Текст книги "Розы для Аннушки. Повесть о невозможном"

Розы для Аннушки
Повесть о невозможном
Татьяна Груздева

© Татьяна Груздева, 2024

ISBN 978-5-0062-9342-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождественское чудо (Пролог)

И само Рождество, и таинственные Святки после него – время чудес. Люди верят в это! А раз верят, то чудеса и происходят. Но я никакого чуда не ждала, даже не думала о таком. Какое уж тут чудо, если мне, судя по всему, жить осталось недолго…

Первый курс химиотерапии я перенесла настолько тяжело, что на второй никогда не соглашусь. Помощи ждать неоткуда, и, значит, пора подвести итоги жизни, чтобы понять, в каких грехах нужно успеть покаяться. И еще мне захотелось сказать добрые слова всем тем людям, которые когда-то, пусть и давно, сыграли важную роль в моей жизни. Я старалась им позвонить или написать. Сейчас отличный повод для этого: можно поздравлять с Рождественскими праздниками!

Поздравила и Всеволода – хотя не верила, что это ему сколько-нибудь надо.. А он вдруг доброжелательно откликнулся. Но удивился все же, почему я неожиданно вспомнила то далекое время, когда мы вместе сдавали вступительные экзамены в университет. Поскольку у меня отпали причины создавать себе искусственный имидж, я ответила откровенно.

Настоящего у меня мало.

Будущего, может, и совсем нет.

А вот прошлое есть.

Сева, знаешь, я обнаружила, что прошлым тоже можно жить! Особенно, если там что-то осталось в тени и нужно это прояснить.

А в том августе, когда у нас с тобой решалось будущее, остались некоторые загадки, хотя сейчас он высветился яркой звездочкой среди моих воспоминаний…

Я не очень надеялась, что Сева меня поймет. Но он не только понял, но и поделился своим, рассказав, что недавно пережил нечто подобное. Переписка, которая возникла у нас с ним вот так случайно, поначалу немного пугала, но опасения и удивление быстро прошли – возникло ощущение чего-то совершенно естественного и очень нужного!

Оказалось, что сейчас мы во всем друг друга понимаем. Вспомнилось, что и в далеком прошлом это уже во многом было. И что «словесная реальность» для нас обоих важна. На каждое свое сообщение каждый из нас получал не ответ даже, а миниатюру в прозе, мгновенно написанную, которая расширяла и углубляла представления о жизни. Это было похоже на эксклюзивный фантастический «пинг-понг», в котором его подачу могла отбить только я, а мою – только он.

И это стало в полной мере Рождественским чудом! Причем двойным. Во-первых, вернулась дружба, которую мы, по стечению обстоятельств, неосторожно потеряли. И оба думали, что навсегда.

А во-вторых, у меня появилось не только полноценное настоящее, но и будущее! Потому что анализы вдруг показали, что новый курс химиотерапии не нужен. И есть вероятность, что не будет нужен уже никогда.

Когда возникла возможность личной встречи с Севой и более подробного разговора, я задумалась: что и как расскажу ему? Так много лет прошло! Но что-то ведь в этом необъятном прошлым было главным. Самым важным. И мне снова остро захотелось «просмотреть» прошлое. Но уже с другой целью. Для чего я родилась? Каким был замысел Господа в отношении меня? И удалось ли хоть в какой-то мере это реализовать…

Ни в двух словах, ни даже за целые сутки непрерывного разговора, ответить на такие вопросы невозможно. Пришлось написать книгу. Вот эту.

Глава первая: Ты для меня – тайна

И вот я снова родилась…

Звучит странно, но такое я могла бы сказать о себе не однажды. Это на самом деле напоминает рождение.

Не знаю, может, банальные детские простуды и не привели бы к чему-то необычному, но я болела тяжело. Первый раз – в 6 лет, когда на Крайнем севере у меня вспыхнул острый туберкулезный процесс. А потом то его рецидивы возникали, то серьезные проблемы с гландами. И почти всегда это осложнялось таким состоянием, что я оказывалась на грани жизни. Хорошо, что такие моменты не помню.

Но зато помню, как начиналось выздоровление. У меня открывалось тогда какое-то волшебное зрение. Вдруг очнусь, проснусь – и голова уже не болит, во всем теле – забытая легкость, и кажется, что из соседней комнаты льется тихая неземная музыка… Полоска света под закрытой дверью выглядит неправдоподобно яркой, а голоса родителей радуют узнаваемостью и еще тем, что они такие любимые!

Да и вообще все-все вокруг радует! В небе за окном моей комнатки – бесчисленные, бесконечные звезды, и это чудесно. Наверное, так свежо и ярко видится мир, если родиться не младенцем, а сразу вот такой, как сейчас. Или если прилететь с другой планеты.

Когда потом, в суете и суматохе будничных дел, это необычное, волшебное, зрение притуплялось, я начинала испытывать тоску и что-то похожее на духовный голод. Мне как будто воздуха не хватало! И тогда я понимала, что необходимо сломать привычный ритм жизни и, как в летом в море, броситься в праздник, который сама себе устрою.

Возьму – и не пойду в школу. Мама это разрешала, так как училась я хорошо. Разовые прогулы ни на что не влияли, а на головную боль сослаться легко. Но я не на диванчик с этой якобы болью забиралась, а шла на улицы города.

Помню удивительный день конца сентября, пестрый ковер листьев на тротуарах. Город был тихим и усталым, а еще – неярко золотистым, как потускневшая от времени позолоченная посуда. Листья шуршали у меня под ногами, а прогулка имела одну цель – находить улочки почти незнакомые и немного фантастические. Сворачивая на них, я представляла себе, что только вчера родилась и впервые вижу этот город. Ощущать такое – и тревожно, и сладко!

Восхищало все: силуэт старой церквушки на фоне голубого осеннего неба, наполовину облетевшее дерево, долгожданная прохлада прозрачного воздуха, первый ледок на лужах… Я плотнее закутывалась в осеннее пальтишко, радуясь его уютному теплу – потому что представляла себе близкое уже дыхание зимы. Мне слышалась едва уловимая музыка в окружающей тишине: ее создавали шорохи падающих листьев, шорохи крыльев птичьей стаи, которая пронеслась над куполом церквушки…

На соседней улочке росли огромные клены, похожие на разноцветные шатры. Из их листьев можно собрать роскошный букет, чем я сразу и занялась. Мне было чудно хорошо в этом незнакомом городе, но до боли хотелось чего-то… Чего? Не знаю. Весь этот побег в осень был наполнен вроде бы и счастьем, но не совсем. Скорее, это было предчувствием счастья, подготовкой к нему. И вообще – к чему-то такому, что ждет впереди, но пока – тайна.

Домой я возвращалась в сиреневых сумерках – прозрачных и нежных, как и все, что было перед глазами в этот день. В руках несла охапку кленовых листьев, в сердце были и счастье, и грусть. Себе я казалась повзрослевшей и обновленной.

Завтрашний школьный день уже не пугал – сил хватит до следующего такого же праздника.

Но наступило завтра, и на первом же сдвоенном уроке литературы я эти силы начала тратить, потому что сочинение о Татьяне Лариной писала с активным желанием поспорить. Ведь именно в честь этой пушкинской героини я и получила свое имя.

– Татьяна Ларина – идеал женщины, – не раз говорил отец. Я хочу, чтобы душою ты была похожа на неё…

Ну, конечно: младенцев никто не спрашивает! Давали бы сначала временные имена с правом замены их… допустим, в подростковом возрасте. Я бы таким правом воспользовалась, так как с отцом, а заодно и с учебником литературы, совершенно не согласна! Татьяна Ларина мне нравится, но душевные качества я бы предпочла иметь другие, потому что ну вот нисколечко не хочу благородно страдать от безответной любви! Не мыслю свою личную жизнь похожей на ту, что была у Татьяны…

А тут еще мама умудрилась родить меня в среду. Есть такое шутливое стихотворение:

 
Если ты родился в понедельник, это значит —
Будешь ты красавцем, парень, не иначе.
Дети вторника родятся для удачи…
Каждый день в неделе что-нибудь да значит!
Для большой любви родятся люди в среду,
А четверг сулит нелегкую победу…
Дарит пятница тревоги и заботы,
Путешественник рождается в субботу.
Ну, а если ты родился в воскресенье —
Получай в наследство радость и веселье!
 

Между прочим, шутки шутками, но я специально интересовалась и выяснила, что для многих людей стихотворный пустячок справедлив…

Родиться для большой любви… А знаете, я – согласна! И даже чувствую, что многое в жизни могла бы подчинить этому главному предназначению. Но судьбы Лариной все равно не хочу! Пусть моя сложится как-то иначе. Как? Наверное, я это пойму, когда любовь ко мне придет. Но вот здесь в моей жизни получилась заминка…

Отца, кадрового военного, слишком часто переводили из гарнизона в гарнизон. Я не успевала завести друзей ни в школе, ни во дворе, поэтому с мальчишками общаться не умела, боялась их. А когда отец наконец-таки уволился в запас, я была уже подростком. Мой последний по счету класс оказался и самым удачным – может быть оттого, что я пришла в его коллектив без обычного прежде чемоданного настроения.

И вот тут-то мысли о любви стали настойчиво приходить в голову. Ну, как можно рассуждать о тончайших нюансах чувств той же Татьяны Лариной, если не знаешь, что такое любовь? И почему это все остальные девчонки знают, а я – нет? Нужно немедленно проверить, в порядке ли моя эмоциональная сфера или со мной что-то не так?!

Я решила обязательно влюбиться. Темными вечерами, когда уже сделаны уроки (к вузу-то я тоже готовилась – глупее мальчишек, что ли?), подолгу смотрела на свое отражение в оконном стекле и пыталась вообразить рядом с собой то Вовку, то Виталика, то Павла… Ничего не получалось! Ни к кому не лежало сердце… Но не может же такого быть? И я продолжала поиски.

Не смущалась, что поступаю «шиворот-навыворот»: надо подождать, когда сердце вдруг само заговорит, а я разумом пытаюсь навязать что-то своему сердечку… Затея безнадежная, и я до сих пор не знаю, почему она удалась. Получилось, как в тех строках, которые я учила на отметку: «Пришла пора – она влюбилась».

После довольно долгих прикидок я поняла, что мне наиболее симпатичны в нашем классе Андрей, а в параллельном – Женька. Жребий, что ли, бросить? Нет, лучше Андрей. Или Женька? С Женей уже и что-то похожее на дружбу начинает завязываться. Мы с ним часто выступаем в общешкольной команде КВН, которая стала в городе популярной, и ее то и дело приглашают куда-то на игру. На задания, где нужно сочинить стихи и написать что-то в прозе, капитан команды неизменно отправлял нас с Женькой (что у него, что у меня – неплохо язык подвешен), и мы неизменно этот конкурс выигрывали.

У Женьки победно светились глаза, похожие на темные вишни, и смешно топорщился на макушке рыжеватый хохолок. После игры он обязательно провожал меня домой и всю дорогу нес какую-то смешную чепуху… Да, в Женю можно влюбиться. Чего тут еще думать? Все, я решила! В ту ночь я уснула умиротворенная (наконец-то у меня все, как у людей), и снился мне Женька, о котором я долго и впервые очень тепло (почти влюблено) думала перед сном.

А на следующий день наша классная попросила меня сходить домой к Андрею: нужно было предупредить его отца, известного врача, который вел у нас школу здоровья, о том, что очередное занятие планируется прямо сегодня. Ну и заодно мне передали фрукты для Андрея, который тогда болел.

Андрей был личностью в каком-то смысле исторической. Еще пару месяцев назад англичанка выставляла его в коридор профилактически, едва урок начнется. Войдет в класс и сразу же: «Андрей, go into corridor!»

Такое случалось и на других уроках. Красный, хихикающий Андрюшка, только что совершивший очередную шалость, ничуть не смущаясь, регулярно удалялся вон из класса. Мы привыкли к этому так же, как и к постоянным его тройкам. Что поделаешь, детство затянулось! Поэтому, когда поведение Андрея вдруг переменилось, все удивились. Пожалуй, кроме меня. Я и раньше замечала в нем стремление докопаться до чего-то главного в жизни и поражалась его кратким емким репликам, почти афоризмам. Хотя случалось это редко – я такие случаи запоминала, поэтому с удовольствием согласилась навестить больного. И не пожалела.

Дома Андрей был непривычно тихий, серьезный! Говорил со мной просто, совсем не рисуясь, как это обычно делали парни его возраста, и очень доверительно. Показал свой секрет: на обороте большой географической карты он записывал интересные высказывания, изречения. Их уже накопилось много, и все они свидетельствовали: Андрей пытается понять смысл жизни. Об этом же говорили и книги в его комнате. Видно было, что читал он много и сложные вещи.

Мне так понравилось у него дома! А Андрей, будто угадав это, попросил меня о шефстве на время болезни. «Не хочу отстать от класса. Приходи, когда сможешь, будем вместе уроки делать!» С неделю я регулярно навещала его, но потом надобность в шефстве отпала, и я вновь стала заходить к Андрею лишь в крайних случаях – так же, как и он ко мне. Как раз в этот момент, когда мы начали хоть как-то сближаться, в нем и произошла та самая удивившая всех перемена.

Андрей внезапно стал получать почти сплошные пятерки. Учителя сначала тоже удивлялись, но быстро привыкли к новому отличнику и даже фамилию его произносили с большим уважением! Андрей перестал вертеться на уроках и озорничать. Он усердно работал. Он осознанно и целеустремленно взял курс на институт. На то, чтобы покрывать изнанку карты изречениями, да еще читать их вместе с девочкой, не оставалось ни сил, ни времени…

Я поняла это. И не обижалась. Это же прекрасно, когда человек может поставить перед собой цель и так упорно идти к ней! Разве просто за полгода наверстать все, что было упущено из-за прежних шалостей? А он наверстал. Он сумел заделать все пробоины и пробелы. Я гордилась им. И собой тоже. Я же угадала все это в нем заранее!

– А здорово ты меня эпиграммой «припечатала»! – сказал как-то Андрей, вспомнивший вдруг беззаботную пору своего озорства. – Как там? Начало ускользает… Ты ее еще переделала из довоенного фокстрота!

– Фокстрот «Андрюша», что ли? Вот это?

 
«Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?
Промчись по классу, партами гремя!
Поднажми, чтобы стекла затрещали
И все девчонки глядели на тебя!»
 

Андрей вздохнул:

– Сейчас хоть денек бы такой жизни! Но институт выбрал сложный, приходится пахать. Иногда прямо невмоготу! Я ведь на заочные подготовительные курсы поступил. И далеко не все мне там нравится, но я должен осилить программу. Я люблю физику, труды Нильса Бора, например, читаю как приключенческий роман… Значит, должен все одолеть, да? «Все победы в жизни начинаются с победы над самим собой» – и Андрей отогнул уголок географической карты с изречениями.

После шефства над Андреем моя решимость влюбиться в Женьку пошатнулась. Мы с ним продолжали играть в своей родной команде КВН и запоем сочинять юмористические стихи, но, прокручивая перед сном прожитый день, я все чаще думала не о Жене. Перед глазами невольно появлялся Андрюшка. И нынешний, и тот, недавний, которого за дверь выгоняли. А потом… случилось что-то странное.

Андрея я стала видеть пред собой постоянно. Есть над головой небо, есть солнце, но где-то там, в вышине, рядом с большим общим нашим светилом прочно обосновалось мое личное маленькое солнышко: Андрюшкино задумчивое лицо – такое, как в те минуты, когда он читал мне записи на карте…

И от света этого добавочного солнца все вокруг становилось немного другим, приобретало особые краски, особую прелесть. Как будто я из нашего мира попала в параллельный. Очень похожий, почти такой же, только… все в нем звучит, словно едва слышная завораживающая музыка, все дышит поэзией. Теперь даже мои фирменные прогулы – такие, как «побег в осень» – не нужны будут, потому что нет ничего скучного, будничного, все радует, все преодолимо – «был бы милый рядом».

И как в той же песне – «больше ничего не надо». Люблю я или нет и кого именно люблю – этот вопрос, как совершенно лишний и глупый, отпал сам собой…

На ноябрьские праздники пошел первый снег. И сразу – метель. Я так засмотрелась на нее, что опаздывала уже к Галке, у которой собрался наш класс – было удобно, что жила она в частном домике, а родители уехали. Вечер опускался на землю еще не синий, а голубой, и на его фоне белые вихри снежинок казались нарядными кружевами. Праздничные огни города будто вымыты этим снегом. А сами снежинки, такие долгожданные, пьянили своей свежестью, искрились в свете этих огней.

Под ноги снег ложился идеально чистым – так и хотелось к нему прикоснуться! Так почему бы и нет? У стен Галкиного дома уже достаточно намело, чтобы слепить снежки. Я немедленно это сделала, в домик вбежала со снежками в руках и с порога предложила:

– Народ, а давайте устроим праздник первого снега! Какая разница, что там сегодня у взрослых, у нас будет свое…

Ребята загудели, похватали с вешалки куртки – и вся компания высыпала во двор. Наташа, которая училась еще и в музыкальной школе, подняли лицо к небу, немного подумала и выдала стихи:

Снежинки падали, как звуки,

Как взбесившиеся ноты,

Протяни, Галина, руки,

И поймаешь песню слету…

Потом началась кутерьма: беготня, игра в снежки. У всех горели щеки, блестели глаза… Андрюха делал вид, будто хочет мне за шиворот затолкнуть снежок, но под этим предлогом пытался обнимать… Я в ответ делала вид, что ничего не замечаю, но радость этого вечера стала такой же искрящейся, как первый снег в свете фонарей…

…Между тем Женя стал все чаще наведываться ко мне в гости – к КВН подготовиться или просто так – предлоги всегда находились. Что он становится хорошим другом, в этом я не сомневалась. Вспоминала иногда свое гадание «на ромашке»: «Женя, Андрей, Женя, Андрей…». Может быть, я ошиблась тогда? Когда берешься решать что-то только разумом, получается все «шиворот-навыворот». Жизнь сама расставляет все по местам.

Женьке вообще легко давались контакты с людьми. Не скажу, что друзьями, но приятелями у него была чуть ли не половина школы! Он не умел сердиться и ссориться, а если случался с кем-то конфликт – Женя ловко обращал все в шутку. Тут же, вроде бы сам собой, всплывал анекдот, попадающий прямо «в точку», и через минуту потенциальные враги хохотали от души. А потом, чаще всего, трепались за жизнь до поздней ночи…

Я однажды увидела эту Женькину «методу» на примере своего отца, ведь мой общительный друг и в нашем доме стал своим.

Случилось так, что я пришла домой в два часа ночи. Сейчас это в порядке вещей, но мы подчинялись более строгим правилам второй половины 20 века, и мои родители пережили настоящий шок! Телефона у нас не было: не успели еще кабель к новому дому подвести, и я не смогла предупредить, что после КВН будет еще и капустник – неформальная встреча нескольких популярных команд.

Почти никогда я не возвращалась домой позже одиннадцати. Только по особой договоренности (допустим, всем классом в театр идем) отец мог продлить мне «комендантский час» до полуночи, но тогда прогуливался рядом с домом – на всякий случай. И вдруг такое ЧП домашнего масштаба!

Женька, провожая меня, надеялся, что сможет все объяснить отцу, который ждет возле дома. Но его не было… И в окнах квартиры свет не горел.

Хорошо это или плохо? Вдруг и вправду родители уснули и не знают, который час? Я пробралась в свою комнату на цыпочках и улеглась, ничем не скрипнув. Пронесло?

И тут же ослепительно вспыхнул свет люстры. На пороге стоял мой разгневанный папа.

– Я-то думал, что моя дочь не позволит себе шляться по ночам! А ты… Завтра поговорим. Сейчас мать с валидолом лежит. Сразу с утра, как угодно, хоть письмом, хоть телеграммой сообщишь кавалеру, что я тебя после школы никуда отпускать не буду. Поняла?

Свет в моей комнате погас. Величественный, несмотря на наряд из одних только семейных трусов, отец гордо удалился. Я свернулась калачиком. Эх, и когда же телефон проведут? Завтра воскресенье, Женька в кино пригласил… Что он теперь подумает? А ты, папочка, разве не знаешь, что письмо неделю идет?

Утром, когда я хмуро завтракала в одиночестве (родители держались особняком – с каменными лицами) в дверь позвонили. Отец открыл, и я услышала разговор в прихожей:

– Сергей Александрович, прошу прощения за ранний визит. Но у меня из головы не выходит та шахматная комбинация, которую вы блестяще разыгрываете. Раскройте, пожалуйста, секрет! Против вас я это использовать не буду, даю слово! Но у меня есть самонадеянный дружок, которого нужно по носу щелкнуть. Ради его же блага…

Отец обожал шахматы, а партнеров у него было мало: на гражданке друзья для военного пенсионера находились с трудом. Женька же играл вполне прилично, отец радовался, когда удавалось засадить его, вечно куда-то спешащего, за шахматную доску.

– О чем речь, Женя? Раздевайся, проходи. Рад, что ты ко мне пожаловал. А Татьяна сегодня наказана, пусть у себя сидит, мы ее звать не будем…

Я устроилась на диване с любимой книгой, ничего хорошего не ожидая.

Не пилят, и то ладно. Отвлечь отца от моего воспитания – это Женька правильно сообразил. Прошло, наверное, часа три. Из кухни, где расположились игроки, доносились то шахматный сленг, то хохот, вызванный явно не игрой… Я уже было задремала. И вдруг ко мне заглянул Женя.

– Вот те раз! Я стараюсь во всю, а она спит! Собирайся быстрее, до кинотеатра добежать успеем…

– Но…

– Какие «но»? Сергей Александрович все понял про вчерашний вечер, ни на кого не сердится. Отличный у тебя предок! Да не копайся ты, на сегодня еще столько интересных дел намечено!

По дороге в кино Женька объяснил, почему это папочка мой сменил вдруг гнев на милость:

– Во-первых, поиграли мы действительно от души. И потрепались классно! А между делом я рассказал про старшего брата, которого в нашей части города все боялись. Когда он в армию уходил, то познакомил меня с окрестной шпаной. Не думай, интересов у меня с ними общих нет и дел – тоже. Но они знают, что я всегда пойму и помогу, если кому-то приспичит ко мне обратиться – поводы-то разные бывают. Допустим, сигаретами нужно чуть ли не ночью разжиться. Все мы – люди…

Твой отец обещал ждать спокойно, когда ты со мной. Он понял, что на ближних улицах мы в безопасности. И нести караул возле дома отставному офицеру больше не нужно…

Время мчалось быстро: кажется, совсем недавно первому снегу радовались, а уже Новый год подошел. Встречали мы его снова у Гали. Народ веселился от души, а на меня в середине праздничной ночи напало непонятное оцепенение. Я не устала, спать не захотела, просто ушла вдруг вглубь себя.

Очнулась, когда Юра галантным движением поставил передо мной вазу с мандаринами. Он был в кухонном фартуке и Галкиной элегантной белой шляпе.

– Ты заправский повар, Юрка!

– А что? В армию возьмут – я поваром пойду. Красота!

– Тише, народ! Муслим Магомаев поет. Наташа так ждала этого мгновения! Наточка, напиши ему письмо! – Галка протянула подруге лист бумаги, невесть откуда взявшийся.

– Галя! Ты этим не шути! – Юра рассудительно поднял палец и отправил в рот неочищенный мандарин – целиком.

Пока я смотрела на такое чудо и ждала, что Юра, если не подавится, то хотя бы поморщится, Сережка обсыпал меня конфетти – так щедро, что и за шиворот попало. Ох, и зачем он не вовремя вернулся в сегодняшний день? Ведь так хорошо они с Борей сидели в углу и решали мировую проблему – вопрос о своей будущей профессии.

Ну и сидели бы дальше, не замечая ничего вокруг! Вопрос этот всех волнует, однако остальные в адеквате! Хорошо понимают, что этот Новый год мы последний раз встречаем всем классом.

Магомаев закончил выступление. Теперь телевизор никто не смотрел. Юра направился к магнитофону.

– Потанцуем?

– Давайте лучше концерт устроим! Петь хочется.

– А вот пусть Вовка споет. Вовка, давай туристскую!

Мила схватила гитару и, задорно блестя глазами, устроилась возле ёлки. Её аккомпанемент мы считали непревзойденным. Вовка вышел к пианино и, под общий смех откашлявшись, произнес все-таки хриплым голосом: «Не надо, Мил. Я не туристскую». Я заметила, как у Милы вздрогнула рука…

Я в тебя не влюблен,

Но другие зато влюблены…

Вовка побледнел, но решительно нахмурил светлые брови. Он смотрел прямо на Милу. Юрка с Сережей переглянулись. Я испугалась, что они… Нет, стали серьезными. Милый Вовка! Не зря он доверяет нам.

Я никогда не думала, что этот вихрастый бродяга, помешанный на походах, может так петь! Почему-то вспомнилось, как несколько лет назад он принес в класс ужа. Девчонки визжали, и только Мила смело протянула к ужу руки. Она всегда была нашим атаманом и лихо дралась с мальчишками. Вовка в детстве не раз восхищенно смотрел на нее. Но не так, как сейчас…

Вовка… – нет, Володя! – пел. Когда он успел так вырасти? Мила не спускала с него глаз. В комнате стояла тишина. Кто-то качнул ёлку, на потолке заплясали разноцветные тени от ёлочных лампочек.

Мне было и хорошо, и отчего-то тревожно. Я отвернулась к окну. Новый год… На улице кружится снег. А где-то там, за вьюгой, в незнакомой комнате – тот, от кого мне когда-нибудь захочется услышать эту песню. Может, это и Андрюха будет, но нет! Кто-то, кто скрыт пока временем. Сердце замирает, вместо Вовки у пианино возникает он. Лицо его будто в тумане – не рассмотреть. Но глаза я вижу. Серьезные, смотрят взволнованно.

Слишком мало сказать,

Что в тебя я влюблен —

Я тебя больше жизни люблю…

Сердце замирает сильнее, но у пианино – Вовка. Все сидят молча. Юра усердно размешивает сахар в стакане давно остывшего чая. Вовка только что приоткрыл нам незнакомый таинственный мир. Мы почувствовали, что приближается что-то большое, неизведанное. Его дыхание в Володином побледневшем лице, в Милкиных глазах, в метели за окном, в пляске ёлочных огней на потолке…

Потом мы шли всей ватагой по заснеженным пустым улицам. Горели фонари, хотя небо уже стало светлым – 7 часов утра. Хотелось спать. Но мы шли, дурачились, толкали друг друга в снег… Только Вовку девчонки не решились толкнуть.

Город был украшен необыкновенно! Даже сейчас, утром, праздничная иллюминация ярко пылала – и среди узоров из неоновых трубок мелькала цифра 1964. Сердце замирало: что же, что же этот год мне готовит?

***

Приближались выпускные экзамены. Учителя твердили о них буквально каждую минуту, настраивая нас на особо ответственное отношение к учебе. Но приближалась и весна! Был уже конец марта: днем яркое солнце и звонкая капель, по вечерам – легкий, бодрящий морозец, сохраняющий, словно аромат фруктов в мороженом, весенний солнечный запах и в темноте.

Мы с Женей заканчивали зимний спортивный сезон, который неожиданно начался на новогодних каникулах. Я кататься на коньках не умела – в военных гарнизонах негде было этому учиться, а Женька с детства владел ими виртуозно и дня не мог прожить без катка. Решил почему-то и мне открыть такое счастье.

Сначала я стеснялась того, что окажусь в новичках наравне с детишками, потом боялась, что мой добровольный тренер заскучает, да и просто замерзнет с такой ученицей… Женька все мои «но» отверг и подарил незабываемые зимние каникулы: две праздничные недели мы бывали на катке ежедневно. А там – нарядная елка, гирлянды цветных фонариков, изумительная музыка… Я буквально окунулась во все это – впервые!

Когда я уставала или сильно шлепалась на лед, тренер усаживал меня на лавочку – приказывая отдохнуть и забыть об ушибе (лучшее лечение!). Сам он в это время в стремительном темпе носился по катку, чем компенсировал вынужденно плавное катание со мной, и суммарная нагрузка за вечер оставалась для него привычной.

К концу января я уже не очень его позорила: под руку с Женей бегала вполне прилично, хотя, оставшись одна, могла и шлепнуться. В награду за успехи Женя предложил продолжить посещения катка и после каникул, только реже. А в марте каток и вообще работал с перерывами – исключались оттепели, но их было немного, в целом месяц выдался морозным. Наконец настал день, когда Женя объявил:

– В воскресенье ставим точку. До следующей зимы… С понедельника каток закрывается.

До следующей зимы? Почему он так уверен? Мы же готовимся в институт. Или я уеду учиться в Москву, или он, или мы оба… Вслух я эту мысль высказывать не стала, просто промолчала. А Женька, весело просвистев какую-то популярную мелодию, так же весело и беззаботно продолжил:

– Воскресные вечера у нас теперь будут свободны. Что ты предлагаешь?

Я растерялась и вновь удивилась его уверенности. Каток – ситуация особая и исключительная, но почему Женя считает, что мы и дальше будем вместе проводить выходные дни? Да, я к Женьке привязалась, он стал моим другом – настоящим, что было много раз проверено. Но… я давно не была в гостях у соседки по парте, она уж обижаться стала. И потом: за зиму сложилась внутри класса небольшая компашка, куда входил Андрей и куда охотно звали меня.

Я объяснила ребятам, что временно занята по выходным, но ведь временно! Вдруг они меня в следующее воскресенье в кино пригласят? Я не знала, что ответить Жене. Обижать его ну никак не хотелось, в то же время мне нужно было устроить жизнь так, чтобы любой вечер, который сулит встречу с Андреем, был бы безоговорочно свободен!

Женька понял мое молчание по-своему.

– Ладно, чего загадывать? Посмотрим, что у нас там в кинотеатрах. Если стоящий фильм – я заранее возьму билеты. А нет, так придется тебе звать меня в гости! Мы же с твоим отцом никак не можем закончить партию в шахматы!

Я стояла и думала. С Андреем мы встречаемся только в классе и на школьных вечерах, очень редко – в компании общих знакомых. А с Женькой больше месяца проводили вместе каждый выходной, я теперь знаю его лучше, чем кого-то еще из парней. И не хочу терять эту дружбу. Вот скажу сейчас Жене, что выходные дни могут стать еще более интересными, чем во время увлечения катком.

Я уже рот открыла, чтобы произнести эту фразу, но Женька меня опередил:

– Главное – не расставаться… – Он задумчиво поковырял носком ботинка ледышки на тротуаре, потом сдвинул на макушку лохматую лисью ушанку, улыбнулся, но как-то странно, не поднимая на меня свои карие до черноты глаза: – Я не хотел говорить, думал, что люди могут понимать друг друга и без слов… А ты сегодня странная, держишь что-то в себе. Я же вижу. Что с тобой? Хочешь сказать, но боишься? Я тоже боюсь… Поэтому начну первый. Нравишься ты мне. Очень. Я, наверное, люблю тебя…

Дыхание у меня перехватило, сердце подпрыгнуло. Я этого не ожидала! Впервые в жизни такое услышала… И не знаю, отчего, вероятно, от неожиданности, ляпнула то, чего говорить вовсе не собиралась:

– И ты мне нравишься – как друг. Ты очень хороший. Только… разговоров у нас об этом не заходило… поэтому не было повода сказать, что я… люблю Андрея!

– Да? – он помолчал. – Вот как… Ну, что же. Тогда я пойду домой, – и еще помолчал. Потом добавил: