Текст книги "Отрубить голову дракону"

– Я ведь уже согласилась, Том. Почему ты снова об этом говоришь? – Юля обняла его.

– Потому что позвонить надо сейчас. Чтобы отец уже запланировал на завтра встречу с нами, чтобы дать ему время обдумать, как лучше поступить. И это совершенно не помешает нам провести великолепную ночь! Как и все наши ночи… – с этими словами Никита поцеловал Юлю в шею, прямо под маленьким ушком.

Помешает! Никита не понимал этого. Юля давно усвоила, глядя на родителей: у женщины всегда больше эмоций, и они разнообразнее. Папа часто говорил маме: «Не накручивай себя». Ему кажется, будто мама едва ли не специально подбрасывает дровишки в костер своих переживаний. Беда в том, что он, мужчина, не чувствует вещи так, как мама, – он не видит все их оттенки, не улавливает сигналы. Так человек со слабым зрением не может поверить, когда ему рассказывают, сколько деталей можно рассмотреть на картине. То, чего нельзя увидеть, – того не существует. Для него. Вот папе и кажется, что мама что-то там «накручивает»… И Никита мыслил так же. Он не представлял, как всколыхнутся Юлины эмоции после звонка его отцу, как мысли ее потекут в одном направлении: туда, в Энск. К родителям, к братику, к папиному позору, к…

Об этом точно лучше не думать. Иначе никакой «великолепной ночи» не получится.

– Хорошо. Звони. Только потом пусть твои молекулы постараются на славу, – усмехнулась она.

Часть третья

День 4

В десять утра следующего дня Алексей Кисанов встретился с Оксаной у дома в Москве, где супруги Шаталовы обитали до переезда в Энск.

Толя Овчинников тоже был здесь. Во-первых, привез Оксану, а во‑вторых, очень хотел поучаствовать в «экстрадикции» Юрия. Если он, вот уже два месяца как пропавший без вести, сейчас найдется, то Овчинников не просто доложит начальству, что раскрыл висяк, – он, главное, выкатит грудь колесом перед своей скандалисткой-женой Аней. И неизвестно, что для него важнее.

– Вон там Катя жила, – махнула Оксана рукой на противоположную сторону Чистопрудного бульвара.

Алексей подивился: он думал, что за прошедшие годы все малоэтажные дома в столице выкорчевали, отдав землю ненасытным застройщикам, возводившим на их месте высотки. Ан нет, в этом районе еще доживали свой век здания в четыре этажа и чуть выше, причем не представлявшие исторической ценности, – по крайней мере, так счел Алексей. Видимо, у ретивых застройщиков руки до них не дошли. По каким-то причинам, о которых знать никто из простых смертных не может. Хотя не исключено, что все объясняется элементарно: баталии между претендентами на эту землю никак не закончатся.

Они оставили машины на стоянке и двинулись пешком. Оксана вглядывалась в дома. Обогнули школу, разместившуюся внутри дворов, прошли еще чуть вперед…

– Вон тот, кажется, – воскликнула Оксана, указав на шестиэтажный дом за школой. – Да, точно он! – присмотрелась она. – И те три окна у торца – это квартира Кати! Ну, в смысле тогда это была ее квартира…

Тогда.

А теперь? Кто тут живет, Катя ли? Игорь вчера пошарил по базам данных и выудил именно этот адрес. Но база данных могла устареть. Правда, Игорь заодно узнал девичью фамилию женщины: Пенкина. Это ценная информация, пригодится, если Катя переехала и придется разыскивать ее дальше.

– Пошли, – скомандовал Кис. – Оксана, вы вперед. Катя вас знает, и если она все еще живет в этом доме, то сразу отреагирует. А мы по ее реакции поймем, чего нам ждать.

Она все еще жила по этому адресу, Катя Пенкина-Шаталова. Открыв дверь после нескольких настойчивых звонков, – Кису показалось, что хозяйка вглядывалась в глазок и никак не могла понять, кто пришел, – она оторопела, узнав Оксану. Но ступор длился всего несколько мгновений. Катя быстро пришла в себя и попыталась захлопнуть дверь. Однако ей не дали этого сделать. Мужчины, стоявшие по обеим сторонам от двери, – так, чтобы не попасть в поле зрения глазка, – успели перехватить инициативу.

Катя отступила в неравной борьбе и шагнула внутрь. Троица ввалилась за ней в узкую прихожую. Из комнаты доносился звук громко работающего телевизора: обсуждался вчерашний хоккейный матч. Возбужденные мужские голоса, рев трибун, свистки, звонко взрезающие лед коньки, – похоже, Юра находится здесь. Не Катя же смотрит эту передачу?

Она заслонила собой проход. Это была худая высокая женщина, будто состоящая из острых углов, шатенка с ненатуральным рыжим оттенком, диаметральная противоположность пышногрудой светловолосой Оксане.

– Здравствуй, Катя. Юра у тебя? – спросила Оксана.

– Он сам ко мне пришел! – вскрикнула Катя, но тихонько: не хотела, чтобы Юра услышал. – Он решил ко мне вернуться! Уходи, он с тобой не хочет больше жить! Он даже имя твое забыл, уходи давай! – И она принялась подталкивать Оксану к выходу. – А вы тут что делаете? – обратилась она к мужчинам. – По какому праву?! Я сейчас полицию вызову!

– Дык она того, пришла уже, – Толик подмигнул детективу и вытащил удостоверение. – Вот, капитан полиции Овчинников Анатолий Федорович, видите?

Катя растерянно заморгала.

– Юра-а-а! – что было мочи крикнула Оксана. – Иди сюда, Юра!!!

Юрий Шаталов, темноволосый мужчина среднего роста, с живыми темными глазами, появился на пороге комнаты.

– Катя, что такое… – начал было он и замер.

Он долго рассматривал пришедших. Сначала всех троих, затем его взгляд принялся обшаривать лица жены и друга.

– Я вас знаю, кажется… – произнес он наконец. – Я вас знаю, да?

У Оксаны потекли по щекам слезы, и Юра совершенно растерялся. Всех выручил Алексей.

– Да, вы их знаете, – произнес он. – Меня – нет, никогда не были знакомы, так что можете и не пытаться. Вы на них смотри́те. Вот это Оксана, это Толя, Анатолий…

Кис нарочно не стал говорить, кто есть кто. Память Юрина явно трудилась в данный момент, прямо пыхтела от натуги, и мысленная работа отражалась на его лице целой гаммой чувств: и удивление, и начало узнавания, и сомнение, и первые, неуверенные проблески радости…

– Вы, – начал Юра, протягивая руку в сторону Оксаны, – вы… Мы с вами… Мы были близки? Я чувствую, я знаю… Я обнимал вас… Простите, может, я… невежливо… Но я помню эту мягкость… И запах волос… Духи… Оксана? Но ведь Оксана… Мы же… Вы же…

– …твоя жена, – не выдержала она и шагнула к Юре.

Она притянула его к себе, сначала легонько, потом, почувствовав ответное движение, сильнее, прижав мужа к своей «мягкости», которую он не забыл.

Катя стояла позади них, бледная и будто осунувшаяся, глядя на Оксану с ненавистью. Наверняка считает, что та во второй раз увела у нее мужа. Есть люди, у которых в виноватых ходит весь мир, но никогда не они сами.

Юра с Оксаной еще некоторое время обнимались и гладили друг друга, остальные молчали. Толика Юра либо не признал, либо не до него ему было – все его внимание занимала жена.

Наконец он оторвался от нее, повернулся к Кате, протянул к ней руки, пытаясь поймать ее ладони.

– Катюша, ты прости, что я… Но это Оксана, моя настоящая жена, понимаешь?

И вдруг он изменился в лице.

– Погоди-ка, а ты знала? Ведь знала, да? У тебя же память не отшибло… Ты все отлично понимала. Но мне ничего не сказала… Заверила, что мы с тобой женаты! Какая же ты…

Он не договорил, только покачал головой.

– Я ухожу, – шагнул Юра в комнату. – Только вещи соберу.

– Вещи?! – закричала Катя, забежав вперед и преградив ему путь. – Какие такие вещи?! У тебя ничего нет! Я все тебе купила на свои деньги! И я тебе ничего не позволю унести, понял! Убирайся вон!

Юрий остановился, пожал плечами, вернулся в коридор и, обняв Оксану, двинулся к двери в чем был – джинсах, рубашке и тапочках.

Хорошо, что салон машины натоплен, подумал Алексей, выходя вместе с Толей вслед парочке.

Они забрались в салон машины Толика. Алексей не знал, как правильно поступить: с одной стороны, лучше не мешать сегодня супругам, им есть о чем поговорить. А с другой, может, и не следовало бы оставлять Оксану одну в такую минуту: ведь она должна рассказать мужу о смерти сына и исчезновении дочери. Впрочем, как знать. Вдруг она предпочтет говорить об этом с ним наедине. Или призвать для поддержки подругу Аню. И детектив ей вовсе не нужен.

Юра сидел рядом с женой на заднем сиденье, прикрыв глаза, оглушенный эмоциями. Кис повернулся к Оксане и тихо спросил, требуется ли ей еще его присутствие.

– Думаю, нет, спасибо, – шепотом ответила она. – На Юру уже свалилось слишком много информации, с остальным стоит притормозить до завтра. Пусть отдохнет сначала.

– А если спросит насчет…

Оксана поняла: он имел в виду детей.

– Не знаю, как-нибудь уведу разговор в сторону. Юре действительно нужно отдохнуть. Я не врач, но у него явно шок, посмотрите, какой он бледный. Завтра, на свежую голову…

– Хорошо, – кивнул Кис, – тогда поеду к себе. Звоните, если что.

Он уже собрался выйти из Толиной машины, как вдруг Юра открыл глаза и посмотрел на Алексея:

– А вы-то кто?

Толя с Оксаной замерли.

– Детектив. Частный. Я вас искал по просьбе Оксаны. И вот нашел… Меня Алексеем зовут, – он протянул Юрию руку. – Алексей Кисанов. Да, и Толя… Анатолий мне помогал. Мы вместе искали.

– Толя… – проговорил Юра. – Я тебя помню. Ты друг…

Он вдруг смутился и беспомощно посмотрел на Оксану.

– Толик наш друг и муж Ани, нашей подруги.

– Да, Ани…

Юра снова прикрыл глаза.

– Поехали, Толь, – произнесла Оксана. – Надо его накормить да спать положить.

– Утро ведь, какое спать! Ща накатим по маленькой, и все будет чики-пуки! – весело ответил Толик.

Юра выпрямился на сиденье.

– Чики-пуки? Так ты Толька?

– Ну да…

– Толик, ну все! Аньки муж, точно! Ты в полиции, да, работаешь?.. Ребят, у меня в голове фейерверк! Воспоминания прямо выстреливают и расцветают в небе… В мозгу, – Юра радостно засмеялся, – под куполом черепа. Наконец-то, Господи, наконец-то я вернулся! А то мыкался, неприкаянный, как пес шелудивый…

…Алексей Кисанов тихо открыл дверцу машины и выскользнул наружу. Овчинников тронулся, увозя супругов Шаталовых домой, в Энск. Кис проводил их взглядом и сел в свой джип. Он был бы рад тоже поехать к себе домой, к своей супруге – да днем эта самая супруга вся в трудах. Если не в редакции, то дома – пишет очередную статью. Не подступись!

И Алексей двинулся к себе в кабинет, иначе называемый офисом, – в старую свою квартиру на Смоленской. Теперь, когда он Оксане мужа вернул, можно сосредоточиться на ее дочери, пропавшей Юле. События развивались столь стремительно – Юрия он нашел всего за пару дней, – что некогда было загрузить в голову, как детектив собирался, информацию по поводу девушки. И сейчас он собирался наверстать упущенное: обдумать имеющуюся и понять, где в ней пробелы, чего не хватает, что искать и на какие вопросы получить ответы.

Поприветствовав своего ассистента Игоря, Алексей прошел в кабинет и включил компьютер.

– Кис, – позвал его Игорь, – ты чего, даже кофе не хочешь?

Он привык, что шеф, кофеман, едва возникнув на пороге, первым делом просил сварганить чашечку эспрессо.

– Как не хотеть, Игорек, хочу, конечно… – отозвался Кисанов. – Просто задумался малость. Давай, запускай, я сейчас подтянусь.

– И ты чего, не голодный? – удивился Игорь пуще прежнего.

Он знал, что шеф частенько не успевает поесть в бегах и, возвращаясь на рабочее место, испытывает муки голода.

– Голодный? – тоже удивился Алексей. – Слушай, точно! Еще какой голодный!

Игорь был прекрасным кулинаром, и даже обычный омлет у него получался обалденно вкусным. Как ему это удавалось? Загадка.

Пока Игорь готовил, Кис пересмотрел записи, сделанные во время первой встречи с Оксаной. Открыл новый документ и скопировал туда текст, относящийся к Юле.

Итак, девушка притворялась больной несколько дней, мать гнала ее в школу: была уверена, что Юля симулирует. Ведь сначала она вознамерилась поехать к своему шахматисту Тому. Мать не пустила, и дочь объявила, что больна. Назло. Потому что «когда подростки влюбляются, взрослые начинают казаться им врагами», так объяснила Оксана.

Ну, допустим. Хотя Оксана утверждала, что Юля умница-разумница, девочка индиго, организованная и самостоятельная. Не очень вяжется с данным утверждением тот факт, что наша фиолетово-синяя девочка решила отправиться к своему виртуальному Ромео на учебной неделе. Что, не могла подождать выходных? Ведь знала же, что мать воспротивится!

– Кис, все готово! – донеслось с кухни.

Алексей сохранил документ под названием «ЮЛЯ» на жесткий диск и отправился к Игорю.

Пышный омлет медленно оседал на тарелке.

– А ты?

– Я уже поел, – ответил Игорь, – как раз перед твоим приходом. Предупредил бы, что едешь, я бы тебя дождался.

– Да не страшно.

– Ну, как дела? Шаталов нашелся? – спросил Игорь, наливая эспрессо в две чашки.

– Угу, – Алексей еще жевал. – И, прикинь, Катя эта убедила его, что… ммм… ща… что она его нынешняя жена. А у Юры воспоминания всплывали, как… Не знаю, будто пачками. Не потоком, а порциями.

– Не в разлив, а бутылками, – хмыкнул Игорь.

– Типа того. Поэтому он Катю вспомнил, а дальше – пустота. И на фоне этой пустоты дамочка быстро подсуетилась.

– Это что, любовь у нее такая к бывшему?

– Не думаю. Ей не удалось создать новую семью, и она еще долго цеплялась за Юру после развода. Ей просто мужик нужен, такая рабочая единица в семье: мужик. А место долго оставалось вакантным. И тут он сам свалился ей в руки, манна небесная. Катя решила свой шанс не упускать, заморочить ему голову, мол, да-да, я твоя жена, тут мы с тобой живем, совет да любовь.

– Ну и че, Юра Оксану узнал?

– Достаточно быстро. Вспомнил, как обнимал. И запах. Память тела… В машине он сказал, что в его голове целый фейерверк воспоминаний. Даже неспокойно за него. Вспомнит убитого сына… Бедолага. Ко всему еще дочка сбежала. Сейчас Оксане придется побыть «плечом» мужу… Ладно, давай работать. Найди в Интернете всё о Юлии Юрьевне Шаталовой, шестнадцати лет от роду, победительнице шахматного турнира города Энска, а также первенства района. И в сетях пошарь, она наверняка сидит в каком-нибудь Вконтакте. Посмотри, с кем общается, что пишет, какие фотки ставит.

Игорь кивнул и отправился на свое рабочее место, Алексей вернулся к компьютеру.

Итак, Юля вознамерилась срочно развиртуализировать свои отношения с Томом, при этом отлично зная, что мама воспротивится. Допустим, юной Юлии-Джулии-Джульетте остро-срочно захотелось попробовать на вкус и на ощупь своего Ромео. Вполне может быть. Но жестоко по отношению к родителям. Братика в тот момент ее еще не похитили, но у отца уже случились серьезные неприятности с обвинением в хищении. Не лучший момент заставить их переживать еще больше… Любовь эгоистична?

Положим. И все же что за срочность такая? Почему именно в тот день посреди учебной недели?

Да и была ли срочность? Ведь, когда Оксана запретила ей уезжать, девушка все равно не пошла в школу, сказалась больной… Возникает вопрос: действительно ли Юля хотела сорваться к парню? Или она на самом деле очень не хотела идти в школу? И придумала предлог – поездку к своему Тому, – более-менее правдоподобный в глазах родителей?

Если верен второй вариант, то, значит, у Юли происходит что-то неприятное. О чем она не рассказала папе-маме. С одноклассниками? С учителями? Или не в школе, а где-то в ином месте, где девушка часто бывала? В шахматной секции, к примеру… Сказавшись больной, она получила право вовсе не выходить из дома. И не идти туда, где ее поджидали неприятности. Это могла быть травля девчонок: Юля красива, умна, независима и немного не от мира сего, как Кис понял. Скорее всего, с ними она не дружила, что девчонки сочли за презрение… Такого подростки не прощают. (И не только подростки…)

Возможно и другое: приставания какого-то парня, от которых Юле было трудно отделаться. Матери она не пожаловалась: ябедничать – последнее дело. К тому же парень мог являться чьим-то сынком – а в Энске сплошные «сынки», – и жалоба на него вышла бы боком и ей, и Оксане… Или вот еще вариант: проблемы в ее шахматной секции.

Спрашивать Оксану об этом бессмысленно: Юля не посвятила ее.

Ладно, хватит гадать. Какими бы ни были Юлины неприятности, очевидно лишь одно: не к парню она хотела сбежать – спрятаться от чего-то хотела.

Однако не вышло. По каким-то причинам она больше не могла симулировать болезнь. Мать в школу гнала, да, это факт. Тем не менее Юля успешно пробыла дома три дня. А последней ночью сбежала. Почему?

А потому, детки (так иногда Кис разговаривал сам с собой), что Юля больше не могла оставаться дома, притворяясь больной. Но и в школу ни за что идти не хотела, как уже ясно. У нее не осталось выбора. Вот так-то. Она даже уроками пожертвовала и своими тренировками – или как там у них называется – в шахматной секции, хотя ей нужно готовиться к очередному первенству. Более того, за прогулы и там и там ей грозят, наверное, какие-то дисциплинарные взыскания… Какие, Кис не знал – в школе он давно отучился, а дети его не доросли еще, так что школьная жизнь текла мимо него. Но просто так это Юле с рук не сойдет, без сомнения. Болезнь бы прикрыла ее отсутствие – однако что-то произошло, из-за чего она не могла продолжать прикидываться больной…

И отчего же у Юли не осталось выбора? Родители поставили ей ультиматум? Мол, иди в школу, не то карманных денег лишим. Или чем в Энске детей стращают? Нужно спросить Оксану. А теперь и Юра дома, вдруг что вспомнит…

Не это ли имела в виду девушка, написав в записке: «Мне надоела ваша опека»? Хотя ультиматум, конечно, «опекой» трудно назвать…

В Юлиной записке вообще все выглядит странно. Алексей посмотрел в свой файл: «Мама, папа, не обижайтесь, но меня достала ваша опека, я хочу жить самостоятельно. Я уже взрослая, даже если мне только шестнадцать, но скоро я стану совершеннолетней. Тогда и пообщаемся. Не ищите меня, иначе я никогда не вернусь. Я не пропаду, у меня есть друзья и есть дар».

Жить самостоятельно. Это как, в шестнадцать лет? Полная чушь! Исходим из того, что девочка индиго умна, конечно. Если б была глуповата, то не стоило бы искать второй смысл в ее словах. Но когда умный человек употребляет слова, не соответствующие их прямому смыслу… То он на что-то намекает.

Тогда и пообщаемся. Выходит, Юля хочет сказать, что раньше своего совершеннолетия домой не вернется? А до этой даты сумеет жить самостоятельно?

Бред. Милая Юля, любящая дочь – ни с того ни с сего заявляет, что сваливает из дома на как минимум два года? Чем же перед ней так провинились родители?

Нет, чушь, чушь.

И эта фраза: у меня есть друзья. Оксана сказала: все они в Энске. Что нормально для подростка, который пока не путешествовал, не ездил в командировки – рос себе в родном городе. За его пределами существует только Том. И Оксана о нем знает. Но почему же Юля пишет так, словно записку оставляет не для родителей, а для…

Для кого-то постороннего. Постороннего, однако вхожего в дом, поскольку он может прочитать ее записку. И при этом человека враждебного – поскольку Юля шифрует свой текст.

Неужто девочка опасалась Толи Овчинникова? Он в дом с легкостью вхож, и к нему бы первому обратились родители, поскольку он работает в полиции… Хм. Алексею неприятно было думать, что у Толи могло оказаться двойное дно. Он его не почувствовал, и это поставило бы под вопрос его сыщицкую проницательность… Нужно спросить родителей, кто у них бывал в последнее время, кто приходил во время мнимой болезни Юли.

Однако выводы делать рано. Это пока голые умозаключения. В конце концов, все то, что Алексей связал в один ряд, может оказаться лишь горсткой разрозненных событий: к примеру, Юля действительно заболела; записку написала, витая мыслями в облаках и не задумываясь над словами, поскольку уже предвкушала встречу с возлюбленным; с ним же Юля собиралась продолжить тренировки, так как парень тоже шахматист. Вот и рассыпается наша логическая цепочка. А в остатке получается, что Юля просто сбежала к своему Тому. К нему и ради него – К, а не ОТ.

Нет, Алексей в подобный расклад не верил, но вера – не доказательство. Просто голые умозаключения следует приодеть. Пиджачок там, брючки, носочки… Тогда они превратятся в факты. И им можно будет уже не верить, а доверять.

Алексей посмотрел на часы: около трех дня. Будем надеяться, что у супругов Шаталовых трудный разговор позади, и Оксана уже в состоянии ответить на вопросы детектива.

– Как у вас дела? – спросил он, услышав ее отклик в трубке.

Ответом ему был тяжкий вздох.

– Я надеялась, что Юра не вспомнит о детях сегодня… – хриплым голосом проговорила она. – Что сначала придет в себя, отдохнет… Но он вспомнил. Антошу.

– …Господи, – говорил Юра, раскачиваясь на стуле, – Господи, как ты допустил такое?! На моих глазах, понимаешь, Оксанка, на моих глазах нашего сына застрелили! Я видел, как брызнула струйка крови из его лобика… Я сначала испугался, что сам убил его, но сразу сообразил: не моя это была пуля, она спереди вышла… Налей еще водки, Оксанка, не спорь, хуже мне быть уже не может. Хуже – просто некуда… Я принялся стрелять автоматом, к сыну постепенно приближался, не прекращая огня, только смотрел на его пробитый затылочек, кровь в светлых волосиках… он лицом вниз рухнул, сынок наш… Суки эти затихли, и я дошел до Антоши, наклонился, пульс хотел проверить, вдруг он еще жив, еще «Скорую» можно вызвать… Как вдруг меня что-то долбануло по голове. Я прямо в Антошу и ткнулся носом… Помню только вот это мгновенье – я хотел сына обнять, его тельце к себе прижать… А потом мрак наступил…

Оксана молча поднялась и обхватила голову мужа, притиснув к своей груди, будто пыталась эту бедную голову, разрываемую воспоминаниями, убаюкать, погрузить в сон. Подробности о красной струйке осколками гранаты вонзились в ее мозг, но Оксана знала: сейчас она должна быть сильнее Юры.

Она ничего не говорила, боясь спровоцировать новые воспоминания. А он пока хоть о Юле не спросил, слава богу.

Муж все подливал себе водки, и Оксана ему не перечила. Неожиданно, уже уплывая в туман алкогольного забвения, Юра задал вопрос о дочери. Оксана ответила кратко: «Она на сборах», – и мужа этот ответ удовлетворил.

Теперь Юра спал, и Оксана выразила готовность побеседовать с детективом.

– …Как я поняла, что дочь симулировала? Странный вопрос, – удивилась Оксана. – Любая мать такое учует. Нет, врача не стала вызывать, я бы потом просто записку написала ее классному руководителю, я ведь в той же школе, где она учится, работаю, все свои… То есть на самом деле врач приходил, но я его не вызывала – его прислал наш мэр. Он очень заботился о Юлечке, она же гордость Энска! Кроме того, в начале учебного года мэр попросил ее заниматься со своими двумя сыновьями, давать мальчикам уроки шахмат – так что Юлечка была еще и учительницей его деток… Вот он и прислал врача. Тот пробыл недолго, сказал, что у Юли в горле имеется легкая краснота, но ничего опасного, и девочка вполне может посещать школу. Да только Юля все равно не пошла… Ультиматум? Нет, что вы, это совсем не в нашем стиле… Конечно, заключение врача на нас повлияло, мы принялись настаивать. Но никаких ультиматумов, просто уговаривали ее…

Что взяла с собой? Сумку с одеждой. Телефон, конечно, и свой планшет… Кстати, вот странность, мой телефон тоже пропал, я пару дней его искала, звонила на него, чтобы обнаружить по рингтону, но без результата. Уже стала думать, что Юля его с собой зачем-то взяла. Может, в темноте перепутала… Я часто оставляю свой сотовый в гостиной, в спальню не беру – не хочу, чтобы меня разбудили ранним звонком… А потом я наткнулась на свой мобильник в Юлином шкафу. Он был выключен, поэтому не звонил, когда я его искала. Зачем дочка его брала, а потом к себе в комнату положила, ума не приложу… Паспорт? Да, а как же. Банковская карточка… Тут вот немного странно. Я кое о чем попросила Толика… Ну не подавать же в розыск на собственную дочь! Она ведь не преступница, чтоб ее полиция искала! Влюбилась – в ее возрасте это нормально – и умчалась к своему Тому. Романтика, она только в юные годы настоящей и бывает… Я не хотела вести себя жестко, понимаете?

Да, так вот я попросила Толика, чтобы он потихоньку, негласно, проверял, не засветилась ли где ее карточка. Выяснилось, что Юля сняла с нее почти все наличные незадолго до того дня, когда она мне заявила о своем намерении съездить к Тому. На счету оставалась совсем небольшая сумма, и ее забрали уже неделю спустя после ее побега в одном из банкоматов Реутова – город такой есть, знаете? А на камере у банкомата засветился какой-то шкет лет двенадцати. В общем, мы решили, что у нее карточку украли… А может, дочка сама ее выбросила, да еще код к ней приложила – специально, чтобы ее чужой подобрал и засветил подальше от самой Юли… С нее станется, она умная девочка.

Что я знаю о ее парне? Да почти ничего. Даже совсем ничего… До меня случайно долетели слова, когда я мимо ее комнаты проходила: мол, жду не дождусь нашей встречи, Том… Я не подслушивала, не подумайте – некрасиво шпионить за собственными детьми. И Юля знала: я никогда подслушивать не стану. Она привыкла к тому, что мы уважаем ее право на частную жизнь. Звучит высокопарно, да? Тем не менее так у нас и было: мы уважали ее независимость. Я хотела быть хорошей матерью, при этом современной – я читала всякие книжки и статьи… И – не знаю, согласны вы со мной или нет… не важно – я прониклась идеей, что в шестнадцать лет человек уже, пусть и недостаточно опытный, недостаточно зрелый, – но имеет право на свою точку зрения. А точка зрения в таком возрасте всегда закручена вокруг любви. В широком смысле. Юному человеку требуется признание. И он не всегда (да и вообще редко) представляет, как его завоевать. Но потребность огромная. Все поносят социальные сети, а вот мне кажется, что это как раз замена тем возможностям, которыми раньше располагали только богатые – например, дворянские дети, которых регулярно вывозили в свет… Иначе где бы Татьяна Ларина встретила будущего супруга? Онегин ее отверг, если помните, – зато на балу она встретила генерала N. А не будь в те времена выездов да балов, сидела бы Татьяна в своей глуши до старости и плакала бы по Онегину… Вот так и современные дети могут теперь из любой глуши выйти «в свет», пусть хоть виртуальный. Потом нередко происходят реальные знакомства, люди встречаются, некоторые влюбляются, женятся… И им на самом деле куда больше везет, чем бедной Татьяне: ей-то пришлось выйти замуж не по любви. Правда, она получила положение в обществе… И, к слову, именно поэтому Онегин в нее наконец влюбился! Потому что к моменту их встречи у нее было положение! С послом, понимаешь, беседовала, на равных… Какая, кажется, глупость! Но и в наше время, Алексей, люди смотрят на положение! И только в шестнадцать они любят по-настоящему, бескорыстно, не оценивая состояние будущего жениха или невесты. Именно поэтому я не хотела препятствовать увлечению дочери. Дала ей возможность пережить любовь чистую, свободную от всякого материального расчета…

Весьма похвально, рассудил детектив. И в то же время, не крылась ли опасность вырастить эгоиста при таком подходе? У Алексея не имелось опыта воспитания взрослых детей: их с Александрой двойняшки были еще совсем маленькими, а Роман… Старший сын достался ему уже совершеннолетним балбесом[4]4
  Подробно об этом читайте в романе Татьяны Гармаш-Роффе «Расколотый мир».


[Закрыть].

– Как я понял, – проговорил Алексей, – неприятности у вашего мужа случились буквально в день Юлиного побега. И сказав «неприятности», я поделикатничал. Ведь Юрия обвинили в краже, изгнали из фирмы, которую он создал наравне с компаньонами… Простите, Оксана, я в лоб, но мне нужно кое-что понять. Это ведь очень серьезная «неприятность», не так ли? И Юля добавила к этой проблеме еще одну своим побегом. Это для нее нормально… Скажем, это в стиле ваших семейных отношений, что она не подумала о вас, родителях, которым пришлось и без того туго? Вы дали ей большую независимость, и я уважаю ваши… ммм… педагогические взгляды, но не вышло ли так, что Юля стала думать только о себе?

– То есть стала эгоисткой? Что вы, совсем нет! Юлечка добрый, семейный ребенок. И она очень расстроилась из-за клеветы на папу. Она его все время обнимала, утешала, говорила: «Мы докажем, мы восстановим справедливость!»

– И сбежала.

– Просто в ее возрасте влюбленность затмевает всё. Нет ничего важнее в жизни. Да что там, ничего иного просто не существует, понимаете?

– Разумеется…

Оксана ему уже об этом говорила, Алексей не забыл. Но сейчас было важно проверить свои гипотезы и убедиться в том, что они верны, что Юля сбежала не из-за родителей. И Алексей не мешал Оксане делиться мыслями, наоборот, всячески поощрял. И незаметно направлял их в нужное русло.

– Значит, вы дочь не стыдили, не ругали, не…

– Что вы! Если бы я попыталась вмешаться в ее отношения, она бы этого не допустила. Не знаю, как именно, но не допустила бы. Юлечка с детства была независимым ребенком. Она ведь девочка индиго, у нее особенный склад ума…

Итак, одно из двух, подытожил Кис. Либо он прав в своем предположении о том, что у Юли были тайные неприятности, от которых она сбежала, – либо неправ, и девушка, презрев все проблемы семьи, отправилась в объятия возлюбленного. Она ведь особенный ребенок, индиго, с особой фиолетовой логикой… По которой ей, возможно, все «фиолетово».

– Хорошо… – Алексей решил зайти с другой стороны. – В побеге вашей дочери ничего не выглядело странным?

– В каком смысле?

– Допустим, рационально ли она собрала свои вещи? Взяла всё необходимое?

– Да, я специально проверила, она обо всем позаботилась: белье, теплые вещи. Она еще в сентябре подумала о грядущих холодах, видите, я вам говорю: разумная девочка. А почему вы об этом спрашиваете? – насторожилась вдруг Оксана.

– Нужно убедиться, что ее никто не похитил, – объяснил Алексей. – Я так и не думаю, но на всякий случай следует этот вариант рассмотреть. Чтобы отмести. И мы его отметаем: злоумышленник не позаботился бы об одежде для грядущих холодов. Как мне поговорить с врачом, который осматривал Юлю?

– Зачем?

– Мало ли, вдруг она произнесла какую-то фразу, которая могла бы пролить свет на ее поспешное бегство.

– Поспешное?

Алексей лишь пожал плечами. Он не хотел пугать Оксану, которая утвердилась во мнении, что у дочери случилась великая любовь, послужившая причиной бегства.

– Так где мне найти того врача? Как его имя?

– У него кабинет в нашем медицинском центре. Зовут Виталием Петровичем Збруевым. Но я не знаю, примет ли он вас… У него клиентура такая, понимаете, очень высокопоставленная… Сам мэр его пациент.

– Не важно. Мне ведь не на консультацию. К слову, а мэра Юля сама предупредила, что приболела? Иначе как он узнал? А он узнал, раз врача прислал.