Текст книги "Любить и не страдать"

Сексуальное насилие над ребенком – это насилие взрослого человека или старшего подростка с целью сексуальной стимуляции. Под сексуальным насилием подразумевается вовлечение ребенка в сексуальные действия, направленные на физическое удовлетворение человека, осуществляющего насилие, или на извлечение им прибыли.

К формам сексуального насилия над ребенком относятся:

• предложение или принуждение к сексуальным действиям (вне зависимости от результата);

• демонстрация гениталий;

• демонстрация порнографии;

• сексуальный контакт;

• склонение и принуждение к сексу;

• сексуальные унижения;

• физический контакт с гениталиями ребенка;

• рассматривание гениталий без физического контакта;

• использование для производства детской порнографии.

Чаще всего сексуальное насилие над детьми совершают педофилы. Педофилия – сексуальная девиация (отклонение), при которой сексуальное влечение вызывают дети.

Причиной педофилии чаще всего является сексуальное насилие в прошлом, то есть сам педофил в детстве был жертвой насилия, или психическое заболевание. Большая часть из них выглядит самым обычным образом. Педофилы похожи на детей по уровню психической и эмоциональной зрелости. Но внешне педофилы чаще всего не выглядят как сумасшедшие или маргиналы. Именно поэтому они испытывают к детям сексуальное влечение, ведь представление о себе при таком расстройстве отличается более выраженными инфантильными чертами.

Огромное количество случаев насилия в детстве происходит по инициативе братьев – как родных, так и двоюродных, троюродных, которые чуть старше либо являются ровесниками жертвы.

Сексуальное насилие в семьях распространено гораздо больше, чем можно себе представить. В свой первый год практики я столкнулась с жертвами сексуального насилия пять раз. При этом люди часто никак не связывают пережитое в детстве насилие с тем, что происходит в их жизни в настоящем. Ведь это очень глубокая травма, и психика может использовать такой защитный механизм, как вытеснение. При этом сам эпизод насилия словно исчезает из сознания, как будто ничего не произошло.

Я была жертвой сексуального насилия в течение 12 лет. С 4 лет. До того как я пошла в терапию, эти воспоминания были похоронены в моей психике, и мне казалось, что это не повлияло никак, более того, я считала, что в этом есть моя вина. Но после того как пошла в терапию, я была в ужасе от того, сколько всего скрывалось. В итоге обнаружила себя живущей не той жизнью, не с тем мужчиной, занимающейся не той работой. Оказывается, у меня ужасные отношения с мамой, а казались нормальными. Я всю жизнь все терпела! Все, что только можно было терпеть. Но сейчас я наконец очнулась.

Елена, 29 лет

Чаще всего насилие совершают люди из близкого окружения – друзья, родственники, соседи, знакомые ребенка и родителей, то есть те, кого он знает, кому доверяет, с кем общаются он и его родители. Ведь обычно родители предостерегают ребенка об опасности незнакомых людей. А опасность может исходить от того, от кого совсем не ждешь, – от дедушки, брата, дяди. И именно факт близости зачастую мешает родителям замечать тревожные сигналы.

По данным статистики, только в 25 % случаев насильник является незнакомым человеком. В остальных же случаях – знаком, причем в 45 % случаев является родственником, в 30 % – дальним родственником или знакомым.

Мамин отчим, которого я считала дедом, сажал меня 5-летнюю на колени и, будучи в трусах, елозил своим членом по моим бедрам, играл типа «по кочкам, по кочкам». Вышла замуж и терпела 13 лет тирана-мужа, который молча насиловал меня, я так называю секс, когда я не хочу, а он хочет, и я типа должна была ему повиноваться. Ни разу не было оргазма с мужем, никакой нежности и любви, только механический секс. Считала себя фригидной. Помогла, как вы понимаете, психотерапия в течение 5 лет. Развелась, все в жизни прекрасно. И никакая я не фригидная.

Света, 40 лет

К огромному сожалению, часто жертвы сексуального насилия не то что не имеют поддержки в своей семье, наоборот, их осуждают и обвиняют в произошедшем. Я знаю случаи, где насильником был один из родственников, и вся родня вставала на его сторону, очерняя при этом жертву и обвиняя ее во вранье, от нее отворачивались. Это становится еще одной сильнейшей травмой для жертвы.

При этом ребенок – все же ребенок. Он может ничего не знать о сексе, соглашаться из любопытства, из страха обидеть, расстроить того, кто этот секс предлагает, или быть наказанным за отказ, а потом за то, что случилось.

Я стала жертвой сексуального насилия со стороны дедушки. Он засовывал свою руку мне в трусы и мастурбировал. Однажды он взял мою руку в свою и заставлял ему мастурбировать. Мне было лет 7–8 тогда. Меня и сестру воспитывала мама. Я маме смогла рассказать, только когда мне было примерно лет двадцать. Она стала первым человеком, кому я сказала, потому что больше не могла держать в себе. Но у меня нет с мамой теплых, доверительных отношений. Наверное, поэтому так долго все это в себе носила. Сейчас мне двадцать четыре. И у меня никогда не было отношений с мужчинами. Даже не встречалась ни с кем. Только небольшое общение. Возникает большая тревога, если понимаю, что нравлюсь какому-то парню.

Я пришла в терапию почти год назад. Работаем над этим. И только благодаря терапии я могу сейчас об этом написать, да и вообще начала об этом говорить.

Мария, 24 года

Иногда жертвы сексуального насилия, будучи детьми, понимают, что происходит что-то запретное и неправильное, но вместе с тем ощущают что-то приятное, похожее на возбуждение, или даже получают оргазм. Это вносит еще больше путаницы в и без того непростые чувства жертвы. Там есть и вина, и отвращение, и стыд, и бессилие.

Какие дети чаще попадают в группу риска? Те, кого дома бьют, кто привык к жестокому обращению с их телом, те, кого чрезмерно опекают, те, о ком мало заботятся, кого игнорируют, критикуют, кому уделяют мало внимания, у кого нет доверительных отношений с родителями.

Когда мне было 11 лет, врач-офтальмолог назначил мне массаж. Я уже сама могла ездить в поликлинику на троллейбусе. В это время у меня уже начала расти грудь. Сейчас мне 37, прошло 26 лет. А я до сих пор помню этот кабинет. Массаж делала медсестра, это была молодая девушка. Один раз я приехала к ней на сеанс, а у нее в кабинете был молодой человек. Они разговаривали. Она велела мне раздеться. Мне нужно было раздеваться по пояс. Я вся как будто одеревенела. А он смотрел на меня. И она ему ничего не сказала. Он вышел только тогда, когда она начала уже работать. После этого я перестала ездить на массаж. Не помню, что сказала родителям. Но в это время я была абсолютно беззащитной. Я не помню ни единого раза, когда родители встали на мою сторону. Они предпочитали не вмешиваться или игнорировать. Или им самим требовалась защита. Я была как будто овца на заклании. Терпела то, что было невыносимо, и молчала. Сейчас мне очень больно за себя ту, маленькую. Я научилась себя отстаивать и защищать. Я этому рада.

Карина, 37 лет

Что помогает минимизировать риски сексуального насилия над ребенком? Прежде всего – обсуждение с ребенком вопросов, которые касаются уважения к его телу. Важно, чтобы родители объяснили, что другой человек не имеет права его трогать, что есть интимные части тела и всегда можно сказать СТОП.

Ребенок, у которого есть представления о границах тела, гораздо более защищен, чем тот, у которого этих границ нет.

Ребенок, у которого есть доверие к родителям, гораздо больше защищен, чем тот, у которого нет эмоциональной близости с мамой и папой.

Ребенок, который знает, что родители встанут на его сторону, защищен гораздо больше, чем тот, которого родители не защищают.

Экономическое насилие – материальное давление, которое может проявляться в запрете обучаться, работать, лишении финансовой поддержки, полном контроле над доходами.

• Над ребенком совершается экономическое насилие, если родитель преднамеренно лишает его жилья, еды, одежды и другого имущества или средств, на которые он имеет предусмотренное законом право, что может привести к его смерти, вызывать нарушение физического или психического здоровья.

Родители пили, одежду новую покупали мне очень редко, в основном донашивала вещи от двоюродных сестер, которые жили гораздо лучше. Это очень стыдно было. Никуда никогда не ездила, ни в какие поездки, если только бесплатные. Денег мне не давали. Обещали купить велосипед, который в те далекие времена при жизни в деревне действительно был важен, ровно так же, как современным детям важен телефон.

Однажды я играла со своим дядей в карты, и он мне за выигрыш дал денег. Как я была счастлива тогда! Но мать у меня их отобрала.

Собирала и сдавала бутылки, чтобы купить жвачку, а мать меня просила купить хлеба на них. Сейчас с деньгами сложно. Как только появляются, сразу трачу. На крупную покупку накопить не могу – спускаю. Бывает совсем пусто в кошельке, а мне спокойно при этом, тревоги нет. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Боюсь проявить себя, заявить о необходимости дополнительного заработка, хотя возможности есть. Страшно, что осудят.

Виктория, 33 года

• Не удовлетворяются основные потребности ребенка, поведение контролируется с помощью денег.

• Взрослыми растрачиваются семейные деньги.

У моей мамы биполярное аффективное расстройство (БАР). Когда мне исполнилось 8 лет, мы переехали жить к бабушке и тете с ее семьей. Так как мама инвалид, ей платили пенсию примерно 15 тыс. И мне платили еще 10 тыс., потому что единственный родитель – инвалид. Когда у мамы начиналась мания, она становилась крайне расточительной. Она спускала все за пару дней, тусила с друзьями, тратилась на подарки им. А потом начинались кредиты. И я оставалась ни с чем. Благо бабушка и тетя обо мне заботились, кормили. Но никаких карманных денег, ни оплаты кружков, ни одежды позволить себе в эти моменты я не могла. Меня преследовало жуткое чувство вины, что они на меня тратят свои деньги, хотя это вообще не их ответственность. До сих пор работаю над чувством вины. Оно долгое время было чуть ли не единственным чувством, которое я ощущала. С 14 лет я договорилась с тетей, что деньгами, которые платили на меня (10 тыс.), я буду распоряжаться сама. Я сама покупала продукты, готовила, одежду покупала, оплачивала кружки и даже скидывалась на бытовую химию.

Поэтому когда у мамы начиналась мания, я просто не отдавала ей карту и прятала паспорт. Но она все равно умудрялась иногда оставлять меня без копейки. И снова ВИНА перед тетей. Я ей благодарна, что у меня был год на подготовку перед их переездом, чтобы научиться самой все делать и содержать дом, вести хозяйство, не голодать. С 16 лет пошла работать, поэтому отпала потребность контролировать мамины траты. А потом мне пришлось выплачивать ее кредиты. Как это сказалось на мне? Ну, наверное, могу привести пример с одеждой – не могу разрешить себе купить ничего дороже 2 тыс. И распоряжаться финансами мне очень тяжело. Не могу держать деньги, как только они появляются, сразу от них избавляюсь. Трачу, пока не закончатся. Не думая о том, когда вообще в следующий раз могут появиться (работа не с четкой зарплатой, а ближе к фрилансу). Вот как-то так.

Аня, 22 года

• Ребенок используется как средство экономического торга при разводе.

• У ребенка забирают деньги, подаренные ему другими людьми, например бабушками и дедушками.

Врезалась в память ситуация, когда мне маленькой бабушка дала много мелочи, я была очень рада. И когда я, радостная, считала эту мелочь и бегала с ней, пришел папа и весело забрал у меня половину. Я знала, что ему это на пиво или сигареты. Было очень грустно и обидно. Мне кажется, что от этого меня преследует страх потерять деньги, страх радоваться деньгам. И в целом с заработком сейчас не очень.

Еще помню из той ситуации, что мне хоть и грустно и обидно было, но в голове также звучало, мол, это же папа, как тут возникать. Я же хорошая и послушная, нежадная. И от этого усвоила – своим надо давать, это же свои.

Лика, 27 лет

Если мне на день рождения дарили деньги, то мне их в руки не давали и я их не видела. Родители тратили деньги на то, что считали нужным, и говорили, что у меня и так все есть, много игрушек и всего хватает. И я этот опыт перенесла на своих детей стопроцентно. Боже, как же трудно было понять, насколько я ужасно поступала. Буду прорабатывать это с психологом.

Маргарита А., 38 лет

Целью насильника является контроль жертвы. И он будет использовать деньги и материальные ценности как достаточно мощный инструмент.

С детства слышала: «Ты на нашем попечении». Попрекали и одеждой, и едой, и поездкой куда-то. Для меня деньги стали возможностью обрести свободу, отделиться, никому ничего не объяснять и не быть должной. Работаю с 17 лет постоянно. В отношениях не могу говорить о деньгах, всегда скрываю свой заработок. На данный момент с мужчиной я один год, он предлагает договориться об определенных финансовых правилах нашего союза. Я не могу ничего сказать о своих деньгах, не могу открыться ему и начать формировать какой-то общий бюджет. Кажется, что если он будет знать, сколько я зарабатываю, то будет меня контролировать, будет что-то мне запрещать, будет меня порицать за какие-то траты.

Наташа, 28 лет

В детстве мама забирала подарки в виде денег. И они до меня не доходили под предлогом: «Я отдам» или «Купим тебе что-нибудь».

Родители в разводе. Алиментов в детском возрасте я и не видела, а потом привыкла, что они просто переводятся маме. И только недавно начала понимать, что это было совсем ненормально. Когда я чего-то хотела, что-то дорогостоящее, мама «взрывалась» и говорила: «Успокойся! Тебе надо было родиться в семье миллиардера, а не у меня. Смирись!» И как раз с 16 лет мама меня почти что бросила, я жила одна. Мне покупались продукты иногда, а когда я звонила и просила что-то из необходимого, мама отвечала, что у нее тоже нет денег, и бросала трубку. Я рано поняла, что мне нужно заботиться о себе самостоятельно и, если я чего-то хочу, нужно работать. Первые деньги заработала в 12, потом с 15 лет имела уже какой-то свой небольшой доход.

Что я чувствовала? На тот момент – ничего, просто как данность. Мне было так плохо морально, что чувства выключились, все ушло в психосоматику. Был такой режим самосохранения. Запрещала себе окунаться в чувства, чтобы не ощущать боли. Насилие было не только экономическое, но и моральное. Сейчас уже проживаю свою детскую обиду и злость в терапии. Общаемся с мамой редко и не очень тепло.

Как повлияло? Сейчас обнаруживаю, что не чувствую денег, словно они распоряжаются мной, а не я ими. Заработок превратился в необходимость. И я пока не знаю, что с этим делать. Разбираю это с психологом сейчас. Пришла с этим моментом – вышла с инсайтами про детство, которые описаны выше, и пазл потихоньку складывается.

Мазохистические черты. Сейчас я хожу на работу и терплю. Чувствую, что мне не нравится и некомфортно, но все равно остаюсь. Ищу другую работу, но не ухожу с этой. Думаю, что это какой-то привычный сценарий, когда-то усвоенный. Боюсь начинать новое. Понимаю, что все силы и ресурсы уходят на то, чтобы сохранять привычное, вместо того чтобы двигаться дальше. Осознаю, что я «успокоилась», как требовала мама, и не чувствую сейчас своих импульсов, желаний.

Саша, 22 года

В ситуации насилия со стороны родителей ребенок чувствует беспомощность. Часто такие дети живут с ощущением, что «если все спокойно – вот-вот грянет буря». Психика стремится к связыванию. Ребенку невыносимо жить в ситуации неизвестности, и он стремится построить причинно-следственные связи.

В этом месте стоит отдельно рассмотреть такую особенность детского восприятия реальности, как магическое мышление. Магическое мышление всегда является следствием такой психологической защиты, как всемогущий контроль. Суть этой психологической защиты заключается в бессознательной убежденности человека в том, что он способен все контролировать. Ощущение, что маленький человек может влиять на окружающих людей, очень важно для формирования самооценки в будущем.

Магическое мышление может состоять из следующих верований:

1. Человек верит во всеобщую связанность и обусловленность. Самым ярким проявлением этого верования является идея кармы: «Я что-то не так сделал, поэтому жизнь меня наказала». Человек не может смириться с тем, что что-то плохое может случиться просто так. Ему хочется проконтролировать этот процесс, а значит, нужно найти причинно-следственные связи, например, в прошлых жизнях. «Если я не буду это контролировать, то и не буду знать, как в дальнейшем избежать плохих событий».

2. Вера в объективность субъективного мира. Ярким примером являются люди, страдающие от анорексии, у них нарушен образ тела, и, смотря на себя в зеркало, они видят себя толстыми, несмотря на то, что объективно худоба может уже угрожать их здоровью. Или человеку, который находится в психозе, легче поверить в то, что он действительно видел летающую тарелку, чем признать тот факт, что у него галлюцинации.

3. Вера в то, что наши мысли способны управлять миром. «Я сейчас составлю карту желаний, буду визуализировать, использовать аффирмации и обязательно встречу принца или олигарха и буду богатой». Ярким проявлением этого верования является использование кукол вуду, в которые втыкают иголки в надежде, что этому человеку станет плохо. А потом находят этому подтверждение, ведь рано или поздно у любого человека случаются несчастья. К этому верованию относятся суеверия про черную кошку, вынесенный на ночь мусор, передачу вещей через порог.

4. Вера в то, что в этом мире есть некие тайные знания, которые пока недоступны человеку. Люди верят в волшебную таблетку, в то, что есть некий волшебник, который просто взмахнет волшебной палочкой или скажет заклинание, и сразу все станет хорошо. Очень часто таким магом-целителем для людей является психолог, который может за одну консультацию починить то, что не работало десятилетиями.

Людям с магическим мышлением присуща инфантильность. Они перекладывают свою ответственность на других. При этом человек связывает свои мысли и действия с теми событиями, с которыми связи может совсем не быть. Магическое мышление встречается в первобытных племенах и у детей 3–5 лет, когда ребенок в силу своего развития еще не различает реальный мир и мир фантазий.

«У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, все, что он творит магическим путем, должно произойти только потому, что он этого хочет», – З. Фрейд «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии».

Ребенок с магическим мышлением ждет, что его мысли или действия (ритуалы) могут повлиять на других людей, их отношения или события, прежде всего – на его родителей и их отношение к нему. При магическом мышлении кажется, что «хотеть» и «сделать» – одно и то же.

Ребенок, к которому применяют насилие, может думать:

• «Меня наказывают, потому что я плохой, я накажу себя сам, тем самым возьму под контроль ситуацию неизвестности»;

• «Если я буду вести себя хорошо, то папа не будет меня бить»;

• «Если я буду хорошо учиться, папа не будет пить»;

• «Если я буду сильным, то меня никто никогда не обидит»;

• «Если я буду стараться, то мама перестанет меня критиковать».

Взрослый человек с магическим мышлением видит мир так же, как ребенок. В этом его сила и слабость одновременно. Сила – в творческих способностях и развитой фантазии, слабость – в оторванности от реальности и отсутствии критической оценки событий.

Во взрослом возрасте магическое мышление может проявляться в том, что человек боится сглаза, порчи думает, что может нарочно или случайно накликать беду.

Способность принимать жизнь во всех ее проявлениях, способность принимать свою судьбу является результатом развития взрослой личности. Это не означает, что ВСЕ действия бессмысленны. По аналогии, если при гриппе больному давать слабительное вместо жаропонижающего, вероятность летального исхода вырастет в несколько раз.

Можно сказать, что психически зрелые люди понимают абсурдность магического мышления. Но в ситуациях сильного стресса, эмоционального истощения, после череды тяжелых травматичных ситуаций магическое мышление может включаться даже у психически здоровых людей. Ведь в особенно сложные периоды жизни люди склонны регрессировать, то есть прибегать к более ранним, менее зрелым и менее адекватным формам поведения, которые кажутся им гарантирующими защиту и безопасность.

В советском фильме 1957 года «Летят журавли» есть сцена, где главная героиня Вероника ждет почтальона. Она верит, что если до прихода почтальона успеет досчитать до 50, то получит заветное письмо от пропавшего без вести Бориса.

Не стоит думать, что есть более страшные виды насилия, а есть менее. Любое насилие над человеком имеет одни и те же черты и последствия. У кого-то эти последствия будут носить более выраженный характер, у кого-то – менее выраженный.

Любое насилие недопустимо ни в какой форме.

В ситуации применения к ребенку физического, сексуального или психологического насилия у него возможны три варианта развития событий.

1. Стать садистом

Как правило, так происходит с мальчиками, которых били отцы. Чтобы справиться с невыносимой душевной болью, которая всегда сопровождает физические наказания со стороны родителя, ребенок может выбрать сторону того, кто производит над ним насилие. Ведь папа, который бьет, сильный, а значит, я тоже сильный. Такой человек относится к другим так, как некогда относились к нему, – он будет бить. Именно этим можно объяснить факт насилия, которое передается из поколения в поколение.

В американском сериале «Большая маленькая ложь» (2017) через весь первый сезон красной нитью проходит история с подозрениями в том, что Зигги, сын Джейн, одной из главных героинь, бьет других детей. В итоге эти подозрения оказываются ложными, а ребенком, который бьет, оказывается Макс, сын Селесты и Перри, мальчик, на которого никто никогда бы не подумал, ведь он из такой хорошей семьи. Правда, папа регулярно избивает маму. И мама думает, что дети этого не видят.

2. Стать жертвой

Иногда наказание – это единственный вариант, когда ребенок получает внимание от своего родителя. В целом равнодушный и отстраненный родитель проявляет к ребенку свои эмоции, только когда наказывает его. Для ребенка это невыносимо – чувствовать, что ты как будто не существуешь, тебя нет, тебя не замечают. В этих обстоятельствах неизбежно установление связи между привязанностью и болью. Специфическая комбинация любви и жестокости порождает мазохизм. Тогда ребенок станет как бы случайно провоцировать родителя – что-то ронять, разбивать, приносить плохие оценки, не делать то, что говорит ему родитель. В такой ситуации ребенок узнает, что страдание является ценой отношений, особенно если наказание чрезмерно, жестоко или носит садистический характер. А дети нуждаются в отношениях даже больше, чем в физической безопасности.

Жертвы жестокого обращения в детстве обычно могут себе объяснить плохое отношение к ним со стороны родителей, потому что для ребенка лучше знать, что тебя били, чем то, что тобой пренебрегали.

Мама била меня, когда я училась в 9-м классе. У меня начался подростковый возраст, я вела себя ужасно. Мама так обо мне заботилась, ведь я ей все нервы вытрепала. Сейчас у меня непростые отношения с мужем, мы часто ругаемся. Я могу сказать ему, что ненавижу его. Он замыкается и перестает со мной разговаривать. В итоге я чувствую себя истеричкой.

Наталья, 40 лет

В таком случае насилие становится актом любви. Выражение «бьет – значит любит» именно отсюда.

3. Использовать диссоциацию

Диссоциация – психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. В результате работы этой защиты человек начинает воспринимать происходящее так, будто оно происходит не с ним, а с кем-то посторонним. Такая позиция защищает от избыточных, непереносимых эмоций. Человек выключает чувства, ощущения в теле и «переезжает» в голову. На вопрос «Что ты чувствуешь?» такой человек рассказывает о своих мыслях.

Люди, перенесшие травму, обычно описывают диссоциированное состояние фразами вроде «Как будто это происходило не со мной». В некоторых случаях человек может настолько диссоциироваться от себя, что начинает видеть себя как бы со стороны – вплоть до ощущения выхода из тела.

Чем опасна ситуация выключения чувств?

Чувства для человека – как панель управления приборами в самолете. Если ее отключить, самолет может разбиться. Так же и человек, у которого отключены чувства, не слышит самого себя и может незаметно оказаться в неприятной и даже опасной ситуации.

Задача ребенка – любым способом сохранить отношения с родителями. Поскольку без любви или хотя бы надежды на любовь ни одному ребенку не выжить, то ничего не остается, кроме как приспособиться сначала к родителю, а потом уже и ко всему остальному миру. Даже путем отказа от своей спонтанности, естественности, воли, чувств.