Текст книги "Легенды Крыма"

Курбан – Кая – Жертвенная скала

 
Давно, живущие средь гор
Прекрасно знают,
Что с хвастовством ведущий спор.
Шайтана призывает
И не прощают духи гор
Бахвалов самомнение,
Пустой не любят разговор,
Проси у них прощения.
Не ждешь шайтана и беды,
Они приходят сами —
Сорвешься с каменной гряды,
Иль превратишься в камень.
 

Откуда бы не глянул человек, скала эта хорошо видна. Давно она отвернулась от деревни нашей, склонилась в поклоне к старокрымскому лесу. Стоит печальная, словно задумалась. На восходе солнца, если глянуть с той стороны, станет видно, как на скалу взбирается огромный человек, одной рукой ухватился за ее вершину, а другой упирается в расщелину, и весь прижался к серому камню, чтобы не свалиться в пропасть. Только каменный тот человек, не живой. Говорят, то окаменелый чабан. Говорят люди, а правда ли, нет, кто знает?..

Когда приходит Курбан-байрам, наши старики смотрят на Курбан-кая и вспоминают о чабане, камнем ставшим.

Прежде много было чабанов; каждый зажиточный татарин имел свою отару барашек. Только лучше, чем у Муслядина не было в долине отары, потому что чабаном у Муслядина был сам Усеин. Знал чабан Усеин каждую тропинку в горах, каждую прогалину в лесу, каждый ключ в лощине. Ни один баран не пропал у него, ни одна барашка от отары не отбилась

Муслядин был так доволен своим чабаном, что обещал ему свою дочь.

Но жаль, у Муслядина была только одна дочь, Эмне, И эта дочь вертела отцом, как хотела.

А в сердце Эмнэ поселился давно молодой Рефеджан, Арык-Рефеджан, как звали его в деревне за тонкий стан. Веселый был Рефеджан, удачливый. Не скрывал своей любви к Эмне.

Узнал об этом чабан Усеин, разозлился на Рефеджана, а через неделю так случилось, что упал Рефеджан со скалы и разбился на месте.

Пришел праздник жертв, Курбан-байрам, принес чабан Усеин хозяину жертвенного барана. Принял барана Муслядин и, вздохнув, печальную весть сообщил про Рефетджана. Узнав, что убился Рефеджан, Усеин только усмехнулся:

– Каждому своя судьба.

И когда зарезал курбана, омыл в его крови руки, усмехнулся еще раз.

– От отцов дошло: кто сам упадет, тот не плачет.

Понравилось мудрое слово Муслядину, и подмигнул он чабану, когда проходила по двору Эмнэ.

Тогда послал чабан старуху, которая жила в доме, поговорить с Эмнэ.

– Хочет, чтобы ты полез на ту скалу, где убился Рефеджан. Влезешь, – пойдет за тебя, – сказала старуха, возвращаясь с ответом девушки

Почесал голову Муслядин

– Никто туда не мог влезть, как ни пытались

– А вот я влезу.

– Хвастаеш!.

Обиделся чабан Усеин и поклялся:

– Если не влезу, пусть сам стану скалой.

И видела Эмнэ, как на закате солнца стал взбираться чабан по скале, как долез почти до самой ее вершины и как вдруг оторвался от нее огромный камень и в пыльной туче покатился вниз, с грохотом

Пошли люди туда, думали, разбился чабан, но, как ни искали, не нашли его, а когда на восходе солнца пришли снова, то увидели чабана, превратившегося в огромный камень.

Говорят, когда долез чабан до вершины скалы, то увидел тень Рефеджана и окаменел от страха.

И сказали наши татары, что на Курбан-байрам принес чабан самого себя в жертву Аллаху, и назвали ту скалу – Жертвенной скалой – Курбан-кая.

Так люди говорят, а правда ли, нет, – кто знает!

Кара– Даг – Черная гора

Радость мирной жизни удесятеряется, если рядом опасность имеется. Люди на войне, в самом горниле ее побывавшие, особенно чувствуют, чего стоит мирный сон, красота яркого дня и очарование темной звездной ночи.

Жители Отузской долины ни с кем не воевали, но очень ценили мирную жизнь, проживая вблизи Кара-Дага – Черной горы. Неспокойна была гора еще во времена тавров. Говорили тавры о том, что гора эта временами просыпалась, над вершиной ее поднимался дымок, потом с ужасающим грохотом вверх взлетал столб огня, а на округу изливались потоки расплавленного камня. Времена те ушли, но в огромной пещере внутри горы поселился великан одноглазый. Днем он отсыпался, храпя во сне, хотя и мирный храп этот напоминал отдаленные раскаты грома, а сама гора вздрагивала, когда великан поворачивался сбоку набок. Глубокой ночью великан просыпался и выходил из своей пещеры через лаз, похожий на огромную воронку, и тогда люди могли видеть издалека, как красным цветом крови светится его единственный глаз.

Великан, проголодавшись за день, требовал себе пищи, напоминая об этом ужасающим грохотом, при этом он начинал швырять в долину огромные камни, повреждая деревья и виноградники. Жители вынуждены были жертвовать великану овцу и быка.

Получив их, великан успокаивался. Жители могли заниматься своими обычными делами:. Выгоняя на выпас овец и коров, выходя в сады и виноградники. Наступал вечер, чабаны гнали стада овец в кошары, отовсюду слышалось блеяние и мычание животных. Возвращаясь с садов и виноградных полей, девушки пели песни девичьи о любви и о счастье – дивные трели девичьих голосов разливались по всей долине. Но приближаясь к жилищам голоса стихали, девушки с опаской поглядывали в сторону Кара-Дага, черной громадой возвышающегося над долиной, а вдруг одноглазый великан покажется?

С каждым годом уживаться с великаном становилось все трудней и трудней, он уже не удовлетворялся быком или парой овец, а требовал большей жертвы. Особенно аппетит его разыгрывался в месяц свадеб. Даже десятки овец и быков не были достаточными. Он ревел целую ночь, и от рева его дрожали окна, и потухал огонь в очагах. Затем он хватал огромные камни и сбрасывал их в долину. Скатываясь по склонам горы, они превращались в лавину, которая сметала все на своем пути.

Напуганные люди выбирали одну из невест и отдавали ее в жертву великану…

Много лет великан властвовал над Отузской долиной, а люди терпели. Никто из них даже не помышлял над тем, как от него избавиться. Но однажды нашелся смелый юноша, который решил бросить вызов чудовищу. Жители деревни по-разному отнеслись к этому решению: одни жалели юношу, другие смеялись над ним, но ни те, ни другие не верили в то, что великана можно истребить.

Дождавшись месяца свадеб, юноша принялся за дело. Когда солнце зашло и в долину стали спускаться сумерки. он направился к горе-великану. Вот стали зажигаться первые звездочки, потом всплыла, похожая на серебряный диск, большая луна; засеребрилась морская гладь. Стихли людские голоса, не стало слышно мычания коров и блеяния овец, только одинокие собаки подавали знаки жизни своим лаяньем. Гасли огоньки в окнах жилищ. И вспоминая красу и нежность своей возлюбленной, юноша звонким ясным голосом громко запел старинную песенку:

 
Любовь – это птичка весны,
Пришла ей пора прилететь.
Спросил я старуху-гречанку,
Как птичку любви мне поймать?
Гречанка ответила так:
«Глазами ты птичку лови,
Она на уста упадет
И в сердце проникнет твое…»
 

Из ущелья появился великан. Очарованный пением, он попросил юношу принести ему птичку любви и тот согласился. На следующий вечер юноша снова отправился на Кара-Даг, взяв с собой свою суженую. Увидев огромного великана, Эльбис, – так звали невесту юноши, – в ужасе остановилась. Но, взглянув на спокойное уверенное лицо своего любимого, поборола страх и отважно шагнула навстречу опасности. Она обратилась к людоеду и попросила открыть пошире глаз, чтобы рассмотреть птичку. Красота Эльбис была настолько ослепительна, что великан от изумления широко раскрыл свой единственный глаз. А девушка натянула лук и пустила в светящийся глаз великана каменную ядовитую стрелу. Взвыл великан, и рванулся было к смельчакам, чтобы раздавить их, но, став слепым, ничего не видя, споткнулся о камень и сорвался в свою глубокую нору.

От гнева великана гора шевелилась, как живая: громадные камни, и даже целые утесы откалывались от нее и с шумом падали в море. От его гневного дыхания плавилась земля и стекала со склонов огненными потоками сквозь трещины. Целую ночь стоял над Кара-Дагом беспрерывный гул, вершина горы извергала огонь, дым и пепел. Зловещая черная туча заволокла небо, сверкали молнии, и гремел гром.

А на рассвете выпал дождь и все утихло. Когда люди вышли из своих убежищ, то замерли от удивления. Черной горы больше не существовало. На ее месте поднялись к небу новые утесы, и причудливой формы скалы, напоминающие диких зверей. Море уже больше не сердилось и ласково омывало отвесные стены скал, заливало многочисленные бухточки и пещеры и что-то радостно бормотало.

Тавры и Таврида

 
Конечно, тавр – не бык, и не носил тавро,
Хотя слова, действительно, созвучны;
Народ, что прежде жил, ушел давным-давно,
Легенд не подарил и песен благозвучных.
 
 
Оставил имя, кажется, и все…
В сравненье с прошлым, это и не мало,
Нагрузку очень важную несет,
Которой нам всегда не доставало.
 

Единого мнения в вопросе происхождения тавров нет. Одни говорят, что тавры близки к фракийцам. Другие говорят, что тавры являлись одной из ветвей киммерийцев, которые теснимые скифскими племенами массагетов, покинули свою страну. Часть киммерийцев, преодолев Боспор (Нынешний Керченский пролив) попала в Крым, и, смешавшись здесь с местными племенами, образовали народность, названную позднее таврами. Не от легкой жизни тавры избрали местом обитания своего труднодоступные места. Горы, пусть и скудно кормили людей, доверившихся им, но зато надежно защищали, хотя бы потому, что все пришельцы искали плодородные земли, а их в горах нет.

Как бы то ни было, а неизвестно откуда взявшийся и куда-то девшийся народ, и числом не великий, оставил память по себе в названии такого чудесного уголка земли, какой притягивает магнитом к себе людей, получившего название Крым. «Таврия», «Таврида» – слова, которым смерть не уготовлена.

Легкой жизнь в горах одной семьи не назовешь, еще сложнее выживать целому народу, при условии, что и на эту территорию постоянно кто-то покушается. Что надо непрошенным пришельцам в горах? Ни золота, ни серебра в Крыму не находили… Значит, интересовали пришлых сами тавры! А что в избытке у тавров? Чистый горный воздух, яркий солнечный свет и, конечно, свобода. Свободу и приходилось постоянно отстаивать таврам. И за нее они ничего не жалели: ни своих жизней, ни чужих.

Чужаки обвиняли тавров в излишней жестокости. То, что греки пытаются представить их кровожадными не удивительно? В кровожадности всегда упрекают тех, на чьи земли и имущество покушаются! Геродот пишет: «У тавров существует такой обычай: они приносят в жертву Деве потерпевших кораблекрушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы… сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу… Живут тавры разбоем и войной» Откуда греки приходили? Со стороны моря, поскольку они были прекрасными мореходами. Вот и были выставляемые на обозрение головы чужеземцев, возможно, знаком предупреждения. Других средств предупреждения тавры не знали. И в ритуале казни пришельцев ничего особенного не было, жертвоприношение бога – и только!. У тавров сверхсущество было женского рода, девой. Это говорит о том, что они к патриархату еще не подошли.

Что оставили нам тавры, кроме самого названия полуострова? Таврические каменные ящики, в которых они хоронили умерших, да еще такое красиво звучащее слово – «Ливадия». Это слово ни из какого современного языка не выводится. Но этим словом назван район современной Ялты. Кстати, греки называли район современной Ливадии «Панас Чаир» – «Священный Луг».

Возможно, древние греки ввели в обиход такое название потому, что где-то неподалеку находилось святилище тавров, храм, посвященный «Деве».

Русалка и «Фонтан Азры»

Все, о чем говорится в легенде, происходило в Мисхоре, прежде небольшой деревне, расположенной в 12 километрах от Ялты. Это позднее деревушка стала селением, о чем и говорит само ее название «Мисхор», что означает в переводе «Среднее село, или деревня» Пройдет время и два селения «Мисхор и Кореиз» сольются, став частью Большой Ялты

Огромным зеленым шатром раскинется знаменитый парк Мисхора над побережьем, сосредоточив в себе более 100 пород экзотических деревьев и кустарников.

На берегу Мисхора будет создана скульптурная группа «Девушка Арзы и разбойник Али-Баба», а напротив на маленькой скале" Русалка». Это постановка в бронзе легенды о прекрасной девушке, которую похитил старый турок и проданной им в султанский гарем.

 
Что делать, была, есть,
Торговля душами, телами.
Забыв Коран и, спрятав честь,
Занялся скверными делами.
 
 
Отца и мать продать бы мог,
Из близких вытянул бы жилы,
Коль чужд ему великий Бог,
Коль служит бесу и наживе.
 

И в XXI веке девушек превращают в сексуальных рабынь, как это было прежде. Только масштабы изменились. А способы сохранились те же: обмануть и похитить.

В деревне Мисхор, когда она была еще под властью турецкого султана, жил работящий крестьянин Абий-ака. Хижина его стояла вблизи моря. Чуть подальше находился небольшой сад и виноградник, кормившие крестьянскую семью. Никакими внешними особенностями хижина не отличалась. Такая же небольшая, и не слишком уютная. Не было сыновей у крестьянина, но была дочь по имени Азры. Она и была главным украшением жилища. Не было красивее девушки в округе. Сорок тонких косичек сбегали по плечам Азры до самых колен. Как лоза виноградная, стан ее строен и гибок. Огромные глаза черны, как ночное звездное небо, губки яркие, алее спелых вишен, а щеки румяны и нежны, как спелые бархатные персики. Все любовались скромной красавицей, но более всех присматривался к цветущей красе девушки Али-баба, хитрый старик, хозяин быстрой фелюги, часто ходившей между Мисхором и турецким берегом. Торговал купец разным товаром, но поговаривали и о том, что он похищает красивых молоденьких девушек и увозит на своей фелюге в Стамбул для продажи в гаремы турецких пашей и беев. Всякий раз, приходя с кувшином к фонтану, Азры чувствовала тяжелый пристальный взгляд Али-бабы. Но, забывала она о похотливом взгляде купца, когда, наполнив кувшин водой, присаживалась около фонтана и подставляла ладони рук водной струе. Ласкала вода кожу рук девушки, и девушка ласкала ладонями рук водные струи. Она могла часами заниматься играми с водой, но время напоминало, что домой пора возвращаться. Вздохнув глубоко, Азры прощалась с фонтаном и шла домой, чтобы помочь матери по хозяйству. Под звуки песен, исполняемых нежным девичьим голоском, работа выполнялась значительно быстрее. Звенел серебристый голос ее и на винограднике, когда она приходила к отцу, чтобы помочь. Нашелся парень из дальнего села, приглянувшийся Азры, и прислал он сватов к девушке. Не отказали парню родители Азры. Хороший, работящий был парень.

Весело праздновал весь Мисхор, гуляя на свадьбе молодой пары. Звенели смех и песни. И из соседних селений пришло много гостей на торжество. Спустились весенние сумерки на берег, мрак поплыл над морской гладью. И рожок чабана возвестил о том, что стадо возвращается. Поднялась со своей подушки в нарядных одеждах Азры и тихонько, не сказав ни кому и слова, вышла из хижины. Захотелось ей в последний раз посетить фонтан, откуда она ежедневно приносила воду. Взяла медный кувшин и спустилась к фонтану. Прислушиваясь к неумолчным вздохам морского прибоя и серебристому журчанию фонтана, погрузилась она в воспоминания о детстве. И не заметила Азры, чужих людей у фонтана. Ловкий прыжок, и забилось в сильных руках мужчин хрупкое тело девушки. Закрыли рот ей ладонью, набросили плащ на голову, скрутили так, что ни пошевелиться, ни звука издать она не могла. Бросились пираты во главе с Али-бабой к ладье. Покачиваясь на волнах, неслась фелюга Али– бабы к Стамбулу, когда на один единственный крик девушки, бросились близкие и жених. Тосковал весь Мисхор по украденной Азры, не только жених и отец с матерью. Зачах и любимый Азрой фонтан. Прежде весело журчал он, струею плотной сильной наполняя кувшин за кувшином. Теперь он давился редкими тяжелыми каплями – плакал горькими слезами осиротевший фонтан.

Между тем Али-баба привез Азры в Стамбул. Не успел он вывести на невольничий рынок плачущую девушку, как явились туда евнухи самого султана. Большую плату за невольницу получил купец Али-баба. А Азры стала наложницей наместника пророка на земле. Родила Азры мальчика, но не принес он утешения ее душе. Ровно год прошел с того дня, когда она была похищена. Поднялась Азры с сыном на угловую башню султанского сераля и бросилась в пучину Босфора. В тот же вечер печальная русалка с младенцем подплыла впервые к фонтану у берега Мисхора. Подошла к фонтану, простерла она к нему руки, играла со струями его, смачивала водою фонтана руки, гладила мокрые скользкие камни. Радостно журчал фонтан сильной струей била вода. Задумчиво смотрела русалка-Азры на родное село. А потом, тихо опустившись в волны морские, исчезала, чтобы через год вернуться сюда снова. И всегда ждал ее фонтан. Только в день посещения русалкой билась струею вода, во все остальные дни фонтан горько плакал.

Джанике из Кырк-Ора

Крепкие стены Кырк-ора, из крепкого камня построены, толстые стены, ничем не одолеть, и стоит крепость на горном плато. Ворота железные, замки, наверное, каждый больше пуда весит. Но было одно слабое место – не было водоисточника. Воду приходилось носить из колодцев. Два колодца снабжали крепость водой, но находились колодцы те за пределами города, родники располагались у подножия. Тайными тропами жители крепости спускались к колодцам и носили воду в крепость

На выступах скал были устроены пещеры, в которых воины находились для защиты троп и самих колодцев.

Был еще один колодец, представлял он собою вертикальную шахту, прорубленную из крепости в большую естественную пещеру, из стен которой сочилась вода

Еще в те времена, когда Крымом правили хазары, подошли к крепости враги, а хазары жившие в ней, ворота закрыли и стали держать оборону. Не смогли враги прорвать оборону и стали ждать, когда жажда вынудит осажденных сдаться. Долго пришлось вести осаду, но ничего не вышло – вода в городе была. И поняли захватчики, что город ни силой, ни осадой не взять, пока не выяснить, откуда воду берут горожане. Послали в крепость лазутчиков-купцов, и те выведали у добродушных жителей города их секреты. Той же ночью враги разрушили стенку пещеры, а возле колодцев устроили засады. Долго продолжалась эта борьба. Ушла из колодцев вода, поток воздуха испарил источники, а камни «выпили» воду в самой пещере.

Так крепость Кырк-Ор потеряла свою воду. Жители теперь тщательно собирали атмосферные осадки, копили воду в бассейнах, привозили ее в город на лошадях и осликах. Так и жили.

 
Отец и дочь, как день и ночь.
Отец войну считает делом,
А дочь готова всем помочь,
Хоть была тихой и несмелой.
 
 
Пришла беда, ушла вода
И Джаныке о том узнала
Носила воду бурдюком
О том узнали все потом:
Когда на землю мертвою упала.
 

Хан Тохтамыш после поражения ряда поражений, некоторое время отсиживался в крепости Кырк-Ор. Добрым хана нельзя было назвать во времена удач, что тогда говорить о нем, когда он был раздражен неудачами. Говорили тогда, что был он рыжим, тело шерстью поросло, а зрачки поперек глаз стояли, не могло быть у человека таких глаз.

Несметно богат был Тохтамыш хан, только касаться руками тех богатств нельзя, липкие они от крови, по рекам которой пришли в сундуки хана.

Стерегли богатства Тохтамыша не только каменные своды подземных пещер, но и каменное сердце самого хана.

Тохтамыш никогда не повышал голоса, только шепотом говорил, но люди этого шепота больше громов небесных боялись

Никого не любил Тохтамыш-хан, а какой хан любовью своею разбрасывается? Разве может хан женщин любить? Тохтамыш требовал любви от жен своих, от сотен наложниц своих, в гареме живущих. Была у него в гареме среди пышнотелых красавиц девушка, звали ее Джаныке. И вправду, она была Джаныке – душевная. Добрая была, ласковая, как ребенок. Красивая была Джаныке. Только вот в груди у Джаныке сердце билось не так, как у всех, трепыхалось, как птица, готовящаяся к полету. «Вот наберется сил сердце и птицей выпорхнет из груди» – думала Джаныке. Не знала, глупенькая, что в груди у нее болезнь страшная поселилась, грозящая смертью в любое мгновение. Отца, матери у нее не было. Тохтамыш купил девочку в Бахчисарае, внизу и спрятал в своем гареме, растил для себякак голубя в клетку, и растил для себя, а чтобы люди не говорили плохого, дочерью назвал.

Все боялись Тохтамыша, и маленькая Джаныке тоже боялась. Придет в гарем Тохтамыш, спросит, как живешь? Живу, говорит Джаныке тихим голосом Большую рыжую руку положит хан на ее голову, а Джаныке, кажется, что вот-вот голова отвалится.

Однажды пришла беда на Тохтамыша. Крепость Кырк-ор окружило большое войско врагов. В большой барабан били, радостно кричали, понимая, что взятие крепости – дело времени. Знали враги: в крепости воды нет, а без воды не выжить людям. Знали враги, что им не нужно головами в камни стучать, стрелы в воздух пускать. Подождем, говорили, у нас времени много. Вода у нас, хлеб у нас, а Тохтамыш-хан сам своими руками железные ворота откроет, на шелковой подушке ключи вынесет и попросит: примите, все ваше, только живым выпустите! Так думали, так говорили враги. А за стеной Тохтамыш-хан диким зверем, загнанным в клетку казался; злой – подходить страшно.

Дни шли, вода кончалась, опустел и главный бассейн, в котором вода хранилась Со дна его ветер только пыль несет. Сухи и жарки небеса, и капли воды не дали. Скоро люди стали падать, как падают осенние листья. Пора и ворота открыть врагу, чтобы жизни людей спасти, но Тохтамыш боялся за свои сокровища, людей ему не было жалко. Он заставил их бросать камни вниз, на врагов, и злобно говорил своим людям:

– Думаете, я своими руками открою ворота? Если у меня камней не хватит, я ворота вашими головами забросаю.

Люди сначала боялись, а потом уже ничего не чувствовали, им было все равно. Без воды разве будешь жить?

Тихо в крепости. Не слышно голосов. Умирают люди. Первыми стали умирать грудные младенцы. Нет воды, из груди матери молока не выдавишь, Жалко было видеть их, беззвучно рты открывающих – чтобы закричать сил не хватало.

Джаныке в гареме дивилась: почему так тихо в Кырк-оре, почему никто ничего не говорит, почему даже собаки не лают? А евнухи в ответ только плечами пожимали: знали они, а сказать нельзя. Потом к Джаныке в гарем пришел мальчик – пастушок Али. Он пришел, смиренно опустил голову и сказал так:

– Слушай, Джаныке. Вот видишь, я мужчина, а не смотрю на тебя, пусть мои глаза не оскорбят тебя, девушку. Не бойся, выслушай меня, я ведь пришел от народа. Слушай, Джаныке, люди о тебе говорят, что никогда ты не сказала неправды, что твои розовые губы никого не обидели, дурного слова не сказали… Слушай, Джаныке, люди еще говорят, – дрожа от испуга, говорил Али, – что ты не дочь Тохтамыша, что ты наша, оттуда из Эски-Юрта, что тебя купил Тохтамыш. Если так, Джаныке, то, как же твое сердце терпит, как же ты народу не поможешь? Слушай, что я тебе скажу: там далеко внизу вода поет, пойдем…

– А зачем нужна вода? – спросила наивная Джаныке.

– Ты не знаешь? Во всем Кырк-Оре нет ни капли воды, маленькие дети падают, умирают, и никто не может спасти их. Я хотел проползти туда, где вода, но у меня широкие плечи, а ты – люди говорят про тебя, ты тонка, как веточка, ты всюду проникнешь, – ты будешь проползать в расщелину и доставать оттуда воду, она там поет, а я понесу ее в водоем. Пойдем, ты же наша.

– Что ты, мальчик, – ответила Джаныке, – разве я смею, я же девушка, мне нельзя быть с тобой, мальчиком. Меня проклянет небо, все меня проклянут, все от меня отвернутся, даже ты, когда вырастешь и станешь большим мужчиной, ты будешь на меня пальцем показывать, и мне нужно будет тогда умереть.

– Не бойся, Джаныке, – просил мальчик, – пойдем, Джаныке, пойдем, мы так сделаем, что никто нас не увидит, а грех я на себя весь приму.

– Хорошо, – сказала Джаныке, и они пошли.

Всю ночь девушка и мальчик маленькими бурдюками таскали воду в городской водоем, и уже стало в водоеме воды столько, сколько в маленьком море, и еще носили, и еще носили, а потом, когда уже брызнуло солнце, когда стало хорошо на небе, вдруг из груди девушки улетела птица, даже видела маленькая Джаныке, как она высоко-высоко в небо понеслась. Потом ей стало очень больно и она упала.

И упала она лицом на землю. Лицом вниз упала Джаныке, чтобы пожаловаться матери всех матерей – земле.

Когда стало светло, пришли люди. Первыми появились маленькие люди – дети. Они увидели воду и сказали просто, как мудрецы: «Смотрите, вода!», и стали пить. А потом бегали всюду и кричали: «Вода! Вода!» А большие люди не поверили, но маленькие люди все говорили: «Смотрите, вода! Вода!»

И весело все повторяли это слово и стали пить воду А потом увидели, что Али-пастух плачет около какого-то тела, которое лежит на земле, такого маленького, тонкого.

Когда повернули тело лицом кверху, увидели и испугались.

– Джаныке!

И тогда все понял народ, и сказал тогда народ:

– Здесь лежит прекраснейшая из прекрасных, роза райских садов. О люди, уготовьте ей лучшее место в сердцах своих!..