Текст книги "Курортный роман"

Томительно поцеловал ладонь, глядя в глаза, и к ее сердцу побежали стремительные токи, заставлявшие его биться все сильнее.

В коридоре раздался неясный шум и, спохватившись, Даша отвела зачарованный взгляд от его лица и забрала свою руку. Постаралась спросить весьма прохладным тоном:

– Когда вы приехали? – но голос не послушался и сорвался.

Он прикрыл глаза, с удовлетворением вслушиваясь в ее дребезжащий голос, выдавший потаенные чувства.

– Сегодня. К сожалению, лишь на две недели. На больший срок не отпустили с работы. Так что нам надо многое успеть!

Эти слова облили ее душу ледяным водопадом, и чувственный дурман сразу рассеялся.

– Мне с вами никуда успевать не надо!

Она расстроено соскочила с кресла и направилась в коридор. Он быстро перерезал ей путь. Хмуро проговорил:

– Похоже, я опять ляпнул не то! – и властно прижал к себе, успокаивающе поглаживая спину, как расстроенному ребенку.

Посмотрел в ее сердитые глаза и нехотя пробормотал:

– Как же ты хороша! Так и влюбиться недолго! – и приник к ней в долгом поцелуе.

Не пытаясь отстраниться, Даша чувствовала разгоряченное мужское тело и с тайным удовлетворением ощущала, как наливалась желанием его плоть, всё сильнее упираясь ей в низ живота. Ее это не пугало, наоборот, было приятно и давало ощущение непривычной власти над мужчиной.

Но вот он, тяжело дыша, оторвал одну руку от ее талии, протиснул между их плотно прижатыми телами и сжал ей грудь. Это ее отрезвило и она чуть слышно с сожалением вздохнула. Зря он это сделал. Теперь волей-неволей придется принимать ответные меры. Она подняла ногу в туфельке с невысоким, но острым каблучком, и с силой опустила каблук на его ботинок из тонкой кожи.

Он опустил руки и запрыгал на другой ноге. Возмущенно воскликнул:

– Ты что, с ума сошла? Ты так инвалидом меня сделаешь!

Даша раздраженно прошипела, борясь с собственными недопустимыми эмоциями и нервно вытирая о халат внезапно вспотевшие ладони:

– Для начала я вас всего лишь в чувство привела. А вот дальше, если вы еще будете так себя вести, можете стать импотентом! А я вам в этом профессионально помогу!

Он перестал скакать и расхохотался, запрокинув голову.

– Ну, разве она не чудо? – восторженно спросил он у невидимых зрителей. – Просто прелесть!

Она снова направилась к двери. Он, не рискуя ее больше останавливать, просительно протянул руку.

– Останьтесь! Клянусь, я буду вести себя вполне безобидно! Честное слово! Я полгода мечтал о новой встрече! Давайте просто поговорим! Правда! Я буду сама скромность! Только не уходите!

Она заколебалась. Ей тоже отчаянно не хотелось оставаться в холодном одиночестве. Душевное тепло, потоками исходившее от него, заставило ее с болью думать о той пустоте, в которой она жила до сих пор.

Заметив ее нерешительность, Юрий удвоил усилия. Преданно заглядывая ей в глаза, жалостливо протянул:

– Ну, пожалуйста! Я вообще очень хороший, а уж для вас обещаю стать просто замечательным!

Дашина душа отчаянно просила хотя бы немного тепла и внимания. Ведь в этом нет ничего плохого. Уже решившись, она для проформы проворчала:

– А что вы вкладываете в это понятие – замечательный? Можно быть замечательным человеком и замечательным вором. – И неуверенно села обратно.

Слегка улыбнувшись, Юрий сел напротив, подчеркнуто невинно сложив руки на коленях. С нескрываемым удовольствием стал разглядывать поднятое к нему миловидное лицо. Если быть придирчивым, то сидевшая рядом женщина ничего особенного собой не представляла.

Весьма средняя внешность, правда, ее очень красили задумчивые глаза и неуверенная, даже робкая, улыбка. У него было много знакомых женщин и все они были во много раз красивее, умнее и интереснее Даши. К тому же на них не нужно было тратить так много усилий.

Тогда почему его так отчаянно тянет именно к этой? Может, именно от ее нарочитой недоступности? Он же прекрасно знает об этой женской уловке: претвориться равнодушной, чтобы заинтересовать желанного мужчину. Неужели он попался на подобную наживку? Но, не заглотив крючок, не разберешь, что это на самом деле. Так то придется идти до конца.

Посмотрел по сторонам, отметив, что с прошлого года здесь ничего не изменилось. Он не забыл тот мерзкий момент, когда весной пришел сюда после ужина, рассчитывая застать на очередном дежурстве Дашу, а увидел вместо нее немолодую, ядовито улыбнувшуюся ему женщину. На его вопрос она неохотно ответила, понимающе поджав узкие губы:

– Дарья Петровна взяла небольшой отпуск и уехала к матери в деревню.

У него появилась шальная мысль выяснить, где живет мать и рвануть туда, благо его машина стояла на санаторной автостоянке. С трудом сдержался. Даже если бы узнал, где эта самая деревня, с какими глазами появился бы среди ее родственников? И, главное, в качестве кого? Потенциального любовника? Пришлось уехать из санатория ни с чем. А поскольку смирение – далеко не его конек, настроение испортилось надолго.

Домой вернулся мрачный и злой, будто не из санатория, а по меньшей мере с чемпионата мира по хоккею, на котором наши в очередной раз продули финальный матч. В семейной фирме его уже заждались. Дел было невпроворот. Клиентов море, да еще отец вздумал открыть новый магазин вдобавок к уже существующим пяти. Юрию пришлось тотчас гнать грузовик в Москву за очередной партией компьютеров.

Скучать было некогда. Тосковать – тоже. Тем более Любаша уже несколько раз звонила и приглашала к себе. И он пошел, естественно. Он здоровый молодой мужчина с определенными потребностями, почему бы ему и не иметь красивую любовницу, с которой, кстати, очень хорошо в постели? Но почему тогда, лежа рядом с Любашей, не мог отделаться от мерзкого ощущения собственной нечистоты? Как будто изменял самому себе.

Ничего не мог понять. Ведь у Даши есть муж и наедине с ним она наверняка уж не любимые свои книжки перечитывает! К тому же и другие мужчины в ее жизни проскальзывают. Толика взять, к примеру. Так почему же у его встреч с Любой такой отвратительный привкус предательства? Кого он предает? Уж скорее, пусть и мысленно, он изменяет Любаше, поскольку с ней весьма близко знаком не первый год.

Глядя на Любу, постоянно думал о том, что сказала или сделала бы на ее месте Даша. Поймав себя на бесконечном сравнении двух женщин, растерялся. С ним такого никогда не бывало. Его девиз – каждая женщина по-своему хороша и нужно брать всё, что они могут дать. Это помогало шагать по жизни легко и беззаботно, не утруждая себя ненужной ответственностью.

В июле, привезя новую партию комплектующих в один из своих магазинов, столкнулся у входа с Толиком, спешащим куда-то по делам. Бесцеремонно поймал его за руку, отвел к краю тротуара и спросил, глядя в упор:

– Слушай, сколько ты заплатил Даше?

Толик озабоченно принахмурился, пытаясь вспомнить, о ком речь, даже в затылке почесал для ускорения процесса.

– Даша? Ах, Даша! Секс-бомбочка из санатория? Тысячу баксов – всё, что у меня с собой было. А что, тебе удалось?

Он с детской непринужденностью присвистнул. Получилось слишком громко, на них стали оглядываться прохожие.

Юрий рассеянно ответил, не думая о том, что говорит:

– Ты же знаешь, я никогда не говорю о своих женщинах.

Толик глумливо хохотнул, звонко хлопнув себя по бедрам:

– О своих? Ну вот, все и понятно!

Юрий досадливо передернулся, только сейчас заметив свою оплошность.

– Я не то хотел сказать.

Толик не дал ему оправдаться, фамильярно хлопнув его по плечу.

– Да все понятно, можешь и не объяснять! Но я спешу, дружище! Звони, ежели что! – Взмахнул рукой и умчался, оставив Юрия с досадой смотреть ему вслед.

У него осталась добрая дюжина вопросов, ответов на которые он так и не дождался. Звонить Толику не собирался, не телефонный это разговор. При таком разговоре нужно смотреть в глаза собеседнику и знать, что никто не дышит в спину.

Летом объемы продаж сезонно упали, персонал распустили в отпуска. Родители, совладельцы их семейной фирмы, укатили на два месяца в Палангу и, по сути, за руководителя остался он один. Главный бухгалтер, кузина матери, тоже отпросилась в отпуск, и ему пришлось крутиться, как белка в колесе.

В конце августа неожиданно вырос спрос на жидкокристаллические мониторы, и ему пришлось срочно заказывать их в Малайзии.

Но, в целом, его пребывание на посту владельца в гордом одиночестве прошло довольно успешно, если не считать противной дрожи в груди при одном воспоминании о весеннем отпуске в санатории. Юрий твердо решил разобраться с этим странным чувством, еще раз побывать там и выяснить, что ему мнится, а что нет.

Когда в сентябре вернулись отдохнувшие и довольные родители, он заявил, что тоже уходит в отпуск. Отец, не ожидавший от сына подобной просьбы, скорее даже требования, воспротивился. Стоя посредине кабинета и тряся кипой невыполненных заявок, раздраженно втолковывал сыну:

– Ты прекрасно знаешь, что с этим объемом нам без тебя не справиться. Ты коммерческий директор!

Сын угрюмо стоял перед родителями, засунув руки в карманы и широко расставив ноги. Ему этот отпуск нужен был позарез и уступать он не собирался.

– Ага, а так же зам по сбыту, снабжению, даже уборке территории.

Николай Геннадьевич недовольно прервал:

– Нечего тут нам жалиться, мы все в том же положении. Сейчас самая горячая пора. Можешь взять недельку, но не больше. Да и то после того, как затаришь все склады!

После горячих торгов, в которые вмешалась мать, сошлись на двух неделях. Отец, сдаваясь, примирительно пробурчал:

– Ладно! Куда поедешь – на Кипр или Багамы? Любашу с собой возьмешь?

Когда Юрий назвал все тот же местный санаторий и предупредил, что едет туда один, родители в немом изумлении уставились сначала на него, а потом друг на друга. Смущенно покашляв, отец протяжно протянул:

– Вот, значит, как? Появился особый интерес? Поэтому ты и ходишь сам не свой после приезда оттуда? Ну что ж, если решил за ум взяться, одобряю! Давно уж пора, не мальчик, тридцать лет скоро! – И, не удержавшись, спросил: – И кто она?

Инна Федоровна также с интересом смотрела на сына, забыв о своем правиле не лезть в его жизнь. Он небрежно отмахнулся.

– Да что вы, в самом деле! Может, мне там просто понравилось? Тихо, спокойно…

Отец так и впился в него глазами, привстав в кресле.

– Тихо, говоришь, спокойно? Ты же всегда этого терпеть не мог! Ну что ж, мать, похоже, нам и в самом деле пора готовиться к свадьбе.

Юрий скривился, но промолчал, окончательно убедив родителей в верности своей догадки. Посмеиваясь, Николай Геннадьевич немного иронично пожелал:

– Ну, удачи тебе, сын! Поймай за хвост свою жар-птицу! Смотри только, чтобы не вырвалась!

Перед отпуском Юрию пришлось еще пару недель помотаться туда-сюда, покупая компьютеры, мониторы, и разные причиндалы к ним. Наконец можно было уезжать. Путевку купить было пара пустяков. Санаторно-курортную карту, при правильных действиях, удалось оформить всего за два часа. Вернее, два часа он сдавал в поликлинике всякие там анализы, а саму карту занесла к нему домой его участковая врачиха. Не безвозмездно, естественно. В результате все были довольны – он тем, что ему не пришлось тратить драгоценное время, а она неплохим приработком.

Несмотря на Любашины слезы, озадаченной и обеспокоенной его отъездом, и, главное, выбором места отдыха, он твердо заявил ей, что поедет один. Они даже поссорились перед отъездом, потому что она настойчиво просила его взять ее с собой. Отговорился тем, что ее всё равно не отпустят с работы, она работала врачом-психотерапевтом в престижной частной клинике с весьма крутыми порядками.

Сейчас, сидя напротив Даши, чувствовал себя так, будто вернулся домой после долгого нежеланного отсутствия. Напряженно всматривался в ее лицо, и на мгновенье ему показалось, что в ее глазах мелькнул ответный радостный огонек.

Но она быстро его потушила, и Юрий прочитал зловещее предупреждение, аршинными буквами написанное у нее на лбу: руками не трогать! У меня муж и ребенок!

Он поморщился от ее двуличия: с одной стороны – нарочитая недоступность, с другой – порочность. Это грубое слово царапнуло по нервам, но он напомнил себе Толика. Ведь не наврал же он ему? Зачем? Когда тот, еще не отошедший от страстных ласк, случайно рассказал ему о санаторной медсестре, Юрий и не думал ехать сюда. Именно под впечатлением его слов он и купил путевку.

Отбросил в сторону сбивающие с истинного пути мысли и сосредоточился на Даше. Ему хотелось хотя бы взять ее за руки, а еще лучше посадить на колени и целовать, но он боялся новой вспышки праведного гнева и сидел скромно, как примерный ученик на уроке строгой учительницы. Ничего, он подождет, когда растет лед. Если быть достаточно терпеливым, то всё получится, он в этом уверен.

Под его пристальным взглядом Даша чувствовала себя на редкость неуверенно, ее кидало то в жар, то в холод. Она застыла на самом краешке кресла как туго натянутая тетива, нервно вздрагивая от каждого его движения. Вдруг он опять вздумает ее поцеловать? Она не была уверена, что у нее хватит воли и здравого смысла положить этому конец. Его поцелуй разжег в ней непонятную темную жажду, и она наперекор разуму и врожденной порядочности всем своим существом жаждала продолжения.

К ее облегчению, Юрий больше не делал попыток к физическому сближению, видимо, решив для начала узнать о ней побольше. Сначала Даша неохотно отвечала на его вопросы, но вокруг было так тихо, так спокойно, он с таким искренним сочувствием и интересом слушал ее рассказ, что она потихоньку расслабилась и говорила всё откровеннее. Он спрашивал ее обо всем – что ей нравится и что нет, кто ее родители, что любит ее маленькая дочка.

Когда она для равновесия спрашивала его о нем самом или его родных, отвечал откровенно и без запинки. Несколько раз заставлял ее искренне смеяться над своими шутками. В общем, делал всё, чтобы ей понравиться. И, надо признаться, это ему вполне удавалось.

Они проболтали больше трех часов, подшучивая друг над другом и смеясь. Ровно в три она случайно взглянула на часы, ахнула, и заботливо, как строгая, но любящая мать, заметила:

– Юрий Николаевич! Вам пора идти спать! Причем давно! Вы нарушаете санаторный режим!

Слова о том, что он хочет спать только с ней, застряли у него в горле, к счастью, так и не вылетев наружу. Он учтиво распрощался и послушно вышел, спрашивая у самого себя, что это с ним такое.

Неделя пролетела незаметно. При каждом удобном случае Юрий приходил к Даше в сестринскую, но и днем, и ночью вел себя сдержанно, если не считать откровенно плотоядных взглядов, которые он благоразумно пытался скрывать. Даша чувствовала тихое удовольствие от его появлений, хотя прятала свою радость даже от самой себя. Она постоянно повторяла себе, что замужем и испытывать подобные чувства к другому мужчине не имеет права.

В четверг пришла домой после работы в несвойственном ей нервическом возбуждении. Юрий весь день не давал ей проходу. Смотрел в глаза настойчивым и страстным взглядом, прикасался по малейшему поводу, будто ненароком. Даша пыталась от него прятаться, но он находил её везде, возникая как из-под земли.

Это заметила даже ненаблюдательная Марья Ивановна. Прокомментировала ситуацию со свойственной ей житейской мудростью:

– Брось ты своего увальня, Даша, не стоит он тебя! Подвернулся хороший вариант, вот и воспользуйся им! Жизнь коротка, будет что вспомнить в старости! – и неприлично хихикнула.

Даша пораженно посмотрела на женщину. Такого она от благоразумной Марьи Ивановны не ожидала. Если бы это сказала Вера, было бы понятно, но вот Марья Ивановна… Вера же, наоборот, молчала, никак не реагируя на двусмысленную ситуацию, хотя Даша могла поклясться, что подружка всё отлично подмечает.

Стараясь перебороть собственные плотские желания, зашла в комнату, кинулась к книжному шкафу и выложила на стол фотографию лучшего периода жизни с Валерием – после рождения дочки, где он в непривычной для себя роли молодого папашки стоял у роддома с гордым и счастливым видом с розовым свертком в руках.

Но это не помогло. Внутри бурлила и требовала выхода темная жажда, справиться с которой у Даши не хватало сил. Как настоящий медик, рассудила, что это лишь последствия длительного отсутствия физической близости с мужем. В конце концов, она не святая, а обычная женщина, и у нее вполне могут быть земные желания!

Вечером дождалась, когда после просмотра очередного триллера в постель ляжет Валерий, обняла его и стала целовать. Он так удивился, что даже сделал неловкую попытку удовлетворить ее желание, но безуспешно. Отодвинулся от нее и смущенно пробормотал:

– Не ты одна устаешь! Я тоже устал! – и отвернулся к стенке, тут же засопев.

Смущенная Даша с силой покусала губы, чтобы не расплакаться, но слезы всё равно потекли по щекам. Вспомнились слова свекра о том, что у настоящего мужика должно быть две женщины. Итак, она пригодна лишь как обслуга? Тогда должна быть и подруга для утех. Вот только кто она? Измученная, решительно запретила себе ведущие в никуда мысли, и провалилась в тяжелый, без сновидений, сон.

Пятница пронеслась так же, как и вся неделя – с якобы нечаянными встречами, улыбками и прикосновениями. Юрий был настойчив, нежен и безжалостен. Скрыться от него было невозможно. Казалось, он чувствовал, где она может быть, и оказывался там раньше, чем она. Это смущало и обескураживало. Уже не только Марья Ивановна с Верой, но и другие коллеги и даже пациенты заметили, что здесь что-то не так.

Когда он в очередной раз попался ей в коридоре и будто ненароком провел рукой по ее плечу, она резко остановилась и потребовала:

– Прекратите, Юрий! Это непорядочно, в конце-то концов!

Он притворился непонимающим. Прищурившись, переспросил, задержав свою руку на ее плече:

– Что конкретно вам кажется непорядочным, милая?

Даша порозовела и оглянулась по сторонам, нервно дергая плечиком, стараясь сбросить нахальную ручонку. Но он с горестным вздохом пробормотал, так и не дождавшись вопроса:

– А что мне остается делать, если вы меня избегаете? Если бы вы согласились встретиться со мной в нейтральной обстановке, сходить в ресторан, к примеру.

Даша с ужасом представила, какие разговоры пойдут по поселку, если она согласится на это сумасбродное предложение, и, ничего не отвечая, в панике побежала по коридору дальше, чувствуя затылком его сверлящий взгляд. Он с кривой улыбкой пошел следом, соблюдая дистанцию.

Она вошла в сестринскую в надежде, что там кто-то есть, но комната была пуста. Юрий вошел следом, и, воспользовавшись моментом, быстро шагнул к ней. Обхватил ее за талию, и, не обращая внимание на ее возмущенное лицо, быстро приник к губам. Даша обескураженно затрясла головой, стараясь увернуться от его ищущих губ, но не удалось. Поцелуй становился всё горячее, всё глубже, они оба потеряли ощущение действительности и очнулись лишь тогда, когда над ухом раздался оглушительный кашель.

Они оторвались друг от друга и посмотрели назад. Стоявшая там Вера, сделав страшные глаза, усиленно махала на дверь. Юрий выпустил Дашу, смущенно пробормотал: – «Извини»! – и вышел, столкнувшись в дверях с Пал Палычем.

Тот странно посмотрел на раскрасневшихся и взбудораженных девушек, но промолчал. Когда он ушел, Даша смущенно посмотрела на подругу, но та сделала вид, что ничего особенного не произошло, и принялась усердно проверять назначения лечащего врача.

Дома Даша долго приходила в себя, пытаясь уверить себя, что нежность и страсть, обжегшие ее, лишь привидевшиеся ей наяву миражи. На насмешливо поглядывавшего на нее мужа внимания не обращала, на глупые подначки не реагировала.

В субботнее утро относила вниз инструменты для дезинфекции, когда из вестибюля донесся звонкий женский голос:

– Подскажите, где поселился Юрий Петров?

Василий Егорович, с достоинством несший свою сложную и ответственную вахту, степенно поинтересовался у посетительницы:

– А вам он кто?

Женщина немного смущенно, но твердо ответила:

– Я его жена!

У Даши обмерло сердце. Юрий уверял, что не женат! Руки так задрожали, что пришлось поставить бокс с инструментами на стоявшее в коридоре кресло и прислониться к стене. Приложила похолодевшие ладони к запылавшим щекам и непонятливо подумала: как так можно – жить с одной, а ухаживать за другой?

Не выдержав нестерпимого любопытства, сходного с приступом мазохизма, вышла в вестибюль и стеснительно посмотрела на посетительницу. На той красовалась светло-серая норковая шубка, хотя на улице было еще не очень холодно. Насколько Даша разбиралась, шубка была очень дорогая. Дама была высокой, изящной и очень ухоженной. Тщательно наложенный макияж, красивое лицо, освещаемое приветливой улыбкой. Правда, слишком уж профессионально-приветливой.

Даше сразу стало отчаянно стыдно, ее будто вымазали в грязи. И в этом виновата она сама. Всегда осуждала женщин, разбивающих чужие семьи, а тут… Будто в наказание, не ушла, как намеревалась, а осталась и с всё возрастающим смятением наблюдала за разыгравшейся перед ней сценкой.

Посетительница была очень уверена в себе, но Даше показалась, что за показной независимостью скрывается тревога. Уж слишком нервно та осматривалась, будто ждала неприятностей.

Василий Егорович, решив, что такой приятной даме вполне можно помочь, кивнул в сторону лифта.

– Он на пятом этаже, в 527-м.

Она мило улыбнулась, кивнула в знак признательности, положила на стол пятидесятирублевую бумажку, которую охранник тут же сунул в карман, и быстро пошла, почти побежала, к лифту.

Даша оглушено вернулась к себе, забыв, что хотела делать. Увидев стоявший в коридоре бокс, подняла его, отнесла в подвал и вернулась к себе, стараясь унять болезненную дрожь в груди.

Что она о себе возомнила? Почему решила, что такой мужчина, как Юрий, может всерьез увлечься ею, такой серенькой и скучной, такой заурядной, некрасивой? Для него она сродни глуповатой прихоти, которая порой захватывает детей и мужчин. Но стоит удовлетворить их каприз, и они тут же забывают о вожделенной еще совсем недавно игрушке. Недаром он ни разу не заикнулся о своих чувствах, их просто не было. А ласковые слова, которые сыпались из него, как из рога изобилия, ни к чему не обязывали.

Даше захотелось в наказание с силой дернуть себя за волосы. Навыдумывала сама себе черт знает что, вот и получай теперь правду по полной программе. Захотелось любви и счастья? А взамен снова получила грязь и ложь.

Она крепко, до боли, прижала подрагивающие пальцы к листку бумаги. Ведь знала, знала, что нельзя ему верить, и всё равно попалась в ловушку фальшивой надежды. Безнадежно затихла за своим столом, не в силах справиться с разочарованием, и не обратила внимания на вошедших Веру с Марьей Ивановной.

Марья Ивановна, физически не переносившая молчание, спросила:

– Вера, ты слышала, что дочка Ирины Павловны беременна?

Та осторожно глянула на Дашу, закопавшуюся в бумагах, и тихо ответила:

– Что тут слышать? Тут уж видно всё. Недель двадцать, у меня глаз на такие вещи наметанный: племянников уж восемь штук. Хороша Светлана, умудрилась без мужа такую болезнь подцепить. А еще медик. Не успела медакадемию закончить – и на тебе!

Марья Ивановна задумчиво сказала, всегда надеясь на лучшее:

– Так может, поженятся еще?

Вера еще больше понизила голос, почему-то виновато посмотрев на подругу, и прошептала:

– Так ведь он женат, вы не знаете, что ли?

Марья Ивановна, как птица, всплеснула белыми рукавами халата:

– И что же теперь? О чем она думала?

Вера презрительно пожала плечами.

– О чем она думала? Да ни о чем! Шалава, она шалава и есть, пусть даже и с высшим образованием. Всем себя предлагает, кто не откажется. И он тоже хорош – свинья свиньей. Но он-то, как мне подсказывает моя феноменальная интуиция, еще горько пожалеет.

Пожилая женщина обескураженно прикрыла рот ладонью. Она ничего не понимала. В ее время девки себя так бесстыдно не вели.

– Так ведь от чужого мужа ребенок-то! Как это можно!

Вера снисходительно похлопала по плечу так отставшую от жизни коллегу.

– Светка и не собиралась рожать! Зачем ей это? Она и раньше абортов переделала – не счесть. И соответствующих таблеток, подозреваю, уйму глотала. А тут ей в гинекологии сказали, что еще один аборт – и бесплодие. И матери об этом сообщили, хотя и нарушили врачебную тайну. Но чего скрывать – все кругом свои. В гинекологии заведующей двоюродная сестра Ирины Павловны, знаете же? Тут уж сама Ирина Павловна вмешалась и заставила ребенка оставить. Единственная ведь дочь. А то с ее образом жизни можно и внуков не дождаться. Так что доченьке беременность вроде наказания.

Даша подняла голову. Разговор она слышала, но он прошел по касательной, не задевая сознания. Да и какое ей дело до чьей-то не ко времени забеременевшей дочки?

В этот момент в кабинет зашел заведующий, и разговоры пришлось прекратить. Даша насмешливо подумала, что появление Пал Палыча всегда прерывает их болтовню на самом интересном месте. Интересно, не телепат ли он? Пал Палыч, борясь за экономию, принялся проверять назначения врачей, и женщинам пришлось разговоры прекратить.

Стоя в ванной в одних джинсах, Юрий покрыл щеки густой пеной для бритья и приготовился провести по коже острой бритвой. Он всегда брился опасными бритвами, пренебрегая электробритвой, считая, что она не чисто бреет. В этот момент раздался негромкий, но уверенный стук в дверь. Рука дрогнула, и он чуть не порезал щеку. По спине прошла дрожь от невозможной мысли: а вдруг это Даша? Пожалела его и пришла? Решила, что достаточно его мучить?

Быстро стерев пену с недобритой щеки, поспешил открыть дверь. На пороге, гордо выпрямившись, но нервно тиская в руках ремешок от сумочки, стояла Люба.

Он застыл, не веря глазам.

– Не ждал? – она решительно обошла его, прошла в комнату и огляделась.

Юрий испуганно подумал, холодея, – а если бы обе женщины встретились? Что бы он тогда делал? Почувствовал, что пришло время выбирать. С кем остаться, сомнений не было. Но боли причинять никому не хотелось. Стараясь оттянуть время, произнес, сжав зубы:

– Проходи, снимай шубку, я сейчас! – и вернулся в ванную.

Разглядывая в зеркале свое отражение, уныло размышлял, как же с достоинством выйти из неприятной ситуации. В гудевшую голову ничего путного не приходило. Через пару минут вернулся в комнату, так ничего и не надумав. Люба сидела на краешке стула, выпрямив спину и ровно поставив стройные ножки в сапожках из тонкой черной кожи. Фея аккуратности!

Вытащил из гардероба свежую рубашку и стал неловко засовывать в рукав руку. Рука не проходила. Снял рубашку: рукава были застегнуты на пуговицы. Начал неловко расстегивать, испытывая желание просто оторвать мешающие пуговицы. Люба тут же кинулась на помощь, но он отстранился, пробурчав:

– Я сам!

Она удивленно отстранилась и вопросительно подняла на него голубые глаза. Он заметил, что они немного покраснели. Что это с ней? Простыла? Или плакала? Любаша немного помялась, но сказала довольно решительно:

– Я решила остаться здесь с тобой на оставшуюся неделю. Здесь очень мило! И места вполне хватит на двоих! Я уже отпросилась на работе.

Он вскипел, не ожидая от нее такой навязчивости. Швырнув на диван рубашку, зло спросил:

– Почему ты решила, что я тоже этого хочу? Если бы хотел, сразу бы позвал тебя с собой!

Она подошла к нему вплотную и по-хозяйски положила ему на голую грудь ледяные пальчики. Ощущение было крайне неприятным, будто на коже оказались колючие льдинки. Юрий передернулся, желая сбросить ее пальцы, но тут она строго спросила, упрямо глядя в глаза:

– Почему ты говоришь со мной таким тоном? Я тебе почти жена! Мы живем вместе больше двух лет!

Он заледенел, как ее пальцы. Вмиг стал холодным и насмешливым, забыв благородное намерение не причинять ей боли. Сделал широкий шаг назад, отчего ее руки бессильно упали, и язвительно прошипел:

– Радость моя, я тебе когда-то клялся в любви и верности? Просил стать моей женой? Я лично этого не помню! То, что я приходил к тебе пару раз в неделю и оставался ночевать, вряд ли можно назвать «жизнью вместе»! Скорее уж удовлетворением мужских надобностей! Кстати, я так делал и до тебя, но никто из моих прежних пассий не считали себя «почти женами»!

Она побледнела и до крови закусила губу. Провела тонкими пальчиками по лбу, как при сильнейшей головной боли.

– Ты такой жестокий, Юрий! Неужели я для тебя ничего не значу? Ты же знаешь, как я тебя люблю!

Он глубоко вздохнул, старясь взять себя в руки, и ответил уже более мягко:

– Это абсолютно ничего не изменит! Прости меня, но я тебя не люблю!

Она горделиво вскинула красивую головку и с ненавистью окинула комнату подозрительным взглядом, будто пытаясь уничтожить воображаемую соперницу.

– Это у тебя появилось в апреле, после поездки сюда! До этого ты был вполне доволен! Эх, зря я отпустила тебя сюда одного!

Почувствовав себя наравне с послушной комнатной собачкой, Юрий разозлился еще больше, но Любаша, вспомнив, что у нее тоже есть гордость, с горечью закончила:

– Знать бы раньше, что из этого получится… Ты вернулся совсем другим – чужим и далеким. Я терпела, надеялась, что со временем эта блажь пройдет, ты опомнишься и забудешь этот дурацкий санаторий, но зря. Ну что ж, можешь считать, что между нами всё кончено! – тут ее голос глухо задребезжал и сорвался.

Юрий смущенно опустил голову. Люба всегда стремилась быть эталоном сдержанности и хорошего воспитания. Он не ожидал от нее такой страстности, и впервые понял, что принес ей настоящее горе. Попытался смягчить свои злые слова, неловко утешив:

– Люба, ты очень красивая женщина! Как говорится, всё при тебе. Ты скоро найдешь мне замену.

Она прервала его, яростно сверкнув глазами.

– Знаешь, чего я тебе от всей души желаю, Юрий? Чтобы ты влюбился, тяжело, безответно, безнадежно! Чтобы ты умирал от любви у ее ног, а ей было бы скучно на тебя смотреть! Вот тогда, я надеюсь, ты поймешь, что сейчас чувствую я!

Она достала платок и некрасиво высморкалась. Хрипло спросила, не скрывая слез:

– Во сколько уходит рейсовый автобус в город?

Он нахмурился:

– Ты не на машине?

– Нет, я надеялась на твою…

Юрий поднял с дивана рубашку, надел ее и стал натягивать куртку.

– Пойдем, я тебя отвезу. Нехорошо это – отправлять тебя обратно на автобусе. Моя машина под окнами, на местной автостоянке.

Она неопределенно покачала головой и побрела к дверям, платочком промокая мокрые щеки.

Они вышли из корпуса как раз в тот момент, когда Дашу бес дернул выглянуть в окно. Она увидела Юрия, крепко держащего под руку сегодняшнюю посетительницу. Они быстрым шагом прошли в сторону автостоянки и скоро скрылись из глаз.