Текст книги "Я подарю тебе любовь"

– Можешь не спешить, – напутствовал Васька. – Пока!

– Целую! Пока!

Она нажала отбой, откинулась на спинку стула, прикрыла глаза и потерла веки пальцами.

Устала. Ничего, ничего – бывает. Ерунда.

– Вам надо ехать? – спросил откуда-то издалека, как ей показалось, Арбенин.

– Ехать надо, но можно не торопиться слишком, – открыла глаза и посмотрела на него, – я бы прервалась ненадолго.

– Давайте чаю попьем. И на сегодня, пожалуй, закончим, – решил Денис.

Они пили чай, обсуждая перспективы задуманного, дальнейшие действия.

– Я завтра с Забариным поговорю. Расскажу, что мы тут с вами надумали.

– Хорошо. Но если возникнут трудности с изданием альбома, мы придумаем что-нибудь. Можно через другие издательства действовать.

– Можно, – согласилась Лена, – но это запасной вариант.

И что-то еще, еще говорили, мелочи незначительные.

Ему не хотелось ее отпускать. И без всякого анализа чувств, эмоций было понятно почему.

А отпускать придется. И провожать.

А ей… Ну, тут мы имеем запутанные навороты чувств, эмоций, не поддающиеся вообще какому бы то ни было анализу, но уезжать от него Лене совсем не хотелось.

Но надо.

– Ладно! – подбодрила себя тоном и прихлопыванием ладошками по столу Лена. – Поеду! – И резко поднялась.

Денис кивнул, встал, вышел из кухни. Принес из кабинета ее вещи, поставил на столик, отчего Ленка мысленно сморщилась, достал из стенного шкафа ее плащ, поухаживал, придержав.

Лена решительными движениями вдела руки в рукава, запахнулась, затянула пояс.

– До встречи! – попрощалась, изобразив бодрость. – Проводите?

Денис не ответил, смотрел странным задумчивым, напряженным взглядом. Она развернулась к двери, взялась за ручку…

Он неуверенно кашлянул в кулак сзади нее, а Ленка почему-то застыла, напряглась вся, окаменев мышцами спины, как…

– Останься… – тихо попросил он.

Лена медленно разжала пальцы на дверной ручке. Оказалось, она вцепилась в нее до хруста в суставах и не заметила даже, так же медленно повернулась к Денису и всмотрелась ему в глаза.

– Мы же друг другу не понравились? – спросила совсем не о том.

– Тогда нам хотелось не понравиться, – ответил он. И попросил еще раз, тихо: – Останься…

И шагнул к ней, оказавшись совсем близко, а Лена улыбнулась, не отпуская его взгляда, позабыв напрочь все данные себе наистрожайшие запреты не вступать ни в какие личностные отношения с ним! Какие запреты?!

– Трудно было сказать, да?

– Я не умею словами, Лен…

Она положила ему ладони на грудь и сообщила доверительным тоном:

– Знаешь, Денис Васильевич, говорят, что никогда не поздно начать учиться!

У Дениса перехватило в горле, он положил большую ладонь ей на затылок, притянул к себе и, заглянув сверху вниз, совсем близко в ее золотистые глаза, предупредил:

– Я тебя сейчас поцелую…

Нагнулся и поцеловал.

В первую секунду Лена подумала: «Удивительно», а потом думать перестала, так это оказалось здорово! Денис прижал ее к себе еще сильнее, оторвав от пола, подержал так, поставил, не прерывая поцелуя, развязал пояс и скинул с Лены плащ и только тогда оторвался. Посмотрел близко-близко в глаза, улыбнулся, что-то в них разглядев важное для себя, и повторил поцелуй, умудрившись стянуть с нее свитерок вместе с лифчиком, отпустив ее губы на полсекунды. И Лена заторопилась стаскивать с него футболку, запуталась в ней, он помог, рванул нетерпеливо одним быстрым движением руки и вернулся к ней, прижал. У Лены мурашки побежали по телу, когда она грудью почувствовала его торс.

Но что-то было не так… Что-то не так!

Она поняла что! Как только Денис снял с нее свитер, он перестал держать ее ладонями. До этого и держал, и гладил по спине, она чувствовала их жар, приятный и распаляющий.

И вдруг перестал.

Лена остановилась, отстранилась от него, пытаясь понять, как он ее обнимает. Он прижимал ее к себе, но без участия ладоней.

– Что? – не понял он.

– Обними меня! – потребовала Ленка, уткнувшись в его ключицу лбом.

Он прижал сильнее, но кистей не расцепил и не гладил, как прежде.

– Ты… – попыталась спросить она, не зная как.

– Что? – не понимал Денис.

Лена запрокинула голову, заглянула ему в лицо.

– Ты не любишь прикасаться к телу? – получился корявый вопрос.

Но он понял. Расцепил руки и показал ей свои ладони.

– У меня грубая кожа на руках от работы, я могу сделать тебе больно или неприятно.

Ленка мысленно перекрестилась: «Слава тебе господи!»

Взяла его кисть двумя руками, наклонилась и поцеловала в середину ладони. Денис дернулся, как-то всем телом, пытаясь убрать руку, но она не дала, перевернула и, продолжая удерживать, провела его ладонью по своему плечу, от плеча передвинула на грудь. Он смотрел на их руки, она ему в глаза, медленно перемещая ладонь на вторую грудь.

– Не больно, – шепотом сказала Ленка. – Приятно. Очень.

– Лен… – Денис посмотрел ей в лицо непонятным взглядом.

– Не думай об этом, не держи в голове! Забудь! – потребовала она.

Он резко выдохнул, словно под водой полчаса находился, схватил ее за руку.

– Идем! – взмолился Денис.

И потащил за собой, через коридор, большую гостиную, в спальню. Они задыхались, добираясь, от бурлившей в предчувствии крови в венах, от желания…

Денис осторожно подтолкнул Лену на кровать, встал рядом на одно колено и начал снимать с ее ног ботинки.

– Я сама, – попробовала сопротивляться Лена.

– Нет! – распорядился Денис.

Снял, поднялся и с серьезным видом приступил к расстегиванию юбки. Ленка села и потянула его на себя, Денис не удержался, и они упали вдвоем на кровать. И принялись целоваться, словно что-то наверстывали, безумно, жарко, и Денис умудрился-таки стянуть с нее юбку вместе с колготками и трусами, а Ленка сунулась расстегивать его джинсы…

И в этот момент снова что-то стало не так!

Она не могла ни черта понять, только чувствовала, что переменилось все! Куда делось? Вот только что они держали это нечто искрящееся, дурманящее в руках – и…

Лена старалась вернуть то состояние, целовала Дениса куда дотянется – в ключицу, в ухо, в грудь, в шею – не помогало! Он отвечал, но отстраненно, мимоходом, между действиями. Осторожно отодвинув ее руки, сам снял джинсы, куда-то вдруг делся. Лена его потеряла. Снял носки, обувь, приподняв ее под спину одной рукой, второй откинул одеяло с покрывалом, нырнул в кровать и накрыл их.

И вроде вернулся к ней, и прижал, и поцеловал.

Но волшебство исчезло…

Было, мутило разум, зашкаливало температурой, обещало, звало… и исчезло!

– Стоп! – громко потребовала Лена, остановившись сама. – Стоп!

Подкрепив свое требование резким движением рук ладонями вперед.

Денис не перестал ее обнимать, остановился, уткнулся в подушку лбом выше Лениной головы и подумал: «Все! Твою дивизию!»

Когда она попросила его забыть и не думать о руках, он забыл! Вообще все забыл на свете! Благодарно, радостно, и заспешил, уверенный, что сейчас взорвется от желания. Но стоило ей дотронуться до застежки на его джинсах, как он пришел в себя, и выскочил из жарящего ожидания, и вспомнил про ногу.

И как бы она его ни просила, надо все-таки контролировать свои руки, он может ненароком сделать ей больно, забывшись. А ногу надо немедленно прикрыть, нельзя ей показывать!

Меньше всего на свете он хотел бы напугать ее, или сделать больно, или неприятно.

А она звала, звала за собой и вдруг остановилась и приказала: «Стоп!»

Сейчас начнется такая хрень с разговорами, выяснениями, упреками! Он не понимал, что сделал неправильно, что сделал не так, знал наверняка – проходил миллион раз все это с Викторией. Та тоже любила остановиться в разгаре и долго объяснять, что он делает не так, с обязательным пояснением, почему он так делает – как же! – выводами и долгими наставлениями, как надо правильно, после чего ему вообще ничего уже не хотелось!

Денис приготовился выслушать, что Лена собирается донести до его сознания, и не знал, как дальше со всем этим жить!

– Денис, – позвала она его.

«Нажали на педали – поехали!» – тоскливо-безнадежно подумалось ему.

– Что случилось? – спросила Лена.

Он мотнул головой: «Ничего не случилось» – говорить не мог.

– Ты был со мной, весь! Искренне! И вдруг перестал! Ты снова вспомнил про руки? Не надо! Забудь напрочь, прошу тебя! Ты даже не представляешь, как это приятно, когда ты гладишь меня, трогаешь! Я передать тебе не могу!

Он поднял голову, посмотрел на нее сверху потрясенным взглядом – не веря в то, что услышал. Может, неправильно понял?

Как, неужели не будет никаких наставлений? Растолковываний, что он делает плохо и неуклюже?

– Вернись ко мне! – попросила Ленка, вглядываясь ему в глаза. – Совсем вернись, весь! Не хочу по-другому! Я не знаю, о чем ты там думаешь, что пытаешься контролировать, помнить! Я хочу, как первый наш поцелуй, честно, вместе, до дна!

– Ленка-а-а… – протянул обалдевший Денис.

И ринулся целовать, обнимать, прижимать – до дна! Как она и просила! До самого дна, честно!

Забыв обо всем, о чем до этого помнил! Горел, рвался вперед, рычал, переживая чувства полной мерой, не перепадавшей ему раньше никогда!

И, Боже, прости нас, грешных, – как же это было прекрасно!

Когда, рванувшись, вошел в нее, его пронзило понимание, острое, как молния, что это их первый раз! Такое невероятно яркое, жалящее чувство этого первого соединения, что в глазах закипели слезы!

Но эта секундная вспышка прошла, запомнившись, запечатлевшись навсегда, а потом уж он ни о чем думать не способен был! Денис слышал Лену кожей, всем телом, улавливая любые изменения, и вел за собой, вел…

– Денис! – призналась Ленка, не отставая от него. – Денис! Черт, господи! Де-е-е…

Он успел вместе с ней прийти туда, куда они вдвоем взбирались! И так это получилось!.. Только словами он выразить не умел.

Сообразил еще, что ей тяжело выдерживать его вес, перекатился на спину, не выпуская Лену из рук, – и размяк всеми мышцами, костями, выпадая из времени.

…Ленка задвигалась первой, медленно погладила его ладошкой, перебирала пальчиками волосы на груди. Денису было и щекотно и приятно, и он терпел, хотел улыбнуться, но сил не наскреб и на это. А она потерлась своей ногой о его левую ногу, повторила движение еще раз, с большей амплитудой – коленом почти до паха и назад.

Силы у Дениса живенько обнаружились, и он, довольно улыбнувшись, погладил Ленку рукой, на которой она лежала, от шеи и до самых бедер.

– Не люблю кошек, а то бы помурлыкала, – не открывая глаз, призналась Лена.

Поощренный Денис повторил движение, – она аж спину прогнула от удовольствия.

А говорит, кошек не любит!

– Легкая шершавость и загрубевшая кожа твоей ладони так возбуждает! М-м-м! Тебе не понять! – выдала она признание, от которого у Дениса встрепенулось все, казалось бы, благостно удовлетворенное мужское.

А Ленка подкрепила слова действием, прижалась к нему посильнее, и повторила трюк с ногой и опасной близостью колена к главному мужскому месту, и провела ладонью от горла до низа живота.

Денис улыбался, разомлев.

Но, поймав предательски подло мелькнувшую мысль, улыбаться перестал. Ему нелегко было спросить, попросить, но – как она там сказала?.. «Говорят, никогда не поздно начать учиться».

И он спросил:

– Ты останешься? – и напрягся, ожидая ответа.

– Не могу, – пожаловалась она легко. – Я не договорилась с Зоей Львовной о ночевке, а одного Ваську никогда не оставляю.

Дениса отпустило.

Она не останется, но не из-за каких-то женских расчетов, уловок, мыслей продуманных, а потому, что ее ждет Василий Федорович.

Он даже выдохнул облегченно, но осторожно, так чтобы Лена не заметила.

Денис поглаживал ее тихонько по спине, и это было так приятно. А он и забыл, как это приятно – гладить женщину по спине!

– Странно, – поделился пришедшей мыслью Денис, – что Зоя Львовна не рассказывала нам друг о друге. Она же знает, чем я занимаюсь и чем занимаешься ты.

– Не странно, – поглаживала его грудь Лена.

И это было офигенно приятно Денису, про такие ощущения он давно забыл.

– Мы, когда познакомились, Зоя Львовна, узнав, кем я работаю, сразу покаялась, что прессу не читает ни в каком виде, даже новости не смотрит. Говорит, так напереживалась в девяностых от валившейся на людей потоком разоблачительной информации, что сердце пошаливать начало. И она себе периодику читать запретила – хорошего пишут мало, а плохого на ее жизнь уже хватило. Извините, говорит, Леночка, но я вашей работой интересоваться не буду. Мы с Васькой и не рассказывали ей, так у нас получилось. Вот она и не знала, что у нас с тобой могут совпасть интересы.

– Пути Господни, как водится… – усмехнулся Денис. – Мои-то родители жаркие споры о политике устраивают. А Зоя Львовна, когда к ним приходит, все утихомиривает их: «Анечка, Васенька, зачем вам такие страсти?»

– Она классная! – отозвалась Ленка. – Мы с Васькой ее обожаем. Она нам родная.

Денис так бы лежал и лежал, впрочем, может, недолго, ибо оттого, что Ленка проделывала рукой и ногой, разгорался быстро и жарко. Но лежал бы и разговаривал ни о чем, вернее, слушал ее, сам говорить он не мастак.

Это ведь тоже из новых, неизвестных ему ощущений.

Но все, в чем он плавился, плыл, умиротворенный, кончилось в один момент!

Сразу!

Ленка повторила поглаживание Дениса от горла до паха, продолжила движение руки дальше, на бедро правой ноги – и замерла!

Замерла вся, всем телом, даже дышать перестала, а Денис окаменел, похолодев!

Все! Твою ж мать! Идиот!

Он никогда – никогда! – так не расслаблялся, растекаясь в неге!

Он даже забыл прикрыть ногу!

– О господи, что это? – ужаснулась Ленка, резко сев на кровати.

Он ее почти ненавидел в этот момент.

– Не смотри! – хлестнул приказом, как бичом.

Скинул резким движением ее руку и заторопился прикрыть ногу покрывалом. Она не дала. Выхватила из его рук покрывало, откинула, молниеносно переместилась, усевшись между его ног, и уставилась на то, что нащупала рукой.

Денис сделал еще одну попытку: сел, ухватил край одеяла, попробовал прикрыть.

– Нет! – останавливала она.

Отодвинула его руки, наклонилась к ноге, рассматривая.

– Прекрати! – потребовал Денис и попытался встать.

Ленка удержала, навалилась плечом ему на живот, мешая подняться.

– Нет! – не разрешила ему сбежать.

У нее расширились зрачки от боли, сжавшей сердце, застучавшее как паровой молот.

Денис смирился – поздно! Ну, пусть посмотрит!

Он знал, совершенно точно – на все сто! – что произойдет дальше! Ленка посильнее других женщин, выказывать истинные чувства не станет! Посмотрит и, скрывая брезгливость и ужас, свалит побыстрее. Что-нибудь пропоет про «пора» и «в другой раз», старательно пряча от него глаза, начнет суетливо собираться, говорить без остановки, скрывая за словами омерзение.

«А на что ты надеялся?! Разомлел тут, разлегся, дурак дураком!» – ругал он себя.

У Лены сердце барабанило набатным молотом о грудную клетку, делая больно. Она наклонилась еще ниже к ноге.

От внутренней косточки лодыжки и до самого паха, через переднюю и всю внутреннюю часть правой ноги, через голень, колено, бедро тянулись многочисленные страшные шрамы. Набухшие, как веревки, и тонкие, еле заметные, неправильной, рваной формы, как клубок змей, искорежив, исковеркав форму ноги. Больше всего их скопилось на бедре.

Ленке стало плохо!

«Боже мой! Как он вообще это пережил?! И как же ему было больно!»

Денис, откинувшись на подушку, закрыл глаза, вытянул руки вдоль тела, сжав кулаки так, что побелели суставы на пальцах, и ждал, когда эта пытка кончится!

И вдруг почувствовал…

Осторожно, как совсем недавно трогала резьбу на столике, подушечками пальцев, она дотронулась до одного из шрамов. Он вздрогнул и напрягся всем телом.

– Хватит! – рявкнул хриплым голосом. – Перестань!

Ничего она не перестала, как будто не слышала его крика, прошлась пальцами по всем шрамам от паха до лодыжки, чувствуя, какой он холодный, каменный, а шрамы горячие.

Наклонилась и прижалась губами к первому шраму над самой косточкой, толстому, короткому, выпуклому, похожему на гусеницу. У нее слезы клокотали в горле, но она не позволяла им вырваться, целовала осторожно, словно боялась сделать больно, каждый шрам, поднимаясь вверх по ноге.

– Лена!

И требовал прекратить немедленно, и негодовал, и… недоумевал Денис.

– Ничего… – отозвалась Лена, успокаивая их обоих, – ничего.

– Что ты делаешь?!

– Обезболиваю, – сказала она, не удержав-таки одну предательскую слезу.

– Перестань! – уже не требовал, взмолился он. – Перестань сейчас же!

А она, расцеловав каждый шрам, прижалась к ним щекой.

Денис не выдержал! Он ни черта не понимал, терялся в мыслях и этих чертовых чувствах-эмоциях.

Где побег?!

По всем правилам женского поведения и в соответствии с его наработанными жизнью знаниями сейчас ей положено улепетывать куда подальше, придумывая на ходу оправдания, почему они больше не смогут встречаться. Или будут встречаться исключительно по работе.

Денис резко сел, подхватил Ленку под мышки и рванул к себе, увидел слезу на реснице, больное выражение ее глаз, расширенные зрачки и совсем уж потерялся в недоумении.

Что происходит-то?!

– Не плачь! – приказал жестко.

– Не плачу, – заверила она, не заметив вырвавшуюся на свободу вторую слезу. – Тебе очень больно?

– Нет, – сцепил он зубы так, что желваки на скулах заходили.

– Болит? – не поверила и допытывалась она.

Денис не отпускал ее, сидел и так и держал под мышки – лицо к лицу, и смотрел, смотрел, ничего не понимая, не представляя, как надо реагировать, но ответил все-таки – чего уж теперь, она все подробно рассмотрела:

– Иногда, когда долго хожу или к непогоде.

– Ты этого стесняешься, да? – ковыряла ржавым гвоздем в болячке.

– Это уродство, – ровным тоном пояснил он. – Неэстетичное, отталкивающее уродство.

Она подняла руки, положила ему на плечи ладони и почему-то улыбнулась.

– А, понимаю, – кивнула Ленка, не отрывая взгляда от его глаз. – Это тебе наверняка какая-нибудь идиотка объяснила!

– Это так и есть, Лен. – Он даже тряхнул ее слегка, для убедительности, и неожиданно для самого себя признался: – И она была кандидат филологических наук.

– Эстетка, значит! – кивнула еще раз Ленка, развеселясь.

И Денис увидел, как в ее золотистых глазах запрыгали чертики веселья. Постичь такие метаморфозы поведения для «эмоционально ограниченного», как называла его иногда Виктория, господина Арбенина было совсем уж не по силам.

Но его немного отпустило, совсем немного оттаяло заледеневшее сердце, в которое робко стукнула надежда: «Может, не сбежит?»

– Знаю я таких! – обдавая Дениса искорками веселья из глаз, поясняла Ленка. – Эдакие с виду пуританки чопорные: пучочек на голове, очочки, правила поведения, а внутри тайные эротоманки с явной тягой к сексуальным извращениям! Это она тебя «вразумила»?

– Не только. Лен, мое увечье неприятное, противное зрелище. Это так – и все!

– То есть у тебя комплекс неполноценности по этому поводу, и ты сам не можешь смотреть на свою ногу? – допытывалась она, не понимая, отчего так веселится.

– Я могу. Но не хочу больше это обсуждать! – тряхнув ее еще разок для убедительности, жестко сказал Денис.

– Да ладно тебе, Арбенин! Если так уж тебе неприятно, можно цветную татуировочку поверх шрамов пустить! Что-нибудь психоделическое в красно-фиолетовых тонах. Или, если не нравится абстракционизм прикладной, нечто брутальное! Скажем, широкой строкой от паха до лодыжки: «Проснись, Ильич, посмотри на нашу счастливую жизнь!» Или там батальное: «Дембель такой-то, ВДВ не сдается» – и панорамку битвы с танками, пушечками и знаменем полка. А что? Неплохая идея, будешь смотреть и гордиться Родиной!

– Лен, что ты несешь? – сдерживая улыбку и придав голосу суровости, останавливал ее Денис.

– А то! – мгновенно перестала она веселиться. – То, что, как я сильно подозреваю, какие-то фифочки недоделанные «растолковали» тебе доходчиво про «эстетическое уродство»! И ты живешь в уверенности, что калека и все это мерзко, неприятно, фу, бяка! Про руки, думаю, тоже они постарались! Ты поэтому тогда от меня, от нас отключился, поэтому? Вспомнил про руки, а как я полезла портки с тебя стаскивать, то и про ногу, да?

Он кивнул. Голосом сейчас не сумел бы. Случилось с ним что-то такое, непонятное, перелопатившее все внутри, и щемило исцеляющей болью, вскрытой от гноя раны, – то, что он не умел ни анализировать, ни выражать словами.

Ленка взяла его за голову двумя руками, посмотрела несколько секунд и совсем другим голосом, не веселым, не злым – проникновенным, сказала:

– Я понимаю, Денис, честно, понимаю! Это неприятно, и каждый старается скрыть какие-то свои физические недостатки, чтобы от него не отвернулись и не обидели неприязнью, жалостью или отвращением. У всех есть комплексы и физические, и остальные разные, и все мы с ними как с писаной торбой носимся. Но ведь ты не сам себе ногу гвоздиком наковырял, удовлетворяя мазохистские желания. С тобой случилась жизнь! Она со всеми случается, кому-то везет больше, кому-то меньше. Ты же не стал другим человеком! Ты остался все тем же замечательным, сильным, красивым Денисом Арбениным.

Он закрыл глаза. Не мог больше выносить лучистости ее взгляда без тени слезливой женской унижающей жалости – злые, правдивые золотистые глаза!

Она ошибалась! Он стал другим человеком, но сейчас это не имело никакого значения.

– И кстати, начинай привыкать и не дергаться! – вновь повеселевшим голосом приказала Ленка. – Если ты собираешься со мной спать, то я непременно стану ногу твою и трогать, и целовать, и всячески баловать! Да, и, между прочим, у меня тоже есть физический недостаток! – заявила она и попробовала выбраться из его рук. – Отпусти меня!

Денис отпустил, открыл глаза, смотрел на нее, не понимая, каким образом случилась такая странность. Ленка проворно уселась, ухватила двумя руками левую ногу, подтянула вверх и ткнула пальцем в лодыжку:

– Смотри, у меня вторая косточка на лодыжке! Это меня в детстве стукнуло качелями, перелом не случился, но вылез шишак да так и остался. Когда хожу на низком каблуке, почти незаметно, но если надеваю высокий, то она торчит, как дуля! Представляешь? – по-девчоночьи болтала она. – Дама, а на ноге две шишки! Я ее всегда под стол или стул прячу, когда сажусь. Ну что ты смеешься?

Денис смеялся. Закрыв глаза, прижав веки пальцами, смеялся, сотрясаясь всем телом, сильнее и сильнее… изо всех сил стараясь не заплакать!

– Ни-че-го! – категорически по слогам заявила Ленка. – Вот ничего в этом смешного нет!

Не глядя и продолжая смеяться, он за плечо притянул Лену к себе и обнял легко, но через мгновение сильно прижал, погладил по голове, поцеловал в пробор в волосах. Расставил пальцы, закопался в ее волосы на затылке, поглаживая маленькое ушко, отодвинул от себя ее голову, заглянул в лицо и, немного притушив смех, спросил:

– Ты ненормальная. Знаешь об этом?

– Ну вот теперь знаю, ты мне только что сообщил! Это в том смысле, что ку-ку?

– Нет, – счастливо улыбался Денис. – Это в том смысле, что, слава богу, ты не такая, как все!

– Оно, конечно, слава, но хочу тебе заметить, это сильно осложняет жизнь!

– Ничего, мы справимся, – что-то далекое, заоблачное, почти невозможное и самому непонятное пообещал Денис.

Наклонился и медленно, нежно-неторопливо поцеловал Лену.

И сообразить не успел, как полыхнуло изнутри, выстрелив от прикосновения к ее губам, переплавив нежность, благодарность в жар! Он оторвался на секунду, только чтобы сообщить:

– Я тебя хочу! Прямо сейчас!

– Ну да, да, да! – требовала она в ответ.

Денис опрокинул ее на спину и сразу вошел, без всяких там прелюдий и предварительного «компота» – это в следующий раз! Обязательно! И долго, и нежно, и не торопясь – потом!

Денису, как дышать, сейчас требовалось обладать ею! Утвердить Ленку принадлежащей ему, в этот момент – всю, со всем, что она сказала, сделала, как от вековой горечи отмыла! Быть в ней, с ней, раствориться в обладании!

И взорвалось разрывной гранатой из глубины! И было это фантастично!

* * *

Денис проснулся, как и заснул – в секунду, словно рубильник выключили-включили. Такого с ним еще не бывало – заснуть, буквально отрубиться, сразу после секса! Нет, не секса – горячечной любви!

Он помнил только, что смог перевернуться на бок, обнять покрепче Ленку – и как обморок! Нет его!

Проснувшись, еще не открыв глаза, Денис вспомнил происшедшее, в деталях и подробностях, все еще теплея внутри, улыбаясь, открыл глаза…

И испугался! Ленки рядом не было.

Включенная лампа на прикроватном столике немного рассеивала темноту. Денис резко сел, осмотрелся, в комнате ее тоже не было. Его пот прошиб, и сердце пропустило удар.

– Лена! – позвал он, откидывая одеяло, которым был заботливо прикрыт во сне, и громче:

– Лена!!!

– Я здесь, – отозвалась она откуда-то снизу.

Денис выдохнул, его, как холодной водой, окатило облегчение, пробежавшее мурашками по позвоночнику.

– Где? – не понял он.

– Здесь, – донеслось глухо снизу.

Денис перекатился на другую сторону и наклонился над краем кровати, из-под которой торчали Ленкины симпатичные ножки и край кружевных трусиков. Остальная часть тела барышни Невельской находилась под кроватью.

– Что ты там делаешь?

– Изучаю, – пояснила смысл такого расположения Лена.

Денис хмыкнул и разулыбался глупой улыбкой. Сам знал, что глупой, но никто же не видит.

– Вылезай! Там темно и пыльно!

– У меня есть фонарик, и здесь не так уж пыльно, у тебя хорошая домработница!

– Ленка, вылезай! – распорядился Арбенин.

– Сейчас!

Мадам Невельская начала выдвигаться из-под кровати. Дождавшись, когда она окончательно выползет и сядет, Денис подхватил ее под мышки и втянул к себе на кровать.

– Где фонарик надыбала?

– Я всегда с собой в сумке два ношу, мало ли что рассматривать понадобится.

– Я долго спал? – чуть извиняющимся тоном спросил он.

– К сожалению, нет, – попечалилась она, – всего двадцать минут.

– Извини.

– За что? – засмеялась Ленка. – За то, что заснул, или за то, что мало спал?

– Видимо, за все. И чего тебя туда понесло?

– Как «чего»? – неподдельно поразилась она вопросу. – Это же «Россиниада»! Твоя кровать!

– Я в курсе, и в чем дело?

– Да ты что! – возмутилась Ленка. – Ты заснул, а я только тогда сообразила, на чем мы лежим! Я знаешь сколько гонялась за этой кроватью, чтобы посмотреть?! Посвящение Росси, в его ампирном стиле, с полосками черного дерева, бронзовые маски, розетки и вместо мифологических тем, что он вводил, рельефы его самых известных зданий! Да я на выставке вокруг нее скакала, только не плакала!

– Постой, постой, – притормозил ее восторженное выступление Денис. – А ты, часом, не та журналистка, которую выгнали с выставки за то, что она залезла под экспонат?

– Не выгнали, – напустив надменности, пояснила Лена, – а интеллигентно вывели и отобрали пропуск.

Денис откинулся на подушку и расхохотался. Он так смеялся, что слезы брызнули. Он никогда так не смеялся – вот вам крест!

Никогда!

– Да я всего-то на коленки встала и заглянула под нее! – оправдывалась она, пытаясь перекричать его хохот.

– Ленка! – не мог остановиться Денис.

Притянул ее к себе, прижал и смеялся.

– Я всего лишь хотела посмотреть задник, – глухо, в его шею объясняла она и, что-то вспомнив, выбралась из его объятий. – Слушай! А почему ты делаешь на изнанке, по углам резьбу иногда? Так никто не делает и не делал, только один мастер, крепостной Мещерского.

– Прочитал как-то в старом учебнике по мастерству, еще дореволюционном, что некоторые краснодеревщики оставляли не только свой знак, личное клеймо, но и вырезали небольшие обереги, животных, растения, которые охраняют изделие. Мне понравилось, поэтому иногда делаю.

– А «Россиниада» – это же ансамбль спальный, еще столики прикроватные, трюмо, два стула. Где они?

– Я ж на заказ ее делал. А у заказчика какие-то заморочки с деньгами случились. Он выкупил только малые формы, а за кровать расплатиться не смог. Правда, деньги, потраченные на материалы, требовать обратно не стал. Вот я ее и оставил себе.

Где-то в отдалении, наверное в большой гостиной, начали бить напольные часы. Ленка сделала страшные глаза, проворно соскочила с кровати и заметалась бестолково по комнате.

– Лен, ты чего? – приподнялся на локте Денис.

– Сколько времени? – запричитала она.

– А, черт! – сообразил Арбенин и одним движением выскочил из кровати. Совершенно и напрочь позабыв про ногу и необходимость ее прикрывать.

С их неплавным перемещением в кроватку под названием «Россиниада», телефоны остались неизвестно где, а часов в комнате не наблюдалось. Денис натянул джинсы и босиком пошлепал из комнаты.

– Половина девятого! – прокричал откуда-то он.

– Блин! – ругнулась Ленка, торопливо одеваясь.

Прощаться он тоже не умел.

Теоретически догадывался, что положено поцеловать, сказать какие-нибудь нежные и приятные слова, хоть как-то выразить благодарность великую мужскую за то тепло, приятие, понимание, которое она ему подарила.

Но не знал и не умел.

И маялся, чувствуя себя неуклюже большим, неуютным и неправильным совсем. Конечно – и обнять, и поцеловать, и сказать, да после того, что и как у них было!

И ничего!

Денис распахнул для нее ворота, Ленка выехала, остановила машину в паре метров… И спасла его от всех «драконов» – выскочила, подлетела, обняла с разбегу. Денис подхватил, оторвав от земли. Ленка поцеловала его коротко в губы, присмотрелась и еще раз поцеловала:

– Пока!

– Пока, – глухо отозвался Денис. – В субботу с Василием Федоровичем сможешь приехать?

Вот и все, что смог сказать! Хотел многое, и расцеловать по-настоящему, и поблагодарить, и удержать, если получится.

– Смогу! – сверкнула глазами Ленка. – Все! Пока!

Еще разок чмокнула и бегом вернулась в машину, быстренько уселась, взялась за ручку дверцы, выглянула, обернувшись к нему, и прокричала:

– А насчет татуировочки подумай!

Денис усмехнулся. Легко и свободно, первый раз не ощутив неловкости от обсуждения запретной для всех и навсегда темы.

Лена захлопнула дверцу, уехала, махнув напоследок из открытого окна рукой.

Он долго стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел вслед даже тогда, когда, мигнув задними тормозными фарами, машина завернула за угол и скрылась из вида.

Он все стоял, смотрел в темноту.

Выехав с проселочной дороги на шоссе, Лена свернула на обочину, остановила машину и выключила двигатель. Со всей силы сжала пальцы на руле.

«Растреклятая жизнь! – У нее дрожало все внутри противной мелкой дрожью от переполняющих эмоций. – Растреклятая, гребаная жизнь! Что же ты вытворяешь с самыми лучшими, с самыми замечательными людьми?!»

У Ленки клокотало в горле, защипало глаза рвущимися слезами. Она резко отстегнула ремень и выскочила из машины, захлопнув с силой дверцу, и привалилась к ней спиной, запрокинув голову.

И все моргала, моргала, чтобы не пустить злые, жалящие слезы обиды. И не справилась – злясь на весь мир, на себя, вытирала вырвавшиеся, не послушав приказа, слезы.