Текст книги "Скрипачка"

Татьяна Бочарова
Скрипачка

© Бочарова Т., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

1

– Заткнитесь и уберите свою пачкотню! – Павел Тимофеевич перевел взгляд с гудящего, словно улей, оркестра на партитуру. – Играем с тридцать четвертой цифры. И попрошу без сюрпризов.

Аля искоса взглянула на сидящую справа Ленку. Лицо у той было бледным, утомленным, но она едва заметно улыбнулась и подмигнула. Репетиция шла без перерыва третий час, и у Али от долгого сидения в постоянном напряжении на самом краешке стула тупо ныл позвоночник. Она вздохнула, пошевелила налитыми тяжестью пальцами, подняла повыше скрипку и услышала шепот Ирки Сухаревской, концертмейстера оркестра:

– Давайте, девочки, посерьезней. Иначе нам перерыва не видать.

Аля презрительно сморщила нос: «Ой, какие мы строгие, боже мой! Можно подумать, от нас, скрипачей, что-нибудь зависит. Киксуют-то духовики». Но вслух, конечно, ничего не сказала, а только послушно кивнула. С Иркой лучше не связываться.

Кретов взмахнул палочкой, и оркестр загремел, дружно и слаженно, как один могучий, совершенный инструмент.

«Классно!» Аля невольно распрямила плечи, чувствуя, как отпускает усталость, а на смену ей приходит ощущение силы и единства, связывающего сейчас все девяносто с лишним оркестрантов. Пожалуй, ради этих минут можно забыть ушаты помоев, которые ежедневно выливает на их головы Кретов, бесконечные повторы, от которых начинает рябить в глазах и устают руки…

– Стоп!!

Аля вздрогнула от неожиданности. А она-то, дура, расчувствовалась!

Кретов в бешенстве швырнул палочку, лицо его постепенно наливалось кровью.

– Флейта! – угрожающе прошипел он. – Что играет флейта? Я спрашиваю вас, Рыбаков!

«Только не это, – с тоской подумала Аля. – Все, что угодно, но не это».

Флейтист Валерка Рыбаков опустил инструмент и молча смотрел на дирижера. Остальные отводили глаза. Все бешено устали, и всем было неловко.

– Сколько можно делать вам замечания? – зло проговорил Кретов. – На чем вы играете? На унитазе?

Кто-то придушенно хихикнул, кто-то кашлянул. Алька почувствовала, как внутри у нее начинает что-то подниматься, вот доходит до ложечки, до груди, до горла. На ее правое плечо легла рука подруги.

– Сидеть! – шепотом скомандовала Ленка.

Эх, Ленка, золото Ленка, понимает все без слов. Знает, что Алька может не выдержать из-за Валерки. Ляпнет что-нибудь – и прощай оркестр, прощайте гастроли, приличная зарплата. А ей еще долги отдавать за купленную в Москве девятиметровую комнату. Она не шевелясь смотрела, как Валерино лицо постепенно теряет краску, словно отмокает в отбеливателе.

– Я, Павел Тимофеевич, играю на флейте. – Голос Рыбакова не предвещал ничего хорошего.

Пальцы Кретова вдруг с силой впились в узел галстука, пытаясь ослабить его, будто дирижеру внезапно перестало хватать воздуха.

«Молчи! – мысленно попросила Валеру Алька. – Просто промолчи, и все будет хорошо. Крет явно не в себе. Не отвечай ему, он успокоится и отпустит нас на перерыв! Только молчи!»

Рыбаков, будто услышав Алькины слова, сдержался и ничего не сказал. Но это не помогло.

– Вон!!! – Кретов заорал с такой силой, что Сухаревская, подтягивающая в это время волос на смычке, выронила его на пол. – Сейчас же вон! Вы у меня больше не работаете. Убирайтесь, ищите, где вас возьмут, Христа ради, с вашими семейными обстоятельствами.

Валера дернулся, словно его ударили, помрачнел еще больше и двинулся на дирижера. Павел Тимофеевич невольно отпрянул, тяжело дыша и шаря по карманам в поисках платка.

– Я, конечно, уйду, – тихо, сквозь зубы, выдавил Рыбаков, – но и вы не сможете вот так бесконечно всех унижать, вам это даром не пройдет!

Багровость схлынула с лица Кретова, оно стало пепельно-серым, руки затряслись, а в глазах застыл дикий страх. Он выглядел так, словно Валерка уже вытащил из кармана нож.

Алька даже опешила от такой странной реакции дирижера на в общем-то расхожие, хоть и неприятные Валерины слова. Рыбаков давно собрал инструмент и вышел из зала, а Павел Тимофеевич все стоял, не замечая устремленных на него взглядов оркестрантов.

– Крет совсем умом тронулся, – тихонько шепнула Алька подруге. Та согласно кивнула.

Кретов наконец вышел из оцепенения, промокнул платком шею, нетвердой рукой поднял палочку.

– Последний раз от тридцать четвертой. – Голос его был хриплым и противно дребезжал.

В воздухе замелькали смычки, демонстрируя готовность оркестра номер один.

Фугу проехали кое-как, явно гораздо хуже, чем в прошлый раз, но Кретов больше не сделал ни одного замечания и тут же, по окончании игры, отпустил оркестр на перерыв. Через пять минут Аля и Ленка уже сидели в буфете, попивая кофе и с наслаждением делая глубокие затяжки. За столик к ним подсели альтист Алик Копчевский и контрабасист Слава Зубец.

– Ну что, девчонки, живы? – Алик сочувственно поглядел на уставшую, хмурую Альку. – Я, если честно, таких репетиций со времен Вены не припомню.

– Вены? – рассеянно переспросила Аля. Перед глазами у нее все еще стояло искаженное ужасом, землистое лицо Кретова, как застывшая маска. Это страшное видение мешало Альке включиться в разговор.

– Забыла, как он нас тогда отымел? В хвост и в гриву.

– Да ее не было там, в Вене, – засмеялся Славка. – Она ж год только как пришла.

– Ну да, точно. А мне чего-то кажется, будто ты, Алька, с нами всю жизнь работала.

– Неспроста ему кажется, – подмигнул Зубец. – Вы, кстати, слыхали, что здесь в центральном клубе офигенная ночная дискотека по средам?

– После сегодняшнего только на дискотеку, – скептически молвила Лена.

– Ты зря! – не согласился Славка. – Говорят, там бар, программа, и все прочее. Правда, Лен, пошли! – Он дурашливо завалился на столик, пытаясь заглянуть ей в глаза.

В это время в буфет вошел Кретов, и Алька невольно впилась в него глазами. Она сидела лицом к двери и хорошо видела, как дирижер подходит к буфетной стойке, берет чашку кофе, неловко несет ее, с трудом удерживая в дрожащих руках, и, озираясь по сторонам, ставит на стол. Репетиция закончилась не менее десяти минут назад, но Кретов, казалось, так и не пришел в себя. Движения его были резкими и нервными, спина совсем согнулась. Он сел за столик боком к Альке, вытащил из кармана пачку сигарет, долго не мог прикурить, а потом откинулся на спинку стула, шаря по залу остекленевшим, невидящим взглядом.

«Да что с ним такое? – недоумевала Алька. – Он точно ищет кого-то, или боится… или… то и другое одновременно».

Славка и не думал поднимать со стола свою лохматую голову, и Альку это начинало выводить из себя.

– Уйдешь ты наконец? – сердито спросила она Зубца. – Кофе разольешь!

– Чего это она такая сегодня? – Славка передвинул голову подальше от Алькиной чашки. – Переутомилась?

– Переживает из-за Рыбакова, – ввернул проницательный Копчевский. – Тю-тю теперь наша первая флейта. Да, Аль?

– Отстань, – отмахнулась она, продолжая из-за спин ребят наблюдать за Кретовым.

Павел Тимофеевич в который раз вытер пот с шеи и лба, перевел взгляд на дверь и вдруг вздрогнул всем телом, да так сильно, что Алька от неожиданности подскочила на стуле. Ей стало ужасно любопытно, кого мог увидеть Кретов в коридоре, и она слегка пододвинулась, стараясь заглянуть за дверь. Но оттуда появился только директор Московского муниципального оркестра Виктор Глотов. Он спокойно прошел мимо дирижера, вежливо улыбнувшись ему, и направился в другой конец зала.

«Господи, – удивилась Алька, – с Витюшей-то он что не поделил? Глотов не Рыбаков, грубить начальству не будет, да он этого просто не умеет. Вечно ходит с приклеенной улыбочкой».

Однако через минуту, после того как Виктор появился в зале, Кретов резко поднялся и, не оглядываясь, вышел, позабыв на столе полупустую пачку сигарет. Алька проводила дирижера глазами и включилась в продолжавшуюся за столиком беседу. Алик, Славка и Ленка обсуждали стычку между Рыбаковым и Кретовым.

– …Павлуха наш действительно погорячился, – проговорил Копчевский. – Не нужно было на личности переходить, хочешь о деле – давай о деле. Валерик бы и смолчал, может. А Крет его, вишь, семейными обстоятельствами покрыл.

– Вот именно, – тут же согласилась с ним Алька. – Какое он имел право?

О «семейных обстоятельствах» Рыбакова, про которые упомянул Кретов, знал весь оркестр. Полгода назад от Валерки ушла жена Вера, оставив ему и его матери на попечение четырехлетнего сына. Раньше она работала в оркестре вместе с Валерой, слыла первой красавицей и первой же гуленой. Осчастливив всех желающих, Верка оркестр покинула, завязала со своим музыкальным прошлым, занялась каким-то сомнительным бизнесом и вскоре нашла себе немца, став фрау Гнайзек. С тех самых пор с Валеркой творилось неладное: он почернел, помрачнел, стал малоразговорчивым и невероятно грубым, а главное – постепенно утрачивал славу классного флейтиста, киксуя то там, то здесь и частенько заявляясь на репетиции под градусом. В общем, Кретов не так уж был не прав, ополчившись сегодня на Рыбакова, но… Алька не желала этого признавать.

Вот уже год, как она играет в кретовском оркестре, и все это время ее взгляд почему-то настойчиво натыкается на Валерку. Напрасно она много раз давала себе слово, что перестанет о нем думать и печалиться. Да что ей за дело? Пока в оркестре работала Верка, Рыбаков разводиться не собирался, стало быть, мечтать Альке было не о чем. Теперь, когда Валеркина жена ушла и он свободен, все могло бы измениться, но… Ничего не меняется. Ей, Альке, Рыбаков не грубит, как остальным, даже улыбается иногда, правда редко. Но, к сожалению, это все. Если зайдет у них разговор, то лишь о работе, да и тут Рыбаков всегда старается вежливо свернуть. А глаза поспешно отводит в сторону…

Алька встряхнулась. Ладно, черт с ним, с этим неприступным Валеркой, лучше она действительно пойдет на дискотеку с Аликом и Славкой, – в конце концов, от жизни нужно брать все лучшее.

2

В шесть часов девушки наконец дотащились до номера. Обе были как выжатые лимоны. Аля стянула через голову джемпер и, на ходу расстегивая джинсы, отправилась в душ. Включенный на полную мощность, кран сначала зашипел, как змея, затем оглушительно чихнул, и из него полилась тоненькая струйка. Алька сунула под нее руку, и ее передернуло – вода была ледяная.

– Ты чего ворчишь? – Ленка сунулась в ванную и с улыбкой смотрела на раздетую сердитую Альку.

– И как я этой водой голову вымою? – поинтересовалась та. – После сегодняшней фуги у меня все волосы слиплись.

– Так это тебе Владимир, а не Париж. – Ленка постучала по хрипящему крану, повертела блестящие вентили вправо-влево и развела руками. – Что делать, подруга, придется тебе закаляться. Бери пример с меня.

Ленка каждое утро и вечер обливалась холодной водой, чем приводила Альку в трепет – та с детства была мерзлячкой и, наоборот, больше всего любила баню.

Аля вздохнула и полезла в ванну.

– Быстрее давай, – напутствовала ее Ленка, прикрывая дверь. – А то мне не успеть.

Ежась и чертыхаясь, Алька встала под обжигающе холодную тощую струйку и намылила голову шампунем. Постепенно кожа привыкала, и стало даже приятно. Аля вздохнула полной грудью, предвкушая приятный вечер и отдых. Возможно, после бара она даже зайдет к Алику Копчевскому.

За дверью послышался неясный шум, приглушенные голоса, потом Ленкин бархатистый смех. «Кого там принесло?» – удивилась Аля и тут же различила веселое Славкино ржание. Она поспешно выкарабкалась из ванны, закуталась в махровый халат и, встряхивая мокрыми волосами, распахнула дверь.

– Дискотеку отменили, – сообщил Зубец, стоящий в коридорчике. На нем были майка и синие спортивные штаны, мокрые волосы стояли смешным ежиком, очевидно, он тоже только что принял ледяной душ.

– Жаль, – огорчилась Аля. Она уже настроилась на танцульки, громкую музыку, веселье. – Может, есть еще куда сходить?

– Сходим ко мне, – подмигнул Славка. – Я вспомнил, у меня сегодня день рождения.

– Пошел в баню! – Алька шлепнула парня полотенцем. – Мы твой день рождения в Минске справляли, еще в январе. У тебя он что, каждые два месяца?

– Ну ладно, не у меня, – покладисто согласился Славка. – Тогда, может, у Алика?

– Да придем мы, придем, – успокоила его Ленка. – Топай давай. Здесь внизу буфет хороший, сгоняйте, купите чего-нибудь, а у меня есть «Киндзмараули».

– Идет! – Зубец в момент испарился.

Ленка щелкнула заколкой, освободив длинные, светлые волосы, тут же рассыпавшиеся по спине, и отправилась мыться.

Алька свирепо растерла голову полотенцем. Какая, собственно, разница, куда идти, главное – не остаться один на один с собой, с собственными мыслями. Она скинула халат, подумав, натянула короткую кожаную юбку, красный тонкий джемпер и окинула себя цепким взглядом в кривовато висевшем на стене зеркале. Сойдет, очень даже сойдет. Волосы подсыхали, сворачиваясь в тугие трубочки. Аля забросила их назад, сунула ноги в тапочки и выглянула из номера.

Коридор был пуст. Оркестранты занимали два этажа целиком и сейчас, измученные тяжелой репетицией, восстанавливали силы, сидя по комнатам. Все оживет позже, к самому вечеру, когда народ, жаждущий расслабиться, заснует по коридору из номера в номер. Аля неторопливо прошлась по мягкой ковровой дорожке, в которой приятно утопали тапки. Из-за двери Алика и Славки слышалась музыка и взрывы хохота. Алька уже взялась за ручку, но вдруг отпустила ее, двинулась дальше, до самого конца коридора, и остановилась перед Валеркиным номером. Она постояла минуты три, а потом решительно постучала.

– Входите, – раздался из-за двери голос Сережи Гурко, делившего комнату с Рыбаковым.

Внутри царил полумрак, светило лишь одно прикроватное бра. Валера и Сергей сидели на кроватях, между ними на столике стояла бутылка «Столичной», два стакана, лежала крупно и криво нарезанная сырокопченая колбаса на салфетке.

– О! – обрадовался Але Гурко. – Садись, третьей будешь.

Рыбаков покосился на гостью и ничего не сказал. Она пододвинула стул и села, закинув ногу на ногу. Короткая юбка задралась, обнажив стройные ноги. Гурко достал из тумбочки стакан, плеснул в него и протянул девушке:

– Пей.

Алька залпом выпила водку. В голове слегка зашумело, но мысли остались четкими и ясными. Убрать бы отсюда этого Гурко, так он сейчас здесь некстати!

– Классно пьешь! – восхитился Сергей и легонько потянул Альку к себе на кровать. – Молодец, что пришла.

– Пусти! – рассердилась она. – Не суй свои лапы, куда не просят. И вообще, вышел бы ты, нам поговорить нужно.

Гурко в изумлении отвалил челюсть:

– Ты меня че, из собственного номера гонишь?

– Да, – нахально подтвердила Алька.

– Слышь, Рыбак! Мне че, правда уйти?

– Катись, – кивнул Валера.

– Ой, е-мое. – Сергей поднялся, запихнул в рот кусок колбасы и хлопнул дверью.

– Отдохнула немного? Сережка сказал, Крет вас еще полтора часа после перерыва мурыжил, – произнес Валерка.

– Да. Тебе, можно сказать, повезло.

– Здорово повезло, – насмешливо согласился Рыбаков. – Лучше не бывает.

– И что теперь? – Алька взглянула на Валерку в упор, чуть прищурившись. – Уйдешь?

– Уйду, конечно, куда ж я денусь?

– Ясно. – Алька задумчиво качнула головой, немного помолчала, потом резко поднялась со стула и язвительно проговорила: – Ну что ж. Молодец! Все делаешь правильно!

Валерка, не ожидавший такого тона, удивленно уставился на Альку.

– Ты чего? – пробормотал он. – Можно подумать, у меня есть выбор.

– А что, нет? – Алька щелкнула выключателем. Вспыхнула люстра, осветив бледное и угрюмое Валеркино лицо. – Или у тебя мозги ни на что больше не работают, кроме как сидеть в этой темноте и водку глушить?

– Ну хорошо. – Рыбаков тоже поднялся и стоял теперь рядом с Алькой, глядя на нее с ожиданием. – Ты-то что предлагаешь?

– Я? Пойти к Крету, извиниться. Тем более есть за что, не будем кривить душой. Ну и… остаться в оркестре. Почему из-за какой-то ерунды, минутной стычки, ты должен терять хорошую работу, а мы – сильного флейтиста?

По лицу Валерки пробежала тень, оно мгновенно стало замкнутым и отчужденным.

– Много чести Крету извиняться перед ним! – отрезал он.

«Какой ты у нас гордый! – разозлилась про себя Алька. – Думаешь, один ты такой, остальным можно унижаться, а тебе нет!» Она тут же вспомнила, как Васька Чегодаев, инспектор Московского муниципального, недвусмысленно намекнул ей в первый же рабочий день, что неплохо бы им поладить, а не то ее, скрипачку без стажа работы в оркестре, ждут большие неприятности. И пришлось Альке запихнуть свою гордость в карман, иначе турнули бы в два счета по Васькиной указке… А тут всего-навсего пойти прощения попросить!

– Перестань, – устало проговорила она. – Кретов старый больной человек, неврастеник, если хочешь! Ты же знаешь, он на каждого может собак спустить, что же, всякому, кто удостоился его брани, уходить из оркестра? Тогда бы он давно пустыми стульями дирижировал.

Валерка усмехнулся.

– Вот видишь. – Алька вернулась к столу и села. – Самому смешно. Ведь у тебя семья, тебе ребенка кормить надо, а работа в таком оркестре на дороге не валяется. Ты никогда не интересовался, сколько получают музыканты в других? Нет? А напрасно. Знаешь, сколько раз в год там бывают гастроли? Думаешь, каждые два месяца, как у нас?

– Да знаю я, знаю, – мрачно согласился Валерка. – Еще не факт, что можно будет в другое место устроиться после такого увольнения. Захотят справки навести, позвонят Чегодаеву, а уж он-то все про меня выложит, не поленится… – Он вздохнул и подошел поближе.

– Вот именно, уж он-то точно не поленится! – убежденно подтвердила Алька, представив, как обрадуется Васька возможности наклепать на Рыбакова, которого он терпеть не мог, и добавила мягче: – А Крет сейчас наверняка отдохнул, расслабился. Может, жалеет даже, что так все вышло!

– Да, пожалеет он, как же! Но вообще-то ты все правильно говоришь.

– Ну так и иди, раз правильно.

– Ладно, уговорила. Сейчас в порядок себя приведу и пойду. – Валерка помолчал, раздумывая, затем слегка дотронулся до ее плеча. – Спасибо, что зашла.

– Не за что. – Алька почувствовала, как тепло и хорошо ей стало от этого благодарного жеста. Она подняла на Валерку глаза. На мгновение ей показалось, что он хочет сказать ей что-то еще, вовсе не связанное с Кретовым, но колеблется… Может быть, начать первой? Спросить, почему он так упорно отворачивался от нее последнее время при встречах?

Непривычно мягкое, открытое выражение исчезло с Валериного лица, уступив место обычной вежливой отстраненности.

– Иди тогда, Аль, – попросил он. – Я так сразу не смогу. Мне собраться нужно, сконцентрироваться.

– Концентрируйся, – улыбнулась Алька, хотя что-то болезненно кольнуло ее в сердце. – Удачи тебе.

– Пока.

Алька поднялась и вышла. Она уже почти подошла к своему номеру, когда в коридоре послышались тихие, мягкие шаги. Кто-то ходил возле кретовского люкса, который был расположен за поворотом коридора. Она поспешно прошмыгнула к себе, не дожидаясь приближения шагов, – меньше всего ей сейчас хотелось встретить кого-нибудь из оркестрантов и ввязаться в длинный и пустой разговор о прошедшей репетиции.

Ленки в номере не было, но зато на Алькиной кровати, развалившись, сидел Копчевский. Лицо у него было красным, глаза блестели, на рубашке не хватало верхней пуговицы, – видно, компания изрядно приняла за время Алькиной душеспасительной миссии.

– Ага, пришла! – оживился Алик. – А мы тебя потеряли. Ты чего такая грустная?

– Я? Грустная? – бодро замотала головой Алька. – Да ничуть! Давай пуговицу пришью.

Она наклонилась к тумбочке достать косметичку, в которой лежали нитка с иголкой. Алик тут же обхватил ее сзади за талию, его рука проворно нырнула ей под юбку.

– Вроде мы к вам в гости собирались, – беззлобно удивилась Алька, но Копчевский, развернув ее и прижав к себе, уже, сопя, стаскивал с нее джемпер. От его разгоряченного, крепкого тела она ощутила жаркую волну, в голове приятно зашумело. Ее руки легли на оголившуюся из-под рубахи широкую грудь Копчевского. Тот ловко стянул с нее юбку и мягко опрокинул на кровать…

– Тебе сколько лет, Аль? – спросил Алик минут через сорок, поудобнее вытягивая свое долговязое тело на узкой гостиничной кровати.

– Двадцать четыре. Недавно было. А что?

– Да так. Тебе замуж не хочется?

– Не хочется.

– Странно. – Алик недоверчиво поглядел на нее, слегка приподнявшись на локте.

– Что странно?

– Все девчонки замуж хотят. А уж приезжие – тем более.

– А ты мне что, предложение сделать собираешься? – засмеялась Аля.

– Че смеешься? Может, и собираюсь.

– Так сделай, Алик. – Она потрепала его по рыжим волосам. – А я подумаю. Глядишь, и соглашусь.

– Издеваешься, – обиженно пробормотал он. – А зря. У нас могло бы хорошо получиться. И в постели нам классно, и имена похожи.

– Эх, Алик, если бы все друг друга по именам подбирали!

– Ну не хочешь замуж, не надо, – легко согласился Копчевский. – Я тоже еще погуляю.

– Ленка со Славкой?

– Угу.

Алька подумала, что Валерка должен был уже поговорить с Кретовым. В самый раз Копчевскому убраться отсюда, а ей выйти узнать, чем все кончилось. Она вскочила, ощущая легкость во всем теле, и стала проворно одеваться.

– Ты куда? – недовольно протянул Алик. – Иди сюда. Ленка не скоро придет. Пусть они там ночуют, а мы с тобой здесь.

– Ну уж нет! – возмутилась Алька. – Она мне этого не говорила. Мотай давай!

– Ну, Аль!

– Давай, давай проваливай! – Она рывком вытянула из-под Алика подушку. – Кому говорю!

– Чокнутая, – сердито прошипел он и стал нехотя натягивать джинсы.

Алька, стоя перед зеркалом, расчесывала черные кудри. Копчевский кое-как заправил в штаны по-прежнему лишенную пуговицы рубашку и побрел к двери.

– Дура ты, Бажнина, – вяло огрызнулся он. – Нормальные девчонки так не поступают.

– Так я ж ненормальная, – весело подтвердила Алька.

Алик, ворча, ушел.

Охватившее ее чувство злого и бесшабашного задора разгоралось сильней. Она вытащила из тумбочки косметичку, оправила кровать, достала зеркальце, тушь.

В дверь бесшумно, как тень, скользнула Ленка, сверкнула в полумраке зелеными кошачьими глазами, кивнула в сторону ванной:

– Я заскочу на минутку, не возражаешь?

– Да хоть поселись там, – рассмеялась Алька. Ленка, дуреха, залета боится смертельно, а таблетки не пьет, вот и бегает в душ как угорелая.

Аля докрасила глаза, провела по губам блеском и застыла, размышляя, идти ли ей к Валерке. Пока она колебалась, вышла Ленка, скрутила длинные волосы в косу, зевнула и уселась напротив Альки:

– Где это тебя носило?

– Где надо.

– Девять уже. Крет завтра репетицию на восемь назначил, садист! Так что я, пожалуй, бай-бай. – Ленка сладко потянулась и откинула угол одеяла. – А то с утра пораньше как врубим фугу, с тридцать четвертой цифры, и – пока руки не отсохнут…

Ленка расстегнула пуговицу на платье. Алька наконец решилась и встала.

– Не ложишься? – удивилась Ленка.

– Нет. Зайду кое-куда. Ты спи, я скоро.

Коридор за дверью взорвался шумом и криками. Девушки вздрогнули от неожиданности.

– Господи, только бы не бомба, – суеверно перекрестилась Ленка. Как-то, полтора года назад, во время поездки в Чебоксары, в гостиничном туалете обнаружили пакет со взрывчаткой, и оркестранты долго не могли этого забыть.

Дверь распахнулась настежь. На пороге стоял Славка, встрепанный, все в тех же синих штанах, но без майки, с перекошенным лицом.

– Стучать надо! – разозлилась Алька. – Как в свою спальню прям!

– Там… Рыбак Крета замочил! – заикаясь, выдавил Славка.

– Что?!

Алька села с размаху на постель, из перевернутой косметички на пол посыпались тушь, помада, духи, упаковка анальгина, непотребовавшиеся нитки с иголкой.

– Вроде как извиняться пошел. – Славка продолжал топтаться на месте, неловко размахивая руками. – А Крет ванну принимал. Воды-то горячей нет, ну он и нагрел ее кипятильником. Из розетки вилку вынул, а сам кипятильник в ванне оставил.

– И что? – прошептала Ленка.

– И то. Повздорили они там или что, только Рыбак взял вилку и всадил в розетку. Пламенный привет.

Алину голову будто сдавили огромные чугунные щипцы, еще чуть-чуть, и, казалось, череп лопнет.

– Ужас какой! – Ленка, белая как полотно, осела на кровать.

– Он признался? – тихо спросила Алька.

Зубец покачал головой:

– Он же поддатый был, мог ничего не соображать. Завелся, ну и… Виталик Прохоров слышал, как Крет орал, перед тем как…

Славка умолк на полуслове, стараясь отвести взгляд от Альки.

– Договаривай, – жестко приказала она.

– В общем, типа «помогите, флейтист меня…» того… Виталик же за стенкой у Крета, а тут слышимость сто процентов.

Алька встала и отодвинула Славку от двери:

– Где он?

– Крет?

– Рыбаков.

– Почем я знаю. Кажется, на первом этаже, у администратора. Милицию вызвали, сейчас приехать должна.

Аля стремительно выскочила в коридор.

– Погоди, я с тобой. – Ленка поспевала шаг в шаг, на ходу застегивая пуговицы. Славка плелся сзади. Из дверей выглядывали испуганные и растерянные оркестранты, коридор гудел.

В небольшом холле первого этажа, у дверей администратора, толпился народ. От двери зевак пытался отогнать инспектор оркестра, Василий Чегодаев. Лицо его было серым, руки тряслись, он что-то кричал напиравшим на него любопытным, но его никто не слушал.

– Пустите! – Аля с налета врезалась в людскую гущу, стараясь протиснуться к администраторской комнате. Кто-то тут же наступил ей на ногу, сбоку больно толкнули в грудь. Какая-то крашеная, патлатая тетка обматерила Альку и попыталась оттеснить назад, но та с отчаяния сильно щипнула скандалистку за туго обтянутый шелком зад. Крашеная взвизгнула, и Алька с Ленкой очутились нос к носу с Чегодаевым, подпирающим спиной красивую дубовую дверь.

«Это я виновата! – стучало у Альки в голове. – Я уговорила его пойти к Крету! Если бы я не сунулась, ничего бы не случилось. Крет был бы жив, и Валерка… что теперь будет с Валеркой?»

– Во, девчонки, сюрприз, – пробормотал Чегодаев, морщась от напора толпы. – Скорее бы менты явились, а то меня сейчас на куски разорвут.

– Вась, пусти, мы зайдем, – попросила Аля.

– Только быстро, иначе за вами все туда вломятся. Нам шум лишний не нужен.

Чегодаев приоткрыл дверь, и девушки вместе со Славкой просочились внутрь. По контрасту с переполненным холлом комната была почти пустой. За столом у телефона сидела администраторша – интересная суховатая женщина среднего возраста. Вид у нее был спокойный и сосредоточенный, будто такие ЧП случались в гостинице не впервые. У окна на тяжелых мягких стульях ждали Гурко и Прохоров. Гурко был мрачен, а Прохоров заметно нервничал, комкал в руках пачку сигарет и переводил взгляд из угла в угол. Около офисного черного шкафа на кожаном диванчике сидел Рыбаков. Он выглядел, пожалуй, самым невозмутимым из всех присутствующих. Рядом с ним ерзал молоденький дежурный охранник гостиницы, сурово хмуря брови и не спуская глаз с возможного преступника. Валерка не обращал на мальчишку ни малейшего внимания, задумчиво уставившись в одну точку.

Администратор оторвалась от трубки, поджала губы и тоном, не терпящим возражений, произнесла:

– Попрошу отсюда всех посторонних. Здесь у меня до приезда милиции только свидетели.

– Я тоже свидетель, – сказала Алька.

Гурко поднял на нее тяжелый взгляд, в котором явственно читались ненависть и презрение. Валера Рыбаков был его давним другом, и, хотя в последнее время они несколько разошлись, для Сергея сегодняшнее стало ударом. Подумать только, из-за этой маленькой самоуверенной шлюшки… Аля мужественно выдержала его взгляд, хотя на самом деле ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Свидетели? – недоверчиво переспросила сухощавая, изучая Алю и Лену. – Вы что-то видели? Слышали?

– Это я уговорила Валеру пойти извиниться перед Кретовым.

Аля наконец решилась посмотреть в сторону кожаного дивана, но Рыбаков так и не включил ее в поле зрения. На мгновение Але показалось, что он вообще не видит и не слышит всего происходящего. Будто это к нему не относится.

– Ну и что? Вы ходили с ним к Кретову в номер?

– Нет.

– Тогда какой вы свидетель? Выйдите и не морочьте мне голову. Вы видели, что в холле делается? А если у меня завтра полгостиницы съедет?

– Я не уйду, – твердо заявила Алька.

– Да кто это такая? – насмешливо поинтересовалась администратор. – Девушка, если вам есть что сказать, обождите в коридоре. Сейчас милиция приедет, и вас вызовут.

– Пойдем, – прошептала Ленка и дернула подругу за руку.

– Отстань.

– Ну-ка, Гоша, выведи ее и всех лишних, – кивнула охраннику женщина.

Гоша поспешно поднялся и направился к Але. Тут дверь распахнулась, и в кабинет вошли двое милиционеров, а за ними обливающийся потом, но довольный Чегодаев.

– Так. – Один из вошедших сразу подошел к столу и сел рядом с администраторшей. – Давайте по порядку. Я – Лавров Игорь Юрьевич, старший лейтенант. Это, – он указал на другого мента, оставшегося у двери, – Гроздецкий Семен Ильич, лейтенант. Всем посторонним просьба удалиться, остаются только свидетели происшедшего и администрация.

Алька тихонько прошмыгнула на стул, стоявший у окна, возле Гурко и Прохорова, понимая, что теперь администраторша отстанет. Ленка и Славка вышли.

– Кто обнаружил труп? – спросил Лавров.

– Я.

Аля удивилась: ей почему-то казалось, что Валерка так и будет молчать, словно спать наяву.

– Ваше имя, фамилия, отчество?

– Рыбаков Валерий Андреевич.

– Расскажите, как было дело.

– Я зашел к Кретову в номер…

– Зачем?

– Нужно было поговорить.

– О чем?

– Обязательно отвечать?

– А вы как думаете? Человек мертв, это не игрушки.

– Я хотел попросить его, чтобы он меня не увольнял.

– Он собирался вас уволить?

– Да.

– За что?

– За… – Рыбаков замялся, поглядел в сторону. – Я не совсем вежливо говорил с ним на репетиции.

– Вы поссорились с Кретовым?

– Можно сказать, что так.

– Кто здесь из оркестра? – Лавров оглядел кабинет.

– Все, – хмуро произнес Гурко.

– Вы присутствовали на репетиции, во время которой у Кретова и Рыбакова вышел конфликт?

– Все присутствовали, – подтвердил Чегодаев.

– Хорошо. Рыбаков, что было дальше? Вы вошли в номер… Дверь, кстати, была не заперта?

– Да. Я вошел и увидел мертвого Кретова. В воде был включенный кипятильник.

– Что вы сделали, когда это увидели?

– Выключил кипятильник. Выбежал из номера, стал звать людей.

– Кто вас видел выходящим от Кретова?

– Никто, – удивился Рыбаков. – Я ж сказал, сам позвал… Чегодаева вон, Гурко. Потом многие прибежали.

– Ясно. Здесь присутствует кто-нибудь из соседнего с Кретовым номера?

– Я. – Пальцы Прохорова еще сильнее затеребили мятую бумагу.

– Вы находились в номере последние два часа?

– Да.

– Ничего не слышали за стеной?

– Слышал, – вздохнул Прохоров.

– Что вы слышали? – оживился Лавров.