Текст книги "Е.Б.Ж."

Глава 4

Въезжая в свой квартал, Вика привычно проехала мимо мусорных баков, где тусовались бомжи. Они возлежали на травке и казались совершенно довольными жизнью.

Собственно, почему «казались»? Они и в самом деле чувствовали себя комфортно, полностью приспособившись к ситуации, которая со стороны кажется верхом отчаяния. Но они нашли способ не только выживать, но и радоваться! А их этому, между прочим, никто в школе не учил!

Вот так и она, Вика, станет постепенно вникать в незнакомый ей мир деловых отношений и цифр, постепенно все постигнет и однажды начнет чувствовать себя в нем комфортно. Справилась же она с компьютером!

…Видимо, она слишком долго смотрела на них, чем привлекла к себе внимание. Леший окликнул ее:

– Тебя угостить, мамзель? – Он продемонстрировал надломленный батон белого хлеба.

Вика хотела было отвернуться и дать газу, но ей вдруг стало неловко: раз бомж, так что ж теперь, и поговорить нельзя по-человечески? Тем более что вроде как знакомый: ведь он подносил ее сумки… Она улыбнулась Лешему, крикнула в окошко «приятного аппетита!» и помахала рукой.

Еще через две минуты она въехала в охраняемые ворота новой многоэтажной башни а-ля Сталин, где находилась их супружеская квартира, бывшая теперь в ее единоличном распоряжении.

Разговор с подругой осел в ней тяжелым грузом, и ей захотелось принять ванну, смыть с себя неприятный осадок. Занятию этому Вика предалась немедленно и увлеченно, в надежде, что ее мысли примут некий конструктивный оборот.

Но ванна имеет свойство расслаблять, и, выпроставшись час спустя из душистой пены, ничего умного она не придумала и решила, что утро вечера мудренее. У нее есть пятьдесят один процент в бизнесе, и никуда ее фирма не денется до завтра.

…Назавтра мысли стали чуть яснее. По крайней мере настолько, что Вика сумела вычленить главную проблему: ею, по сути, являлось самое начало переговоров. В нем нужно задать правильный тон, а дальше все поедет как по маслу!

Но в этом «правильном тоне» и заключалась вся фишка… Он задается не голосом, а манерой держаться, внешностью и еще чем-то неуловимым, но очень важным! А Вика была фатально несолидной. Несерьезной. Легкомысленной. Если уж Ната с ней разговаривает, как с недоумком, то чего ждать от мужчин?!

Вика представила, как явится теперь одна-одинешенька к Брежневу с требованием ввести ее в курс дела… Для пущей верности художественного образа, открывшегося ее внутреннему взору, она прибегла к мнению зеркала. Но оно с суровой неподкупностью отразило лишь маленькую фигурку, светлые кудряшки да не обремененный заботами ясный взгляд серых глаз.

«Не пройдет», – с тоской подумала она.

Она сменила на всякий случай еще три разных костюма перед строгим жюри в лице зеркала. Подобрала легкомысленные волосенки в пучок. Придала глазам серьезно-глубокомысленное выражение и даже нацепила очки…

Бесполезно. Не стоит даже и мечтать. Идти туда одной ей категорически противопоказано.

Позвонить Мише? Он в Америке, да, но вдруг прилетит в Москву? Мало ли, дела какие… Он бы ее снова в фирму сопроводил, распорядился бы, чтоб к супруге, хоть и бывшей, отнеслись уважительно…

Ее вдруг резануло слово «бывшей». Приходить как «бывшая» ей не хотелось!!!

А что, если как новая? В смысле, с новым мужем?

Идея была всем хороша – ну просто отличная идея! Загвоздка имелась только в новом муже. Его у Вики не завелось и, что характерно, заводить не хотелось. Вспомнив череду своих увлечений за последние месяцы, Вика отчетливо поняла, что достойного кандидата в мужья среди них даже не намечалось.

Нанять телохранителя, решила тогда она. Явиться в сопровождении плечистого бугая, чтоб у всех зубы свело только от вида его мышц!

Да, но что такое телохранитель? Центнер накачанного мяса, не более… И потом, где она его нанимать будет? В своей собственной фирме, что ли?!

Вот был бы у нее брат… Но брата не было, и не стоило тратить мысли понапрасну.

Вот был бы у нее любовник… Собственно, а почему бы не завести нового? Поумнее и посолиднее?

Но… Заводить целого любовника ради одного-двух первых походов в свою же фирму? Помилуйте, овчинка выделки не стоит! Дорогостоящая слишком выделка…

А если попросить, просто попросить кого-нибудь: выручи, прикинься моим женихом? Или братом, на худой конец?..

Да, но кого? Друзей среди мужчин у нее не имелось, а кого-то из друзей Миши… Или бывших ее поклонников… Так это боком выйдет. Дорого выйдет! Потребуют что-нибудь взамен. Хорошо бы деньги – Вика бы согласилась! С деньгами всегда просто. Есть услуга, есть у нее цена, есть и деньги. Но в кругу якобы «друзей» деньги предлагать неприлично. Хотя это чистой воды лицемерие: с деньгами на самом деле счет простой и ясный, зато вот с «дружескими» услугами счет тебе выставят ого-го!

Надо самой. Надо набраться уверенности, очаровательной наглости, самодовольной самодостаточности… Надо, Вика!

Так она сказала самой себе и готова была встретить завтрашний день во всеоружии.

Но завтрашний день беспощадно выявил ее трусость. Не защищенная мужем, в отсутствие опыта, Вика никак не находила ту опору, ту точку отсчета, в которой она могла бы взять верный, уверенный тон. В этом мире правят мачо, и она не была готова им достойно противостоять. Ей нужен тыл, ей нужен мужчина!!! Пусть за спиной, пусть только тенью – но чтобы он чувствовался!

Однако такого мужчины у нее катастрофически не имелось.

Глава 5

Поначалу это была смутная мысль. Не мысль даже, а так, ощущение. В те дни, когда ей пришлось ездить на метро, она, от нечего делать, заглянула в газету, которую читал ее сосед. Там была статья о том, что бомжей нередко нанимают для подставных директоров фиктивных фирм.

Вроде бы ничего, пустяк, не имеющий отношения к ее проблемам. Тем не менее мысль о том, что бомжа можно нанять для подставного лица, ей запала.

Проезжая снова мимо помойки, она еще раз всмотрелась в того бомжа, которого окрестила Лешим. Она пыталась представить, как бы выглядело его лицо, заросшее бородой до глаз, если б его побрить…

Конечно, в подсмотренной статье говорилось лишь о том, что бомж дает свои паспортные данные и расписывается на документах, но вовсе не ходит на встречи и переговоры. Так что Викина идея была совершенно пустой.

И все же в ней имелся один крепкий соблазн: бомж за деньги сделает любую услугу, да и много не попросит. И, главное, ничего сверх денег, никаких опасных «дружеских» счетов!

Оставалось только понять, годится ли он для такой услуги.

Вика проехалась раз пять мимо мусорки. И каждый раз Леший провожал ее «лагуночку» непонятной улыбкой, вроде бы приветливой, хоть и, кажется, немного насмешливой.

Наконец она решилась.

– Эй! – поманила она его, приспустив стекло. – Леший!

Он удивился. Конечно, он же не знал, что Вика его так окрестила. Но все ж сообразил. Приблизился к машине. Наверное, решил, что снова надобно что-то поднести. Вика высунулась в окно:

– Слышь… У меня к тебе дело.

Леший кивнул и пошел в знакомом уже направлении: к ее подъезду. Вика опередила его на машине и теперь смотрела через заднее стекло на приближающуюся фигуру. А что, он довольно внушительный! Если его действительно помыть, побрить и одеть нормально, то… Не такая уж и бредовая идея!

Он подошел и встал по привычке позади машины, у багажника, думая, что Вика сейчас выйдет и его откроет. Но она бросила ему коротко: «Пошли!» – и указала на подъезд.

В квартире, однако, на нее напала робость. Идея снова показалась полным абсурдом, и она молчала, не зная, что сказать.

– Ты че хотела-то, мамзель? – проявил нетерпение Леший.

С трудом подбирая слова, Вика пустилась объяснять. Объясняла она невразумительно, и Леший не выдержал:

– Мамзель, я человек простой… Мне бы попонятней. Че те сделать нужно?

– Мне нужен мужчина… Который мог бы сойти за… Ну, к примеру, за моего брата…

– А у тебя шо, брата нет?

– Нет. Но мне нужно сделать вид, что я не одна. Не одинокая женщина. Что за мной кто-то есть.

– На тя чо, наехали?

– Да нет же!

Леший умолк – исчерпал запас своих гипотез и предоставил ей объясниться. Но на нее нашел полный ступор. Тут такие нюансы женской души, что самой-то толком непонятно, а еще бомжу доходчиво рассказать! Вика уже отчаянно жалела, что затеяла эту авантюру. Нет, только ее уязвленным после разговора с Натой самолюбием можно объяснить подобную идиотскую затею!!!

Бомж стоял перед ней в прихожей, изучая черными глазами ее страдальческое лицо.

– Ладна, мамзель, если дашь помыться и накормишь… Так я те сойду за кого хошь!

Вика молчала. Ей стало ужасно стыдно. Она позвала и обнадежила нищего… Теперь он рассчитывает, что дадут хоть поесть по-человечески… И прогнать неловко, и продолжать ни к чему…

Прогнать… А вдруг он не прогонится? Эти бедные-несчастные – они страшно наглые… Обворует ее, прекраснодушную кретинку, а потом смоется!.. Подруга права: Вика безмозглая дура! И нечего на Нату обижаться, так оно и есть!

Бомж проявил некоторое беспокойство, выразившееся в переминании с ноги на ногу.

– Ты эта… мамзель, ты не бойся. Я не понял, че ты хошь, но я эта… В общем, ты мне дай помыться и пожрать… Мож, я тогда и смогу тебе… А если не смогу, тогда эта… как скажешь «уходи» – так я и уйду… Не бойсь.

Вика не знала, можно ли доверять его словам. Леший понял ее молчание по-своему.

– Ну, я тогда… Коли ты передумала, так я, эта… Ну, пойду, типа…

Вика довольно давно выработала одно правило в жизни: когда не знаешь, что сказать, – говори правду.

– Я еще не передумала. Но честно скажу: сомневаюсь. Идея мне казалась хорошей, а теперь кажется глупой…

– Так ты посомневайся, скока те надо, а я пойду… Позовешь, если занадоблюсь.

– Давай так, Леший, – решилась Вика, – ты помойся и поешь. А я пока подумаю.

– Ну, смотри, мамзель. Ты тут хозяйка – как скажешь, так и будет.

– Я уже сказала. Проходи в комнату.

– Нет уж, давай сразу мыться пойду. Я грязный, а у тебя тут чистенько так… Только попачкаю тебе все. В душ. Тока полотенце дай.

…Лешему были выданы полотенце, расческа и халат, оставшийся от мужа. Одежку бомжа она брезгливо спустила в мусоропровод, подумав, что лучше потратиться на новую, чем стирать в своей машине эту гадость.

Пока он мылся, она приготовила ужин. Пожарила мясо, сварила лапшу, нарезала овощи. Он мылся час, не меньше. Наверное, соскучился по воде…

Ее по-прежнему томило некомфортное чувство совершенной глупости. Она гнала его от себя, но разум твердил о том, что она поступила опрометчиво, пригласив в свою квартиру бомжа. Человека, по определению, без всяких принципов.

Леший все еще наслаждался ванной, а Вика, уже закончив стряпню, присела на табурет и задумалась. «Что ты знаешь о бомжах, – строго спросила она себя, – чтобы считать, что это люди без всякой совести? Какой снобизм, Вика! – гневно осудила она себя. – А вдруг это просто человек с несчастной судьбой? Порядочный, приличный, но бедный?!»

Она рассмеялась своим мыслям. Идиотка. Тепличное растение, не знающее жизни. Которое судит о ней по глупым сериалам и книжкам. Бомж – порядочный и приличный? Разве приличный человек может оказаться на помойке?

«…Все дело в том, Вика, – строго сказала она себе, – что ты совершенно отвыкла принимать решения самостоятельно. За тебя их пятнадцать лет принимал Миша. Он знал все, а ты ничего. И такое положение дел тебя устраивало. А теперь ты мечешься, и мысли твои скачут в совершенно противоположных направлениях. Но хочешь – не хочешь, а нынче тебе принимать решения самой. И, по сути, ты его уже приняла: вон оно, твое решение, фыркает в ванной! Так что, девушка, хватит переливать из пустого в порожнее! Дело теперь за малым: озвучить свою идею, хорошая она или плохая! Будущее покажет…»

Меж тем Леший выбрался из ванной. Его густая шевелюра и борода сверкали антрацитом от чистоты. Лицо было красным. Мужлан в дорогом темно-зеленом Мишином халате, поблекшем на фоне этих буйных красок. Отчего-то ей вспомнился Распутин – не к ночи будь помянут…

Леший встал на пороге кухни. Босой – Вика забыла о тапочках. Она спохватилась:

– Погоди!

– Да и так хорошо, – возразил Леший.

Однако она притащила шлепанцы и заставила его обуться. В квартире не холодно, но все же не дело ходить босиком! Не на пляже, чай…

Его глаза зажглись голодным блеском, когда он увидел накрытый стол. Вике снова стало его жалко. Она испытывала то сложное, одновременно сострадательное и брезгливое чувство, с которым кормят бездомных животных.

– Садись, – коротко сказала она.

… Леший ел руками. А чего она ожидала, интересно? Что он примется изысканно орудовать ножом с вилкой? Да еще и смену приборов и тарелок запросит?

Кроме того, он чавкал и шумно хрустел хрящами. Ха-ха-ха, идиотка ты, Вика…

Она вообще-то собиралась поесть вместе с ним, но, увидев этот смачный, первобытный процесс поглощения пищи, раздумала. Ей было неприятно.

Она достала из холодильника пару йогуртов и съела их стоя, наскоро, чтобы утолить чувство голода.

– А ты что ж не кушаешь, мамзель?

– Я на диете, – соврала Вика.

Наконец процесс поглощения пищи был закончен. Бомж вытер пальцы о халат.

– Салфетка, – сказала Вика, – возле тарелки.

– Вот эта? – Леший развернул большую нарядную бумажную салфетку.

– Да.

Он поднес ее к лицу и шумно высморкался. Вика пришла в отчаяние.

– Салфетка, – с трудом сдерживая отвращение, отчеканила она, – служит для того, чтобы вытирать рот и руки во время еды. А после еды их моют. Если же тебе надо высморкаться, то для этого существуют носовые платки. В частности, бумажные. Вот коробка.

Она ткнула ему под нос картонную коробку с благоухающими, нежнейшими бумажными платками.

Леший посмотрел на нее смущенно.

– Так, эта… А какая разница?

Вика промолчала. В самом деле, какая разница? То бумага и это бумага. Во всех случаях отправляется в мусорное ведро после употребления. И зачем она пристала к человеку?

– Леший, ты сладкое любишь?

– А у тя есть? – заинтересовался он.

– Печенье? Мороженое? Конфеты?

– А варенье?

Вика достала из шкафчика две банки – клубничное и смородиновое – и подала розетку. Обе были начаты, и Леший без смущения отвинтил обе крышки. Вывалил себе в розетку из двух банок столько, что варенье чуть не потекло на стол, и принялся смаковать эту смесь с блаженным видом.

– Чай?

– Хорошо бы… – мечтательно произнес Леший.

Что ему это напоминает? Детство? Не всегда же он был бомжом… Когда-то жил с мамой и папой… Или в неполной семье? Но любовь к варенью, Вика была уверена, – это из детства.

Она налила чай в две чашки, решила все-таки присоединиться к Лешему под финал. Села напротив, но чувствовала себя неуютно. Словно она была в гостях, а не он.

– Ну, решила че-нить, мамзель?

Она медлила, и он вдруг спросил:

– Как тя величать-то?

Ужасно смешно. Старинно-литературное «величать» рядом с просторечным «тя».

– Вика.

– Это что же, Виктория будет?

– Виктория.

– Красиво. «Победа».

Надо же! Какие познания! Она уже хотела было съехидничать, как он вдруг спросил:

– И много ты напобеждала, Виктория?

Она растерялась. Не хватало только пуститься в обсуждение ее личной жизни с бомжом! Она уже приготовилась ответить холодно и сухо, но снова не успела. Леший, склонив голову набок, ответил за нее:

– Не слишком, надо думать… Раз к помощи бомжа решила обратиться. Ну, говори, че стряслось-то у тебя?

Вика вдруг, уловив теплую и какую-то очень душевную интонацию, растрогалась. Простые люди – вот такие уж простые, что дальше некуда, – они лучше чувствуют жизнь, наверное… В них нет фальши! Они говорят то, что думают, а к трудностям им не привыкать. И они знают, что такое взаимоподдержка!

Не более чем через секунду Вика мысленно расхохоталась. Какие пафосные мысли! Ну придет же такое в голову!

– Я так понимаю, – снова заговорил Леший, не дождавшись ответа. – Раз ты меня зазвала, значит, есть у тебя затруднение. Раз ты зазвала меня, значит, не нашла другого человека, чтоб его разрешить. Теперь вопрос такой: могу ли твою проблему решить я? А на него ответить можно будет только тогда, Виктория, когда ты мне проблему скажешь… Так говори ужо. А то, выходит, я даром твой ужин ел.

Вика еще раз посмотрела в угольные глаза. Леший был прав. Раз уж он тут, надо довести это дело до логического конца. И, вобрав побольше воздуха в легкие, она заговорила.

…Он слушал, склонив кудлатую голову набок, и был тем похож на большую собаку – бездомную собаку, которую она подобрала на улице и приютила у себя.

– Я так понимаю, Виктория, – произнес Леший по окончании ее сумбурного повествования, – тебе надо пойти в контору, где у тебя большая доля. А ты стесняишьси, думаешь, что мужики тебя сразу забацают. Верно?

Верно, дальше некуда! Бомж с сермяжной простотой сформулировал суть.

– И хочешь при себе мужчину завести, для солидности. Это ты правильно рассудила, Виктория: бабам лучше при мужике быть. У нас вот, смотри, пока тишь да гладь – так все бабы сами генеральши, и не сунься! А как галдеж пойдет – так за мужиков прячутся. Природа у вас такая, у баб, че делать… Так по дружбе, значица, ты никакого не нашла. И решила, что лучше за деньги нанять, чем просить. А нанять подумываешь меня. Хочешь поправить че-нить?

– Нет. Ты все правильно сказал, Леший…

– И сколько ты мне заплатишь?

– А сможешь ли ты сделать это?

– А какая тут сложность?

– Вот какая: надо, чтобы тебя не за бомжа приняли. А за приличного человека. Вроде как в театре – роль сыграть надо. И я вот сомневаюсь: сумеешь ли ты?

– Понял твою заботу. Еще какие есть?

– Еще?

Вика удивилась. Других забот у нее вроде бы не было.

– Ну, как же, – усмехнулся он, – есть! Сойду я, скажем, за «приличного человека». Но за кого должен сойти «приличный человек»? – И, поймав недоумение в лице Вики, пояснил: – За соседа твоего? Мужа? Брата? Друга детства? Любовника?

– Я еще не решила… – Вика отчего-то покраснела.

– Ну, тогда слушай сюда, Виктория. Я те ничё не обещаю, поняла? Но соглашаюсь попробовать. Не всегда же я бомжом был…

– А кем ты раньше был, Леший? – вдруг спросила Вика.

– Это тебе побоку. Кем был – так уже сплыл.

– Извини…

– Чего «извини»? Хотела – и спросила. А я, как хотел, так и ответил. Ущерба никому. А будешь так извинялками разбрасываться, точно мужики тебя забацают!

– Ну да… – Она снова покраснела.

– Так, если дело пойдет, сколько заплатишь мне? – Леший только насмешливо мазнул взглядом по ее разрозовевшимся щекам.

– А сколько ты хочешь?

– Нет уж, сама называй гонорарий.

– Тысяча… Тысяча долларов.

– Годится. Только рублями. Мне с твоими гусеницами делать нечего.

– «Гусеницами»???

– Ну, их как называют? «Капустой» называют и еще «зелеными». Вот так на ум и гусеница капустная приходит…

– Э-э-э… Понятно. И как ты пробовать будешь?

– Как-как! Денег у меня нет, так что тебе тратиться придется. Костюм мне купи подходящий, ботинки там. И своди куда-нить… В ресторан или еще куда – на люди. И будешь смотреть. Вот и вся недолга.

– Годится, Леший… А как тебя звать-то на самом деле?

– Григорием. Ну, так бывай. Когда приходить велишь?

– А… А куда ты собрался?

– Гы-ы. Смешная ты, мамзель Виктория. На помойку, куда ж еще!

– Григорий… Я…

Вика залилась краской, на этот раз отчаянно, до слез.

– Я…

– Ну, ты выродишь или как?

– Я одежду твою в мусоропровод спустила…

Леший крякнул и запустил пятерню в шевелюру. Оглядел себя в халате и тапочках и снова крякнул.

– Я сейчас в магазин поеду… Куплю тебе костюм… – лепетала Вика.

– И я что же, в костюме на помойку пойду, мамзель?

– Я джинсы тебе куплю… И рубашку… Скажи, какую…

– И куда ж ты это поедешь? Десятый час, одежные магазины позакрывались… Беда с тобой, Виктория… От мужа ничего дома не осталося?

– Халат вот только… Который на тебе…

– М-дя…

Леший надолго замолчал. Вика тоже.

– Тогда завтра уже… – мучительно выговорила она наконец.

– Уж не сегодня, ясное дело… – откликнулся он.

– Может, тогда… – начала она.

– Может, тогда… – заговорил он.

– Ты только… – промямлила она.

– Ты только, эта… – застеснялся он.

– В общем…

– В общем, ты не волнуйся, Виктория… Я тя не ограблю. И эта… В общем, я не покусюсь…

– Короче, ты можешь спать в этой комнате, – отважилась Вика.

– Ага… Я за порог ни ногой.

– А честно?

– Глупость спрашиваешь. Если я врун, так и сейчас совру.

– И то верно… – вздохнула Вика. – Я глупости делаю и глупости спрашиваю…

– От то-то и беда твоя, мамзель… – философски заметил Леший.

Глава 6

Ночь прошла благополучно. Вика, как ни странно, заснула легко и быстро, а утром обнаружила Лешего на кухне: он уминал варенье с хлебом. Ночью он ее не ограбил и на ее девическую честь не покушался. Это утешало. И располагало к дальнейшему сотрудничеству.

Позавтракав, она съездила в магазин и купила Григорию самые дешевые (по его настоянию) джинсы, простую рубашку с коротким рукавом, носки и туфли. Стесняясь, прикупила ему и белье. Он, однако, не выразил ни малейшего смущения, принимая ее подарки. Трусы потянул в резинке, джинсы приложил к себе, деловито примерил да притопнул новой обувью и сказал, что сойдет. После чего выразил готовность ехать за приличным костюмом, чтобы приступить к эксперименту немедленно.

– Сначала в парикмахерскую. Куда ты с такой бородой?!

Леший озадачился. Похоже, что мысль о том, что с его великолепной бородищей придется расстаться, его совсем не радовала.

– Григорий, – настаивала Вика, – с такой бородой никак! Ее надо сбрить! Кроме того, надо постричься, у тебя же волосы до плеч, никак не сойдешь за солидного человека!

Леший заметно расстроился. Он был готов сменить костюм, и весьма легко, но расставаться со своим первобытным волосяным покровом ему явно не хотелось.

Немного погоревав, он все же сдался. Видимо, тысяча долларов стоила таких жертв в его глазах. И Вика, торжествуя, повезла его в парикмахерскую.

Она объяснила мастеру, что именно требуется, а потом ждала его в машине, которую удалось припарковать почти рядом со входом в парикмахерскую. Когда Леший вышел…

Нет, не Леший! Он больше не был лешим… Вышел мужчина весьма приятной наружности с неожиданно растерянными глазами… Как будто вместе с бородой и неандертальской шевелюрой он растерял все ориентиры.

Вика усмехнулась. Ей это было понятно. Она тоже растеряла все ориентиры с уходом Миши. Ничего, от этого не умирают!

– Григорий, – сказала она, – ты больше не Леший!

– Сам вижу, – буркнул он, садясь.

Он взбунтовался в третьем бутике, примерив в общей сложности с десяток костюмов.

– Тогда это будет стоит две тысячи «гусениц!» Я такие изззивательства над собой не потерплю!!!

– Ладно, – холодно сказала Вика. – Не хочешь, как хочешь. Сейчас отвезу тебя на помойку. В родные пенаты, так сказать.

Он не спросил, что такое «пенаты», а она спросила себя: почему? Постеснялся? Догадался о смысле слова по контексту?

– Мамзель Виктория, ну не могу я, елки-палки…

Он явно начал сдаваться. Но Вика и бровью не повела. У нее своя игра.

– Так что, на помойку?

– Ну, ты прям… Ну, чисто мучительница!

– Григорий, не морочь мне голову. Либо мы выбираем костюм, который понравится МНЕ, либо ты отказываешься, и тогда я везу тебя на помойку.

Он молчал, гордо отвернувшись к окну. При этом косил глазом на нее. Вике стало смешно. Ну, точно большая собака. У нее была когда-то такая, когда она еще жила с родителями. Она так же отворачивала свою кудлатую башку, когда ее ругали, и так же косила глазом в сторону. Умора.

Молчание принимается за согласие, верно? Вика завела машину и поехала в четвертый бутик. Григорий беспрекословно, хоть немо изображал святомученика, примерил очередной костюм. На этот раз Вика сжалилась: «Идет!»

Но это был еще не финал: требовалось купить туфли. И снова завертелась чехарда бутиков и препираний с Лешим. Тьфу, с Григорием.

К концу дня она была вознаграждена за все свои мучения: выйдя из последнего бутика, в ее машину уселся очень приличный и весьма интересный мужчина. Ни одна душа не догадалась бы, что это взятый напрокат с помойки бомж!

Оставалось потренировать его в стилистике речи. К чему Вика приступила немедленно дома, то и дело вспоминая Бернарда Шоу.

– «Мамзель» – это слово надо забыть!

– А как тя называть?

– Да Викой же! Неужто не ясно???

– А по отчеству как?

– Леший, ну какое отчество? Ты же должен сойти за своего человека!

– Ить, не подумал… А ты меня что ж, Лешим будешь звать?

– Да нет же! Я тебя Григорием… Нет, Гришей. А ты меня – Викой.

– Ага. Понял. Я тя Викой.

– Не «тя»! «ТЕБЯ». Понял?

– Тебя. Конечно. Я знаю, на самом-то деле. Тока забыл.

– Не «тока»! «ТОЛЬКО»!

– Ну да… Я просто, эта… Вспомнить надоть…

– Не «эта»! И не «надоть»! А вот как: «Мне просто надо вспомнить». Повторяй за мной!..

Кроме того, Вика учила его не чавкать, есть при помощи ножа и вилки, руки вытирать салфеткой, сморкаться в носовые платки. Потребовалось также немало усилий, чтобы отучить его стирать носки под краном с мылом (дорогим марочным мылом!) и сушить их на батарее. Для этого существует стиральная машина, объясняла Вика, и свое личное белье он может постирать самостоятельно. Вот кнопки, вот порошки, вот отдушка для белья – вперед!

И так в учениях прошло дней десять. Надо сказать, что Вика немало позабавилась за это время. Леший оказался нестрашным, покладистым и прилежным. В свободное от учений время он ел, спал, подолгу плескался в ванной и смотрел телевизор, явно наслаждаясь благами цивилизации. Кроме того, он с удовольствием пылесосил – Вике казалось, что его развлекает сам процесс: так мальчишки играют в машинки.

Еще он вызвался наладить подтекающий бачок в туалете и кран на кухне и, покопавшись в Мишиных «технических» ящиках, выполнил операцию по починке с блеском. Вика решила, что Леший в прошлом был сантехником, и даже отважилась задать наводящий вопрос, но он только сморщился в ответ: «Тебя это не касается, Виктория».

В один из этих дней, впрочем, случился инцидент. Вика вернулась откуда-то домой и застала Лешего за…

Точнее, Леший при ее появлении неловко попытался спрятать что-то за спину. Вика, сделав строгое лицо (подумала, что хлеб с вареньем ел, – а ему было категорически запрещено делать это на диване во избежание падания крошек и сладких липких капель на обшивку!), подошла и выудила из-за спины… ее дневник! Тот самый, где были разные фразы и описания, отрывки и наброски, поэтические и саркастические…

В принципе, преступление было невелико, но Вику охватила ярость. Этот дневник не предназначался для чужих глаз – раз! И выходило, что Леший рылся в ее секретере, – два! Что он там искал? Может, деньги? Может, хотел ее ограбить?!

Она принялась, едва сдерживаясь, объяснять Григорию азы этики. Он слушал ее, чуть склонив голову набок, и выражение его глаз трудно было разобрать… Но раскаяния в них точно не было.

Когда Вика дошла до фразы «Ты собирался меня обокрасть?!», он наконец отреагировал:

– Тьфу ты, вот дура-то. Если б надо было мне тебя ограбить, изнасиловать, убить – чего еще придумаешь? – то я бы уже сто раз это сделал и смылся! Бороду б обратно отрастил, и ищи-свищи меня по помойкам!

Вика обиделась на «дуру». Но что взять с бомжа?

– А зачем в секретер полез тогда?!

– Да не лез я никуда… Вот тут эта тетрадочка валялась, – указал он рукой.

Ой, вспомнила Вика, а ведь точно, она не убрала вчера! Переносила свои записи в компьютер, и тетрадка на столе осталась! Ну и впрямь дура, стыдно теперь как, зря обидела человека…

– Извини, – пробормотала она, убирая заветный дневничок в секретер. – Там ничего интересного, литературные потуги, тебе ни к чему.

Леший не ответил и молчал до ужина. А за ужином вдруг сказал:

– А ты хорошо пишешь.

Вика хотела было съязвить: «А ты хорошо разбираешься, надо думать?» – но не стала обижать Лешего, уже и так несправедливо обиженного ею сегодня.

В общем и целом их общежитием Вика была вполне удовлетворена. Леший не выказывал к ней никакого мужского интереса, он ее не ограбил, и никакого убытку от его присутствия в доме не случилось – ну даже тарелки не разбил.

Возможно, он был просто честным человеком (ведь бывают же бомжи честные?), а возможно, никакая украденная ценность не стоила в его глазах того комфорта, который он временно обрел в доме у Вики. Как бы то ни было, его присутствие было ненавязчивым и даже приятным, и, как ни странно, Вика чувствовала себя более защищенной, словно в доме и впрямь поселился большой и добрый ротвейлер.

По окончании интенсивного курса обучения хорошим манерам и правильной речи Вика отважилась вывести Лешего в свет. Она проинструктировала его, как пользоваться кредитной карточкой, и велела расплатиться в конце ужина. Под ее неотступным критическим взглядом Григорий невозмутимо орудовал ножом и вилкой, правильно пользовался салфеткой. И даже с умным видом отпробовал вино, которое официант, по правилам французских ресторанов, плеснул сначала в его бокал. Покатав во рту глоток, Леший царственно кивнул официанту, который немедленно наполнил бокал дамы и долил в бокал Лешего.

Из него выйдет толк, окончательно решила Вика. Ей попался способный ученик.

Единственное опасение, которое ее мучило, рассосалось само собой: в этом элегантном мужчине ни соседи, ни бомжи у помойки не опознали Лешего. Все, кому было дело, наверняка сочли, что Виктория Ольшанская завела себе любовника. А уж откуда он взялся, никто спрашивать не посмел. Никого не касается!