Текст книги "Берегини. Правильный дар"

– И чего вы явились в такую рань? – хмыкнул князь.

– Время к полудню.

– Не важно… – Руди всё-таки рискнул сделать глоток.

Горло ожидаемо обожгло, дыхание перехватило, но в голове, вроде бы, прояснилось.

– Что это за мерзость? – прокашлявшись, уточнил он.

– Адское зелье, – охотно сообщил Егор Петрович, немного поворачиваясь в кресле, чтобы лучше видеть собеседника, – так, вы говорите, он у вас?

– Кто, Савин? – Руди всё еще плохо соображал.

– Нет же, – в безмятежном голосе Раскина впервые послышалось нетерпение, – портрет. Вам должны были доставить. Посылка из Каира.

Руди почувствовал неприятный холодок по спине и окончательно проснулся.

– Да, верно. Из Каира. Вчера доставили, – очень ровно произнес он, отставляя бокал, – только я еще не распаковывал.

– О, так, может быть, взглянем вместе? – Раскин едва не вскочил с места.

Руди впервые прямо поймал его взгляд. Глаза у того были ярко-зеленые, как стекляшки. Явно какой-то колдовской трюк, призванный скрывать все истинные чувства и мысли!

– Да. Да. Надо пройти в кабинет.

Князь, насколько мог, уверенно поднялся с кресла и направился к лестнице. Ноги и руки слегка дрожали, но Руди знал, что это уже не от похмелья. Теперь он ясно вспомнил всё, что они обсуждали накануне с Эрастом Львовичем, будь он неладен!

И эта посылка. Если всё так, как сказал Савин, то… Впрочем, отступать уже поздно.

– Так, всё-таки, почему вы увлеклись люционизмом? – продолжил светски болтать Раскин, пока они шли по коридору. – Поверьте, я не из праздного любопытства интересуюсь. Всего лишь хочется знать мотивы того, с кем предстоит работать.

– Да просто интересно, – пробормотал князь, – вообще-то сам я не практикую… Изучаю только теорию, ради научного познания.

«Изучаю» – это было очень сильно сказано. Но откровенничать с этим типом определенно не стоит. Впрочем, если рыжий достаточно близко знаком с Эрастом Львовичем, то он отлично знает мотивы князя, и этот разговор вообще бессмысленен.

– Ясно, – не стал больше выпытывать гость, – признаюсь, у меня такой же мотив.

«Ну, как же!» – Руди едва не усмехнулся вслух. Да этот рыжий сам похож на демона во плоти! Савин, кажется, говорил, что нашел его где-то в Швейцарии? Или, может, это он сам нашел Савина?

Они вошли в кабинет. Здесь беспорядок был почти такой же, как в гостиной, но об этом Руди уже не думал. Довольно большой прямоугольный сверток, присланный из Каира, лежал на столе, чуть присыпанный какими-то бумагами. Руди сдвинул бумаги, мимолетно заметив, что это опять расписки и счета – проклятые счета! – и взял посылку.

– Позвольте мне, – Раскин быстро забрал у него предмет и прислонил к стене. Князь не возражал, у него не было ни малейшего желания первым трогать эту вещь!

Раскин присел рядом со свертком, аккуратно сорвал почтовую бумагу и откинул сероватую ткань, которой еще была обёрнута рама. Затем встал и отошел на пару шагов, как подобает, если хочешь хорошенько рассмотреть картину.

Но картины не было. Рама оказалась пуста. Точнее, не совсем пуста, в ней был холст, а на холсте – какое-то гряз-зеленое поле, нечто вроде заднего фона для портрета. Но самого портрета не было.

– Э-э, – с трудом произнёс Руди, – Эраст Львович говорил, что из Каира должны прислать портрет некоего господина…

– Всё верно! Всё в порядке, – Раскин, как ни странно, прямо-таки засиял довольством, – так и должно быть. Думаю, скоро этот господин нас посетит. А теперь, прошу меня извинить, мне пора. Можете меня не провожать, – он схватил руку князя, фамильярно потряс её и бодро вышел из кабинета.

Руди остался наедине с рамой. Савин кое-что рассказа о человеке на портрете, но почему-то не предупредил, что тот может «отсутствовать». Или сам не предполагал? Рудольф с раздражением подумал, что уважаемый Эраст Львович, похоже, не очень серьёзно относится к его участию в их общем деле.

Князь присмотрелся к холсту. Зеленоватая краска, словно болото, затягивала взгляд. Кажется, он простоял так несколько минут, ему даже начало казаться какое-то движение в зеленых разводах.

Руди резко тряхнул головой, тут же вспомнив про мигрень. Еще некстати вспомнилось, что в Зимнем его вчера так и не приняли. Какой-то лакей объявил, что, де, их высочество не желает никого видеть. Да, конечно, на неё в тот день напал настоящий демон, но Рудольф понимал, что дело не только в происшествии с демоном.

– Ничего, скоро милая София заговорит по-другому, – вслух произнес он, быстро закрыл холст тканью и задвинул раму за кресло. Но легче от этого не стало.

Глава 3. Долги и обещания

3 мая, понедельник, 19** г.

Жанна

Жанна по привычке обернулась, окинула взглядом узкий двор и шмыгнула в парадную. Никогда нельзя терять бдительность, даже у своего дома. Особенно – у своего!

Комендантского часа нет, но братья всё равно решили на несколько дней затаиться, как можно меньше появляться на улице. Наставники сказали, что это разумно, не стоит рисковать зазря. Так что в понедельник Жанна сразу после смены пошла домой.

В парадной было сумрачно и очень тихо. Должно быть, все соседи сидят себе по домам. Сидят и боятся. Жанне не нравилось запугивать простых людей, но так уж приходится, иначе никак.

– А, милая, ты сегодня рано, – мама подняла взгляд от своего шитья, но её пальцы продолжили вдевать и вытаскивать иглу.

– Сегодня все пошли по домам, устали, – небрежно отозвалась Жанна.

– Вот и правильно, чего сутками в железках копаться! Мой руки, садись, ужин на плитке, еще тёплый, – мама подвинула свою работу к самому краю стола, но так, чтобы не упустить свет из окна.

– Ты-то вон, работаешь, – заметила Жанна, подавив вздох.

– Мне за всю работу платят, а тебе только за смену.

Мама не одобряла её увлечение механикой. Ей и работа на заводе не нравилась, но тут уж выбирать им не приходилось. Вернее, выбрать-то можно, но Жанна твёрдо решила, что никогда не будет стирать, убирать и стряпать по чужим домам, да вот еще штопать чьи-то тряпки при бледном свете белой ночи!

– Да мы там после работы перекусили, – быстро соврала девушка, сбрасывая плащ, – я потом поем.

Она скрылась в умывальной и уже оттуда услышала самое неприятное:

– И вообще… Дочка, не ходила бы ты сейчас одна по улицам, – мама очень старалась говорить непринуждённо, – а то видишь, что творится, средь бела дня монстры на людей бросаются!

– Так никто же не погиб, – пробормотала Жанна себе под нос.

Но мама всё равно услышала:

– Слава богу, но многие пострадали! Я читала в «Ведомостях», троих негодяев арестовали, но сколько их еще?

– Ладно, я буду осторожна, – не глядя на маму, Жанна скрылась в своём закутке.

Квартирка, которую они нанимали, помещалась на четвёртом этаже и состояла всего из двух комнат, не считая крохотной умывальной. Большая «зала» служила одновременно кухней, столовой, а также маминым рабочим местом и спальней. Задняя комнатка полностью принадлежала Жанне. Комната эта походила на пинал, в ней помещались только узкие вещи – узкая кровать, узкий шкаф и узкая парта, притиснутая к узкому оконцу. Окно выходило на двор, и тут всегда, даже в солнечную погоду, не хватало света. Впрочем, Жанна давно к этому привыкла.

Тех арестованных она лично не знала. Но Рыжий говорит, что ничего страшного им не грозит, их даже не было тогда на набережной. Просто у них нашли кое-какие записи и артефакты, кто-то донёс, пришлось очень кстати.

Жанна села за парту и достала свой альбом. Она не хранила дома ничего опасного. Если предстояло дело, брала что нужно накануне. А вообще, всё самое важное надо хранить в голове!

Она открыла альбом. Некоторые детали их «чудо-машины» Жанна перечерчивала сюда, чтобы дома еще над ними подумать. Возиться с железом она пристрастилась еще при отце, а чертить механизмы научилась сама по отцовским старым справочникам.

Жанна могла хоть часами сидеть над бумагой с карандашом! В клубе жестянщиков её по-настоящему ценили. Вообще, в Братстве впервые, после отца, кто-то в неё поверил! Но Жанна знала, её главная миссия – не машина и не чертёж. Она должна выполнить задание Рыжего. Это страшно, но она должна, это откроет Братству путь к справедливой жизни. А Жанна станет обращенной, получит настоящий дар.

Она уже сейчас иногда чувствует близость потусторонней силы! В моменты, когда особенно увлечётся черчением или работой с металлом, Жанна замечала на краю зрение нечто необычное. Длинную тень, но не её собственную, а как бы силуэт кого-то невидимого. Но стоило оторваться от работы и посмотреть, тень исчезала.

Это немного пугало Жанну, и в тоже время завораживало. Она рассказала Рыжему, тот серьезно подумала и сказал, что это точно признак большого таланта к магии. А он знает, о чём говорит.

Жанне решительно не нравилось слово «люционизм», оно лживое, как и всё, что напридумывали жрецы! «Люцифер» – жалкое пугало, нужное им, чтобы прятать истинный источник силы и сохранять свою власть.

Она была на набережной, она всё видела. Дух захватывало от осознания, какие существа им подвластны, на что обращенные братья способны! Она знала, что тот демон не должен был никого убить, даже никого из знати. У него была другая цель, и, похоже, цель достигнута.

Жанна прислушалась: со двора не доносилось ни звука. Коломна и так район не по-столичному тихий, спокойный, но сейчас тишина казалась зловещей и вязкой, как незримое болото. Все боятся. И правильно, и пусть боятся, пусть видят, что красные колдуны не могут их защитить! «Страх – очень полезная вещь, если уметь им управлять», так говорит учитель Эраст Львович, а он еще и газетчик, большой мастер красиво говорить!

– И он прав, – прошептала девушка, – лекарство всегда горькое.

Скоро всё изменится. И изменит всё она, Жанна.

Груня

Само собой, что бы ни происходило в городе, занятия в Институте берегинь идут по расписанию.

В понедельник после лекций девочки сидели в библиотеке за уроками. Всем троим плохо давалась алгебра, и всем троим же никак нельзя было снижать баллы. В конференции будут участвовать только лучшие ученики, а лучшие значит лучшие во всём, так выразилась мадам Орлова.

– Ну что там, эти уравнения будут спрашивать? – больше всех бухтела Алёнка.

– Математические формулы нужны в высшей магии, например, для расчётов мощности применяемой энергии, – сухо заметила Варвара, не отрывая взгляд от учебника.

– Да нам до той высшей магии еще как до любого Парижа на косой телеге! – фыркнула Лёля. – Лучше бы дополнительную практику дали. Еще выступления эти…

– Схвати двойку и отделаешься от выступлений, – серьёзно посоветовала Варя.

– И то верно, чегой-то я сама не догадалась? – хмыкнула Алёнка, но карандаш не выпустила.

Груня молча перепроверяла решение задачи. Девочки и не подозревают, что ей гораздо труднее. А ей-то точно надо удержаться в числе лучших учениц и попасть на конференцию, иначе их с Семёном подвиг закончится, так и не начавшись.

В библиотеке, как всегда, стояла благообразная тишина. За другими столами сидели еще несколько студенток. Груня невольно косилась в их сторону, ей теперь казалось, что все окружающие могут как-то догадаться, что она задумала. Будто у неё это на лбу написано! Усилием воли она заставила себя не думать о глупостях.

Первые два года студентки Императорского Института берегинь изучали те же предметы, что и ученицы самых обычных гимназий. Алгебра, геометрия, история, география, зоология и тому подобная «скука». Отличие было разве только в том, что кроме трёх европейских языков девушки изучали латынь и древнегреческий, а на старших курсах еще и шумерский.

Собственно, обучение магии начиналось только с третьего курса, и то шла больше теория да простенькие упражнения со стихиями. Но из-за конференции им троим пришлось перейти на более сложную программу. План занятий составляла для них лично мадам Орлова, а это значит, легко быть не может!

– Не зря у нас в деревне говорят, что если баба шибко образованная, она от этого злая, – продолжала ворчать Алёнка, – точно, убила бы сейчас кого-нибудь.

Груня украдкой покосилась на подругу. Та, и правда, сегодня весь день была какая-то нервная. С Лёшкой, что ли, поссорилась? Или всё из-за предстоящих выступлений? Теперь все волнуются, кого не спроси. Да уж, одно дело сдавать зачёты своим наставникам, в знакомых классах и совсем другое – показывать, чему научилась перед целым залом незнакомых людей! И не абы каких, а лучших знатоком магических искусств со всего света.

– Что-нибудь слышно про расследование? – отрывисто спросила Варя, непонятно к кому обращаясь.

– Ты меня спрашиваешь? – Груня испуганно подняла глаза. – Отец вчера весь день на службе был, я его даже не видела. А с этими уроками вряд ли увижу до следующих выходных.

– Вам не кажется, что они хотели просто всех напугать, – Варя задумчиво щелкнула карандашом по тетради, – ну, этим монстром. Сразу всех, и царя и публику. Показали, на что способны.

Девочки сумрачно молчали. Но Груня теперь знала наверняка, что так и есть. Сначала нужно запугать, а потом потребовать…

– Я читала, что демоны там, в изнанке мира, на самом деле не имеют никакой формы, – добавила Варя, – то есть, физической формы, привычной для нас. Тёмный колдун призывает только его дух, а тело создаёт силой магии и своего разума.

– Хороша у них фантазия, получилось эффектно, – пробормотала Алёнка, – лично я испугалась, говорю честно.

– А как же слова профессора Андреева? – Груня внимательнее присмотрелась к подруге. Если уж Лёлин энтузиазм приугас, значит, дела совсем плохи, – ну, про то, что нельзя впускать в сердце страх, или как там?

– Профессора много чего говорят, – буркнула Лёля, не поднимая взгляд.

– Нет, – Груня вдруг резко выпрямилась, сама себе удивляясь, – им нас не запугать. Я уверена, полиция найдет виновных и вышвырнет их… – она осеклась, заметив удивленные взгляды подруг, – в общем, всё, хватит тут корпеть, идем к директрисе. Послушаем, что она сегодня о нас думает.

* * *

Основной задачей берегинь во все времена была защита людей от сверхъестественных существ. Такие создания обитают в лесах, полях, реках и озерах, селятся на чердаках и в подпольях. В сельской местности их бывает больше, но в городах имеется своя, исключительно городская «живность».

Подобные существа могут запутывать дороги, портить посевы и скот, насылать страшные сны или даже похищать детей, а то и вовсе напасть средь бела дня. Но они же могут и помогать в хозяйстве, приносить удачу на охоте, улучшать погоду.

Обязанность берегини – распознать, что за существо перед ней и договориться с ним, часто волшебные духи «шалят» из-за глупости или жадности людей. Ну, а если договориться не получается, берегиня должна просто изгнать существо. В народе даже говорят, мол, из-за общения с подобными «тварями» у ведьм портится характер. Груня очень сомневалась в этом, скорее уж характер испортится от общения с некоторыми людьми!

Кроме переговоров с водяными, домовыми и лешими берегини должны уметь своими руками мастерить амулеты с магическими знаками и варить лечебное зелье не хуже настоящего аптекаря. У некоторых студенток обнаруживается еще и способность к целительству, такие, обычно, после института поступают на медицинский факультет.

В целом магия берегинь пассивна. По природе своих сил – и по Уставу корпуса берегинь! – хранительница не может первой атаковать волшебное существо или как-то вмешаться в его жизнь, если это существо прямо не угрожает людям. И уж тем более, берегиня не имеет права применять силу против человека. Даже если он преступник. Даже если он – темный колдун.

На то есть красные жандармы – или как их еще называют, красная стража, – особое подразделение в полицейском департаменте. Однажды, когда Груня была маленькой, дар у неё еще не проявился, а Григорий был еще жив, он сказал, что куда проще иметь дело хоть с самым диким водяным или лешим, чем с человеком, замышляющим зло.

Брат знал, о чём говорил.

* * *

Кабинет мадам Орловой больше походил на главный архив Института. Почти все стены закрывали стеллажи, ящики и несгораемые шкафы. Директриса любила, когда все документы под рукой и можно обойтись без помощи секретарей.

– Здравствуйте, Арина Евгеньевна! – хором поздоровались девочки, входя в «грозную обитель».

– Так, третий курс? – директриса, едва оторвав взгляд от каких-то бумаг. – Садитесь.

Девочки торопливо присели на узкую деревянную скамью перед директорским столом.

– Ваши черновики, – Арина Евгеньевна раздала им бумажные папки, которые они сдали ей два дня назад, – и дополнительно то, что вам следует знать.

Груня быстро раскрыла свою. Кроме её доклада, густо испещрённого красными пометками, там было с десяток листов, покрытых мелким шрифтом и какими-то таблицами. У Вари и Алёнки оказалось то же самое.

– Программа молодежного форума окончательно утверждена, она частично повторяет программу старших, – сообщила мадам Орлова, – доклады, публичные обсуждения и, собственно, демонстрация магических искусств, – на последних словах она как-то скептически глянула на студенток, но быстро продолжила: – здесь – подробный распорядок всех событий, и особенно тех, где участвуют наши студентки.

Девочки принялись нервно перебирать листки в своих папках. Каждой из них предстоит одно практическое выступление и один доклад. Задания и темы, само собой, были разные.

– Потом всё внимательно прочитаете, – нетерпеливо махнула рукой директриса, – с этой недели тренировки буду вести лично я, там расписание для каждой из вас. Черновики сдавать послезавтра. Да, задания довольно сложные, на уровне старших курсов, но вы справитесь.

Сказано это было таким небрежным и в тоже время уверенным тоном, что Груня сразу поняла – лучше бы им Арину Евгеньевну не разочаровывать.

– А что тогда будут показывать старшекурсники? – решилась полюбопытствовать Варвара.

– Каждая покажет то, чему научилась. И надеюсь, – мадам Орлова очень пристально посмотрела на каждую из девочек, – вы понимаете, какая это ответственность – представлять магическое образование Российской империи.

Повисла торжественно-тяжелое молчание. Мадам Орлова, как всегда, не делает скидок на юный возраст. Поймав взгляд директрисы, Груня в очередной раз мысленно возмутилась, ну почему женщин не берут служить в полицию?

– А кто там еще будет? – тихо спросила Груня. – Ну, из молодежи.

– В бумагах всё написано. И еще, имейте ввиду, молодёжную часть патронирует лично великая княжна София.

– Она тоже участвует? – выпалила Груня, чувствуя где-то в груди холодок тревоги.

– Нет, особам царской крови это не положено, – качнула головой Арина Евгеньевна, – но она будет присутствовать почти на всех мероприятиях. Как вы, наверное, знаете, я лично преподавала ей некоторые наши предметы. Поверьте, она разбирается в том, что вам предстоит демонстрировать.

Девочки живо закивали. У царевны, само собой, тоже имелся дар берегини, как почти у всех женщин в правящей семье, только обучалась она «на дому». Но, по словам той же Варвары, обучение её ничуть не уступало институтскому, а может и превосходило его.

– И что касается… – мадам Орлова на секунду запнулась, такое бывало с ней крайне редко, – насчет известных событий. Комендантский час решено не объявлять, это только посеет дополнительный страх. Но я прошу вас лично… Будьте внимательны на улицах. Старайтесь не ходить поодиночке. Это всё.

Девочки вышли из кабинета и безмолвно переглянулись.

– Ну, вы же не думали, что самым сложным у нас будет поход к модистке? – мрачно усмехнулась Варвара.

– О, еще же к мадам Л идти! – Лёля хлопнула себя папкой по лбу. – Я совсем про неё забыла. Не удивлюсь, если мадам Орлова запланировала для нас пару уроков вальса.

– Кое-кому бы не помешало.

– Делать мне больше нечего!

Груня молча шла за подругами. Её-то предстоящие балы не пугали, скорее напротив, это очень кстати. На светском рауте, посвященном конференции, она уж точно встретит того, кто им нужен. Только надо придумать способ привести с собой Семёна. Впрочем, если что, она и сама справится.

Рудольф

Рудольф Маратович с детства был не силен в арифметике. Всевозможные числа и вычисления всегда наводили на него тоску, а с некоторых пор и настоящий ужас.

Руди сидел в своём кабинете, за столом, перед ворохом счетов, векселей, закладных и еще чего-то кошмарного. Он уже не помнил, сколько времени так сидит. Кабинет заполняли сероватые сумерки, не было никакого света. Руди пытался понять, почему так сумрачно, ведь сейчас сезон белых ночей! И почему он не зажег электричество или хотя бы свечи? Неужели у него даже на это теперь нет средств?!

В обществе давно расползаются слухи, что молодой князь Гедианский разорился окончательно и безнадежно. Роскошные балы, путешествия, ставки на скачках, бездумная игра на бирже… Имение, дома в Петербурге и Москве – всё давно заложено и перезаложено.

Руди не глядя потянулся за шнурком, зажигающим электрическую лампу, но не нашел его.

Нет, Рудольф не виноват, это еще его покойный папенька, предыдущий князь Гедианский, постарался растранжирить семейное состояние. Руди лишь закончил его дело. Но Руди и спасет положение, он знает, что надо сделать.

Но почему же так темно?

Внезапно Рудольф почувствовал чей-то взгляд. Взгляд буквально физически воткнулся ему в спину, словно тонкая игла. Князь резко оглянулся, часть бумаг беззвучно осыпалась на пол. На дальней стене весела рама. Руди не помнил, когда и зачем достал её и как повесил на стену.

Из рамы на него смотрел портрет. Непонятно откуда идущий блёклый свет хорошо высвечивал его. Это был старик. Лицо золотистое, скуластое, покрытое тонкими, четкими, словно старые шрамы, морщинами. Казалось, художник захватил его лицо в момент судорожного, злого движения. Одет старик в пестрый азиатский наряд, и вообще весь облик его казался совсем не северным, он словно излучал медно-золотистое тепло.

Но поразительнее всего были глаза: нереально живые, такой взгляд просто невозможно изобразить красками и кистью! Он смотрел – именно смотрел, сознательно! – прямо на князя, разрушая этим взглядом какую-то невидимую преграду между мирами…

Рудольф не помнил, сколько времени прошло, пока он смотрел на портрет, а портрет смотрел на него. Вдруг он заметил в складках нарисованной одежды руки. Тонкие узловатые пальцы, такие же золотистые, выползли из рукавов. Пальцы шевельнулись перед собой, словно искали что-то, а затем аккуратно взялись за раму.

Старик подался вперёд, подтянулся и плавно выбрался из рамы. Края восточной одежды бесшумно коснулись пола, широкие рукава расправились, снова скрыв руки. Старик медленно огляделся и вновь остановил взгляд на князе.

Руди почувствовал, что не может двигаться, не может даже отвести взгляд. Вокруг становилось всё темнее и темнее, он уже видел только старика. Тот смотрел равнодушно, с едва уловимым любопытством. Так смотрят люди, привыкшие одним взглядом взвесить и оценить что угодно. И кого угодно. Таких людей не пугают цифры. Такие люди сами внушают страх.

Руди хотел закричать, но не мог. Старик медленно поднял руку, в его пальцах что-то блеснуло. Что-то яркое, ярко-золотое. Золотой кружек, он становился всё ярче и ярче, словно раскалялся. Его блеск больно резанул глаза, Рудольф зажмурился и…

И проснулся. Проснулся князь от того, что лакей тряс его за плечо и что-то бормотал:

– Ваша светлость, гости!

– А… Какие гости? – Рудольф дёрнулся и огляделся.

В кабинете было совсем светло благодаря белой ночи и двум электрическим лампам. Краешек рамы, завернутой в ткань, по-прежнему виднелся из-за кресла.

– Господин Савин и с ним еще одни, какой-то рыжий, – сообщил лакей, – я им говорю, мол, поздно уже, господин отдыхать изволит, а они говорят, мол, вы их ждете. Прикажете пустить?

– А, – Руди провел ладонями по лицу. Он чувствовал себя крайне глупо. На столе перед ним всё еще лежали счета, – да, зови.

Лакей удалился, а Руди невольно подумал, что скоро нечем будет платить этому бездельнику. Можно, конечно, начать продавать фамильные драгоценности или коллекцию картин, но…

– Нет, до этого я не опущусь, – произнес сам себе Рудольф и бодро шагнул навстречу гостям. Мельком он заметил, что часть бумаг, действительно, упала под стол. Наверное, он столкнул их во сне. Но размышлять об этом уже некогда.

– Прошу прощения, – как всегда церемонно провозгласил Эраст Львович, входя в кабинет, – надеюсь, мы не отвлекли вас от каких-нибудь важных дел?

– О чём речь! – воскликнул князь, не скрывая фальши в голосе. – Что может быть важнее нашего общего предприятия?

– Вот это верно, важнее нашего предприятия – ничего, – Раскин, в отличие от них, не собирался тратить время на лишние разговоры. Рыжий деловито шагнул к креслу и достал раму. Но разворачивать пока не стал.

Руди невольно вздрогнул и покосился на злополучный свёрток. Воспоминания о сне всё еще живо стояли у него в памяти.

– Мы что, прямо сейчас будем его вызывать? – спросил он, насколько мог, небрежно. – Или призывать, или как там это называется? Надо что, завернуть ковер, начертить пентаграмму, зажечь свечи? Или…

– Да, да, а еще зарезать тут чёрную курицу, – серьёзно кивнул Егор Петрович, не отрывая взгляда от свёртка, – или невинную деву. Есть у вас знакомые девы?

– Очень смешно, – насупился князь, – по-вашему, мы тут развлекаемся?

– Кому как, – Раскин азартно улыбнулся. Похоже, ему на самом деле было весело.

– Рудольф Маратович прав, господа, давайте посерьёзнее, – заметил Эраст Львович, хотя и сам не сдержал усмешку, – нет, ничего чертить и никого резать не надо, всё это ерунда. Только прикроем шторы, – он прошёл к окну и плотно задернул занавеси, – от посторонних глаз. И еще обстановка, – он взял с дивана четыре большие сплющенные подушки и разложил их по ковру, образовав что-то вроде кружка, – так нашему гостю будет удобнее. Вот и всё, пожалуй, мы готовы.

Руди молча наблюдал за его действиями. Савин уже рассказывал ему, с кем им предстоит иметь дело и чего примерно следует ожидать. В общих чертах. Эраст Львович, как всегда, скрытен. Рудольф в который раз с досадой подумал, что вообще-то крайне мало знает о своих «друзьях».

Этот Савин, якобы писатель, на досуге мечтает создать новое общество. На взгляд Рудольфа, весьма сомнительный план. А рыжий одновременно сотрудничает и с полицией и с люционистами. То есть, Савину-то он помогает, якобы, по-настоящему, а полиции просто для отвода глаз. Так он сказал.

Вот с кем князь вынужден иметь дело! Но, увы, в его положении выбирать союзников не приходится.

– Не очень-то торжественная обстановка, – с усмешкой заметил Раскин, – может, всё-таки, зарежем кого-нибудь, а? Ну, как знаете, – он придвинул кресло к стене, пристроил раму на спинку и, наконец, сдернул ткань.

Руди едва подавил то ли вскрик, то ли вздох. Хотя, увидел он именно то, что и ожидал, точнее, кого ожидал.

Желтолицый азиатский старик с минуту неподвижно взирал на них. Потом медленно, плавно взялся за край рамы и словно перетек из неё на кресло, а потом на ковёр.

Он беззвучно тряхнул рукавами и еще раз обвёл взглядом всех собравшихся. Блики и тени от ламп делали его лицо совсем живым, совсем настоящим. Руди и не сомневался, что он живой, не призрак, не мираж.

В комнате воцарилась густая тишина.

– Приветствую, господин Ангрин! – воскликнул Эраст Львович. Его бодрый голос в этот момент показался Рудольфу каким-то нелепым. – С прибытием вас.

– Д-да, приветствую. Господин писатель. Эраст Львович, – гость говорил медленно, чуть хрипло, словно ему давно не приходилось открывать рот, – я, признаюсь, стал думать, что… вы забыли про наш уговор.

– Как можно! – тот всплеснул руками. – Сложности на таможне, строгий досмотр, прошу простить! И, прошу, присаживайтесь!

Руди вдруг вспомнил, что на посылке были знаки дипломатической почты, а её ведь совсем не досматривают! Но вслух говорить об этом, конечно, не стал.

Гость неспешно опустился на ближайшую к нему подушку, по-восточному поджав ноги. Остальные расселись похожим образом.

– Это мои товарищи, – живо продолжал болтать Эраст Львович, – я вам о них немного рассказывал тогда, в Каире, – он назвал имена князя и Раскина, так, словно они были на каком-то светском вечере, – а это господин Ангрин, так его звали здесь раньше… Это одно из его любимых имён.

Савин, наконец, заткнулся. Снова повисла тишина.

Гость казался совершенно равнодушным к новому знакомству. Черты его лица оставались неподвижны, словно еще не до конца ожили. Только взгляд был живым, точно такой же, как во сне, взгляд опытного оценщика. Руди заметил, что глаза у старика чёрные, словно угли и, кажется, совсем без белков.

– Ты, – Ангрин повернулся в сторону Раскина, – притворяешься слугой двух господ. Но истинный твой хозяин не здесь. Надеешься на его благодарность?

– О, нет, нет, – рыжий беззаботно махнул рукой, – просто стараюсь получать удовольствие от жизни. И, по возможности, быть на стороне победителей.

– Правильно, не надейся, – многозначительно ответил старик и покосился на Эраста Львовича, – а тебе, значит, надобна власть. Желаешь переделать мир? Я вот давно живу… и не живу в этом мире, могу сказать, он и без того удобен.

– Смотря для кого, – Савин всё еще старался сохранять непринужденный тон, но было заметно, что ему это дается гораздо сложнее, чем Раскину.

– Для нас с вами, – утвердительно заметил Ангрин.

– Вы, значит, своим положением довольны? – небрежно уточнил Раскин.

Ангрин посмотрел на него чуть внимательнее:

– Вполне. Я ведь до сих пор участвую в этой… Игре.

– То есть, вас устраивает всю жизнь убегать и скрываться, хотя вы должны бы властвовать над теми, кто вас преследует? – вопросил Савин с несвойственной ему запальчивостью.

– Истинная власть – дело хлопотное, – колдун вздохнул, будто ему было очень жаль тратить время на столь глупые вопросы, – вы уверены, что изучили правила Игры?

– Вполне, – ответил Савин с напускной уверенностью.

– Полагаю, ваш рыжий друг умнее вас, – ответил старик. Раскин откровенно хохотнул, – впрочем, мечты – это дело вкуса. А ты, – он резко уставился на князя. Руди, точно как в треклятом сне, физически почувствовал его колючий взгляд, – с тобой, как будто, проще всего. Ты желаешь пустяк, всего лишь золота. На первый взгляд…

В его пальцах вдруг блеснул жёлтый кругляш. Руди невольно зажмурился, а когда открыл глаза, монета беззвучно упала посередине ковра.

– Мне не нужны эти призрачные подачки, – фыркнул Рудольф, очень стараясь, чтобы голос не дрогнул. Почти получилось, – она, наверное, сейчас растает, да?

Что Савин понарассказывал о них этому типу? Князь очень не хотел думать, что таинственный старик сам всё «видит». Но, увы, похоже, так и есть.

Руди лихорадочно вспоминал, что Эраст Львович удосужился рассказать ему про портрет. Когда-то могущественный люционист приехал в Санкт-Петербург. Откуда, когда и почему он явился именно в российскую столицу, не известно, кажется, даже самому Эрасту Львовичу.