Текст книги "Разрыв небесного шаблона"

– Тебе бы тоже не помешало научиться контролировать чужие инициа…

– Хорошего вечера, мама! – перебила ее Диана. – Мы уходим.

– И тебе не хворать, дочка, – донесся ехидный голос Марины Анатольевны. – Вам тоже, юноша. Хотя моя дурно воспитанная дочь выдернула вас прямо из-за моего гостеприимного стола не попрощавшись.

– Не обращайте внимания, Андрей, – торопливо говорила Диана, натягивая сапожки, – мама моя личность весьма специфическая… но даже я не ожидала от нее сегодня таких эскапад.

– Не переживайте, все в порядке. Марина Анатольевна очаровательна, – улыбнулся Андрей и вернулся в гостиную. – Благодарю вас за прием, – произнес он и снова поцеловал руку Марине Анатольевне.

– Ишь ты, – хмыкнула неугомонная дама, которой больше пошло бы прозвище «старушка Шапокляк», – хочешь снискать мою благосклонность?

– А как же! – кивнул Андрей и вернулся в прихожую.

– Спасибо, – прошептала Диана и распахнула дверь.

Саблин почувствовал, как его странная тревога нарастает. Расстаться с ней он сейчас не мог, никак не мог – тревога могла перерасти в панику!

– Не хотите ли пойти поужинать? – спросил Андрей, когда они вышли на улицу.

– Мы с вами сегодня только и делаем, что едим вместе, – усмехнулась Диана. – То ленч, то чай. Теперь ужин?

– Вы против? – пристально посмотрел на нее Андрей, и у него возникло ощущение, что даже Диане заметно, как глаза его излучают тревогу.

Он отвернул голову.

– Давайте, – согласилась Диана. – А куда пойдем?

– Куда угодно.

Они вышли из подъезда. Вечер был холодным, немного подмораживало. Тонко и тревожно (в унисон со странным чувством Андрея) веяло приближающейся весной.

– Мама вам неправильно сказала: я не богатая невеста. Я трудяга…

Трудяга. Андрей Саблин это слово страшно не любил. Но, странным образом, оно совсем не покоробило его сейчас. Из уст Дианы оно прозвучало как шутка. Может, потому, что в ней самой отсутствовала всякая суетность. Вот у Галины бизнес был суетным. Ярким, светским, тусовочным. А Диана… Она самодостаточна. Не нуждается в восхищенной толпе. О таких говорят: цельная личность.

Цельная личность, надо же. Он никого не смог бы припомнить из своего окружения, кому подобное определение подошло бы.

– Я фармацевт, – продолжала Диана, – у меня собственное производство, и я люблю свою работу. Зарабатываю хорошо, это верно. Но главное, я много времени отдаю ей. Поэтому редко бываю в ресторанах. Бизнес-ленчи не в счет, на них я не замечаю, что ем, больше о делах говорю. Оттого и не знаю, куда мне угодно, – улыбнулась она. – Не идти же в тот, где мы были днем…

А у Андрея от этой улыбки осталось чувство медленно тающей в груди льдинки. Холодной и одновременно обжигающей, как глоток ледяной водки.

Ужин прошел… Нет, пролетел. Два часа, как две минуты. Андрей не помнил, о чем они говорили, что ели, – он только помнил лицо Дианы, смену его выражений, движения губ. И как светились ее глаза.

Он с сожалением расстался с Дианой у ограды ее дома. Она не пригласила Андрея к себе, и он был этому странным образом рад. Он сейчас не хотел физической близости, она бы только разрушила легкое, воздушное, как аромат, очарование. Которое он смаковал, пил маленькими глотками, наслаждаясь всеми рецепторами души…

Диана направилась от калитки в сторону подъезда. Андрей смотрел на нее сквозь решетку ограды и вдруг, неожиданно для себя, окликнул.

Диана обернулась.

– Я хотел сказать вам…

Она вернулась обратно к калитке. Приблизилась к Андрею.

– Я хотел сказать, Диана, что вы… Что я провел прекрасный вечер с вами.

– Вы мне тоже понравились, Андрей, – просто ответила она.

– И я бы с радостью…

– Я тоже, – усмехнулась она.

– …Увиделись бы со мной снова?

– Ну да. Вы же это имели в виду? – Диана рассмеялась.

– Конечно.

Андрей протянул руку сквозь прутья решетки и потрогал мех ее полушубка.

– А вас Диана зовут или все-таки Дина?

– Мама назвала Дианой. Но когда сердится, зовет Динкой. – Улыбка ее была нежной и радостной, глаза светились.

Однако калитку она не открыла, а Андрей не попросил.

Она только положила свою руку в перчатке поверх его. Андрей взял ее ладонь и, протащив меж прутьев, поднес к своим губам.

Они так стояли некоторое время, глядя друг на друга сияющими глазами.

Потом Диана деликатно высвободила руку.

– Мне завтра рано вставать. Спокойной ночи, Андрей.

Она повернулась и пошла к своему подъезду, не оборачиваясь. А он смотрел ей вслед и думал: когда же они встретятся в следующий раз? Он не спросил, и она ничего не сказала…

Такого с ним давно не было. Или вообще никогда. Чувство медленно тающей в груди льдинки. Холодной и одновременно обжигающей, как глоток ледяной водки.

Домой не хотелось. И чтобы этот день заканчивался, не хотелось. Продлить его, отметить, отпраздновать.

Он позвонил Кольке.

– Не спишь?

– Когда это я ложился в детское время?

– Я подъеду?

– Что-то случилось?

– Ничего такого. Просто…

– Ага. Ну давай, подъезжай, раз «просто».

Слышно было, как Колька усмехнулся.

– Никак влюбился, наш солнечный мальчик, – произнес он, впуская Саблина в квартиру.

Коля иногда так называл его, по старой памяти. В детстве они жили в одном дворе и учились в одной школе, отчего у них имелось множество общих воспоминаний.

– Я? С чего ты взял?

– Да у тебя голос звенит. И морда сияет, как начищенный ботинок. Да и что еще могло тебя заставить так срочно примчаться ко мне?

– Мало ли… – неопределенно пожал плечами Саблин, несколько раздосадованный Колькиными догадками.

– Я и говорю: влюбился, – заржал друг. – Проходи. Тебе наливки или водки?

– Коньяку лучше. Если есть.

– Так твой и есть.

Саблин специально привозил к Кольке коньяк для себя, на случай дружеских посиделок, – тот его не любил и не покупал, предпочитал водку.

– Ну что, я прав? Колись!

– Да нет, – уклончиво ответил Андрей. Они сели за стол на кухне, чокнулись. – Тут что-то другое. Сам не пойму. Никогда такого не было. Почему-то тревожно, холод по загривку… Будто на краю трамплина. Вода внизу, далеко, а ты ни разу в жизни не прыгал.

– Это нормально. Красивая?

– Богиня.

– О! Это уже серьезно.

– Да ладно, у меня что, красивых женщин не было?

– Как не быть. Но ни одну ты «богиней» не называл. Должно быть, как-то особенно хороша… Я прав?

Саблин кивнул.

– Вот у тебя коленки и подгибаются. Ты элементарно дрейфишь. Не солнечный мальчик, а солнечный зайчик: мечется все внутри, скачет, сердчишко трепещет, – Колька веселился от души. – Вот это называется «не влюбился»!

Влюбился? Он ведь никогда не…

Хотя, не меняются только дураки. И правильно говорят в общем-то. Что же, выходит, он, Андрей Саблин, вдруг изменился? Раньше порхал по ярким цветам, как бабочек (это мужской вариант бабочки), – а тут вдруг ему понадобился один-единственный цветок? Может, это возраст? С годами, по слухам, люди делаются серьезнее…

Нет, чушь это все. То есть да, с годами умнеют, потому и меняются. Но сейчас с Андреем происходило что-то другое. Влечение к Диане, столь незнакомое и необычное, поднялось откуда-то со дна его души. Способность чувствовать так остро и в то же время сильно, наверняка уже присутствовала в нем, покоилась, как амфора, на морском дне, прихваченная зыбучим песком. Пока волна по имени Диана не раскачала ее, не подхватила и не вынесла на поверхность.

Ему понравилась эта метафора с амфорой. Он точно не знал, насколько она была верной, – зато была красивой.

Как Диана.

Вернувшись домой, он разделся и направился в ванную. Поднялся на три ступеньки из зеленого мрамора, сел на низкий широкий бортик и включил теплую воду. Затем сходил на кухню, наполнил бокал шампанским, принес его в ванную комнату и пристроил на бортике. Золотистый напиток, стиснутый узким стеклом, взвивался тонкими струйками пузырьков, – очень эффектно на зеленом фоне мрамора, между прочим. Диане понравится…

Смешно. О чем он думает? Только первая встреча…

Однако разговор с другом будто освободил Андрея. Тревога сменилась неизъяснимым чувством радости. Казалось, все в нем рвалось куда-то, вроде этих пузырьков, которые весело бороздили бокал, устремляясь вверх.

Андрей блаженно погрузился в теплую воду.

Среда

Едва открыв глаза на следующее утро, он сразу подумал о Диане. И снова радость поднялась в нем, сопровождаемая изумлением. Андрею страшно хотелось позвонить ей, чтобы договориться о новой встрече, – как вдруг она позвонила сама.

– Поскольку моя мама очень высоко оценила идею с толстянками…

– Толстянками?

– Народное название суккулентов, – усмехнулась Диана. – Готовы ли вы продолжить свою благотворительность? Раз уж начали помогать… Инициатива наказуема, знаете ли.

– Вот-вот, – радостно хмыкнул Саблин. – Я готов к наказанию! Что требуется?

– Ваш совет. Мне нужно выбрать горшки… или как они называются? Плоские такие? А, плошки, Мила назвала их плошками. Ваш друг так сказал, по ее словам.

– Может, так и сказал. Или не так. Может, и плошки. А может, не плошки. Не имею понятия, – весело ответил Андрей. – Совершенно никакого. Поедем в магазин и там разберемся.

– То есть вы намерены их подбирать со мной? – уточнила Диана.

– Намерен!

– Вам следовало добавить: «Если вы не против», – усмехнулась Диана.

– Как вы можете быть против? Это ведь мое наказание, так? Вы собирались меня наказать. Теперь не открутитесь.

– Не вас. Инициативу, – по-девчоночьи хихикнула Диана. Ее явно забавлял этот разговор. И Андрей забавлял.

– Ну вот, теперь мы с моей инициативой просто обязаны подставить спины под розги… В смысле, ехать выбирать горшки и плошки. С вами. Чтобы вам помочь, конечно. Мы не навязчивые, мы только если нас попросят.

– Ага-а-а, вот оно как… И кто из вас нахальней: вы или ваша подружка?

– Какая такая подружка? Нет у меня подружки, ни боже мой, что вы такое говорите! – комично зачастил он.

– Ваша подружка – инициатива, я имела в виду, – Диана с трудом сдерживала смех.

Андрей, конечно, понял, что она имела в виду, но ему нравилось валять дурака: было весело.

– Мы с ней оба очень скромные, – серьезно ответил Саблин. – Скромняги. Застенчивые ужасно. Так что не надо нас обижать, мы ранимые.

– Ах ранимые… – произнесла Диана с такой интонацией, будто воскликнула: ну и наглец!

– Так где встречаемся? – попер, как танк, счастливый «наглец». – И в котором часу?

Они ходили по магазину, рассматривая керамические, металлические, стеклянные и деревянные емкости для домашних растений, и Саблину мучительно хотелось взять Диану за руку. Вот так, как в детстве, когда «давай дружить». Но он не посмел.

– Не знаю, выбрать плошки одного цвета или разные? Как вы думаете, Андрей?

– Разные. Так будет интереснее. Вот, например, серая, бордовая, салатовая… – Он указал пальцем на одну из полок и будто случайно коснулся руки Дианы, тоже протянутой к полке.

Горячий всплеск крови. Андрей был уверен, что Диана ощутила точно то же самое: сбилась, руку не сразу убрала, при этом на него не посмотрела, головы не повернула – будто застыла.

– Разноцветные… значит… – растягивая слова, проговорила она, растягивая заодно и время, чтобы успеть скрыть растерянность.

– А Коля сумеет подобрать композиции в цветовой гамме горшков. По-моему, получится интересно. Как вы считаете?

И снова краем ладони он скользнул по ее руке.

Диана непроизвольно глубоко вздохнула и отвернулась, делая вид, что рассматривает какую-то очередную плошку.

Они выбрали, наконец, керамику для столов, но деревянных емкостей для украшения стен в магазине не имелось. Колька говорил что-то насчет приятеля в Ботаническом саду…

Саблин достал мобильный.

– Кольк, плошки мы уже нашли. Но ты был прав, деревяшек у них нет. Что, звонить твоему ботанику в Ботанический сад?

– Давай я сам. Жди.

Андрей был только рад, что время тянется, – время, в которое он по вполне легитимной причине находился рядом с Дианой.

– В общем, – перезвонил Колька, – у них сейчас там запарка, лишних нет. Я могу отдать вам свои, но они у меня на даче, придется съездить. И скажи своей заказчице, что они денег будут стоить.

– Не боись, друже. Моя заказчица – деловая женщина. Она на халяву и не согласилась бы.

– Деловая женщина… Это Милочкина начальница, как я понимаю.

– Да.

– Это она, по совместительству, «богиня»?

– Иди ты.

И потом они ехали на дачу Николая, и охали-ахали там, разглядывая чудные, замшелые куски дерева, с выдолбленными углублениями по центру: в емкость предполагалось насыпать землю и посадить суккуленты.

Потом выяснилось, что все жутко голодны, и они остановились в каком-то придорожном ресторанчике, где навернули по горшочку пельменей, вполне сносных.

И, наконец, прибыли в Колькину городскую квартиру. Выгрузили тару. Выпили по стаканчику вишневой наливки, обсудили композиции.

За суетой и не заметили, как наступил вечер. «Вполне уместно пригласить Диану снова на ужин…» – подумал Андрей Саблин.

Они направились к выходу. Колька дернул Андрея за край куртки и, приблизив губы к его уху, быстро шепнул: «Согласен, что-то богическое в ней есть». И коротко хохотнул.

Выходя из квартиры приятеля, Саблин посмотрел на часы:

– Время ужина… Пойдемте в какой-нибудь ресторан?

Диана согласилась, но с условием, что на этот раз ужин они оплатят в складчину.

– Никогда не была содержанкой, – сказала она. – Даже в юности у матери старалась не брать денег…

А Андрей все смотрел на ее прекрасное лицо и кивал, едва слыша, о чем речь: он любовался.

Четверг

Следующий день снова подарил ему свидание: Колька закончил делать композиции и сказал, что их можно забирать. Он назвал цену, и Андрей привычно попытался взять инициативу на себя, оплатить заказ. Однако номер не прошел: Диана потребовала озвучить стоимость материала и работы. Бизнес-леди.

Наконец они загрузили горшки в машину Саблина. Диана сама не водила, приехала с шофером. Но, поскольку у Андрея багажник оказался вместительнее, он выиграл право доставки товара и Дианы по нужному адресу.

И опять квартира ее мамы, Марины Анатольевны. И драные джинсы, и длинный свитер – на этот раз темно-серый, маренго, тоже крупной вязки. И серебряные кольца на худых пальцах, и сигарета, и седой косой чуб, и проницательный прищур, и снисходительная, ироничная улыбка.

На этот раз к столу не приглашали, что хорошо: Саблин надеялся снова поужинать с Дианой наедине. Однако не вышло. Как только они закончили разгрузку и вышли из квартиры Марины Анатольевны, Диана посмотрела на Андрея и сказала:

– День был непростой, Андрюш, у нас с поставками серьезные перебои, пришлось ругаться и нервничать… Я устала. Хочу пораньше лечь спать сегодня.

Он не спорил, не пытался настоять. Просто отвез Диану домой, перед калиткой по-дружески поцеловал в щечки, пожелал спокойной ночи и уехал. В зеркало он видел, как Диана обернулась и проводила взглядом его машину. Он подмигнул ей фарами и скрылся за поворотом.

Пятница

На следующий день они нежданно-негаданно встретились снова, поскольку Марине Анатольевне предоставили возможность украсить банкетный зал, снятый для ее юбилея, в пятницу. По той простой причине, что в этот день его никто не заказывал, а в субботу какое-то мероприятие отменилось, и зал оказался свободен до воскресенья. Самой же Марине Анатольевне в пятницу было сподручнее, поскольку у нее в этот день имелись в распоряжении то ли лаборанты, то ли аспиранты, готовые помочь профессорше и начальнице.

Диана позвонила утром. Поскольку Андрей еще вчера предложил свою помощь, она вежливо поинтересовалась, не передумал ли поучаствовать в процессе.

Разумеется, Андрей не передумал. Он был счастлив, что Диана его позвала. Совершенно неприлично счастлив, как пацан, на которого самая красивая девочка в классе вдруг обратила внимание.

– В котором часу? – спросил он деловито, стараясь не выдать своей радости.

– Мама будет там в пять. Композиции привезет мой шофер. Если вам удобно, Андрей, то подтягивайтесь к этому времени.

В обед он сгонял в цветочный магазин, купил для Дианы небольшой, но очень милый букет: Саблину казалось, что именно такие цветы, – без претензий (чего не скажешь об их цене), похожие на полевые, – в ее вкусе.

Она освободилась к пяти, Андрей тоже. Встретились у ресторана на Новослободской, арендованного для юбилея Марины Анатольевны. Андрей вытащил из машины букет, вручил Диане.

– Надо же, – произнесла она, – я не ожидала, что вы угадаете мои предпочтения…

И опустила лицо к цветам, вдыхая их аромат.

Саблин тихо возликовал.

Марина Анатольевна уже находилась на месте и командовала двумя пареньками. Один, стоя на стремянке, закреплял на стене деревянные «ладьи». Выдолбленные изнутри куски дерева и впрямь напоминали лодочки. В углубления была насыпана земля, а в ней «сидели» композиции из разноцветных суккулентов. Одни овальные и зеленые; другие розово-лиловыми розеточками; иные миниатюрными деревцами – эти растения создавали четкую, звонкую геометрию, словно несколько нот посадили на невидимую нотную строку.

Второй паренек двигал столы. «Нет, так тоже плохо! – хмурилась Марина Анатольевна. – Передвиньте этот левее, а второй приставьте к нему торцом…»

Андрей с Дианой, обозрев помещение и посовещавшись, решили, что лучше всего расставить столы без затей, буквой П, чтобы все приглашенные могли видеть и слышать юбиляршу, которой полагалось восседать за центральным столом.

– Мама, мы предлагаем поставить столы… – и Диана озвучила их мысль.

– Вот еще! – недовольно отозвалась Марина Анатольевна. – Никакого воображения! Это будет похоже на научный симпозиум!

– Зато все смогут тебя отлично видеть и слышать. А ты – их. Ведь люди речи будут говорить. Рассказывать, какая ты талантливая!

Марина Анатольевна с подозрением посмотрела на дочь: не ехидничает ли? Но лицо Дианы выражало полную безмятежность.

– Ладно, ставьте! – махнула рукой Дианина мать, всем своим видом давая понять: если более оригинальную идею вы родить неспособны, то что уж…

Они расставили столы с помощью все того же то ли аспиранта, то ли лаборанта. Затем вместе с шофером принесли из машины плошки, распределили по столам. Ни скатертей, ни посуды на них еще не было, но сразу стало ясно: каким бы изысканным убранство столов ни оказалось, ему не затмить красоты суккулентов. И Андрей, и Диана, и Марина Анатольевна, и шофер, и даже лаборанты-аспиранты – все они залюбовались Колькиными чудо-композициями.

– Ну что мне вам сказать? – громко произнесла юбилярша. – Молодцы! Отличная идея, отличное исполнение.

– Может, реверанс маменьке сделать? – тихо хихикнула Диана. – Типа всегда готовы услужить вашему величеству?

Андрей незаметно сжал ее локоть.

Они встречались уже четвертый день подряд – Андрей и не чаял такого везенья, – и ему совершенно не хотелось сбавлять ритм. Выходя из зала, он осмелился пригласить Диану к себе домой.

– Надо ведь отметить удачную идею оформления зала, правда? Обмыть, так сказать…

Диана немного подумала – совсем чуть-чуть, не демонстративно, она отнюдь не ломалась, как многие другие девушки, которых знавал Андрей, и кивнула:

– Хорошо. Только после ужина не удерживайте меня. Я не останусь на ночь.

– Что вы, и в мыслях не было! – воскликнул Саблин полусерьезно-полушутливо.

Диана бросила на него взгляд, но ничего не сказала. И это ему тоже понравилось. Какая-нибудь девица на ее месте начала бы кокетничать: как, неужели ты и впрямь совсем не думал?… А излишне серьезная дама, вроде Элеоноры-как-там-ее, непременно пристала бы с вопросом: как понимать такой ответ?

Диана же не опустилась ни до дешевого кокетства, ни до шизофренических опасений.

По дороге Андрей непринужденно сообщил: поскольку его приглашение – экспромт, то ужина у него вообще-то нет.

Он чувствовал, Диана экспромт оценила. Некоторое напряжение, которое охватило ее с момента приглашения, сразу рассеялось.

– Можем заказать доставку, – продолжил он. – Из какого ресторана вы бы предпочли?

– А давайте мы просто купим еды? У вас рядом с домом есть магазин?

Диана выбрала свиные отбивные, мелкую картошку и овощи для салата. Когда они пришли к Саблину домой, попросила фартук, встала к плите и в мгновенье ока картошка вскипела в кастрюле, а отбивные зашкворчали на сковородке. Андрей в это время нарезал овощи для салата, спрашивая время от времени у Дианы: «Вот так? Или помельче?» Они заправили салат оливковым маслом с парой капель яблочного уксуса, затем дружно накрыли на стол (на этот раз Андрей руководил Дианой, показывая, где что лежит). Тарелки, приборы, салфетки, бокалы для вина – она тоже любила бургундское, как выяснилось, хотя все же предпочитала «Сент-Эмильон», оно помягче…

Прошло от силы минут сорок, как ужин был готов, и они уселись за нарядный стол с аппетитными блюдами.

– Все у нас с вами так ловко и в унисон получилось, – произнес Андрей. – Давайте выпьем за это!

Диана, кажется, немного удивилась. Ее красиво очерченные брови приподнялись.

– Мы похожи на супружескую пару, женатую лет тридцать, – решил пояснить Саблин и тут же смутился: его фразу можно было понять и как намек на их совместимость в брачной перспективе, и в то же время негативно, будто первый вечер наедине лишен романтики.

Но что теперь делать, обратно же фразу не заткнешь.

Диана усмехнулась и кивнула.

– Хотя есть небольшое отличие от пары с тридцатилетним стажем: мы друг друга совсем не знаем, – заметила она.

– Это дело поправимое, – ответил Саблин. – Может, для начала выпьем на брудершафт?

– Хорошо… Но только без крендельков.

– Крендельков?

– Ну, когда локтями цепляются друг за друга… Это очень неудобно, если честно, – улыбнулась Диана.

– Крендельки, – фыркнул Саблин. – А ведь точно, похоже! Вот так, да? – И он подцепил ее под руку.

Диана рассмеялась. Они чокнулись, перешли на «ты» и хохотали над малейшей ерундой весь оставшийся вечер.

Домой она засобиралась довольно рано. Андрей хотел отвезти ее, но Диана, как оказалось, уже вызвала своего шофера. Ему ничего не оставалось, как проводить ее до машины.

– Сегодня у нас пятница… – произнесла она, держась за дверцу. – Мама празднует день рождения послезавтра. Приглашены научные люди, химики-биохимики, биологи и фармацевты, – скучная компания, но ты приходи, Андрей. Мама будет тебе рада. Я тоже. К тому же, надеюсь, я смогу окончательно решить к воскресенью одну проблему, и тогда мне будет проще общаться с тобой.

– У тебя кто-то есть? – зорко посмотрел на нее Саблин.

– Уже нет. Но он, кажется, не верит… Или делает вид, что не верит. Придется ставить точки.

– …Или запятые?

Саблин ощутил укол ревности, узнав, что у Дианы наличествуют другие отношения. Прямо сейчас, параллельно с ним, Андреем Саблиным, поскольку точку в тех отношениях Диана еще не поставила.

Поставит ли? У него, к примеру, случалось, что он собирался, и даже очень решительно, – но выходила лишь запятая…

С другой стороны, почему он подумал «параллельно с ним»? Что, собственно, у него с Дианой? Роман? Любовь? Они встречаются четыре дня, и Диана ему очень нравится…

Очень.

Но разве это отношения?

– Спокойной ночи, Андрей.

Диана поцеловала его в щеку и забралась в машину.

Растревоженный, Саблин вернулся домой. Принялся рассеянно прибирать на кухне, складывая тарелки, бокалы, чашки в посудомоечную машину. Мысли его кружились, как пчелиный рой: вроде бы все вместе, но у каждой свой полет. Он никак не предполагал, что его практичный матримониальный план принесет непредвиденные, нежданные плоды в виде влюбленности. И сейчас, ощущая сладость и томление, которые оставил в душе и теле проведенный с Дианой вечер, он недоумевал. И в то же время хотел продолжения. И уже ревновал. И с нетерпением ждал воскресенья. Потому что на завтра, на субботу, они никак не договорились… Андрей не сообразил, просто не подумал что-то предложить, Диана тоже инициативы не проявила. Видимо, завтрашний день отведен на ту самую точку… Что ж, пусть ставит ее. Он, Андрей, подождет. Лишь бы точка не оказалась запятой.

Ему хотелось заснуть, проспать весь завтрашний день и проснуться только в воскресенье. Тогда, когда он увидит Диану.

Разумеется, он бывал влюблен. И скучал, и томился в разлуке (впрочем, всегда недолгой) с любимой девушкой. Но томился он больше оттого, что не имел немедленного доступа к ее прелестям.

А вот чтобы так… Будто Диана была солнцем, а он деревцем, которое хирело без его лучей. Очень странное ощущение. И мучительное. Потому что солнце деревцу необходимо для самой жизни. И очень важно удостовериться, заручиться, убедиться: солнце в его жизни не погаснет. Как там Онегин писал: «Но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я…» Андрей Саблин никогда не подозревал, что можно испытывать подобное. Думал – поэтический вымысел.

Это чувство было очень неспокойным. Андрей впервые ощутил себя в зависимости от другого человека. Обычно женщины зависели от него. От его расписания, настроения, расположения. По той простой причине, что он ни в ком не нуждался.

И вдруг на него свалилось нечто странное, небывалое. Может, то, что называют «разрывом шаблона»? Состояние, когда внезапно нарушается привычный ход вещей. Вот прямо как у него, у Андрея. И восхитительно, и странно. И да, тревожно…

Он растерянно поплелся в ванную, будто не совсем понимая, куда и зачем идет. Пустил горячую воду, пошел на кухню, чтобы налить вино. Потом передумал его пить. Потом передумал принимать ванну в джакузи. Настроение было какое-то рваное, дерганое.

И да, тревожное.

Он решил немного посидеть у компьютера, просмотреть отчеты сотрудников, – со всеми этими походами по суккулентам он слегка сбился с рабочего ритма, – а потом принять душ и укладываться спать. Сел за письменный стол, включил компьютер.

Ночь с пятницы на субботу

Именно в этот момент раздался звонок в дверь.

Неприятный звонок. Никто к Андрею Саблину не приходил вот так, без приглашения, без предварительной договоренности… Никто! К тому же посетитель должен был сначала попасть в подъезд, запертый на кодовый замок. Или попросить снизу, через переговорное устройство, подъезд отпереть. А тут вдруг звонят в квартиру… Да почти в десять вечера!

Не понравилось это Андрею Саблину. Он осторожно приблизился к двери. Посмотрел на экран электронного видеоглазка, который отлично показывает всё, что происходит за дверью. А происходило там вот что: мужчина в штатском сурово уставился в оный глазок. За ними маячили еще плечи, с ходу и не скажешь, сколько там и кого.

– В чем дело? – Андрей приоткрыл дверь, прихваченную ограничителем.

В щели показались два полицейских удостоверения, одно над другим.

– У нас есть ордер на ваше задержание, – произнес один голос.

– И на обыск вашей квартиры, – добавил второй. – Открывайте, не то оформим сопротивление при задержании.

Андрей не имел ни малейшего понятия, что сулит подобная формулировка, но звучала она грозно. Он снял ограничитель, распахнул дверь.

В его квартиру ввалились трое крепких мужчин, а за ними робко ступила пара, мужчина и женщина, с растерянными лицами. Он сообразил: понятые. Они примерзли в прихожей в ожидании дальнейших распоряжений полиции.

Один из оперов встал у двери, как часовой у Мавзолея. Двое других резво пробежались по всем трем комнатам его просторной квартиры, заглянули в шкафы и даже в холодильник.

– Где она? – спросил один.

– Кто? – изумился Андрей.

– Не прикидывайся!

Андрей страшно не любил фамильярности. И это тыканье его взбесило.

– Представьтесь для начала, – холодно произнес он.

– Мы тебе ксивы показали.

– У меня не было времени прочитать, кто есть кто. Представьтесь.

– Ладно, читай.

Они снова раскрыли свои удостоверения, а Саблин снова пробежался глазами по строчкам первого, плохо понимая, что там написано. Следователь… Майор… Желудев… Но это ничего не объясняло. Чему он следует, этот следователь?

– Не стану врать, что приятно познакомиться. О ком вы меня спрашиваете?

– А ты не знаешь?

– Не тыкайте мне.

– Ох, какие мы тут аристократы.

– Уж какие есть, – хмуро ответил Саблин.

– Ты зря так, мужик. Боком тебе выйдет.

– Что именно? Просьба не тыкать?

Следователь помолчал, изучая лицо Саблина.

– Где девчонка??? – вдруг рявкнул он.

– О ком речь? – спокойно поинтересовался Андрей.

Ему было невдомек, что потом все ему зачтется в минус, – или, как следователь выразился, «боком выйдет»: и самообладание, и требование вежливого обращения, и даже непонимание, о ком речь.

На пороге возник еще один человек. Судя по чемоданчику, эксперт. И точно, разместив свое добро на столе, он принялся снимать отпечатки на ручках межкомнатных дверей. Второй опер в это время делал снимки в спальне.

– Док, тут волосы женские на коврике! – крикнул он. – Темные! И где там понятые, пусть подойдут!

«Бог мой, волосы, должно быть, еще Галины… Уборщика уволю!» – подумал раздраженно Андрей. Он нанял пару месяцев назад, по рекомендации приятеля, вьетнамца, – казалось бы, расторопного и аккуратного малого. И нате вам, «малый» не умеет с пылесосом обращаться, черт его дери!

«Док», подхватив чемоданчик, двинулся на зов. За ним бочком протиснулись понятые.

– Кого вы у меня ищете, объясните! – потребовал Саблин.

– Варвару Никиткину. Вы знакомы с такой?

– С Варей? Знаком… – растерялся Андрей. – А в чем дело?

Майор мгновенно эту растерянность отметил.

– И где она?

– Не знаю, – пожал Саблин плечами. – У меня дома она никогда не бывала, это не ее волосы.

– А чьи?

– Вы ищете Варю? Или собираете волосы всех женщин, которые спали в моей постели?

– Шутишь, да? Настроение хорошее, да? Так мы тебе его скоро испортим, будь спок.

– Трусы женские! – доложил из спальни опер. – Под кроватью!

Слышно было, как он обращается к понятым:

– Видите, трусы женские, вишневого цвета, с кружевами… Сейчас наш эксперт упакует их для изъятия…

«Ну все, – разъярился Саблин, – уволю без выходного пособия! В самом деле, как этот парень убирает, если предмет женского туалета валяется под кроватью уже незнамо сколько дней!»

С тех пор, как Андрей расстался с Галиной, ни одна женщина не приходила к нему домой.

– Повторяю, Варя никогда не бывала у меня в гостях, – сообщил Саблин. – Соответственно, трусы тоже не ее.

– Поищи там как следует! – крикнул Желудев. – Может, еще и лифчик найдешь для комплекта, – и он хохотнул. – А если экспертиза установит, что волосы и одежда… – повернулся он к Андрею, – трусы принадлежат Варваре Никиткиной?

– Не установит.

– Когда вы ее последний раз видели?

– С ходу не соображу… Недели три назад, наверное.

– И здесь, в вашей квартире, она никогда не была?

– Нет.

– Ладно, поехали в участок, – произнес следователь. – За жизнь потолкуем.

Полицейские окольцевали запястья Андрея наручниками и вывели из квартиры.

В своем кабинете майор стал выглядеть как-то солиднее. Голос его сделался отстраненно-вежливым и строгим.