Текст книги "Оруженосец"

С сэром Грегори все было отлично. Джеймс Лонкс жилу ему вскрывать не стал, хотя многие медики полагают кровопускание наилучшим средством от всех болезней. Может, это и так, но сеньор обошелся и без лечения. Он сидел за столом и увлеченно беседовал с лекарем о чем-то на языке ученых людей. Не знал, что паладин такому обучен, на дорогах от сего знания и умения никакого проку, с разбойниками и нечистью разговаривают по-другому.

В ответ на мою просьбу разрешить проехаться по окрестностям, осмотреться, а заодно дать Айлилю возможность поразмяться наставник только рукой махнул: поезжай. Он был так увлечен беседой, что даже не потребовал взять с собой еще и Скорпия. Может, полагал самим собой разумеющимся, что оруженосец заботится о коне своего сеньора. Это так, но кто где и когда видел рыцаря, отправляющегося на подвиги с чужой лошадью в поводу?

Время близилось к вечеру, но так даже лучше – днем в лес любой дурак съездить может. А вот если я постучу в окно Джейн на рассвете и протяну ей свежую, не успевшую увянуть болотную лилию, мои шансы на успех у пригожей девицы сразу вырастут. Мне, конечно же, попадет от сэра Грегори за то, что прошатался невесть где целую ночь, но расплата не страшна.

Я уже целых пять дней состою оруженосцем у сэра Грегори, пора уже и подвиги совершать.

Лес около Хэдвуда был именно таким, сквозь который подобает проезжать странствующему рыцарю. Довольно густой, но состоящий сплошь из прямых красивых деревьев, чьи кроны в летнюю пору наверняка закрывают небо. Ни валежника, ни сухостоя, ни гниющих поваленных стволов, ничего иного, что могло бы оскорбить взор. Да, усердны местные жители в собирании хвороста.

Из такого леса на гладкую прямую дорогу вполне может выйти свирепый лев, хлещущий себя хвостом по желтым бокам. Или же крылатый якул прянуть с ветвей на неосторожного путника. Ричард говорил, что эта тварь пронзает человека насквозь, словно метко брошенное копье. А что касается львов… Брат утверждал, что, чтобы встретить хотя бы одного такого зверя, нужно чуть не полгода добираться до земель, лежащих на юго-востоке.

Пока что самой опасной тварью, которая мне встретилась, была белка. Сердито обругала с высокой ветки и запустила шишкой.

Но вскоре все изменилось. Лес стал более редким, приземистым, темным. Появились увечные деревья – кривые, с уродливыми вздутиями на стволах, с треснувшей корой. Дорога пошла вниз, как-то сразу испортилась, сузилась до неровной петляющей тропы.

Айлиль недовольно всхрапывал и прядал ушами.

Ко времени, когда стемнело, лес вокруг сделался вовсе жутким. Нормальные деревья исчезли, из толстого белесого мха торчали не то чахлые осинки, не то просто какие-то кривые палки. Пахло сыростью, сгнившей травой, особым резким запахом трясинных гадов. Я добрался до болота.

Тропинка совсем зачахла. Айлиль с трудом выбирал место, куда поставить копыто. Когда поперек пути черной блестящей лентой скользнула змея, конь с отчаянным ржанием взвился на дыбы, и мне с трудом удалось удержать его от, возможно, гибельного прыжка.

Я спешился. Айлиля придется оставить здесь. Конь не лось, по болотам бегать не обучен. Еще не хватало его утопить.

– Скоро вернусь, – пообещал я как можно более убедительно, похлопывая по крутой атласной шее. Айлиль скосил на меня полный отчаяния темный глаз, но с места не сдвинулся.

Край болота открылся уже через сотню шагов. Страшное место. Черные коряги торчали из трясины, как скрюченные руки. Находящиеся рядом кочки от такого соседства напоминали головы притаившихся утопленников. Сейчас как полезут наружу…

Человек в здравом уме не сунется в такую жуть, тем более в сумерках. Но болотная лилия цветет только по ночам, днем хоть всю топь перекопай, ничего, кроме ничем не примечательных листочков, не найдешь. Да и не в подарке для Джейн дело, просто если я сейчас поверну назад, до конца жизни буду считать себя трусом. Ричард прошел бы это болото, посвистывая.

Ничего, ночи сейчас светлые.

Я привстал на цыпочки и вытянул шею, высматривая островок. Вон он, не так уж далеко. Джейн говорила, что если двигаться прямо к нему, перескакивая с кочки на кочку, то доберешься спокойно, может, даже сапоги не замочишь. Откуда она столько знает про болото?

Я перешагнул-перепрыгнул на ближайшую кочку. Ничего, не провалился, и за ноги меня никто не хватает. Следующая, потом еще одна. Главное – не оступиться и не свернуть с прямого пути.

Последняя кочка отстояла от островка так далеко, что пришлось в самом деле прыгать.

Еле долетел. Неловко приземлился, коснувшись земли руками. Поднял голову, огляделся.

Никаких лилий, ни болотных, ни обычных, на островке не наблюдалось. Здесь вообще не было ничего зеленого, растущего, живого. Только несколько продолговатых, приплюснутых сверху холмиков. Грядки, что ли? Разве место им здесь? Или могилы? Слишком короткие, чтобы вместить человека. Детские?!

Жалобный, отчаянный крик пронесся над болотом. Я испуганно шарахнулся прочь от крохотного кладбища и, запнувшись обо что-то, упал спиной вперед. Топь, жадно причмокнув, приняла меня.

Сначала я подумал, что ничего страшного не случилось. Не ухнул с головой, не тону, только спине мокро. Твердая земля не дальше как на расстоянии моего роста. Сейчас осторожно сяду, потом попытаюсь встать. Меня стращали трясиной, но вот, лежу, как в неглубокой луже, даже если провалюсь, так просто встану на дно, здесь глубоко быть не может.

Я попробовал приподняться и сразу оказался в стылой мерзкой жиже по подбородок. В ужасе резко сел и провалился по плечи. Кое-как вытащил руки, судорожно зашарил вокруг, пытаясь хоть за что-то ухватиться. И почувствовал, как медленно, но неуклонно погружаюсь в топь.

Болото заглатывало меня, как змея добычу. Уже не было надежды на спасение, оставалось только молиться Творцу Всемилостивейшему, чтобы позволил сердцу разорваться от ужаса прежде, чем в глотку польется жидкая зловонная грязь.

Страх сковал разум, но тело еще билось, пытаясь спастись. Возможно, если б я не сопротивлялся так отчаянно, смерть решила бы проявить милосердие и управилась скорее. Во всяком случае, не пыталась ткнуть мне в лоб древком косы.

– Да не копошись ты, дурень, – сказала она ворчливым скрипучим голосом. – Хватайся за палку.

Я бы и в костлявую руку безносой вцепился. Даже в край ее савана.

– Ногами не дрыгай. На руках подтягивайся.

Я так и сделал, молясь, чтобы мокрые ладони не соскользнули.

Мы с моей спасительницей – слова грубые, а голос все-таки был женский, – пытались действовать слаженно, но трясина не хотела уступать. В какой-то момент мне показалось, что сейчас разорвусь пополам. Но все же вдвоем справились. Я упал грудью на твердую землю. Бросил палку, вцепился пальцами в пропитанную водой почву. Топь, разочарованно чавкнув, отпустила окончательно. Но я все полз вперед, не мог остановиться. Обитательница болота схватила меня за шиворот и сильно дернула.

– Да остановись ты, оглашенный! Для того жилы рвали, чтобы ты с другого края земли свалился?

Я понял, что почти пересек островок. Хорошо хоть, могилки обогнул. Кое-как повернулся к своей спасительнице, хотел поблагодарить… И чуть сам не сиганул в болото.

Надо мной склонилась ведьма. Горбатая, костлявая старуха. Седые волосы торчат клочьями, а между ними розовеют проплешины. Бровей и ресниц нет, потому глаза кажутся круглыми, черными, как у хищной птицы. Морщинистое лицо покрыто темными пятнами и лишаями.

– Что, хороша? – спросила колдунья, растянув тонкие черные губы. Зубы у нее все были на месте, белые, ровные, на вид очень острые. – Поднимайся, мальчик. Пойдем.

– Куда?

– Ко мне в дом.

– Зачем?

– А это я уже после решу, что с тобой делать. Но если здесь остаться решишь – точно съедят. Пшел вон! – Ведьма с размаху обрушила свою палку на кого-то, лезущего на островок. – Давай живо, пока этот своих не привел.

Старуха разогнулась (оказалось, что вовсе она не горбата, и довольно велика ростом) и, оттолкнувшись палкой от края островка, лихо перелетела на ближайшую кочку. Я решил последовать за ней. В конце концов, я видел истинное лицо ведьмы, значит, обмануть меня и заманить ей уже не удастся.

Колдунья быстро шагала по тропинке. А может, летела – пару раз мне показалось, что я вижу просвет между землей и подолом длинной черной юбки. Не оглядывалась. Вздумай я сейчас сбежать от нее, легко бы мог это сделать. Так нет же, тянулся следом, как на веревочке.

Впереди раздалось встревоженное ржание. Айлиль! Я бросился к коню, но колдунья опередила меня.

– Тихо, тихо. Вот же беда – дурень тебе в хозяева достался. Бросил, сам куда-то сгинул. Не бойся, вон он стоит. Привязал еще так, что не освободишься. – Покрытые пятнами сухие пальцы ловко распутали узел на сбруе. – Случись что, не убежишь, не спасешься. Пойдем-ка отсюда в хорошее место. Ты, – ведьма обернулась, – следом ступай. Пешком. Еще не хватало, чтобы с тебя на конягу всякая дрянь перелезла.

Сказав это, ведьма резко повернулась и нырнула с тропы в заросли папоротника. Я потянулся к уздечке Айлиля, но тот, рыцарский скакун, обладающий довольно склочным нравом, свирепо мотнул головой и устремился вслед за каргой. Так разом и сгинули. Как же это? Папоротники мне чуть выше пояса, а роста мы с колдуньей одинакового. Даже если коварная бабка присела, конь этого сделать явно не мог.

Если б я был здесь один, то, сотворив знак Творца Заступника, просто задал бы стрекача. Но как можно бросить Айлиля второй раз? Я оставил его в лесу по глупости, сейчас же предам просто из трусости.

Я стиснул рукоять меча. Рыцарю Грифона, призванному очищать мир от зла и скверны, не пристало бояться темных чар. А если б я явился сюда, чтобы сразиться с колдуньей? Не посрамлю доблесть Фламмов!

Обнажив меч – вдруг придется прорубать себе дорогу, я решительно шагнул в папоротники. И почти сразу понял, что совершил ошибку.

Я не раз слышал, что в таких местах обожают гнездиться змеи. Но здесь меня подстерегала иная опасность.

Чертовы заросли были не велики, всего в пару шагов шириной, но скрывали край глубокого оврага. Я не заметил этого, только вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног. Пытаясь удержаться, сделал шаг вперед, а дальше уже несся вниз гигантскими скачками, размахивая руками и напрочь забыв, что в одной сжимаю меч. Наконец, споткнувшись обо что-то, рухнул ничком. Благодарение Творцу Заступнику и сэру Грегори, учившему меня падать, что не зарезался собственным клинком.

– Эй, парень, ты живой?

Я приподнялся на локтях. Ведьма, ведя в поводу Айлиля, спокойно сходила по хорошо обустроенному спуску, проложенному всего в паре шагов от моего пути по склону оврага.

– Раз живой, то вставай. Болото и холодная земля – не на пользу.

Пока я поднимался на ноги, пока шарил вокруг, пытаясь найти меч, колдунья и конь успели отойти довольно далеко. Творец Испытующий, что за унижение: тащиться вслед за прислужницей темных сил, глядя на хвост собственного мерина!

Так разозлился на происходящее, что даже не заметил, куда в результате пришли.

Дом этот никак не походил на жилище ведьмы. Должна быть кривая грязная хижина без окон, с покосившейся крышей, поросшей мхом и мухоморами, на трубе сидит филин, на крыльце таращит глаза жаба или сплетается клубок змей. И вокруг обязательно валяются кости и черепа, а один скелет висит на дереве.

Здесь же посреди чистой поляны стоял добротный бревенчатый дом, потемневший, но ухоженный, с крепкой дверью и двумя слюдяными окошками. Мох на крыше был, но аккуратный, явно находящийся там со смыслом. А труба… Это морок? Труба была побелена!

– Отведи коня в сарай, а потом ступай в дом, – велела мне ведьма, наконец отдав уздечку Айлиля.

Первой мыслью, как только карга скрылась в доме, было вскочить в седло и мчаться отсюда куда подальше. Но в какую сторону? Темный лес стоял стеной, а из всей дороги сюда я помнил лишь, что шли по дну оврага. Загублю и себя, и коня. Прежде надо попытаться хотя бы огня добыть.

Сарай был под стать дому: крепкий, просторный, чистый. Я замялся на пороге, и вдруг из темноты выскочила косматая рогатая фигура. Черт! Стуча копытцами, подбежал ближе, обернулся серой козой. Самой обыкновенной. По крайней мере, у Айлиля будет компания.

В доме ведьмы было хорошо. Светло, прибрано. Приятно пахло сухими травами. Я остановился на пороге, не решаясь ступить заляпанными болотной грязью сапогами на устилающий пол чистый тростник.

Хозяйка орудовала у печи. Обернулась, уперев руки в бока.

– Не топчись. Вон у двери скамейка, сядь.

Ведьма сняла с полки плошку с чем-то белым и глиняный горшок, приблизилась.

– Протяни руки.

Я повиновался.

Хвост грифона! Что это?! Мне показалось, что на руке прибавилось пальцев. Были они почему-то черные, толстые, странно изгибающиеся.

– Закрой глаза! – рявкнула старуха. – Только руки ровно держи!

Не знаю, как колдовала ведьма, только когда она наконец велела мне открыть глаза, руки были хоть и грязные, покрытые множеством мелких ранок, но с тем количеством пальцев, которое дал людям Творец Вседержитель.

А бабка не унималась:

– Раздевайся.

– Что?!

– Пиявок с тебя снять надо, – ухмыльнулась ведьма. – Тех, что за шиворот и в штаны пролезли. Если так уж стесняешься, то давай как-нибудь сам их солью присыпай и отрывай. Ступай за сарай, к ручью. Одежду там оставь, вот в этом пока походишь, – повернувшись к стоящему у стены сундуку, вытащила из него какой-то белый сверток и вручила мне вместе с миской, с горкой наполненной солью. – Ступай, пока всю кровь не высосали. Да горшок возьми, будешь в него пиявок складывать.

Пиявки, твари, о которых я прежде ничего не слышал ни от Ричарда, ни на уроках в Корби, оказались короткими черными червями, присасывающимися к коже. Меня чуть не вырвало от омерзения. Думал даже вернуться в дом, к ведьме, лишь бы не прикасаться к этой дряни руками. Но все же смог себя преодолеть, а когда наконец снял всех, долго, с остервенением мылся в ледяном ручье. Сидел в воде до тех пор, пока зубы не начали отстукивать дробь, а руки и ноги сводить судорогой. Выбравшись, развернул сверток, выданный мне ведьмой. Это оказалась белая с длинными рукавами, вышивкой и кружевами рубашка, откровенно женская. Но выбора не было: к собственным одежкам, грязным, пропитанным болотной водой, я не мог заставить себя даже прикоснуться. Казалось, что в складках ткани извиваются мерзкие пиявки.

Но зачем они ведьме? Не суп же она из них варить будет.

Когда я вернулся в дом, карга орудовала у печи. Пиявок она готовила или нет, но пахло вкусно. Или это с голодухи так показалось? Творец Благоподатель, я целый день не вспоминал о еде.

– Что, холодна водичка? – спросила колдунья, оборачиваясь. – Забирайся под одеяло, грейся.

На широкой лавке действительно была разложена постель. Подушка, пухлое лоскутное одеяло. У моей няньки, дома, еще до Корби, было такое же.

Под одеялом я быстро согрелся, а врученные мне колдуньей миска горячего варева и кружка с пахнущим медом питьем окончательно вернули радость жизни. Даже ведьма уже не казалась страшной. Обычная старуха в опрятном платье и переднике. Если только не приглядываться к покрытому шрамами лицу и торчащим клочьями волосам.

А платье серое в полоску. У мамы такое было. Она ходила в нем дома и, когда провожала меня в Корби, тоже надела.

Впрочем, смотреть на что-либо мне быстро расхотелось. В сон клонило неудержимо. Уже откинувшись на мягкую пуховую подушку, я вспомнил, что в обители колдовства ничего есть и пить нельзя.

Разбудили меня птицы. По щебету судя – самые обычные, не зачаровывающие пением своим создания из волшебной страны и не дико хохочущие обитатели преисподней, глумящиеся над обреченными грешниками.

И от пения этого, от проникающего в дом мягкого света было так спокойно, уютно и хорошо, что вставать не хотелось совершенно. Так и лежал бы вечность.

Вечность?!

Все сказки о людях, зачарованных темными силами, о том, как, проведя ночь в заколдованном месте, возвращались беспечные путники домой, а там седобородые старики называли себя их правнуками, вспомнились разом.

Сколько же я проспал? Сто лет? Тысячу?

Одежда моя, чистая и неистлевшая, висела рядом с постелью. Тут же стояли сапоги. Цапнул рукой за голенище – чуть влажные, будто не успели просохнуть с ночи.

Выбравшись из-под одеяла, я начал торопливо одеваться. Где мой меч? Вот, на скамье лежит.

– Долго же ты спал.

На пороге стояла ведьма.

– Солнце уже к полудню идет.

Колдунья вошла в дом и принялась, проворно двигаясь между печкой и столом, собирать завтрак. Выставляла посуду, выложила ложки, хлеб. Все как у людей.

– Ты кто такой? – спросила она, оглянувшись через плечо.

– Артур Фламм, оруженосец славного рыцаря Грегори Деера.

– Грегори Деера! – фыркнула старуха. – Не сожрали еще костлявого?

Костлявый? Странно было слышать такое о сэре Грегори от старухи, которая сама выглядела как Смерть с храмовой фрески.

– Садись, – ведьма приглашающе махнула рукой. – Есть будем.

Каша как каша. И хлеб хоть и из грубой муки, а хороший, вкусный.

– Значит, Артур Фламм, оруженосец, – сказала хозяйка, отодвинув опустевшую миску. – Что ж тебя ночью в трясину понесло?

– Я хотел добыть болотную лилию.

Откинувшись к стене, ведьма захохотала.

– На рубеже весны и лета ты пришел в лес за лилией? Сам до такого додумался или кто-то отправил?

К счастью, у меня оставалась еще целая ложка каши, которую я сунул в рот, и так смог избежать ответа. Но ведьму он, похоже, уже не интересовал.

– Сейчас доешь – и отправляйся домой. Пиявок не бойся, они не ядовитые, но, как придешь, водой из колодца облейся. Нечего болото в город тащить. Хорошо бы, чтоб патрон тебе за дурость всыпал, но этот ведь не станет. Все, ступай. Коню волю дай, он выведет.

Так и получилось. Айлиль почти сразу выбрался на добрую лесную дорогу. Когда же я оглянулся, дома ведьмы не увидел, только густой, кажущийся непроходимым лес. Колдовство!

В Хэдвуде творилось нечто. Добрые жители городка, вместо того чтобы заниматься своими делами или же просто сидеть по домам, носились по улицам, не глядя по сторонам. Несколько раз мне приходилось придерживать Айлиля, чтобы конь не сбил перебегающего дорогу человека. Народ собирался в группки, о чем-то возбужденно шушукался. Где-то не переставая кричала женщина, однотонно и невнятно.

Нашествие? Мор? Приезд короля? Новые налоги?

У крыльца постоялого двора на меня налетела Джейн. Я хотел покаяться, что не привез ей болотную лилию, потому как цветок сей не цветет в это время года, но девушку занимало другое.

– Ведьма украла ребенка! – сообщила она страшным шепотом. – Унесла ночью прямо из дома. Его мать только оправилась от болезни, а тут как узнала, так сразу и упала! Все говорят, что это дело рук Кровавой Мэри! Она снова охотится, утаскивает невинных младенцев к себе на болото! А ты чего такой… как из леса выскочил? Лохматый, помятый… Фу!

– Да подожди ты про меня! Ведьма украла ребенка? А где же сэр Грегори? Как он допустил такое?

– А твой сэр Грегори не дал народу ведьму жечь. Сказал: «Я сам».

Что сам? Ведьму сожжет? Или отыщет ребенка, вернет его семье, всем поможет и утешит? Хотелось бы, чтобы второе.

– Артур! – паладин Грифона появился как черт в сказке – при первом упоминании своего имени. – Вернулся наконец. Пойдем, ты мне нужен.

Я думал, что сэр Грегори позвал меня, чтобы рассказать о похищенном ребенке, а то и посоветоваться, как нам быть дальше, а сеньор просто нагрузил обыденной работой. Пока рыцарь, обмотав шею толстым шарфом, беседовал с местным людом, я вычистил и покормил коней, распорядился на кухне насчет обеда, надраил оружие и доспех, и без того чистые, и принялся мерить двор тренировочным шагом. Описал несколько кругов, а потом постепенно сократил дорожку от угла до угла дома так, чтобы проходить мимо открытого окна как можно чаще.

Но опуститься до подслушивания мне не позволили.

– Артур, – окликнул сэр Грегори, – ну-ка, иди сюда.

Я прошел в едальню и с независимым лицом устроился рядом с патроном, напротив которого, закатывая глаза и прижимая руку к обширной груди, сидела какая-то тетка.

– И раньше деточки пропадали! – вещала горожанка. – А потом только косточки маленькие находили. Кровавая Мэри это, помяните мое слово! Она, ведьма проклятая, детей ворует, чтобы зелья свои колдовские из них варить!

– Сами вы, почтенная, пропавших детей прежде видели?

– Нет.

– Откуда же вы знаете, что они пропали, кто их похитил и с какой целью?

– Так люди же говорят! – возмутилась тетка.

– Какие люди?

Горожанка будто ждала такого вопроса. В течение короткого времени мы узнали, что тихий с виду Хэдвуд населен наполовину нечистью, наполовину – ее пособниками. И все это гадючье кубло напропалую хвастает злыми делами своими и соседей.

– Сама у ведьмы зелья покупала? – прервал вдохновенный рассказ сэр Грегори.

– Кто? Я?

– Ты, ты, – кивнул паладин Грифона. – Все вы одинаковые. Кричите, что ведьму – на костер, а как чирей на заднице вскочит, так все равно, из чего лекарство сварено.

Тетка охнула и схватилась за сердце уже по-настоящему.

– Грех вам, господин рыцарь! Что ж вы на честных людей лаетесь?

Она повернулась ко мне, словно за поддержкой, но ничего не сказала, только еще шире открыла рот и вытаращила глаза, глядя на мои сапоги, по самый верх голенища облепленные уже подсохшей болотной тиной.

– Артур, – сэр Грегори смотрел пристально, строго. – Где ты был, мальчик?

– Я… На болоте. В доме ведьмы.

– Всю ночь? Ты видел колдунью?

До болота я добрался уже после полуночи. Ребенка украли на рассвете. Могла ли Кровавая Мэри в те часы, что я спал, добраться до Хэдвуда, схватить свою жертву, убить ее или где-то спрятать?

– Видел. Но я долго проспал.

– Ничего не слышал?

– Слышал.

Теперь я понимаю, что сквозь дрему постоянно доносились какие-то звуки. Ведьма никак не могла угомониться, бродила по дому, чем-то стучала, звякала.

– Сэр Грегори, мне кажется, она не уходила. Кроме колдуньи, в доме никого не было.

– Вот как? – Сеньор задумчиво постучал пальцами по столешнице. – А дорогу показать сможешь?

Любой житель, а тем паче жительница Хэдвуда справилась бы с этим гораздо лучше. Но приказы наставника не обсуждаются. Я кивнул и поднялся.

– Сэр Грегори, позвольте седлать Скорпия.

Я хотел проводить сэра Грегори на болото, а там попытаться найти путь к жилищу ведьмы, но рыцарь Грифона остановил меня.

– Ты говоришь, что был в хорошем, крепком доме? И добирался обратно по дороге через лес? Попробуй снова отыскать этот путь. Сдается мне, у ведьмы два логова. В том, о котором знают все, ее сейчас нет.

Я почтительно склонил голову перед мудростью наставника. Тем, кто борется с порождениями тьмы, об их повадках известно все.

Сам бы я не нашел дорогу сквозь лес, но Айлиль в нужном месте уверенно свернул за деревья. Торопился так, будто учуял лучшую конюшню на свете. Чем его ведьма приворожила?

Колдунья ждала нас возле дома. При свете дня, посреди поросшей травой поляны в пронизанном солнечными лучами лесу она казалась еще страшнее, отвратительнее, словно выползшая из трясины жаба.

Но сэр Грегори не устрашился и не возмутился мерзостью ведьмы. Спешившись, он подошел к карге и склонился перед ней, словно перед знатной дамой.

– Благородная леди Мария Уэст, рад снова лицезреть вас.

И, нагнувшись еще ниже, припал к корявой, покрытой коростой руке колдуньи.

Мне хотелось сотворить знак, разгоняющий морок. И протереть глаза. Рыцарь Грифона, чей долг – искоренять зло и истреблять порождения тьмы, целует руку ведьмы!

А колдунья говорила странное:

– Марии Уэст больше нет. Она погибла, когда толпа разгромила ее дом и лабораторию в Солене. Ты хочешь спросить о чем-то старую Мэри?

Мой сеньор смотрел на ведьму так… Ну, будто из рук его сейчас выскользнуло нечто важное или даже драгоценное.

– Мэри знает, что в Хэдвуде ночью пропал ребенок? – наконец глухо спросил он.

Ведьма вздрогнула, вскинула руку в испуганном жесте, словно хотела защититься от чего-то.

– Этой ночью? Завтра ребенок вернется домой. Жизнь за жизнь, Грегори.

Теперь дернулся уже мой патрон.

– Что известно Мэри?

– Я не скажу тебе. Ступай с миром.

Повернувшись, ведьма скрылась в доме.

Паладин Грифона стоял, опустив голову. Ладонь его сжимала рукоять меча, но за оружие так не берутся, скорее, хватаются за некий предмет, чтобы удержаться на ногах.

– Идем обратно, мальчик, – наконец глухо произнес он. – Завтра утром… Да поможет нам всем Творец Всемилостивейший!

Сэр Грегори нахохлился в седле, как потрепанный грозой ворон, и молчал. Всю дорогу через лес.

– Сеньор, – наконец не выдержал я, – вы не станете истреблять ведьму?

– Нет. И попытаюсь проследить, чтобы этим не вздумал заняться кто-либо другой.

– Но похищенный ребенок…

– Он вернется домой еще до рассвета.

– Вы считаете, что колдунья, служанка зла, отдаст добычу?!

– Мэри… – сэр Грегори сердито мотнул головой, – она не ведьма.

– А кто?!

Пожалуй, я со своим вопросом выглядел как дурень на ярмарке, дивящийся чудесам заезжего фокусника, но очень уж неожиданными были слова рыцаря.

И сэр Грегори понял это. Не стал произносить поучение о сдержанности и невозмутимости, долженствующих паладину Грифона, а только сердито переложил поводья Скорпия из руки в руку. Да еще, показалось мне, еле удержался от того, чтобы досадливо сплюнуть на дорогу.

– Как только доберемся до города, ступай на рынок. Найдешь и купишь смирного мула.

– Сеньор…

– Завтра мы уедем. Втроем.

– Ничего не понимаю! Честно! – признался я Скорпию и Айлилю.

Кони хрупали в стойлах овсом и вникать в сложности отношений между людьми явно не собирались.

Не дождавшись от бессловесных тварей ни внимания, ни сочувствия, я отправился на рынок.

Торжище в Хэдвуде, несмотря на всю захолустность городка, имелось, и даже богатое. Во всяком случае, найти подходящего мула мне удалось быстро. Его владелец торговался больше от скуки, развлечения ради, и в конце концов мы сошлись на вполне приемлемой цене. Однако радовался я преждевременно. Мул был не подкован. И понял я это, только когда уздечка перешла в мои руки. Нет у меня опыта в покупке лошадей и прочего скота! А деревенский пройдоха радостно заявил, что тратиться перед продажей на подковы, гвозди и услуги кузнеца не имеет никакого смысла, и был таков.

Местного кователя в кузнице не оказалось. Мальчишка, раздувающий мехи, сказал, что хозяин его – человек благочестивый и как раз сейчас ушел в храм на дневное восхваление Творца Вседержителя. Пришлось ждать.

Мой умный друг Джеффри говорил, что если в любом деле отыскивать положительные стороны, то жить становится легче. Например, ждать – не работать: время то же, а устаешь меньше.

Я сидел на коновязи рядом с подремывающим мулом, размышлял, уместно ли оруженосцу рыцаря Грифона потратить часть имеющихся у него монет на красного леденцового петушка, и машинально разглядывал прохожих.

Сам почти заснул, когда мимо прошла женщина в сером в широкую полоску платье. Таком, какое было у моей мамы. И у ведьмы Мэри?..

Что с того? Ни Творец Вседержитель, ни наш милостивый король не запрещают покупать одинаковые ткани и шить из них одежду. Но походка, осанка, поворот головы, все то, что я после ночи на болоте буду помнить вечно…

И – перчатки. Простолюдинки их не жалуют. Джеффри как-то подарил Салли кружевные, хотел порадовать. Но дочь булочника подношение изругала, заявила, что честным девушкам такое без надобности, баловство одно, работать мешает.

Зато они очень хорошо скрывают уродующие руки шрамы и лишаи.

Ведьма средь бела дня ходит по рынку и никто ее не узнает?

Женщина оглянулась на крик уличного зазывалы, и я на миг увидел ее лицо, прикрытое оборками чепца. Толстый слой белил, щеки будто свеклой натерты. Под такой маской родную тетку не признаешь.

Соскочив с коновязи, я незаметно последовал за ведьмой.

Та шагала уверенно, не останавливаясь и не оглядываясь, покуда не добралась до дома лекаря Лонкса. Постучалась и сразу вошла, как будто ее здесь ждали или хорошо знали.

Дверь закрылась. Я остался снаружи. Дальше что?

Быстро придумать какой-нибудь предлог и тоже постучаться в дом? Даже если пустят, вряд ли примут третьим в беседу.

Бежать к сэру Грегори или к городской страже? Но пока я ношусь туда-сюда, Кровавая Мэри может уйти. Да и в чем я ее обвиню? И ведьма имеет право прийти к доктору из-за какой-то своей хвори. А если это вовсе не она?

– Ты чего здесь торчишь?

Рядом стояла Джейн. Хвала Творцу Всеведающему!

– Джейн, ты видела Кровавую Мэри?

– Ну-у, – задумчиво протянула девушка. Понятно: я все-таки оруженосец рыцаря Грифона, сознаваться мне, что имела дела с ведьмой, не хочется. – А почему спрашиваешь?

Ответить я не успел. Дверь дома доктора Лонкса отворилась, и карга вышла на крыльцо. В руках держала такую же, как у Джейн, закрытую корзинку, только больше по размеру. В подобную емкость целого поросенка засунуть можно.

По-прежнему не оглядываясь, пошла прочь.

– Смотри скорее: это ведьма? Узнаешь ее? У вас в городе женщины носят перчатки?

– Перчатки? – Лицо Джейн вдруг покраснело, будто от гнева. – Если тебя больше привлекают ведьмы и старые шлюхи, то пожалуйста!

Джейн махнула корзиной так, будто хотела меня ею огреть, и гордо удалилась.

Весь вечер сэр Грегори что-то писал, скреплял личной печатью, потом снова разворачивал, сердито разрывал в клочки. Перо для письма сломал, хорошо, что имелось второе.

Я тоже не находил себе места, но по другому поводу. Будь я проклят, если лекаря с колдуньей не связывают какие-то злые дела! Вспомнилась корзина, с которой ведьма вышла от Лонкса.

– Сеньор!

– Что тебе, мальчик? – сэр Грегори сердито поднял глаза от очередного письма.

– Сеньор, каких лет был похищенный ребенок?

– Пустое любопытство не пристало рыцарю. Лет пяти-шести.

Я-то думал, совсем младенец. Такой, что может поместиться в корзину. Целиком… Я судорожно попытался вспомнить внешний вид ноши карги. Вроде бы никаких пятен не было. Дурак я, дурак, нужно было не с Джейн время тратить – все равно она меня теперь знать не хочет, – а звать стражу. Ну посмеялись бы они, ничего не обнаружив, почтенная горожанка, – да пусть бы даже и шлюха, – разоралась, но душа моя сейчас была бы спокойна.

– Сеньор…

– Послушай, мальчик, – сэр Грегори зашипел, как кот, у которого из-под носа пытаются убрать початое блюдце со сметаной. – Я занят! Отправляйся спать или найди себе какое-нибудь достойное дело. До утра ты мне не понадобишься.

Я поклонился и отправился исполнять приказ патрона.

Спать я, естественно, не собирался. Не до того было. Раз уж сэр Грегори пренебрегает своим долгом, придется мне самому во всем разобраться.

Кровавая Мэри не могла ночью добежать до окраины Хэдвуда и украсть ребенка, а Джеймс Лонкс вполне успевал. И спрятать похищенного в своем доме. Ведьма обещала, что малыш скоро вернется к семье? Дай Творец Вседержитель, чтобы так оно и было, но в доме лекаря должны остаться следы. Нужно только продумать, как мне попасть в логово душегуба.