Текст книги "Сердце просит счастья"

Татьяна Александровна Алюшина
Сердце просит счастья

© Алюшина Т., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Мира и не заметила, как он внезапно появился перед ней, словно выскочил из-за угла или материализовался из ниоткуда. Никого вроде не было на ее пути, когда она стремительно и целенаправленно шла к дверям, и на тебе: раз – и стоит совсем маленький человечек, и такой весь серьезный, решительный, строго насупив бровки, ну прямо недовольный Гном Гномыч.

– Мне надо пописать, – заявил он обиженно, словно попеняв ей за недосмотр и дурное обращение, и добавил: – Прямо сейчас. Быстро-быстро.

– То есть объяснять, откуда ты взялся и кто такой, некогда? – уточнила Мира.

– Нет, – насупился еще больше мальчонка, поджав губки.

– Если очень быстро, тогда, наверное, лучше тебя понести? – предложила она.

Гном задумался на пару мгновений, видимо, прикидывая варианты, степень своего терпения и позволительно ли его нести незнакомому человеку, и с тем же серьезным сосредоточенным видом кивнул и протянул ей ручки.

– Ну, давай, – вздохнула Мира и, толкнув локтем подальше за спину свою большую сумку, висевшую на плече, наклонилась и подхватила ребенка на руки.

Разумеется, в их туалетных комнатах имелись и детские унитазы и сиденьица для них, и даже горшки, все-таки они кукольный театр, и основной их зрительный контингент составляют именно дети.

Но стоило ей опустить ребенка возле унитаза, он все так же недовольно-насупленно отодвинул ее руки, решительно заявив:

– Я сам, – и растолковал для полной ясности: – Я уже большой мальчик.

– Без вопросов! – вскинула она руками, соглашаясь с ним. – Я тебя там подожду, зови, если помощь понадобится.

И вышла из кабинки.

В туалетной комнате, кроме них, в данный момент никого не было, и немудрено: спектакль давным-давно закончился, зрители отшумели и разошлись, а персонал, кроме контролерш зала, в основном пользовался служебными туалетами. Мира прошла к умывальникам, наклонилась поближе к зеркалу и порассматривала наливающийся цветом небольшой синячок у себя на лбу.

«Нет, ну надо же было снова долбануть себя этим башмаком!»

Из кабинки донеслось какое-то сосредоточенное сопение и возня, словно недовольный еж копошился в листве, потеряв заветное яблоко.

«Или гном», – подумала она и усмехнулась своим мыслям.

– Ты как там, большой мальчик? – громко спросила Мира. – Помощь нужна?

В тишине ее голос прозвучал неожиданно звонко и гулко.

– Надо пимпу нажать, – ответил мальчонка, распахивая дверцу кабинки.

– Нажмем обязательно! А как же, – пообещала Мира.

На пимпу она нажала, но штанишки на нем ей все же пришлось немного поправить, что он безропотно выдержал.

– Руки мыть? – поинтересовалась она у него.

– Да, – отчего-то тяжко вздохнул ребенок и кивнул.

Для того чтобы деткам было удобно пользоваться умывальником, вдоль стенки стояли в ряд специальные пластмассовые табуретки в виде усеченных конусов разной веселой расцветки. Придвинув одну из них, Мира поставила на него парня, пустила воду, помогла ему накачать из баллончика мыльного раствора в ладошки и отошла надергать салфеток из аппарата.

Мальчишка долго, старательно намыливал ручки и столь же старательно и усердно мыл их под струей воды.

Совершенно ясно, что ему просто доставлял удовольствие сам процесс полоскания под водой.

– По-моему, все уже замечательно чисто отмылось, – предположила она.

– Да, – с серьезной рожицей рассмотрев свои мокрые ладошки, согласился Гном.

Она помогла ему вытереть ручки и, выбросив использованные салфетки в урну, развернула к себе и спросила:

– Так, а теперь ответь-ка мне, серьезный мальчик, ты чей?

А он посмотрел на нее… Нет, не так! Совсем не так!

Он поднял свое личико и посмотрел прямо ей в глаза своими большущими синими-синими глазищами, и в этот момент с Мирой случилось что-то очень странное – в районе солнечного сплетения что-то сжалось, дыхание перехватило, сердце заколотилось, а внутри разлилась такая… такая… как благодать, что ли… до слез, до спазма в горле.

Длилась эта странность всего несколько стремительных мгновений, но произвела на Миру ошеломляюще сильное впечатление.

Она смотрела в эти синие глазенки, казавшиеся ей отчего-то удивительно знакомыми, родными, и переживала настоящее потрясение, что-то сродни необычайному откровению.

Что это с ней? Она даже головой тряхнула, стараясь освободиться от наваждения, и пришла в себя.

– Я папин, – вернул ее в действительность голос малыша. – И бабушкин. – Он подумал и с сомнением добавил: – И мамин еще тоже.

– Ну, хорошо, – выдохнула Мира и, не удержавшись, погладила малыша по головке и улыбнулась. – Папин и бабушкин. А звать-то тебя как?

– Звать меня Петя, – громким, четким голосом отрапортовал пацан. – Фамилия моя Барташов.

Фамилию свою он произносил по слогам, тщательно рыча и грассируя на букве «р» и продолжительно шипя на букве «ш», явно повторяя заученный урок, и у него неплохо получалось, но выглядело это до того уморительно, что Мира едва удержала расползающуюся улыбку, плотно поджав губы, чтобы не обидеть парня.

– Мне три года, – продолжал докладывать мальчонка. Теперь он растопырил пальчики, помогая второй рукой удержать мизинчик и большой вместе, чтобы показать именно три нужных. Получилось. Парень довольно кивнул и добавил: – И еще полгода.

– Отлично, – оценила все его старания Мира. – Молодец. – И представилась: – А меня зовут Мира Олеговна. Но можно просто Мира.

– Миррра, – расстарался он, порычав на букве «р», и заулыбался. – Это как Мир-р-р?

– Как Мир, – подтвердила, усмехнувшись, она, весело потормошила ему коротенький чубчик, после чего сразу же причесала его пальцами назад и спросила: – А скажи-ка мне, Петя Барташов, с кем ты сюда пришел и где они сейчас? Ты потерялся?

– Нет. – Ребенок завертел головой. – Я не терялся. – И снова глянул на нее своими синими-синими глазищами и перешел на доверительный тон: – Я пришел с бабушкой Ларисой. Мы смотрели всяких кукол, как они там живут. Сказку про царевича… Он вот такой… – Он показывал что-то непонятное руками. – В красном таком, красивом, – провел он ладошками по рубашечке на груди. – И шапка такая. Еще там волк был, он на нем ездил…

– Ну, ладно, – мягко остановила его воспоминания Мира, прекрасно зная, что это может затянуться надолго. – А после царевича с волком, когда сказка закончилась, вы с бабушкой куда пошли?

– Туда, – широким жестом в непонятном направлении махнул мальчонка. – В очередь за вещами.

– В гардероб, – догадалась Мира.

– Да, – подумав, согласился он.

– Получили вещи? – все выстраивала она последовательность его действий после спектакля, направляя рассказ ребенка в нужное русло.

– Нет, – снова активно закрутил тот головой, замолчал и отчего-то испуганно посмотрел на нее.

– Почему? – как можно мягче спросила девушка, почувствовав этот его неожиданный испуг.

– Бабушка вдруг так… – Он сложил ладошки замочком и прижал к груди, словно защищаясь от грянувшей напасти. – «Ой, ой» сказала. И мы из очереди вышли на скамейку.

– Та-а-ак, – протянула Мира, уже начиная подозревать, что случилось. И максимально осторожно и доброжелательно принялась расспрашивать дальше, придав голосу самые теплые и успокаивающие интонации, на какие была способна. – Вы сели на скамейку у стенки и бабушке стало плохо?

– Да, – кивнул ребенок и заспешил рассказать, помогая себе активной жестикуляцией: – Бабушке больно было, и она вот так, – он показал как, – за бочок схватилась. К нам тетечка подошла, бабушку спрашивала, что у нее болит. Потом еще всякие тетечки пришли. А бабушка мне сказала, чтобы я вот здесь стоял возле скамеечки и ни-ку-да, – произнес он по слогам с особым нажимом, – не отходил и ничего не боялся. Я стоял, но все равно боялся. Потом бабушка заснула. И пришли другие люди в таких синих штуках, – он провел ручками по груди и ножкам, стараясь показать синюю форму медиков. – Бабушку положили в какое-то одеяло с ручками и куда-то унесли. А я стоял и ждал. Потом посидел немножко, а потом писать захотел.

– Понятно, – выдохнула Мира.

Охренеть!

Сегодня в театре случилось происшествие, наделавшее шуму и суеты, – какой-то женщине стало плохо, она потеряла сознание, вызвали «Скорую помощь», и ее увезли в больницу. Про происшествие Мира слышала, да что она, весь театр непродолжительно погудел об этом, охали, ахали, мимолетно посочувствовали и забыли. Но отчего-то никто не вспомнил о ребенке и не предположил, что женщина была не одна, а с каким-то малышом. А ведь это совершенно очевидно.

Почему? А что, неужели старушка пришла в театр кукол одна – посмотреть утренний спектакль? Так, что ли? Ну есть несколько таких бабулек, которые приходят на определенные спектакли по льготным дням без билетов, но их все сотрудники знают в лицо и их всего-то три или четыре, да и ходят они всегда одной компанией и на вечерние или дневные спектакли.

И что, получается, никто не обратил внимания на то, что стоит у стенки маленький ребенок? Как это может быть? А их контролерши? Они же проверяют зал и холл и все помещения после спектакля и закрытия дверей?

Как так-то?

– И ты там все это время стоял? – спросила она недоверчиво у парня.

– Нет, – задрожал у него вдруг подбородочек. – Постоял немножко и сел. – И он посмотрел на нее несчастными глазами, в которых стремительно наливались слезы. – Бабушка меня, наверное, потому и не нашла, что я сел. И еще, наверное, заснул, – повинился он.

– Ну, что ты, что ты, малыш, – заторопилась успокаивать его Мира и вытерла с щечки покатившуюся из глаза слезинку. – Ты ни в чем не виноват, маленький, – и, не выдержав, подхватила его на руки.

И прижала к себе, и почувствовала нечто удивительное, ошеломляющее – такое теплое поразительное чувство невероятной нежности, счастья и полноты бытия.

Она стояла, прижимала к себе ребенка, успокаивая, тихонько гладила его по спинке, ощущала его горячее сопение на своей шее и переживала настоящее душевное потрясение.

Да что такое-то с ней сегодня происходит?

Что случилось-то, в самом деле? Что, молчавший до сих пор материнский инстинкт пробудился? Это что вообще такое, я вас спрашиваю?

Ладно, разберемся, не до этого сейчас, решила Мира.

– Ты есть хочешь, малыш? – чуть отклонившись, чтобы видеть его личико, спросила она.

– Хочу, – вздохнул он и пожаловался: – Даже урчит в животике.

– Это мы сейчас исправим, – бодро пообещала Мира ему. – Только сначала в гардероб все-таки сходим. Помнишь, какие вещи вы там оставили?

– Да, – оживился мальчуган, перестал ее обнимать и выпрямился. – Моя курточка и рюкзачок. И бабушкин плащ.

Ну, правильно – на дворе май и еще пока прохладно, да и дождливо несколько дней подряд. Курточка и плащ самое то, что надо по такой погоде.

– Вот и отлично! – похвалила его Мира. – Пойдем выручать ваши вещи.

– Пойдем выручать, – согласился парень и снова, как водится, активно кивнул и вдруг спросил: – А бабушка когда за мной придет?

– Давай так, – предложила план действий Мира, поставив его на пол, и присела на корточки перед ним. – Заберем вещи, пойдем в буфет поедим и тогда все разузнаем про твою бабушку. Договорились?

Как и следовало ожидать, он старательно кивнул, соглашаясь с ее предложением, и взял ее за руку.

– Здравствуйте, Галина Николаевна! – поздоровалась Мира с гардеробщицей и, подхватив Петю под мышки, посадила его на деревянную стойку гардероба.

Всех работников театра, вплоть до вечно меняющихся уборщиц и перманентно пьяного слесаря механического цеха Михеича, Мира знала по именам, фамилиям, а также была в курсе их жизненных перипетий. Ну, уж так вот как-то получалось.

– Значит, история у нас такая, – принялась разъяснять она гардеробщице. – Вы же знаете про женщину, которой стало плохо и ее увезла «Скорая».

– А как же! – радостно подхватила разговор на яркую злободневную тему гардеробщица и поделилась информацией: – Говорят, у нее что-то с почками случилось. Приступ.

– Угу, – продолжила Мира. – А вот этот замечательный мальчик, – указала она на Петеньку, – ее внук, которого почему-то никто не заметил.

– Да ты что-о-о! – ошеломленно всплеснула ладонями Галина Николаевна, выпучив глаза, и сразу же возмутилась, зачастив вопросами: – Да как же так? Как его могли девочки не заметить-то? Не может такого быть! Никак не может быть! И он что, даже не плакал? Не подошел ни к кому?

– А вот такой у нас смелый мальчик, – похвалила Мира ребенка и погладила по голове. – Не заплакал и не испугался. Стоял там, где велела ему бабушка, пока в туалет не захотел. Вот такой молодец.

– Да, молодец, – покивала, соглашаясь, женщина и поулыбалась малышу. – И что теперь? Надо Виктор Палычу сообщить, это ж какой непорядок. И как это его не заметили?

– Вот вы Виктор Палычу и сигнализируйте, – согласилась с инициативой Мира. – А у нас с Петенькой другие дела есть. Галин Николавна, у вас невостребованные вещи должны иметься в наличии: детский рюкзак, курточка и плащ женский.

– Есть. Есть, а как же! – засуетилась та, доставая из-под гардеробной стойки сложенные стопочкой вещи. – Только надо же получение официально оформить, чтоб претензий никаких потом не возникло. Составить акт передачи под роспись.

– Да не будем мы ничего оформлять, – отмахнулась Мира и кивком указала на ребенка: – Вон у нас один из хозяев. Петенька, посмотри: это ваши с бабушкой вещи?

– Да, – подтвердил Петенька, кивнув, и потянул к себе за лямку зеленый маленький рюкзачок. – Это мой.

– Ладно, – решила Мира. – Галина Николаевна, вы тут известите начальство, а мы в буфет. Надеюсь, девочки найдут что-нибудь, чем можно накормить нашего героя.

«Герой» уплетал за обе щеки жареный кабачок с рыбной котлеткой из личных запасов сердобольных буфетчиц, поохавших над потерянным малышом, закусывал теплым хачапури, запивал все это дело вкуснейшим смородиновым морсом и, позабыв обо всех своих напастях, в данный момент был абсолютно доволен жизнью.

Не в пример разволновавшемуся директору театра Виктору Павловичу Наумову, который таки понервничал, узнав о происшествии, и прибежал в буфет. Повздыхал печально, в задумчивости погладив ребенка по голове, задал непродуктивные вопросы из разряда: «Как же так получилось-то?», дал невнятное указание: «Ну, вы тут, Мирочка, позанимайтесь…» – покрутил рукой, видимо, придумывая, чем именно ей надлежит заняться с ребенком, и, так и не определившись окончательно с вариантами, махнул рукой и убежал в свой кабинет обзванивать станции «Скорой помощи» и больницы, чтобы выяснить, куда доставили бабушку мальчика Петеньки.

Мира же решила пойти иным путем и, потягивая такой же, как у мальчика, смородиновый морс из высокого стакана, начала выяснять:

– Петенька, а с кем ты живешь?

Петенька оторвал взгляд от зажатого в ладошке хачапури, которым рассматривал на предмет, где бы поудобней и побольше укусить, посмотрел на Миру, прожевал, проглотил то, что уже было во рту, и только тогда ответил.

– Я живу с бабушкой Лаисой, – проигнорировал он грассирующую «р». – И еще с Костатиной. – Петя положил пирог на тарелку, взял двумя ручками стакан, сделал большой глоток, вернул его на стол, вытер рот тыльной стороной ладошки и, вздохнув, продолжил: – И еще с папой, но он по выходным приезжает, – на этом слове таки довольно четко произнес «р».

Молодец. Настырный и упертый пацан, но заметно устал.

– А мама? – продолжала расспрашивать Мира.

– Мама с нами не живет. Она в другом месте. Папа возил меня к ней на самолете и на машине. Или она приезжает. Но не сейчас.

Да, совершенно точно устал мальчишка! А тут поел, перестал бояться, расслабился совсем и спать хочет – вон уже сонно моргает.

– Понятно, – поддержала его Мира и заторопилась с вопросами: – А скажи, Петенька, в твоем рюкзачке телефон есть?

– Есть, – кивнул он и, очевидно повторяя за кем-то из взрослых, произнес особым наставительным тоном: – Детям вредно пользоваться такими телефонами и играть в гажиты (это сложное слово он не мог верно выговорить). – И телевизор тоже вредно. Я смотрю мультики после дневного сна. – Подумал и честно признался: – Ну, иногда и утром.

Слушая подробные пояснения ребенка, Мира сняла со спинки стула рюкзачок, открыла его, поискала внутри и достала телефон – не айфон, без наворотов, но с большими удобными кнопками клавиатуры, специально для стариков и детей.

– Папа говорит, что это на всякий случай, – увидев телефон в ее руке, продолжил пояснять Петенька. – Если я потеряюсь, – и махнул ручкой. – Или еще чего.

– Будем считать, что «потеряюсь», «или еще чего» как раз и наступило, – улыбнулась ему Мира и распорядилась: – Доедай, а то остынет.

Телефон был полностью заряжен, кто-то явно за этим следил, как наверняка и за тем, чтобы на его счету лежало достаточно средств. Пароля не было. В списке контактов высветилось всего четыре абонента: папа, бабушка Лариса, Ия Константиновна и мама. Именно в таком порядке. Папа вызывался цифрой «1».

Из чего, путем несложных логических размышлений, вытекал вывод о главенстве в этой семье абонента под номером «один».

– Как зовут твоего папу? – спросила Мира, нажимая эту самую единичку.

– Андрей, – четко отрапортовал Петенька, отодвигая от себя почти пустую тарелку.

– А как его отчество? – слушая тишину в трубке, выясняла она. Отчего-то гудка вызова долго не было.

– Я не знаю, – пожал плечами ребенок.

И тут пошел первый гудок. На втором трубку сняли, и, видимо, папа Андрей с неопределенным пока отчеством взволнованно, но явно стараясь сдерживаться, чтобы не напугать малыша, все же почти прокричал:

– Петюша, ты где, малыш?

– С Петенькой все в порядке! – поспешила Мира успокоить взволнованного отца. – Он жив, здоров и в безопасности.

– Вы кто? – потребовал тот немедленного ответа, и его голос мгновенно стал напряженным и холодным.

– Андрей… извините, как вас по отчеству?

– Алексеевич, – с досадой и нетерпением представился тот. – Где Петя? Что с ним?

– Значит, Андрей Алексеевич, у нас тут такая ситуация, – спокойно приступила к объяснениям Мира: – Петиной бабушке стало плохо прямо у нас в театре после представления. Вас, скорее всего, об этом уже известили.

– Да. Мне звонили из больницы и сообщили, что мама в тяжелом состоянии и ее срочно готовят к операции, но не сказали, где Петька. О ребенке, как выяснилось, вообще никто ничего не знает! – раздраженным, нетерпеливым тоном объяснил взволнованный отец.

– Ваш Петенька очень послушный мальчик, – мягко говорила Мира. – Бабушка велела ему стоять возле скамейки, на которой лежала, когда ей стало плохо в холле нашего театра, никуда не убегать и не бояться. Вот он и стоял, а потом устал стоять и сел и, видимо, заснул и прислонился к бортику скамейки, поэтому его долго никто не замечал. Сейчас он находится все еще в здании театра. Мы его успокоили, в туалет сводили, накормили, и он в полном порядке. Только слегка напуган и очень устал.

– Дайте ему трубку, – потребовал Андрей Алексеевич.

Мира протянула трубку ребенку.

– Папа хочет с тобой поговорить.

Мальчонка свел бровки, приняв очень деловой вид, и приложил трубку к уху:

– Привет, это я! – порадовал он родителя и спросил: – Ты где? Ты за мной едешь?

Послушал, что ему говорит отец, и ответил, привычно кивнув:

– Да, хорошо. – Послушал еще и попрощался: – Пока. – И протянул телефон Мире: – Папа сказал вам отдать.

– Слушаю вас, Андрей Алексеевич.

– Как вас зовут? – совсем иным, потускневшим тоном спросил он.

– Мира Олеговна, – представилась девушка.

Встала из-за стола и отошла в сторону, чтобы Петенька, с удовольствием допивавший морс, не слышал их разговора. На всякий случай. Мало ли что можно ждать от его отца? Вдруг ругаться примется или хамить обвинительно.

Но он не сделал ни того, ни другого, а искренне, по-человечески, совсем как-то умученно, почти пожаловался:

– Мира Олеговна, у меня сегодня все по закону упавшего бутерброда: непростая ситуация на работе, а тут с мамой беда случилась, и Петька потерялся, к тому же выяснилось, что наша помощница по хозяйству свалилась с каким-то диким гриппом с температурой под сорок. А я в данный момент нахожусь в двухстах километрах от Москвы. Сейчас я обзвоню друзей и родственников, и кто-нибудь непременно подъедет и заберет Петьку, но до этого вы могли бы еще побыть с мальчиком?

– Давайте так, – убрав все обволакивающие, успокаивающие модуляции голоса, сказала Мира, мгновенно приняв решение. – Вы же понимаете, что ребенок испугался и сильно устал. Ему необходимо поспать, успокоиться и почувствовать себя в полной безопасности. Вы собираетесь сегодня приехать в Москву?

– Конечно, – отозвался мужчина, слегка удивившись вопросу.

А что удивляться? Люди разные бывают, и сыновья тоже разные, а уж отцы и подавно. Кому и мама в больнице, и пропавший сын – не стресс, а ерунда, не стоящая беспокойства.

– Тогда не надо никого обзванивать, – озвучила она свое предложение. – Мы с Петенькой сейчас пойдем ко мне домой, это совсем недалеко от театра. Он поспит, я его накормлю после сна, потом займу какими-нибудь играми, а вы вечером приедете и заберете сына.

Он молчал. Не ответил сразу. Размышлял о чем-то.

– Давайте я подумаю и перезвоню вам минут через десять-пятнадцать, – не предложил, а скорее распорядился Андрей Алексеевич и уточнил с нажимом: – На ваш телефон.

– Давайте, – улыбнувшись про себя, согласилась Мира и продиктовала номер своего смартфона.

«Ну, правильно», – подумала она, взглянув на Петю, который был занят тем, что рассматривал остатки морса в стакане, и отошла к окну.

А почему он должен сразу же соглашаться с ее предложением помощи? Мало ли что там за тетка разговаривает с ним по телефону сына? Может, мошенница какая, или шантажистка, или еще чего пуще? И вообще все, что он знает о своем ребенке, это только с ее слов.

Если бы она была на месте этого папаши, то сейчас звонила бы в дирекцию театра и выясняла, все ли обстоит именно так, как рассказала ему неведомая барышня, и существует ли эта барышня в реальности, и на самом ли деле она в данную минуту сидит с его ребенком в театральном буфете?

Тут зазвонил ее смартфон. Быстро он, подивилась Мира, увидев неизвестный номер на экране, и десяти минут не прошло.

– Мира Олеговна, – раздался голос отца Петеньки. – Без обид, но я дозвонился до вашего директора, и он мне подтвердил все, что вы рассказали, – слышно было, как он хмыкнул, – и дал вам весьма лестную характеристику, я бы сказал, даже восторженную.

– Не обращайте внимания, – улыбнулась Мира. – Виктора Павловича нашего частенько заносит.

– Мира Олеговна, я с благодарностью приму ваше предложение. Только когда именно приеду, не могу сказать определенно. Скорее всего поздно, – подумал и уточнил: – Совсем поздно.

– Ничего, – уверила его Мира и, сообщив свой адрес, принялась выяснять, что ест ребенок, есть ли у него запрещенные продукты, и распорядок его дня.

Вроде все обсудили и обо всем договорились.

А когда распрощались, Мира обнаружила, что Петенька совсем засыпает прямо за столом.

– Э-э нет, – попыталась разбудить она его, присев перед малышом на корточки. – Подожди, дружочек, не спи. Нам надо дойти до дома.

Но Петька уже не реагировал на ее тормошения – глазки еще как-то пытался открыть, но бесполезно.

– Все, спит парень, – раздалось у нее за спиной.

Николай. Вот только его не хватало! Вот же…!

Не поднимаясь с колен, Мира с досадой опустила голову вниз. Вот ведь… она же специально сбежала через холл к центральном дверям, чтобы не сталкиваться с ним на служебном выходе. И не дошла, остановленная мальчиком Петей Барташовым, сильно хотевшим писать.

Ох, Коля, Коля… Ты же вроде уехал домой, что ж тебя принесло-то?

А он, словно прочитав ее мысли, радостно так объяснил, подав ей руку и галантно помогая подняться:

– Я уже два квартала проехал, когда позвонила Валькина и рассказала, что ты мальчика нашла и теперь с ним возишься. Вот вернулся.

Ну, разумеется, Валькина, кто ж еще! Наипервейшая и самая ярая сплетница театра, с упоением собирающая любую информацию обо всех коллегах, смакуя ее, домысливая, раздувая и преувеличивая до размера великого скандала.

Ну как она могла не позвонить Николаю! Ведь всем известно, что Ростошин тайно и совершенно безнадежно сохнет по Андреевой, а та его любовь игнорирует, и это такая вечно горячая, свеженькая тема для всяких домыслов и сплетен… А тут целая история стряслась! Андреева нашла мальчика!

– Я тебе помогу с парнем, – заглянул ей Коля в глаза.

О-хо-хо, эти его взгляды!

– Ну, помоги, – согласилась Мира. – Раз уж ты вернулся, довези нас ко мне домой.

– Почему к тебе? – подняв ребенка на руки, удивленно посмотрел он на нее.

– Коль, – стараясь так уж явно не демонстрировать свое раздражение, оборвала его Мира, – давай без лишних вопросов.

Без лишних вопросов он все же согласился. Довез на машине Миру с Петькой прямо к подъезду ее дома, перенес спящего мальчонку в квартиру и помог раздеть, а потом облачить в майку Миры.

И даже остался ненадолго с малышом, пока девушка на его машине ездила на рынок за продуктами.

А потом она его выставила.

Не жестко, но без вариантов к обсуждению – все, бывай, и хлоп дверь перед носом.

Она не знала и не понимала пока, что делать с его большой и безнадежной любовью и куда деваться от этого его полного надежды, по-собачьи преданного взгляда.

Николай Ростошин пришел служить артистом-кукольником в их театр два месяца назад и сразу же придумал себе влюбиться в артистку Миру Андрееву. А влюбившись, тут же ей признался в силе своих чувств и предложил все, что только возможно, – от руки и сердца до жилплощади и любви до гроба.

А она отказалась.

Теперь вот он смотрит. И вздыхает, и терпит ее раздражительность в свой адрес, и готов всегда во всем помочь, подставить плечо, исполнять капризы, предугадывать желания, делать сюрпризы и подарки. И главное – ждать ее ответного чувства! Так и сказал во время очередного выяснения отношений: «Я буду ждать твоего ответного чувства столько, сколько понадобится».

Да какого там чувства! Ей ничего не надо.

Ну, вот не надо, что с этим поделаешь! Не надо, и всё. От него не надо.

И она бегает от Ростошина, от этой его любви и от этого его взгляда преданного щенка, которого почему-то выбросили на улицу, а он все никак не может поверить, что выбросили – не может же так быть на самом деле, чтобы хозяин, такой замечательный, вдруг перестал быть его человеком! Не может. И он сидит на пороге у закрытой перед ним навсегда двери, переминается от нетерпения толстыми щенячьими лапами и каждый раз заглядывает вопросительно и преданно в глаза человеку, когда тот выходит из дома.

А человек безжалостно отшвыривает его ногой с дороги.

И Мира порой чувствовала себя этим самым гнусным человечишкой, так обидевшим преданного щенка, и маялась ощущением вины, но дать Коле ничего не могла.

Ничего. И это такая засада.

Последний месяц Мира, уставшая от гнетущего чувства маеты душевной, от невозможности ничем ответить влюбленному мужчине, вела тайные переговоры с двумя другими кукольными театрами, собираясь уходить, вернее, сбегать от Коли с его взглядами и его удушающей любовью.

Она зашла в спальню, встала у кровати и долго смотрела на спящего Петьку. Он спал на спине, раскинув в стороны руки и мило, по-младенчески, сопел.

Мальчик. Этот удивительный мальчик.

Что же такое с ней случилось?

Мира прислушалась к своим ощущениям – никуда ничего не делось, – вот как пробило ее там, в театральном туалете, так и осталось, и все теплилась в ней поразительная нежность к этому ребенку. Она развернулась и тихо вышла из комнаты.

Случаются такие моменты в жизни, когда неприятности наваливаются на человека.

Утром Андрей вернулся из командировки, сразу же поехал на завод и, что называется, «с корабля на бал» – рабочие нахреначили в электрике изготовляемого агрегата! По дурости, по разгильдяйству и недосмотру!

Вот… нецензурные всем им, на хрен, пожелания в извращенной форме!

Барташов, редко когда позволявший себе проявлять недовольство работой подчиненных криком и в грубой форме, на этот раз проорался от души. Матом не стал поносить, сдержался-таки, но нелестных характеристик раздал щедро, заодно пообещав соответствующее воздаяние по делам каждому.

Слово свое он всегда держал, об этом знали все в большом коллективе, поэтому пробрало идиотов нерадивых до потрохов.

Досталось от него и начальникам цехов, и инженерной группе, после чего все с большим энтузиазмом ринулись исправлять ошибки и срочным порядком спасать изделие.

Ну, и ему, разумеется, отвесило начальство отдельных люлей, напомнив про сроки, госзаказ и контроль на самом высшем уровне.

И все завертелось – только вроде разгребли с инженерной группой: выявили масштаб повреждений, выработали план исправлений и приступили к экстренной ликвидации, просчитали, что и как теперь по срокам получается, и тут позвонила мама.

Верней, не так: на дисплее телефона высветился мамин номер, но вместо мамы он услышал мужской голос:

– Здравствуйте, меня зовут Антон Викторович Сорокин, я дежурный хирург приемного отделения Первой градской больницы. К нам поступила пациентка Лариса Максимовна Барташова. Вы в ее телефоне обозначены как сын. Это так?

– Да, я ее сын, – подтвердил Андрей. – Что с ней?

– Предварительный диагноз: острая почечная колика, вероятней всего, начался процесс выхода почечного камня. От болевого шока она потеряла сознание, и «Скорая» доставила ее к нам из театра кукол. Сейчас ее готовят к операции, но необходимо, чтобы подъехал кто-то из ближайших родственников. Нужно ответить на ряд вопросов и привезти ее документы. Как вас зовут?

– Андрей Алексеевич.

– Андрей Алексеевич, вы сможете приехать?

– Только вечером. Я нахожусь не в Москве, – сообщил Барташов, быстро прикидывая в уме, как распределить дела, кому что перепоручить, чтобы вырваться.

– Тогда вечером, – сказал врач. – Но Ларисе Максимовне требуется срочная операция, а поскольку она без сознания, надо бы ваше разрешение.

– Делайте, раз требуется, – разрешил Барташов и спросил, внутренне замирая: – Как ее состояние? Как она вообще?

– Состояние тяжелое, – честно признался доктор. – Но не критическое. Надо смотреть, что покажет операция. Приезжайте.

– Обязательно.

Доктор по-деловому четко перечислил, какие необходимо привезти документы и вещи для больной, продиктовал адрес, объяснил, как удобней подъехать. Андрей торопливо записывал за ним в ежедневник, и вдруг его как шибануло током:

– Подождите, а Петя где?

– Какой Петя? – недоуменно переспросил доктор.

– Вы сказали, что ее привезли из театра? – уточнил Андрей.

– Да, из театра кукол.

– Но она там была с внуком, с моим сыном Петей, – и уточнил зачем-то: – С маленьким мальчиком трех лет. Если ее привезли, то где ребенок?