебя «шедевр» написан? – смеясь, спросила она. – Вот, прочитай!

Не надеясь увидеть что-то выдающееся, я пожал плечами и открыл тетрадку на странице, которую она придерживала пальцем. Это было коротенькое домашнее сочинение на тему «Как мы ходили на экскурсию». И буквально с первых же строчек я вспомнил, как это было!

Хлебозавод, куда нас повела Зинаида Васильевна – наша первая учительница – находился через дорогу от школы, чуть-чуть наискосок. Мы были уверены, что там только хлеб пекут, а оказалось, на заводе варили вкусный квас, делали лимонад «Буратино», а кондитерский цех выпекал ещё и пряники. Мы приятно удивились, узнав, что там делали даже ириски «Золотой ключик»! Помню, мы всего напробовались! Как вкусно! Свежие, уже остывшие, но ещё не завёрнутые в фантики ириски были очень твёрдые. Не получалось ни раскусить, ни разжевать их, нужно было только рассасывать, положив на язык или засунув за щёку. Перекатываясь во рту, они, как камешки, постукивали о зубы. Но постепенно ириски согревались во рту, становились тягучими, вязкими и прилипали к зубам, стоило укусить их. Тётеньки, которые варили и заворачивали на автоматах уже остывшие конфеты, объяснили, что если дать им полежать месяца два, они станут мягкими, как сливочная помадка, и только в самой серединке останется плотный стержень…

Урок, отведённый для экскурсии, закончился быстро. Перед выходом из кондитерского цеха учительница строго сказала:

– Октябрята – честные и примерные ребята!

А на проходной толстая тётя с кобурой на животе говорила добрым голосом:

– Ой, да ладно, это же дети, ничего страшного – по конфетке-то!

– Нет, – ответила учительница, – а ну-ка, все выворачивают карманы!

Я помню, какой безжалостной конфискации подверглись все конфеты и пряники, взятые «на пробу»! Делая каждому строгое внушение, Зинаида Васильевна похвалила только меня:

– Видите, какой Вова честный? Ничего не украл!

Обратно в школу я еле шёл, переваливаясь с боку на бок, как утёнок. Но никто не обратил на это внимания. В классе на перемене я приподнял резинку, стягивавшую низ широких шаровар с начёсом – и с лёгким стуком на пол посыпались ириски! Ребята горстями собирали с пола «Золотой ключик». К щедрому угощению никто не остался равнодушен!.. И вдруг за нашими спинами раздался строгий и возмущённый голос Зинаиды Васильевны:

– Эт-то что ещё такое?! Откуда?

Ребята бросились врассыпную, оставив меня посреди класса с немалым ворохом злополучных ирисок у ног. Я почувствовал, как по спине пополз предательский холодок страха перед неминуемым наказанием, меру которого я даже представить себе не мог. Лицо между тем заливала яркая краска стыда.

– Вова! – в голосе классной руководительницы звучали и металл, и укоризна. – И это тебя я ставила в пример?! Та-а-ак, немедленно собирай ириски, и мы вместе пойдём на хлебозавод возвращать то, что ты украл!

Помню, как я заревел в голос от стыда и страха за содеянное преступление, но не подчиниться учительнице, конечно, не мог…

Еле передвигая ноги, плёлся я на хлебозавод. Зинаида Васильевна молча шла следом, она меня больше не ругала – хотела, чтобы я сам прочувствовал глубину своей провинности. А хуже всего было то, что мама преподавала математику в нашей школе, и, конечно, ей будет рассказано обо всём!

Толстая тётенька на проходной хлебозавода очень удивилась, увидев нас, но пропустила к начальнику цеха. И вот я стою около стола и демонстрирую, каким способом вынес ириски, они снова с лёгким стуком сыплются на пол. Женщина, начальница цеха, смотрела на меня с осуждением и удивлением:

– Ну, и хитё-ё-ё-ёр! – протянула она. – Ладно, я тебя прощаю, но больше никогда так не делай!

Всхлипывая и вытирая ладонями слёзы, я дал честное октябрятское слово, что больше такого в жизни не повторится!..

Теперь, будучи взрослым, став отцом двоих детей, читая сочинение и вспоминая подробности давней экскурсии, я от души хохотал над заключительной фразой, прозвучавшей весьма двусмысленно: «Экскурсия в кондитерский цех нашего хлебозавода была очень интересная. Каждый вынес оттуда что-нибудь полезное!»

Мальчишеское «Горе»

На заднем школьном дворе, за старой конюшней, подальше от строгих учительских глаз собралась ватажка второклассников: Витька, Юрка, Вовка, Сашка, Толька и ещё пара вихрастых мальчишек. Пацаньё явно что-то затевало: лица у всех были напряжённые и слегка растерянные. Видать, замышлялось нечто «противозаконное». Сгрудившись плотной стайкой, словно воробышки, готовые ринуться в драку, они тем не менее вели себя подозрительно тихо и смирно. Нет, дракой тут и не пахло! Наконец, выбрав удобное местечко на брёвнах, они расселись в рядочек. Сначала стояла гнетущая тишина. Но вскоре кто-то подавленно произнес:

– Не, ребят, этого не может быть!

– Да как не может, как не может? – горячился Сашка. – Да все уже знают!

– Так… Так она же учительница! – с болью в голосе произнёс Вовка.

– Ну не может такое произойти с учительницей!

– Ребят, а давайте… того… закурим, – предложил Юрка, как самый шебутной из всей компании.

– Да ну… влетит, – засомневался Витёк. – И папа говорит, что курить очень вредно, потому что от курения силы исчезают. А вы ещё на фронт хотели идти… в случае войны. И какой из тебя будет солдат?

– А давай, закурим! – Вовка тоже решился на «подвиг».

Юрка вытащил пачку «Беломорканала», мальчишки только ахнули: откуда? Озорно подмигнув, шалопай собрался пустить пачку по кругу, но Витя выхватил её из рук друга, быстро смял, перекрутив вокруг собственной оси – папиросы рассыпались и пришли в негодность. Рассерженный мальчишка начал было размахивать кулаками, норовя учинить драку, но друзья остановили его, резонно заметив, что вовсе не за тем пришли сюда, а выдержка будущим солдатам и правда может пригодиться.

– Ребят, ну и что такого, что учительница? Может, им тоже можно? – вернулся Толя к прерванному разговору.

В ответ поднялся возмущённый галдёж: как так – можно? Учителям никак нельзя!..

Хорошие, милые, чистые дети конца пятидесятых – начала шестидесятых годов! Они не верили, что их учительница беременна и скоро уйдёт в декретный отпуск. Учитель был для них Небожителем, Ангелом Небесным!

Вовкины «Придумки»

Нас, ребят, в близлежащих домах было много, и все почти одного возраста. Мы, ещё не заневестившиеся девочки, играли вместе с парнями, не разделяя забавы на «девчачьи» и «мальчишечьи», были очень дружны и горазды на различные выдумки. А когда приедались все известные нам игры, мы сами придумывали что-нибудь новенькое, такое, о чем не слыхивали в других дворах. Ватага собиралась немалая, человек десять-двенадцать. Сейчас, по прошествии многих лет, вспоминая каждого, я думаю: какими же терпимыми мы были друг к другу! Мы прощали задиристого Сашку, врушку Таньку, драчунью Светку, обожали вечно весёлого и улыбчивого Лёвку и испытывали чувство лёгкого благоговения перед Вовкой…

Во-первых, он был на год старше меня и Сашки. Во-вторых, в нём угадывалась внутренняя сила, которой пока ещё не обладал никто из мальчишек. В-третьих, уже тогда мы понимали, что он стоит на ступеньку выше нас. Но своего превосходства перед нами он никогда не выказывал. А уж выдумщик на всякие «штучки» он был отменный! Вообще, наше поколение не знало слова «скука», мы умели сами себя занять и развеселить и в учебные дни, и в дни каникул. Особенно весело и празднично было в зимние каникулы: ёлки, подарки, угощения…

По давно заведённой традиции – не знаю, кем и когда, – родители устраивали нам домашние ёлки. Приглашались дети, иногда подтягивались и взрослые. Чей-нибудь папа наряжался Дедом Морозом, оставаясь при этом в своём костюме или железнодорожном кителе (многие папы работали в различных подразделениях железной дороги), но непременными атрибутами считались ватная «борода» и черенок от лопаты, служивший посохом. В крохотную квартирку народу набивалось довольно много, от этой скученности и суматохи всем становилось необычайно весело. Мамы таинственно «шикали» и решительно закрывали дверь на кухню: там будущий герой дня стараниями женщин превращался в Деда Мороза. В процессе преображения мамы торопливо давали ему наставления по поводу игр, песенок, хороводов и стихов, но Дед Мороз успешно всё это забывал, и праздник шёл по его личному сценарию, который тут же на ходу менялся. Рассказов и впечатлений потом хватало не на один день! Мы взахлёб, перебивая друг друга и хохоча, вспоминали, как Дед Мороз – дядя Толя – оставил на ёлке половину своей ватной бороды, а Сашка бежал за ним и дразнил:

– Дед Мороз, Дед Мороз! А ты не настоящий! Ты бороду свою потерял!

Вечером взрослые заводили патефон, играла весёлая музыка, сами по себе накрывались столы для совместного чаепития. Чай пили непременно «фамильный» и обязательно с молоком! А какого только не было варенья, заготовленного летом! Малиновое, черничное, земляничное, крыжовенное, из чёрной смородины и даже из красной рябины! О-о-о-о! Небось, такого вы даже и не пробовали!..

В один из таких новогодних праздников Вовы с нами не было: родители отправили его к бабушке в Пермскую область. Когда через неделю он вернулся, как-то так получилось, что только я одна могла рассказать ему о нашем веселье. Он невозмутимо, с серьёзно-задумчивым выражением на лице выслушал, а потом выдал:

– Ну и что? Мы там тоже наряжали ёлку, только не дома, а у бабушки во дворе!

Я оторопела: как это – ёлка во дворе? И посыпались на бедного мальчишку въедливые вопросы:

– А вы её во дворе так и ставили?

– Нет, она растёт во дворе.

– Так она же высокая?

– Нет, она ещё маленькая, чуть выше меня – вот настолько, – Вовка показал, насколько.

– А как вы игрушки на неё вешали? Они же стеклянные, могли разбиться?

– А мы их делали изо льда!

Как именно замораживался лёд, мне было понятно, потому что в детском саду, где работала мама, воспитатели подкрашивали гуашью воду и замораживали её в блюдечках, получая разноцветные диски, которыми потом украшали кораблики из снега на игровых площадках. Но игрушки! И на бедного Вовку обрушился новый каскад вопросов:

– А как вы их делали?

– Да из песочных формочек, – звучал невозмутимый ответ.

– Как же тогда вы их на ёлку вешали, а? – в надежде, что наконец-то подловлю его на вранье, ехидненько допытывалась я.

– А мы заранее, пока вода не совсем замёрзла, вмораживали в неё ниточки!

– Ага, рассказывай! Игрушки-то ледяные – веточки не выдержат тяжести!

– А мы… а мы… а мы не до конца их замораживали! Доставали из формочек, горячей иголкой прокалывали стенку и выливали лишнюю воду!

– А лампочки как прилаживали? Ага!

На это Вовка миролюбиво согласился:

– Да, лампочек у нас и правда не было. Но всё равно – было здорово!

Я не сомневалась, что было здорово! Но помню, незаданных вопросов у меня осталось очень много, и я боялась их задавать: а вдруг на какой-нибудь вопрос он не сумеет ответить, и тогда станет понятно, что это его фантазия, придумка, которые он был мастер сочинять! А мне так хотелось, чтоб это была «всамделишная» сказка!..

Поверьте, я всю свою жизнь хотела увидеть ту волшебную ёлку!

«Лыжник»

Наконец-то закончилась осенняя слякоть, надолго упрятавшая детвору по домам, выпал первый снег да как-то сразу и лёг на стылую землю, принарядив её, скрыв надоевшую чёрную грязь. Вчера взрослые – дядя Валя с сыном Рафаилом, вернувшимся этой осенью из армии, – затеяли во дворе строительство горки. Да не из досок, а из снега! Ребятня – и мальчики, и девочки нашего двора – кинулись на подмогу. Полдня дружной работы – и готово! Теперь горка выстаивалась, утрамбовываясь под собственной тяжестью. Требовалось выждать два-три дня, пока ночные морозцы скрепят влажный снег, и только потом можно будет её полить водой и сделать длинный-длинный, до соседнего двора раскат. И снова наступило в наших играх короткое затишье.

Пообедав после возвращения из школы, я отправилась гулять. Во дворе – никого! Взять санки? Но кататься не с кем. Крутнувшись на одной ноге и заодно посмотрев во все стороны, я увидела у соседнего дома худенькую фигурку в тёмно-сером пальто и детской цигейковой шапке с болтающимися завязками. Вова! Он чуть ли не кубарем скатился по ступенькам с крыльца и принялся сосредоточенно что-то делать в снегу. Интересно! Вприпрыжку направляясь к своему другу, я наперёд знала: затевается нечто занятное и небывалое, и я никак не должна была это пропустить!

Немного не доходя, я замедлила шаг, чтобы ещё издали понаблюдать, чем же так увлечён мой друг? А он склонился над слегка покатыми досками, заготовленными неизвестно для каких нужд его отцом, и старательно приминал руками в стареньких варежках рыхлую белизну снега. Но не весь снежный покров – только одну полоску. Я уже была рядом и, не отвлекая друга расспросами, стояла молча. Вот вдоль утрамбованной полосы он провёл пальцами две не слишком глубокие бороздки, выровнял их, ещё чуток подправил и сказал, не поворачивая головы:

– Сейчас приду.

Я кивнула.

Вовка скрылся в сенях, а через пару минут вышел, что-то держа в руках. Это был маленький, сантиметров десять-двенадцать в высоту пластилиновый медведь! Мишка стоял на задних лапах, к которым крепились крохотные, вырезанные из старой бамбуковой палки лыжи. Так вот для чего нужны были две бороздки, проложенные пальцами, – это лыжня для медведя!

И началось «священное действо»… Сначала мишка никак не желал ровно и без падений спускаться по лыжне: то «клевал» носом, падая на мордочку, то заваливался вправо-влево, то запрокидывался на спину. Но переупрямить Вовку было не просто. Мальчишка упорно выпрямлял его осанку, отыскивая центр тяжести. Наконец, медведь несколько раз подряд съехал без падений!

И только после этого, сдвинув на затылок шапку, мой друг посмотрел на меня счастливым, удовлетворённым взглядом победителя:

– Поехал всё-таки!

Про дядю Валю и щуку

Однажды жители нашей улицы, которую все между собой называли «Камчатка», были донельзя удивлены появлением дяди Вали Пирожкова с огромной щукой на спине. Дело было так.

Дядя Валя – заядлый грибник и рыбак. Велосипеда в то время у него ещё не было, и совершал он походы на «своих двоих» – пёхом. Вставал всегда рано-рано, ещё до солнышка, потому что до реки путь был неблизкий – километров пять-шесть, это только от окраины города. А поскольку улица наша находилась в противоположном конце, расстояние значительно удлинялось. Река протекала так далеко потому, что город был основан не на берегу водоёма, как это испокон принято на Руси, а преобразовался из железнодорожной станции, расположенной на главной магистрали Москва – Владивосток, ещё в середине XIX века. Поэтому, чтобы добраться до берега Чепцы – ближайшей реки, приходилось преодолевать довольно большое расстояние, меряя шагами километры и поднимая дорожную пыль.

Возраст у дяди Вали был пенсионный, но старческие ноги ещё ходили резво. Забросив за плечо старенький вещмешок с немудрёной закуской, разными наживками и другими рыболовецкими «штучками», он бодро шагал к реке, не надеясь на выдающийся улов, но предвкушая приятное погожее утро наедине с природой. Чепца не судоходна. Единственное её назначение – сплав леса во время паводка, а летом – излюбленное место отдыха горожан. Спокойная в своём течении, с ровным песчаным дном, постепенно уходящим в глубину, с большими отмелями и широченным пляжем, она привлекала и рыбаков, и отдыхающих жителей города. Правда, любителей рыбалки было мало: опять-таки из-за удалённости реки и по причине отсутствия хоть какого-нибудь транспорта. Событие, которое я описываю, произошло в конце пятидесятых годов прошлого века – народ ещё только-только вставал на ноги после минувшей войны.

После паводка и спада воды оставались на отмелях и на берегу отдельные брёвна, а иногда и целые плоты. Малочисленным рыболовам, не имевшим лодки, было очень удобно рыбачить, забравшись на импровизированный плот, осевший на мели. И пока это добро ещё не успели убрать, надо было ловить момент! Вот на таком плоту и устроился дядя Валя, разложив простенькую снасть и наживку.

Солнце уже чуть-чуть поднялось над горизонтом, явив миру свою румяную горбушку. По воде побежали блики, пока ещё не ослепительные, но довольно яркие. Начало разливаться приятное тепло, подсушивая увлажнённую росой одежду. Залетали стремительные стрекозы…

Долго ждать дяде Вале не пришлось – даже удочку не успел забросить: прямо к плоту, сверкая в солнечных бликах, плыла небольшая рыбёшка, а за ней, словно выпущенная торпеда, мчалась огромная щука! Дядя Валя заметался, понимая, что на свою самодельную удочку ему такого «крокодила» не поймать. Но азарт рыбака и желание завладеть трофеем горячили и будоражили. И тут произошло невероятное! Такое может случиться только раз в рыбацкой жизни: рыбёшка ловко юркнула в расщелину между брёвнами, а щука, разогнавшись и не успев сманеврировать, со всего размаха влетела в эту расщелину и плотно застряла в ней головой. Дядя Валя видел её глаза, полные гнева и недоумения, и огромную зубастую пасть.

Мужик засуетился, вытаскивая небольшой топорик из вещмешка. Прицелившись, он со всей силы тюкнул обушком рыбину по голове, чтобы усыпить. Она моментально затихла. Теперь предстояло вытащить это чудо-юдо на берег. Размер улова превзошёл все ожидания! Конечно, ни о дальнейшей рыбалке, ни об отдыхе уже не думалось. Провозившись немалое время, чтобы доставить добычу на берег, он взвалил её на плечи и пошагал в обратный путь…

Можно только предполагать, сколько изумлённых горожан провожали взглядом далеко не богатырскую фигурку дяди Вали, на сколько вопросов пришлось ему ответить и сколько восторженных мальчишек, добровольно вошедших в свиту рыбака, сопровождало его через весь наш небольшой городок!

Вот так он и появился во дворе нашего дома: щучья голова покоилась на щуплом плече (он ухватил её за жабры), а хвост волочился по земле. Посмотреть на это диво сбежались все соседи, особенно соседских мальчишек распирало от любопытства.

В этот день больше, чем в десяти семьях варили уху из щуки: дядя Валя всем соседям подарил по большому куску! Правда, мясо было жестковато.

Про мячик и дядю Валю

Летом меня будили рано-рано: маме в семь часов надо было уже быть на работе, и я не хотела проспать её уход. Да и бабушка всегда приговаривала:

– Вставай, пока прохладно и воздух свежий, а то проспишь самое хорошее время.

Я вставала безропотно, потому что мне нравилось смотреть, как солнце начинает набирать силу, как блестит выпавшая за ночь роса на листочках и лепестках цветов в нашем палисаднике. Перед уходом на работу мама успевала заплести мне косички – два беленьких «мышиных хвостика», и, пока бабушка собирала завтрак, я бежала в палисад взглянуть на вновь распустившиеся бутоны мака или тигровой лилии. Особенно радостно было наблюдать, как распускается мак.

С замиранием сердца, затаив дыхание, я любовалась восхитительным таинством природы. Вот чуть-чуть надтреснули мохнатые чашелистики, приоткрыв ярко-красную щёлочку, где в глубине прятались тугие, сморщенные лакированные лепестки. Вдруг раздавался лёгкий щелчок, и щель приоткрывалась чуток сильнее. А потом, движимые неуёмной тягой к жизни, наружу всё настойчивее и настойчивее рвались маковые лепестки. Наконец, чашелистики полностью раздвигались в стороны, принимая горизонтальное положение, и начиналось самое главное и захватывающее! С лёгким шорохом и хрустом разворачивались плиссированные самой природой лепестки, всё больше и больше расправляя свои складочки. И вот уже весь цветок мака высвободился из плена и раскрыл свою восхитительную чашечку! Серединка его чёрная-чёрная и мохнатая от множества тычинок, которые ещё не раскрыли свои мешочки с пыльцой, а потому пока и не пачкаются, если уткнуться носом в их слегка прохладную, пахнущую солнцем пушистость. А солнце подбирается ближе, окончательно разутюживая лепестки. Всё. Таинство свершилось! Можно идти завтракать.

После завтрака, который зачастую проходил на крылечке, я выходила во двор. Было немного скучновато: ребята вставали поздно, поэтому с утра играть было не с кем. Ну и ладно! У меня всегда находилось занятие. Сегодня в кармане был припрятан маленький тугой резиновый мячик синего цвета. Обычно я его выносила, когда мы собирались с друзьями и играли в лапту. Та-ак, и чем же мне сегодня заняться? Ага, придумала! Я буду закидывать его на крышу общего с соседями сарая и ловить внизу. Сначала получалось не слишком удачно: мячик то не долетал до крыши, то долетал только до самого края (с меткостью у меня всегда было плохо). Но раз от раза броски становились всё лучше и лучше, и я еле успевала подхватывать мячик внизу.

Покашливая и покряхтывая спросонья, из крайней квартиры вышел сосед – дядя Валя Пирожков, зажав губами пустой мундштук, в котором давным-давно не дымилась папироса. Дядя Валя вообще-то был некурящим человеком. Только во время последней войны, чтобы заглушить чувство постоянного голода, он пристрастился к куреву. Как только в 1947 году отменили карточную систему, жить стало сытнее, и дядя Валя распрощался с самосадом и махоркой. Но по привычке, оставшейся с тех пор, держал во рту пустой, даже утративший запах табака мундштук. Дед опустился на крыльцо и вскоре стал поёживаться от утренней прохлады: крыльцо выходило на северную сторону и не освещалось солнышком. Надев в сенях тапочки, дядя Валя поковылял к сараю: была там очень хорошая приступочка, на которой все любили отдыхать. Удобно устроившись, он сидел, зажмурившись от ярких лучей и посасывая свой неизменный мундштук. Меня такое соседство не очень устраивало, потому что разместился он как раз по центру свисающей крыши, под тем местом, куда я бросала мяч. Конечно, я могла подвинуться левее или правее, но, учитывая мою «меткость», мячик тогда неминуемо скатится либо в чей-то огород, либо в выгребную яму с помоями. И то, и другое было крайне нежелательно.

Улучив момент, когда дядя Валя задремал, усыплённый нежарким, ласковым солнцем, я стала вести «прицельный огонь» с угла сарая. Несколько раз получилось просто великолепно! Но везение не может быть постоянным! То, что произошло потом, повергло и меня, и дядю Валю в крайнее изумление. Меня – потому, что очередной бросок был поистине снайперским: мячик, долетев до края крыши, ударился об неё и, описав дугу, на излёте выбил мундштук из губ дремлющего старика, да так ловко, что тот даже не почувствовал удара! Проснувшись от выпавшего по неизвестной причине мундштука, мужчина удивлённо принялся озираться вокруг, не понимая, какая сила лишила его сомнительного «удовольствия»? Приглядевшись и заметив валявшуюся рядом «игрушку», он поднял её, засунул в беззубый рот, ещё раз с подозрением посмотрел по сторонам и, так и не разрешив странной загадки, снова задремал, пригретый солнышком.

Я тихонько ретировалась домой.