Текст книги "Не девушка, а крем-брюле"

Удивительно, но самая крупная по своим габаритам девочка 9 «Б» с редкой внешностью симпатичного альбиноса, в целом дружелюбная, спокойная и покладистая, никогда не пользовалась особой любовью класса. И к такому положению дел Василиса привыкла давно, и приняла его как данность, и спокойно жила, сохраняя со всеми ровные и ни к чему не обязывающие отношения. Наличие Низамовой легко заменяло ей все двадцать восемь человек одноклассников, придавая ее существованию весомую полноценность.

И так продолжалось ровно до двадцать шестого апреля, вошедшего в историю Василисиной жизни как день открытия новой Вселенной.

Ее старая, привычная, радовала своей неизменностью. Всего четыре планеты: мама, папа, Низамова и она сама собственной персоной, а рядом – вечный «спутник» из числа тех, что носят майки с надписью «Спартак». Одним словом, ничего лишнего.

Василиса, конечно, догадывалась, что где-то рядом существуют параллельные миры, но дух первооткрывательства был чужд ее натуре так же, как был чужд низамовский бабке русский язык. А вот Гулька, в отличие от абики, легко открывала двери незнакомцам, невзирая на предупреждения. С такой же легкостью Низамова взялась и за дверную ручку женской раздевалки чужой школы и была изрядно возмущена тем, что никто не смог дать ей внятного ответа на вопрос, где в данный момент находится ее подруга – Василиса Ладова.

После затянувшегося молчания Гулька дерзко обвела взглядом присутствовавших девочек и безошибочно направилась в сторону Хазовой, которую узнала по описаниям подруги: «Такая же маленькая и худая, как ты. Только челка на пол-лица и русая».

Они и вправду оказались похожи: одного примерно роста, с одинаково дерзким взглядом и гордой посадкой головы.

– Ты Хазова? – не церемонясь, спросила Низамова.

– Ну… я, – выдержав паузу, ответила Юлька.

– Поговорить надо, – склонила голову к плечу Гулька и показала глазами: – Отойдем?

– Ну, давай, отойдем, – бесстрашно ответила Хазова, хотя внутри неприятно екнуло.

– Ладова где? – Низамова переваливалась с пятки на носок, манерно скрестив руки на груди.

Юлька по наитию приняла подобную же позу и хамовато ответила:

– Откуда я знаю?!

– Во, блин, дела, – пробурчала себе под нос Гулька и разжала руки: – А кто знает?

– А чё случилось-то? – полюбопытствовала Хазова и уставилась на свою визави.

И неизвестно почему гордячка Низамова преисполнилась доверия к этой, как она сказала позже, «драной пигалице», и, присев на низкую выкрашенную голубой краской скамеечку, рассказала ей «все-все», в том числе и про сегодняшнее утро.

Рассказ незнакомки произвел на Юльку неизгладимое впечатление: от волнения она даже кроссовки перешнуровала. Теперь судьба Ладовой не давала ей покоя.

– А телефон у нее есть? – уставившись перед собой в одну точку, поинтересовалась Хазова.

Низамова скривилась и, повернув голову к Юльке, прошипела:

– Это чё ж вы за люди, блин! Девять лет учитесь в одном классе и ничего друг о друге не знаете: у кого есть телефон, у кого нет телефона. Ау! – Гулька хлопнула Хазову по коленке: – Девочка!

– Слышишь, ты, – Юлька тоже была не лыком шита, – ты на меня не наезжай! Это не я, между прочим, Ладову-то ищу!

– Ладно, – прикусила язык Низамова и опустила голову.

– Вот то-то и оно, – довольно хмыкнула Хазова, а наблюдавшая со стороны за этой странной беседой Ленка Наумова подала голос из другого угла раздевалки:

– Юльк, – окликнула она одноклассницу. – У тебя там чё, проблемы?

Уж кто-кто, а Наумова знала, как поступать в подобных ситуациях. Не зря она выросла в знаменитом «квартале греко-римской братвы».

– Нет у меня никаких проблем, – отмахнулась от нее Хазова и повернулась к присмиревшей на чужой территории Гульке.

– А чё тогда? – Наумова в два шага пересекла раздевалку и нависла над Низамовой мраморной кариатидой.

– Чё надо? – разозлилась Гулька и дерзко уставилась на висевшую над ней девицу.

– Ничё, – слишком быстро для своего гигантского по сравнению с остальными роста спасовала Наумова и сделала страшные глаза Хазовой: «Мол, если что, дай знать, живой эту не выпустим. Всю общественность подключим».

– Ленка, – тихо проговорила одноклассница: – Никому не скажешь?

Ленка старательно замотала головой, всем своим видом показывая, что готова служить не за страх, а за совесть.

– Ладова пропала, – тихо сообщила Хазова и опустила голову.

И хотя Василисы пока еще не было в школе всего один день, и никто не объявил ее во всероссийский розыск, прозвучало это так, что у Наумовой возникло чувство безвозвратной потери. И ей стало по-человечески жалко эту бесполезную, в сущности, Ладову, и ее родителей, и себя заодно, потому что на районе скажут: «Вон Ленка идет. У нее в классе девочка пропала». Дальше воображение Наумовой нарисовало человека в милицейской форме, и даже не одного, а двух – хорошо известного их семье участкового и, может быть, следователя по особо важным делам, на счету которого не одно раскрытое дело. «Лена, – скажут они, – помоги следствию. Вспомни, когда в последний раз ты видела свою одноклассницу Василису Ладову?» И Наумова сосредоточится, и подумает, и так им и скажет: «Вчера!»

– Ленка, – Хазова не выдержала затянувшегося молчания. – Ты чё, не слышишь меня?

– Слышу, – сдавленным голосом ответила Наумова и села чуть поодаль от девочек, рискуя перевернуть скамейку.

– Значит, делаем так, – Хазова вмиг стала серьезной. – Сначала – звоним. Потом, если не берет трубку, идем.

– А если ее и дома нет? – предположила Ленка.

– А где же она тогда?! – в один голос воскликнули странно похожие друг на друга Хазова и Низамова.

– Где-где… – печально протянула та. – Может, уж и нет ее на свете…

– Ты чё?! Дура?! – не сговариваясь, завопили девчонки, после чего все, не успевшие переодеться, как по команде уставились на эту загадочную троицу.

– А что? – начала оправдываться Ленка. – У нас в прошлом году маньяк объявился. Так меня мамка одну никуда не пускала. Всегда – с братьями.

– Ну… с твоими братьями можно, – понимающе пробурчала Юлька и резко встала. – Давай номер. Пойду в учительскую позвоню. Скажу, домой срочно надо.

Пока Хазова набирала ладовский номер, Низамова с Наумовой подпирали стену в узком коридоре возле учительской.

– Тебя как звать-то? – Ленка довольно дружелюбно попыталась поддержать светскую беседу.

– Гульназ, – отрывисто сообщила ей Низамова, прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся из учительской.

– А живешь где? – спросила Наумова и снова получила односложный ответ:

– На Песках.

– Так это ж далеко! – искренне удивилась одноклассница Василисы, а Гулька взмолилась:

– Слушай, как там тебя…

– Лена, – подсказала Наумова.

– Лена… Ты можешь помолчать?

– Могу, – обиделась Наумова и перешла к противоположной стене как раз в тот самый момент, когда Хазова кого-то поблагодарила в учительской, а Низамовой показалось, что это Юлька говорит по телефону. И Гулька чуть было не подпрыгнула от радости, потому что поговорить по Василисиному номеру можно было только с Василисой. А это значит, что ровно через десять минут, оставив здесь эту надоедливую компанию, она уже будет настойчиво звонить в Васькину дверь… А когда та откроет, то она просто повиснет на своей Ладовой, как обезьяна на пальме, и все пройдет, забудется, и дружба снова потечет своим чередом, как раньше. Правда, теперь, поклялась себе Низамова, она никогда, вот точно никогда, не будет заставлять Ладову ни бегать, ни прыгать, ни краситься, ни завиваться, ни худеть, если та сама этого не захочет…

– Нету, – объявила Хазова и тут же добавила: – Надо идти.

– Пошли тогда! – скомандовала Низамова и направилась по коридору к лестнице с таким видом, как будто в этой школе ей был знаком каждый уголок.

У дверей их перехватили два бравых молодых человека: юркий Вихарев и раздраженный Тюрин.

– Юлька! – возмутился ее подшефный. – Сколько можно? – От Вихарева за версту несло куревом. – Ты чё там? Уснула, что ли?

– Не ори, – приказала ему Хазова. – У нас Ладова пропала.

– Ну и хрен с ней, – сгоряча ляпнул Вихарев и тут же обжегся: на него в упор смотрели две пары возмущенных глаз. Причем одна ему была хорошо знакома, а вторую он видел впервые.

– Это кто? – поинтересовалась у Юльки Низамова.

– Это Серый.

– И что с того? – Гульназ явно не удовлетворило объяснение Хазовой. Мало ли их Серых вокруг бегает! Каждого, что ли, с собой брать?!

– Это наш человек, – пустила в ход безотказный аргумент Юлька.

– А это, – Низамова кивнула в сторону Тюрина, – тоже наш человек?

– Это с Ленкой, – пояснила Хазова, как будто Ленка была для ладовской подруги авторитетом.

– Короче, – Юлька провела экспресс-совещание прямо у крыльца школы. – Это… – она показала рукой на Низамову.

– Гульназ, – подсказала ей Наумова.

– Гульназ, – завершила начатую фразу Хазова.

– Кто? – расплылся в улыбке Вихарев. – Горгаз?

– Молчи, дурак, – бесцеремонно оборвала его Юлька, – за умного сойдешь. Она с нашей Ладовой дружит.

– С Периной? – снова встрял Вихарев, и Хазова, недолго думая, пнула его по лодыжке.

– В общем, Василису надо найти.

– А чего ее искать-то? – Тюрин на шаг придвинулся к заговорщикам, не переставая украдкой рассматривать Низамову. «Косая на левый глаз Шамаханская царица!» – подумал Илья и перевел взгляд на сосредоточенную Наумову, возвышающуюся над ними почти на две головы.

– Ну не знаю, – вдруг осмелела Ленка и, воодушевленная доверием общественности и близостью Тюрина, вновь мрачно предположила: – Вдруг ее уже и в живых-то нету.

– Здрасте-пожалуйста! – всплеснула руками Юлька. – Ты сейчас договоришься, Наумова.

– Ладно! – Низамовой надоела вся эта таинственность. И ее не на шутку стала раздражать Хазова, почему-то возомнившая себя главной в поисках без вести пропавшей Ладовой. – Раздули из мухи слона. Всем спасибо – я пошла.

– Куда? – заволновалась Наумова.

– Куда надо, туда и пошла, – огрызнулась Гулька, проклиная себя за неожиданно возникшую симпатию к этой не понятно что возомнившей о себе Хазовой, о которой она еще вчера и знать-то ничего не хотела, владея Ладовой полностью и единолично, не желая делить ее ни с кем. И вот на тебе – пожалуйста, сразу четверо. Девять лет им не было никакого дела до ее подруги, а теперь шагу ступить нельзя.

– Слушай, Гуля. – Юлька попыталась поговорить с новой знакомой спокойно. – Ну, нам же тоже не все равно.

– Чо-о-о?! – возмутилась Низамова. – Девять лет было все равно, а теперь не все равно? Да если б я сегодня к вам в школу не заявилась, вы бы и через год не обнаружили, что пропал человек!

– Ну, предположим, это не так, – кашлянул в кулак Тюрин и сделал шаг к Хазовой.

– Да ты вообще помалкивай! – рявкнула на него Низамова. – Тебе-то что надо?

– Слышь, ты, – грозно двинулся на Гульку Вихарев, готовый разорвать каждого, кто проявит хоть толику неуважения в адрес Юльки. – Ты чё разоралась-то? Я не понял! Да кому твоя Перина нужна?!

– Мне нужна… – неожиданно строго сказала Хазова, и все разом замолчали. – Она права, – Юлька кивком головы указала на разбушевавшуюся Низамову. – Девять лет! Ладова девять лет сидит передо мной на первой парте, а я ее рассмотрела-то только вчера, может быть, когда ее Ежиха прессовала.

– Ну и чё? – растерялся Вихарев.

– Ну и то. Нехорошо это, – погрустнела Хазова, от природы наделенная чувством справедливости.

– Да меня сейчас вырвет, – прошипела Низамова. – Эти ваши сопли-слюни: вот Ладова сидела, вот мы на Ладову не обращали внимания, вот надо Ладовой помочь… Не на-до! Не надо Ладовой помогать. И любить Ладову не надо! Обойдется без вас Ладова! – выкрикнула Гулька и смело двинулась на вытянувшихся перед ней Василисиных одноклассников. – А ну, дайте пройти, – бросила она, и те послушно расступились.

– Смотри, как чешет, – отметил Вихарев и заливисто засвистел Низамовой вслед.

– Заткнись, придурок! – заорала Юлька. – Я тоже пойду.

– Давай! – наконец-то разозлился Вихарев. – Иди! Скатертью дорога!

– А мы? – робко уточнила у Тюрина дылда Наумова.

– Ну а чего мы будем от коллектива отрываться? – с ехидной улыбочкой ответил Тюрин и двинулся за Хазовой с таким выражением лица, как будто ничего более неприятного и быть не может.

На самом деле сердце индивидуалиста Тюрина начало подпрыгивать в груди, как только он услышал о том, что пропала Ладова. Но Илья ничем не выдал своего волнения, всем своим видом показывая, что ему на самом деле абсолютно все равно.

– Э! Илюха! – растерялся Вихарев. – Ты тоже с ними?

– Мы тоже, – ответила за Тюрина Наумова и двинулась за Ильей, как евреи за Моисеем.

– Ну и идите вы все! – прокричал им Вихарев вслед, но через мгновение бросился за одноклассниками.

Так они и шли, затылок в затылок, не осмеливаясь сократить дистанцию между собой и целеустремленно шагавшей к ладовскому дому Гулькой, о чем та, кстати, не подозревала, потому что не имела привычки оглядываться. Если уж Низамова с кем-нибудь ссорилась, она уходила с гордо поднятой головой, решительно и глядя исключительно вперед.

Каково же было ее изумление, когда возле самого Василисиного подъезда ее догнали эти четверо, запыхавшиеся так, как будто преодолели многокилометровую дистанцию.

– Чё надо? – зашипела на них Гулька.

– Ничё, – ответила ей Хазова и тряхнула головой, чтобы сдвинуть челку с глаз. – Мы тоже идем.

– Да кто вас звал-то? – делано засмеялась Низамова.

– Никто, – Юлька не собиралась сдаваться.

– А может, ее и дома нет, – печально предположила Наумова, замирая в предвкушении трагического конца.

– Сейчас узнаем, – в один голос воскликнули Гулька и Хазова и ринулись бегом на третий этаж, перескакивая через две ступеньки.

Последним поднялся Тюрин. И представшее его взору запомнилось Илье на всю жизнь: в дверях стояла заспанная Василиса и с недоумением смотрела на столпившихся перед ее квартирой одноклассников во главе с Низамовой.

Ладова протерла глаза и залилась краской: впервые в жизни она не знала, что делать. Поэтому, не догадываясь пригласить гостей в квартиру, глупо поинтересовалась:

– А что случилось?

– Да ничего собственно, – пожала плечами Гулька и смело перешагнула через порог. За ней это сделала Хазова и только Ленка Наумова, занеся ногу, сообщила:

– Мы думали, тебя убили…

Вот так 26 апреля 1993 года в три часа пополудни Василиса воскресла. Причем в новом качестве и в новой реальности. Произошедший на ее глазах парад планет вызвал к жизни необратимые изменения. Настолько необратимые, что своя в доску Низамова забилась в угол дивана и с подозрением смотрела на каждого, кто покушался на прежде только ей принадлежавшее сердце Ладовой.

От зависти Гулька раздулась, как кошка перед родами. А Василиса, будто нарочно, суетилась как заведенная. И все не по делу, и все не с теми, обходя разом окосевшую от злости Низамову. Все правильно, она-то своя. А что делать с этими заморскими гостями?!

– Хотите чаю? – предложила растерянная Василиса, не зная, чем занять паузу.

– А пожрать у тебя ничего нет? – по-простецки поинтересовался Вихарев, привыкший формулировать точно, чтобы не было никаких разночтений.

– Я не голоден, – тут же заявил Тюрин, напугавшийся, что вот сейчас и его усадят за ладовский стол и заставят есть, не дай бог, какие-нибудь котлеты. А это так пошло! И так не соответствует моменту.

– Ты, Илюха, может, и не голоден, – быстро вернул разговор в прежнее русло Вихарев, напуганный тем, что сейчас от еды откажутся все и он останется без обеда. – А мне…

– А тебе надо есть меньше. Все равно не в коня корм, – уничижительным взглядом смерила его Низамова и хотела еще добавить: «Как лилипута не корми, он все равно вверх не растет», но удержалась, потому что почувствовала на себе просительный взгляд Василисы, отчего пришла в еще большее раздражение.

– На себя посмотри, – не остался в долгу Вихарев и назначил Гульку своим врагом. – Уселась тут, как дома. Могла бы Перине помочь.

– Не Перине, а Василисе, – демонстративно исправила его Хазова.

Ей, похоже, нравилось строить из себя великосветскую особу: говорила она нарочито вежливо, чуть ли не на «вы» и всячески старалась следовать правилам поведения в гостях. Это настолько не вязалось с привычной всем Юлькой, что даже Наумова утратила спокойствие и периодически бросала вопрошающие взгляды на сведущего во всех вопросах Тюрина. «Прикидывается!» – коротко объяснил Илья Ленке, и та успокоилась, тут же утратив интерес к Хазовой.

«Посмотрим, насколько тебя хватит», – мысленно пригрозила Юльке Низамова и юркнула на правах ближайшей подруги на кухню.

– У тебя даже хлеба нет, – выкрикнула она, предварительно заглянув в хлебницу.

Признаваться в том, что еще два часа тому назад там мирно покоились две городские булки, позже любовно разрезанные на кусочки, каждый из которых был обильно смазан сливочным маслом и щедро полит вареньем, Василиса не стала. Да и никто не спрашивал, потому что в процесс снова вмешалась Хазова и приказала своему верному Санчо Панса сходить за хлебом.

– А чё я? – возмутился Вихарев, расстроенный отсутствием готовой еды в доме.

– А кто еще? – бросила на него вопросительный взгляд полноправная владычица. – И Тюрина с собой возьми, а мы пока с девчонками соорудим что-нибудь на скорую руку.

Впрочем, сама Юлька надевать на себя кухонный фартук не собиралась. Для этого существовали Ладова и Наумова. Гордячку Низамову пришлось из списка вычеркнуть сразу: повелевать той было невозможно.

– Девчонки! – Хазова обратилась к одноклассницам. – Может, приготовите чего-нибудь?

– Давай я, – вызвалась Наумова и выдвинулась на маленькую кухоньку, где по-хозяйски распахнула холодильник, провела там ревизию, чем-то стукнула, что-то достала… Обрадовавшись тому, что Ленка с воодушевлением выполняет обязанности кухарки, Юлька решила все расставить по своим местам.

– Вася, – проникновенно обратилась она к Василисе, отчего та поморщилась, а Гулька заметно напряглась. – Можно я буду тебя так называть? По-дружески.

– Нет, – твердо заявила Ладова, а лицо ее близкой подруги заметно просветлело, невзирая на азиатскую смуглость. – Так меня называть нельзя. Я не Вася. Я Василиса.

– Хорошо, Василиса, – Юлька с трудом удержалась в роли высококультурной гостьи и продолжила разговор: – Я хочу перед тобой извиниться.

– За что? – разинула рот Ладова.

– За равнодушие, – глубокомысленно изрекла Хазова и мельком посмотрела на притихшую на диване Низамову. – Если бы Гуля не пришла в школу, мы бы так и не знали, какие у тебя проблемы.

– А какие у меня проблемы? – удивлению Василисы не было предела.

– Мы обе знаем, какие у тебя проблемы. Гульназ мне все рассказала.

Василиса медленно перевела взгляд с покрасневшего Гулькиного лица на таинственную физиономию Хазовой и присела на стул.

– Интересно… Что именно?

– Ничего особенного, – заюлила Низамова и придвинулась к ладовской однокласснице, чтобы при удобном случае заткнуть ей рот, например, отдавив ногу.

– И все-таки? – глаза Василисы расширились.

– Ладно! – сдалась Гулька. – Рассказала! Про то, как ты сегодня утром бегала, чтобы похудеть, про то, что я тебя обидела, а ты обиделась. Ты думаешь, зачем я в твою чертову школу приперлась? С одноклассниками, что ли, твоими познакомиться? Нужны они мне! Я к тебе пришла: думала ты там. Извиниться хотела, а тебя нет. Вот я и спросила… Ну и заодно… высказала им все! Что человек не пришел, может, заболел, может, под машину попал, может, умер, а им хоть бы хны… Они даже телефон твой не знают! Где ты живешь, не знают! Ты девять лет с ними учишься, а они…

– Вообще-то, она права, – потупилась Хазова и, встав с дивана, подошла к Ладовой, чтобы по-мальчишечьи протянуть ей руку: – Будем общаться. Я всегда чувствовала, что ты наш человек.

– Всегда – это сколько? – съязвила Гулька. – Три часа?

– Еще со вчера, – призналась Юлька и аккуратно высвободила руку из лап Ладовой, оторопевшей от поступившего предложения. – Я Василиса, когда ты с Ежихой сцепилась, тебя сразу зауважала. Конечно, навязываться не стану…

– Чего-то не похоже! – подала голос Низамова, бросившись на защиту своей собственности.

– А чё не так? – Хазова явно не собиралась сдавать позиции. Ей нравилась роль справедливого человека, способного признавать собственные ошибки.

– Да ничё… – подскочила на диване Гулька и захотела было снова завести речь про сволочей-одноклассников, но, бросив взгляд на смутившуюся Ладову, быстренько заткнулась. Она чувствовала Василису, как саму себя: Ладовой было приятно. «Ну и пусть!» – чуть не заплакала Низамова и заторопилась домой.

– Не уходи, Гуль, – попросила ее Василиса.

– Конечно, не уходи, – попыталась оставить за собой последнее слово Хазова.

– Да я и не собиралась, – легко соврала Гулька. – Все равно ключи дома забыла, а бабка – в гостях. Так что нравится не нравится, принимай, красавица, – подмигнула Низамова Юльке и снова уселась на диван, по-хозяйски так, прямо с ногами.

«Волнуется», – догадалась Ладова, отметив, как убежал к левому виску Гулькин глаз. Меньше всего ей хотелось, чтобы Низамова чувствовала себя не в своей тарелке. Но и отказываться от присутствия одноклассников Василиса не собиралась, потому что почувствовала на себе, как приятно неожиданное внимание. Оказывается, дружить хотелось не только с Гулькой, призналась себе Василиса. И чтобы избавиться от неприятного чувства вины, предложила помочь запертой на кухне Ленке Наумовой.

Но вот кто из них в помощи не нуждался, так это она. И пока в зале устанавливались дипломатические отношения, ко всему приспособленная Наумова умудрилась разогреть духовку и засунуть туда наскоро сооруженный из четырех последних яиц омлет.

– Готово, – объявила Ленка и, не снимая с себя кухонного фартука, присела на табуретку, положив свои крупные, никогда не знавшие нежного ухода руки на острые колени бегуньи.

– Ну ты даешь, Наумова! – одарила ее искренним восхищением Хазова и заглянула в духовой шкаф: – Это чё? Омлет?

– Омлет, – кивнула Наумова, не двигаясь с места. – Если надо, я и торт могу, и пирог. Но редко. Потому что жрать нельзя. Тренер кислород перекроет. «Лишний вес, лишний вес», – передразнила она своего наставника. – Попробовал бы, блин, побегать с мое. Посмотрела бы я, будет у него лишний вес или нет!

Когда речь зашла о наумовских тренировках, Ладова заметно погрустнела, потому что вспомнила суровые испытания сегодняшнего утра, изумленные взгляды соседей и волчий аппетит, разыгравшийся при виде еды.

– У меня диета, – сообщила Ленка и обвела взглядом присутствующих. – Больше пить, мясо отварное, жареное, соленое исключить, углеводы подсчитывать, хлеб черный…

– А чего ж ты… – замялась Хазова.

– Здоровая-то такая? – широко улыбнулась Наумова и встала во весь рост, по-гренадерски подперев потолок: – Метр восемьдесят. Плюс мышцы, – добавила Ленка и, задрав подол, что-то такое сделала со своей ногой, что на ней скульптурно проступил мышечный рельеф. Хазова ахнула:

– Ну ты это! – никак не могла она подобрать нужное слово. – Самсон!

– Точно, – хмыкнула Гулька, в прошлом году вывезенная родителями под брызги фонтанов Петродворца: – Самсон, разрывающий пасть льва.

– Нормальная ты, Лена, – поддержала Наумову Василиса, остерегаясь, что так скоро дело и до нее дойдет.

– Да, конечно, нормальная, – согласилась с ней Ленка и снова скромно уселась на табурет: – Братья говорят: «Потрогать любо-дорого».

«Ну не знаю», – хмыкнула себе под нос Гулька, представив Наумову идущей по улице: двухметровая дылда со спортивной сумкой через плечо, с черным лошадиным хвостом и выдающейся вперед челюстью. Ни дать ни взять неандертальская красавица! Не понятно, что только рядом с ней Тюрин делает. Вроде он не из этих, не из спортивных.

– Давайте, рассказывайте, – заговорщицки предложила Низамова: – Кто здесь чей?

– Илья – мой, – простодушно ответила Ленка и добавила: – Серый – вот ее, – она кивнула на Юльку.

– Наумова, – встряла Хазова. – Чего ты несешь-то?! Все ж знают, я за Вихаревым присматриваю… – Брови Низамовой вопросительно поползли вверх. – Он – двоечник, я – отличница. Типа работа с трудными подростками. Вот мы и сидим вместе уже года два как. Ну и дружим…

– И на какой стадии ваша дружба находится? – цинично улыбаясь, спросила Гулька.

– Да ни на какой, – Хазова сегодня была крайне миролюбива. – Куда я, туда и он.

– Такая стадия, Юлька, называется любовь, – мечтательно добавила Наумова.

– Такая стадия, Лена, – снова усмехнулась Низамова, – называется «Школьные годы чудесные…» И скоро они у этого у вашего Вихарева закончатся: пойдет в ПТУ, получит рабочую профессию и встанет в очередь к пивному ларьку.

Гулька еще хотела добавить, что, помимо выше перечисленного, возможны еще и такие вехи жизненного пути, как «армия», «тюрьма», «подвал», «наркологический диспансер» и т. д., но не стала лезть со своим уставом в чужой монастырь.

– Да ладно, девчонки, – как-то очень по-бабьи произнесла Юлька. – Нормальный Вихарев парень. У него и семья приличная, – замялась она, а потом с важностью произнесла: – Отец – главный инженер завода.

– У Тюрина тоже семья приличная, – тут же встряла Наумова, беспокоясь о том, чтобы Илья предстал в наилучшем свете. – Знаете, какая у него бабка?

– Знаем, – заверила ее Хазова. – Заслуженный учитель, почетный пенсионер и, когда трубку берет, вместо «Алё» говорит: «Я вас слушаю» или «Ольга Игоревна у телефона». У Тюрина, кстати, вся семья на голову больная, учительская…

– Нормальная у него семья, – помрачнела Ленка, уже видевшая себя ее членом. Тайно, разумеется, но ведь мамка говорила: «Будешь мать слушать, будешь вкусно кушать».

– Да кто спорит-то! – легко согласилась с ней Юлька. – Маман с папан всегда под ручку, Тюрин бабку под локоток – дворяне, блин.

– А что в этом плохого? – подала голос Василиса, которой и вставить-то было нечего: семья у нее самая обыкновенная.

– Слушай, – Гулька не могла без провокаций: – А как тебе с ним? Ты – во‑о-о, – показала она рукой на потолок, – а Тюрин твой – во‑о-о, – рука опустилась до уровня табуретки.

– Ну и что? – пожала плечами Наумова. – Вырастет еще. – Она безоговорочно верила в неограниченные возможности своего соседа по парте. – Главное, – она любовно сощурилась, став похожей на рыбу с выдвинутой нижней губой, – он умный.

– Это заметно, – еле сдерживаясь, простонала Низамова. – У него одно другим компенсируется. Вы, надо сказать, с этой точки зрения гармоничная пара.

– Гуля, хватит, – одернула ее Ладова, быстро, в отличие от Наумовой, понявшая истинный смысл высказывания подруги.

– И правда, – поддержала Василису Хазова. – Мы, между прочим, с Тюриным их спасательный круг. Правда, Ленка?

– Правда, – тут же согласилась Наумова, никогда не причислявшая себя к людям просто умным, но от этого ее настроение не испортилось, потому что рядом с нею всегда витал «мамкин» образ. А если поднапрячься, да еще зажмуриться, то и «мамкин» голос. Зря, что ли, она ей всегда говорила: «Ум бабе ни к чему. Чтоб дите сотворить, много ума не надо. Пусть мужик, Ленка, думает, а ты пироги пеки». – «И буду!» – пообещала Наумова и обвела кухню взглядом.

– Мы тут не рассядемся, – безошибочно определила она.

– Рассядетесь, – хихикнула Низамова. – Ты этого своего на коленки посадишь, а я к Василисе сяду.

– Очень удачная шутка, – буркнула Ладова и предложила сесть в гостиной.

– Вот еще, – воспротивилась Ленка. – Чай не праздник никакой. Кто-нибудь постоит, не сахарный, не растает.

– Чур, не я! – одновременно подняли руки Низамова и Хазова. Они вообще сегодня очень часто синхронили, как близнецы.

В результате в торжественном карауле возле стола оказались Ладова, Тюрин и неразлучная с ним Ленка Наумова.

– Дурак ты, Илюха, – поставил диагноз Вихарев. – Сел бы, поел по-человечески. Ты на часы посмотри, столько не жрать!

– Я не хочу, – скривился Тюрин.

– Может, чаю тогда? – предложила хозяйка. Но не успел Илья кивнуть в ответ, как его верная Ленка тут же выбрала из стоявших на посудной полке самый красивый, как ей показалось, бокал, налила в него чай и подала Тюрину.

– Спасибо, – смущенно буркнул Илья и принял бокал, хотя предпочел бы принять его из рук Ладовой.

– Пожалуйста, – проворковала баском Наумова.

– Поклониться забыла, – ехидно пробурчала Гулька, и, хотя, кроме сидевших за столом, ее никто не услышал, это не помешало Хазовой посмотреть на нее осуждающе.

Когда последний кусок омлета исчез во рту Юлькиного подшефного, в кухне повисло молчание, прервать которое не решилась даже Низамова. Зато Ленка быстро сообразила: «Милиционер родился», – нашлась она и хихикнула, думая, что произнесла нечто остроумное. Да и как она могла мыслить по-другому, если в ответ на эту фразу ее братья-близнецы начинали ржать, как сумасшедшие, и трепать друг друга то по плечам, то по затылку.

Кроме Вихарева, Ленкиной находчивости никто не оценил. Брезгливо поморщился Тюрин, криво усмехнулась Хазова и только Гулька, не побоявшаяся показаться наивной, переспросила на всякий случай:

– Это смешно?

– Смешно! – заверила ее Ленка и подобострастно посмотрела на Тюрина: – Может, пойдем?

– Можно, – согласился Илья и, поблагодарив хозяйку за прием, направился к выходу. За ним следом ринулась Ленка, сшибая на своем пути не к месту возникающие предметы в виде стульев, брошенных на полу тапочек и подставки для газет.

– Мне же на тренировку! – засуетилась она и начала натягивать куртку.

– Подожди, помогу, – по-джентльменски, как учила незабвенная Ольга Игоревна, предложил Илья и, расправляя капюшон на наумовской куртке, почувствовал на себе заинтересованный взгляд Василисы. Нужно было как-то отреагировать, улыбнуться, может быть, или спросить что-то, но поднять голову было жутко неловко, не говоря уж о том, чтобы посмотреть Ладовой в глаза.

– Все, что ли? – обернулась к нему Наумова, встревоженная непривычно долгим разглаживанием капюшона на своей спортивной куртке. – Нормально теперь?

– Нормально, – ответила за Тюрина Василиса и подошла к Ленке: – Спасибо, что пришли. Очень неожиданно.

– Да ладно, чё ты… – смутилась Наумова. – Главное, тебя не убили, – серьезно произнесла она.

Василиса перевела взгляд на Илью, но тут же опустила глаза, заметив, что у того даже сквозь пробивающиеся усы выступили мелкие капельки пота. Тюрин вытер разом взмокший лоб и повернулся к Ладовой спиной, пытаясь открыть входную дверь.

– Заходите еще, – Василиса перехватила инициативу и щелкнула замком. – Все равно рядом живу.

– Как-нибудь, – пообещал Тюрин и пропустил вперед Ленку, чтобы попрощаться по-человечески. Но не решился и, резко вдохнув, бросился вниз за Наумовой, терпеливо поджидавшей его на площадке второго этажа. – Ну все, давай, – резво попрощался он с ней и, чтобы та не придумала никакой объективной причины для совместного времяпрепровождения, скороговоркой отрапортовал: – Геометрию, физику, химию спишешь утром.