Текст книги "Блок за 30 минут"

Сусальный ангел

 
На разукрашенную елку
И на играющих детей
Сусальный ангел смотрит в щелку
Закрытых наглухо дверей.
 
 
А няня топит печку в детской,
Огонь трещит, горит светло…
Но ангел тает. Он – немецкий.
Ему не больно и тепло.
 
 
Сначала тают крылья крошки,
Головка падает назад,
Сломались сахарные ножки
И в сладкой лужице лежат…
 
 
Потом и лужица засохла.
Хозяйка ищет – нет его…
А няня старая оглохла,
Ворчит, не помнит ничего…
 
 
Ломайтесь, тайте и умрите,
Созданья хрупкие мечты,
Под ярким пламенем событий,
Под гул житейской суеты!
 
 
Так! Погибайте! Что в вас толку?
Пускай лишь раз, былым дыша,
О вас поплачет втихомолку
Шалунья девочка – душа…
 

«Счастливая пора, дни юности мятежной!..»

 
Счастливая пора, дни юности мятежной!
Умчалась ты, и тихо я грущу;
На новый океан, сердитый и безбрежный,
Усталую ладью души моей спущу…
 
 
Ты мило мне, прошедшее родное,
Твоя печаль светла, а грусть твоя бледна…
Печаль и грусть в далекое былое
Ушли, душа усталая одн-аи.
 
 
Не знаю, сколько бед сулит Мне жизнь иная,
Не знаю, как широк сердитый океан…
Меня гнетет усталость роковая,
Глядится жизнь сквозь пасмурный туман…
 
 
И далее туман всё необъятней,
Чем дальше рвусь, тем гуще мрак кругом…
О, наша жизнь, зачем ты непонятна!..
О, наша жизнь, ты вечно будешь сном!..
 

Цыгане шумною толпой
По Бессарабии кочуют…

 
Табор шел. Вверху сверкали звезды.
Кончил он тяжелый, трудный путь,
Кончил буйной прихоти наезды
И, усталый, жаждал отдохнуть.
Но в сердцах еще играла дико
Кровь, и темный лес гремел,
Пробужденный звоном, свистом, криком,
На веселье сумрачно глядел.
Так кончали буйные цыгане
Дикой, звонкой прихоти наезд…
В высоте, на темном океане
Меркли, гасли легионы звезд.
 

«Темнеет небо. Туч гряда…»

 
Темнеет небо. Туч гряда,
Дождем пролившись, отлетела.
Высоко первая звезда
Зажглась, затеплилась, зардела…
 
 
Скажи мне, ночь, когда же вновь
Вернутся радостные муки?
Когда душа поймет любовь,
Свиданья счастье, гнет разлуки?
 

«Туда, где небо с океаном…»

 
Туда, где небо с океаном
Слилось в неясную черту,
Туда, за дальние туманы,
Несу души моей мечту…
 
 
Но знаю, – к той черте неясной
Одной мечтой моей стремлюсь,
С небесной твердью чистой, ясной
Одной душой моей сольюсь…
 
 
Ах, если б ты, творец вселенной,
Над нами чудо совершил
И мощью гения нетленной –
Крылами смертных наделил!..
 

«Ты всегда и всюду странно…»

 
Ты всегда и всюду странно
Очаровываешь взоры.
Я люблю твой взгляд туманный,
Я люблю твои укоры…
Голос твой звучит порывом,
То насмешливо и звонко,
То волшебным переливом,
Будто детский смех ребенка.
А когда опустишь очи,
Близость сердца сердцем чуя,
Я готов во мраке ночи
Умереть от поцелуя…
 

«Ты дышишь жизнью! О, как я к тебе влеком…»

 
Ты дышишь жизнью! О, как я к тебе влеком.
Меня манит к тебе желанье сладострастья…
Опомнись, милая, ужели не знаком
Тебе холодный свет без ласки и участья?..
В наш век скрывать должно желания любви,
Иначе и тебя, как остальных, осудят…
Опомнись, милая, пока в твоей крови
Огонь и страсть желаний не пробудят!..
Когда-нибудь сойдемся мы с тобой…
Не скоро, может быть… Я жду того мгновенья,
Когда не бросит камня свет пустой
За каждый счастья миг в минуту наслажденья.
 

«Ты оденешь меня в серебро…»

 
Ты оденешь меня в серебро,
И когда я умру,
Выйдет месяц – небесный Пьеро,
Встанет красный паяц на юру.
 
 
Мертвый месяц беспомощно нем,
Никому ничего не открыл.
Только спросит подругу – зачем
Я когда-то ее полюбил?
 
 
В этот яростный сон наяву
Опрокинусь я мертвым лицом.
И паяц испугает сову,
Загремев под горой бубенцом…
 
 
Знаю – сморщенный лик его стар
И бесстыден в земной наготе.
Но зловещий восходит угар –
К небесам, к высоте, к чистоте.
 

«Ты так светла, как снег невинный…»

 
Ты так светла, как снег невинный.
Ты так бела, как дальний храм.
Не верю этой ночи длинной
И безысходным вечерам.
 
 
Своей душе, давно усталой,
Я тоже верить не хочу.
Быть может, путник запоздалый,
В твой тихий терем постучу.
 
 
За те погибельные муки
Неверного сама простишь,
Изменнику протянешь руки,
Весной далекой наградишь.
 

«Ты хочешь знать мировоззренье…»

 
Ты хочешь знать мировоззренье,
Мятежных дней моих порыв?
Играй без тени сожаленья
На струнах лучших и святых!
 
 
Тогда любовь моя прорвется
И необузданной волной
В твой дух младенческий прольется,
Где прежде был один покой.
 
 
Сорвет в безжалостном стремленья
Все бледноликие цветы,
Как ты рвала без сожаленья
Моих сердечных струн четы!
 

«Ты хочешь царствовать поныне…»

 
Ты хочешь царствовать поныне,
Поэта дух воспламенять
И зноя полную пустыню
Росистой влагой освежать?
 
 
Но знай: всё то, что в сердце было
Свежо, как вешние цветы,
Своей любовью иссушила
Младая дева красоты…
 
 
Ее язык – твои призывы,
Ее мечты – твои мечты,
Ее любовь – твои порывы,
И профиль твой – ее черты!..
 

«Усни, пока для новой жизни…»

 
Усни, пока для новой жизни
Не воскресит тебя любовь,
И на моей печальной тризне
Тогда заплачешь горько вновь!
 
 
Твоим рыданиям внимая,
Мне будет сладко умирать…
И к новой жизни улетая,
С тобою буду я рыдать…
 

«Усталый ветер в камышах шептал…»

 
Усталый ветер в камышах шептал
О приближеньи зимних снов;
 
 
День догорал,
 
 
С больной улыбкою внимая
Шуршанью тлеющих листов,
И в их покровах тихо засыпая.
Каким спокойствием простор объят!
Зари холодной свет погас;
 
 
Озера спят, –
 
 
Их гладь забвеньем в сердце дышит,
И лишь свирели дальний глас
Своей тоской безмолвие колышет…
 

«Фиолетовый запад гнетет…»

 
Фиолетовый запад гнетет,
Как пожатье десницы свинцовой.
Мы летим неизменно вперед –
Исполнители воли суровой.
 
 
Нас немного. Все в дымных плащах.
Брыжжут искры и блещут кольчуги.
Поднимаем на севере прах,
Оставляем лазурность на юге.
 
 
Ставим троны иным временам –
Кто воссядет на темные троны?
Каждый душу разбил пополам
И поставил двойные законы.
 
 
Никому не известен конец.
И смятенье сменяет веселье.
Нам открылось в гаданьи: мертвец
Впереди рассекает ущелье.
 

«Что будет в сердце, в мыслях и в уме…»

 
Что будет в сердце, в мыслях и в уме,
Когда, любя таинственно и нежно,
Вампира ты увидишь в полутьме
С глазами, полными, как океан безбрежный?
Я вижу женщину. Она бросала страсть
Глазами чудными и страшными, как пламень.
Казалось, вся земли и неба власть
Таилась в них, – а сердце было камень.
Она смеялась смехом сатаны,
И этот смех отталкивал и жалил.
Глаза сверкали, радости полны,
И каждый в них хоть часть души оставил.
О, если б броситься и жадно обнимать,
И целовать, и выпить страсть вампира,
Потом убить, на части растерзать
И части сердца трепетно слагать
К ногам на миг забытого кумира!
 

«Что из того, что на груди портрет…»

 
Что из того, что на груди портрет
Любовницы, давно уже забытой,
Теперь ношу; ведь в сердце мысли нет
О том, что было – и во тьме сокрыто.
 
 
И мало ль их, желающих найти
В сердцах чужих любовь и поклоненье,
По скользкому пути дерзающих идти,
Чтоб счастье брежжилось хотя одно мгновенье!
 
 
Нет, эта красота меня не привлечет;
При взгляде на, нее мне вспомнится другая:
Счастливое дитя, что молодость поет,
Прекрасное дитя, – Любовь моя родная.
 
 
И разве, посмотрев на вянущий цветок,
Не вспомнится другой, живой и ароматный,
Украсивший красавицы венок
В весенний день, под небом благодатным?
 

Эскиз

 
Глаза младенчески открыты,
Душа туманна и чиста,
Но сколько ран, глубоко скрытых,
Наносят юные уста!
 
 
Услышишь звук, – не чуешь раны
И до разлуки усыплен…
А разлучишься, – из тумана
К тебе ползут со всех сторон!..
 

«Я восходил на все вершины…»

 
Я восходил на все вершины,
Смотрел в иные небеса,
Мой факел был и глаз совиный,
И утра божия роса.
 
 
За мной! За мной! Ты молишь взглядом,
Ты веришь брошенным словам,
Как будто дважды чашу с ядом
Я поднесу к своим губам!
 
 
О, нет! Я сжег свои приметы,
Испепелил свои следы!
Всё, что забыто, недопето,
Не возвратится до Звезды –
 
 
До Той Звезды, которой близость
Познав, – сторицей отплачу
За всё величие и низость,
Которых тяжкий груз влачу!
 

«Я думал, что умру сегодня к ночи…»

 
Я думал, что умру сегодня к ночи,
Но, слава богу, нет! Я жив и невредим, –
Недаром надо мной Твои сияли очи,
И крылья простирал стокрылый серафим.
Ты, Щедрая, царила в сердце знойном,
Увы, забывшем сладости весны,
И так задумчиво, задумчиво спокойно
Навеяла безоблачные сны…
Но лучше умереть во мраке без надежды.
Чем мучиться, любя и не любя,
Пусть вечный сон сомкнет навеки вежды.
Убив мечты, страданье и Тебя!..
 

«Я живу в глубоком покое…»

 
Я живу в глубоком покое.
Рою днем могилы корням.
Но в туманный вечер – нас двое.
Я вдвоем с Другим по ночам.
 
 
Обычайный – у входа в сени
Где мерцают мои образа.
Лоб закрыт тенями растений.
Чуть тускнеют в тени глаза.
 
 
Из угла серебрятся латы,
Испуская жалобный скрип.
В дальних залах – говор крылатый
Тех, с кем жил я, и с кем погиб.
 
 
Одинок – в конце вереницы –
Я – последний мускул земли.
Не откроет уст Темнолицый,
Будто ждет, чтобы все прошли.
 
 
Раздавив похоронные звуки
Равномерно – жутких часов,
Он поднимет тяжкие руки,
Что висят, как петли веков.
 
 
Заскрипят ли тяжкие латы?
Или гроб их, как страх мой, пуст?
Иль Он вдунет звук хриповатый
В этот рог из смердящих уст?
 
 
Или я, как месяц двурогий,
Только жалкий сон серебрю,
Что приснился в долгой дороге
Всем бессильным встретить зарю?
 

«Я и без веры живой…»

 
Я и без веры живой,
Мне и надежды не надо!
Дух мой тревожный, родной
Жизнь наделила отрадой,
 
 
Веры мне жизнь не дала,
Бога везде я искал,
Дума тревожно ждала,
Разум мятежно роптал.
 
 
Нет мне надежды нигде,
Горе предвижу и жду:
В чистой зеркальной воде
Чуждого ей не найду.
 
 
О, я храню как покой
Лучшую в мире отраду…
Я и без веры живой,
Мне и надежды не надо!
 

«Я сходил в стремнины горные…»

 
Я сходил в стремнины горные,
Видел долы и леса.
Над мечтой моей упорною
Загорались небеса.
 
 
Ночи шли путями звездными,
Ярким солнцем дни текли
Над горами и над безднами,
Где томился я в пыли.
 
 
Где сходил в стремнины горные,
Где в долинах и лесах
Воскрешал мечтой упорною
Давней жизни мертвый прах…
 

«Я шел во тьме к заботам и веселью…»

 
Тоску и грусть, страданья, самый ад,
Всё в красоту она преобразила.
 

Гамлет

 
Я шел во тьме к заботам и веселью,
Вверху сверкал незримый мир духов.
За думой вслед лилися трель за трелью
Напевы звонкие пернатых соловьев.
И вдруг звезда полночная упала,
И ум опять ужалила змея…
Я шел во тьме, и эхо повторяло:
«Зачем дитя Офелия моя?»