Текст книги "Город"

Глава 3. Мультиплекс

– Что такое мультиплекс? – удивились алкаши.

– А вот что, – сказал Катулл Александрович. – Поглядите на это! – он распростёр руки. Вокруг стекляшки кипела жизнь: дети, взрослые, старики, птицы, собаки, кошки, машины, букашки – вся эта летняя городская круговерть не останавливалась ни на секунду. Повседневность во всём её многообразии плясала перед нашими алкашами; да и они сами были её частью, её точкой опоры, осью её вращения. Всё суетилось, спешило, мелькало, шумело, а наши герои созерцали это многообразие жизненных проявлений, стоя рядом со стекляшкой.

– Поняли? – спросил Катулл Александрович. – Это и есть мультиплекс. Вся наша современная жизнь. Потоки жизни, соединённые в одно целое. Разнообразие однообразия. Однообразие разнообразия. Всё это частички, которые соединяются в одну яркую мозаику бытия. И каждая частичка самоценна.

Алкаши смотрели по сторонам. Они исполнялись гордости оттого, что им предназначено стать крёстными отцами новой эпохи. За это надо было выпить.

– Ну что же! – воскликнул Михаил Иванович. – За рождение мультиплекса! Вдарим!

Надо заметить, что некоторые исследователи приписывают авторство термина «мультиплекс» уже знакомому нам марокканскому учёному Грише Батраку. Так вот, смеем утверждать, что этот термин ввёл в культурологический обиход именно Катулл Александрович, именно в Королёве и именно в обществе наших алкашей. Гриша Батрак находился в тот момент в Марокко и занимался научным анализом тротуарной рекламы, а потому не был причастен к крещению новой эпохи.

Итак, наши алкаши выпили и закусили. Катулл Александрович обвёл их взглядом и, понизив голос, спросил:

– На что вы готовы пойти ради науки?

Алкаши переглянулись. Когда Катулл Александрович впервые подошёл к ним, они сразу поняли, что это человек иных масштабов. Во взгляде Катулла Александровича алкаши увидели вселенскую мудрость, космическую назидательность и первые признаки глаукомы. Шаг Катулла Александровича отличался особой пружинистостью, которая обычно появляется у уверенных в себе людей. Бесспорно, Катулл Александрович был примечателен, и он вызывал любопытство у алкашей.

– Ради науки можно пойти на всё, – заявил Сашка.

– На преступление пойдёшь? – поддел его Михаил Иванович.

– Смотря какое, если уголовное – то вряд ли, а если политическое… – прикинул кандидат. – Политическое преступление как-то благороднее.

– Это звучит благороднее, а сидеть одинаково, – заметил Алексей Дмитриевич. – Нет, на преступление я не пойду даже ради науки.

– Ни о каком преступлении речь не идёт, – заверил их Катулл Александрович. – Я говорю о науке жизни. Готовы ли вы внести свой посильный вклад в её развитие? Готовы ли вы изменить эту жизнь? Готовы ли вы кромсать полотно нашего города и перешивать лоскутки в соответствии с придуманным узором? Готовы ли вы перекладывать стёклышки нашей мозаики, чтобы сохранить её очарование и неповторимость? Готовы ли вы бороться с энтропией городской социальной системы?

– Всегда готовы! – хором ответили алкаши.

– Прекрасно! – сказал Катулл Александрович. – Наш город – замечательное поле для позитивной деятельности. Сколько возможностей он дарит нам! Мы с вами имеем полное право на наш город. И мы это право осуществим.

– Вы планируете забастовку? – осторожно поинтересовался Пётр Петрович. – Или захват власти?

– Я не оппозиционер, – явно обиделся Катулл Александрович. – И я не собираюсь тратить своё время на бесполезные парады и словоблудие. Нет, я хочу делать настоящие добрые дела.

Зелёный заборчик в стекляшке

С этого дня Катулл Александрович стал завсегдатаем стекляшки. Рано утром он присоединялся к очереди в магазинчике, приветствовал Валентину Петровну свежей эпиграммой вроде «Несёшь прекрасный ты наряд: бутылки ставишь дружно в ряд» (добродушная Валентина Петровна неизменно краснела при очередном завуалированном, как она думала, комплименте) и выходил к зелёному заборчику. Там он проводил несколько приятных часов, обсуждая с алкашами проблемы современной жизни. Затем Катулл Александрович отправлялся в одинокую прогулку по улицам Королёва, а алкаши ещё долго стояли у стекляшки, дожидаясь вечера, чтобы разойтись по домам и выполнять обязанности обременённых семьями граждан.

Катулл Александрович любил свой город. Ему нравилось сочетание столичной загазованности основных магистралей и сельской простоты зелёных дворов и окраин. Для него Королёв представлял собой единство мегаполиса и села, городского шика и провинциальной неприхотливости. Одним словом, Королёв был символом новой эпохи, мультиплекса, которую решил воспевать Катулл Александрович.

Многие жители делят наш город на два района – Подлипки и Болшево, по названиям железнодорожных станций, стоящих на месте бывших посёлков. Подлипки считаются старой частью города, там сохранилось больше малоэтажных домов и зелёных островков, там же находится важнейший стратегический объект – ракетно-космическая корпорация «Энергия». Болшево отличается высотными домами, невероятным количеством торгово-развлекательных центров и кафе. Есть ещё Юбилейный – новообразовавшийся аппендикс Королёва, сочетающий в себе все признаки современного города-спутника. Есть посёлки, а также зона частных домов, точнее шикарных вилл, куда изредка приезжают отдохнуть анонимные толстосумы. Но Королёв Катулла Александровича был совсем другим.

Если бы Катулл Александрович нарисовал ментальную карту города, то он бы постарался изобразить монолитность древних поселений. Крупнейшие улицы города – Пионерская, проспект Королёва, проспект Космонавтов – представлялись ему широкими реками, информационными потоками, по берегам которых располагались многочисленные, конкурирующие между собой цехи. Дельты рек, эти зелёные улочки, переулки, проезды, тротуары, аллеи, пронизывали весь город, соединяя основные потоки и перемешивая их. Жители города балансировали на бессчётных островках, ныряли в ручьи асфальта, боролись с течениями, перепрыгивали с берега на берег. Всё в Королёве кипело и бурлило, и никакой другой город не мог бы так подходить Катуллу Александровичу, как этот.

Катулл Александрович полагал, что настоящую жизнь можно увидеть именно на улице. Тот факт, что значительную часть своего времени многие жители проводят в зданиях или в виртуальной реальности, расстраивал нашего городского мыслителя. Он считал, что тело человека и его непосредственное окружение можно использовать гораздо продуктивнее, чем отвлечённую работу мозга, направленную на гигабайты информации. Проведя за свою жизнь сотни тысяч часов в кабинете у компьютера, Катулл Александрович презирал подобную работу; она казалась ему миражом, зависящим от переменного настроения тока. Не будет тока – и карточный домик рухнет: цивилизация, построенная на заряженных частицах, погибнет, а человек снова останется один на один со своим окружением. В этом Катулл Александрович видел трагедию эпохи мультиплекса. Эта эпоха позволила всем людям объединиться в единой сети, но эта же эпоха превратила их многоголосье в один сплошной бесполезный шум, на фоне которого умирало всё благородное и достойное.

Но не будем забывать, что нашего Катулла Александровича отличало умение смотреть в будущее с оптимизмом. Он верил в свои силы, верил в других людей и искренне хотел им помочь. Катулл Александрович решил вывести жителей своего города из виртуального транса. У него не было чёткого плана действий, но общую линию он наметил довольно быстро.

Глава 4. Alter ego

Стекляшку и её обитателей Катулл Александрович полюбил всей душой. Именно здесь он проводил самые приятные за день часы, разговаривая с алкашами. Он выяснил, что Сашка всю жизнь грезил о большой авиации, хотя работал простым научным сотрудником на предприятии. Он разузнал, что Михаил Иванович всегда мечтал жить на лоне природы, а ему приходилось тесниться в одной комнате с женой и тёщей. Он понял, что в Петре Петровиче погибает драматический актёр, а в Алексее Дмитриевиче – цирковой клоун.

Удивительно получается: люди живут долгие годы, не решаясь осуществить свои мечты, найти применение своим способностям, скрывая и подавляя свои настоящие стремления. Они руководствуются ложным чувством долга, пытаются соответствовать ожиданиям окружающих, ломая при этом неповторимость своего внутреннего мира. Если бы Сашка признался родным, что хочет управлять самолётом, те бы просто посмеялись над его глупыми кандидатскими выдумками. Для родных важнее был статус Сашки, а не его желания. Если бы Михаил Иванович сбежал жить в лес, его близкие немедленно обратились бы за помощью в психиатрическую лечебницу. А кто бы мог вообразить себе тихого Петра Петровича на сцене в роли Эдипа или, скажем, Ипполита? Кто бы мог представить себе, как почтенный Алексей Дмитриевич нахлобучивает клоунский нос и начинает вести себя совершенно немыслимым образом? Нет, это всё глупости, о которых стоит забыть раз и навсегда.

Но Катулл Александрович так не считал. Раз уж Катулл Александрович решил вмешаться в жизнь нашего города, то в первую очередь он должен был начать со своих друзей. Катулл Александрович полагал, что настоящий город – это его жители, а значит улучшить жизнь города можно только улучшив жизнь его населения. Если отреставрировать отдельные стёклышки одной большой мозаики, то сама мозаика не только не потеряет своей прелести, но ещё и выиграет от этого. Именно в таком маленьком, незаметном, но каждодневном улучшении жизни Катулл Александрович видел суть современности, категорический императив эпохи мультиплекса.

Катулл Александрович понимал, что человек бывает счастлив тогда, когда занимается любимым делом, и к такому положению вещей нужно неизменно стремиться, если, конечно, речь идёт не о маньяках или убийцах. Его друзья, обитатели стекляшки, точно не были ни маньяками, ни убийцами. Катулл Александрович радовался, что эти тихие интеллигенты сами сделали первый шаг к личной свободе и личному счастью, организовав, несмотря на вялые протесты родных, неформальное сообщество, постоянно собирающееся у небольшого белого магазина. Жители микрорайона привыкли видеть наших алкашей у стекляшки так же, как привыкли к деревьям, шуму машин, разбитому асфальту и мусору на дорогах. Но они не подозревали, что эти простоватые на вид алкаши стояли гораздо выше них на лестнице интеллектуального и морального развития. Жители всё так же бегали по своим мелким делам, считая свои занятия Бог весть чем мудрёным и полезным. Но бегая, они оставляли всего лишь лёгкие отпечатки своих ног в уличной пыли; стоило пройти дождю, как отпечатки исчезали, и никто не мог сказать, существовали ли они когда-то. А алкаши уже отбегали своё; они твёрдо стояли на ногах, всё глубже и глубже отпечатывая свои следы в плавящемся от их мыслительной деятельности асфальте.

В один из осенних дней, когда город уже понемногу переодевался к холодам, но ещё не спешил отдать накопленное за лето тепло, Катулл Александрович принёс к стекляшке огромный мешок с таинственным содержимым.

– Что это? – удивились алкаши. Они обступили Катулла Александровича, который с сияющим видом достал из мешка кусок потолочной плитки.

– Это твоя мечта, – обратился Катулл Александрович к Сашке. – Это твоя возможность выйти на новые просторы, открыть для себя новые горизонты. Это твой первый самолёт, который ты поведёшь прямо в королёвское небо.

– Это твоя мечта, – повернулся Катулл Александрович к Петру Петровичу и вынул из мешка небольшой блокнот. – Это твоя звёздная роль, твой шанс быть услышанным, твоя возможность заявить миру о себе.

– Это твоя мечта, – сказал Катулл Александрович Михаилу Ивановичу, доставая спальный мешок. – Стань же наследником Торо, отринь от себя материальные блага ради необыкновенного и живительного опыта.

– Это твоя мечта, – Катулл Александрович вынул пёструю шляпу и протянул её Алексею Дмитриевичу. – Твой пропуск в мир смеха и сатиры, в свистопляску жизни.

– Теперь вы можете стать теми, кем по-настоящему хотите стать, – сказал Катулл Александрович алкашам. – Главное – начать, сделать пусть и маленький, но шаг. И не останавливаться, шагать, и шагать, а если придётся, то ползти, по миллиметру, но вперёд. Только так вы сможете оправдать своё существование. Представьте, что каждый ваш день ничем не отличается от предыдущего, что вы не перебрасываете ниточку из дня вчерашнего в день грядущий. Ваша жизнь – набор слайдов, разрозненных частиц, ничем между собой не связанных и не приходящих в движение. Только эта ниточка, связывающая ваши дни, может превратить отдельные слайды в красочный фильм с завязкой, развитием действия, кульминацией, развязкой и даже эпилогом.

Алкаши восторженно слушали своего друга. Позже, когда Катулл Александрович станет персонажем литературного произведения, критики назовут эту речь «первой речью Катулла Александровича». Несчастные литературоведы во главе с марокканским учёным Гришей Батраком станут растаскивать речь на цитаты, препарировать её, вычленяя постулаты, систематизировать образы, приписывать герою непонятную теорию, искать его прототипов и двойников. Катулл Александрович, читая различные исследования, от души смеялся и вырезал из публикаций отдельные, наиболее смехотворные и нелепые, предположения литературоведов. Он даже хотел вступить в переписку с ними, но посчитал, что на это потребуется слишком много времени, а время Катулла Александровича ценится сейчас на вес золота.

Катулл Александрович превратил стекляшку в уличный клуб. Алкаши стали меньше тратиться на квинтэссенцию философии – так они называли любимую выпивку – и проводить больше времени за полезными делами. Продавщица Валентина Петровна горевала, что по утрам магазин иногда пустовал, что её верные посетители всё чаще и чаще собирались сразу у зелёного заборчика, не заглядывая к ней. Иногда, если других клиентов не было, она выходила к нашим алкашам и молча слушала их разговоры. Валентина Петровна не понимала и половины из того, что говорили алкаши, которые выражались как-то уж очень мудрёно. Продавщица чувствовала, что это очень умные, образованные люди, но больше всех ей импонировал Катулл Александрович. В нём, казалось ей, соединились воедино все те качества, которыми должен обладать настоящий мужчина: сила, ум, умение красиво говорить и модные джинсы. Нельзя сказать, что она влюбилась в него, вовсе нет, она давно была замужней матерью и даже бабушкой семейства, но её воображение, воспитанное дамскими романами, иногда рисовало ей морской берег, по которому она бежит вместе с Катуллом Александровичем, а ветер красиво развевает её длинные высветленные волосы.

Жители микрорайона долго не подозревали, что прямо у них на глазах качественно менялась городская действительность. С каждым днём стекляшка собирала всё больше и больше народу. Это были те из пенсионеров и праздно шатающегося люда, которые, прохаживаясь по дворам, вдруг замечали наших героев, занятых странными делами. Новоприбывшие сначала делали один круг большого диаметра, приглядываясь к нашим алкашам, затем второй круг, но с меньшим диаметром, а затем, мало-помалу, приближались к центру круга, заключавшего в себе основателей стекляшки. Многие из новеньких полагали, что попали на собрание собственников жилого дома, и по старой привычке начинали ругаться и требовать на ковёр представителей городской администрации. Но потом их осеняло, что обычно на собраниях не читают поэзию, не мастерят модель самолёта, не спят на газоне и не хохочут во всё горло.

Праздные зрители с удивлением наблюдали, как худощавый потрёпанный интеллигент, разложив на земле скатерть, с увлечением режет, клеит, выпиливает и раскрашивает какие-то детали. Это был Сашка, который, упустив в юности возможность стать настоящим пилотом, с лёгкой руки Катулла Александровича увлёкся авиамоделированием. Он выпиливал детали из потолочной плитки, консультировался со справочниками, раздобытыми в недрах чьего-то книжного шкафа, изучал механизм управления самолётом и вообще был на седьмом небе. Иногда кто-нибудь из новеньких или, наоборот, стареньких, какой-нибудь Петрович, подходил к кандидату и помогал ему в нелёгком деле. Сашка с радостью делился деталями и заодно своими грандиозными планами. Сашка всех уверял, что его первый самолёт, поднявшийся в недосягаемое небо, станет символом наукограда. И отныне у всех жителей страны наш город будет непременно ассоциироваться с ярко-синим самолётом, преодолевшим земное тяготение с помощью подающего надежды пилота Александра Александровича, как Сашка хотел бы в будущем называться.

Рядом с Сашкой на газоне расположился Михаил Иванович. Он поставил ультиматум жене и тёще, заявив, что до первых морозов будет жить на улице, иначе они его больше никогда не увидят. Михаил Иванович серьёзно подошёл к делу: он нашёл палатку с проклеенными швами, пухлый тёплый спальник, туристический коврик, мангал, подвесной рукомойник и фонарик. Палатку он разбил под огромным сиреневым кустом у стекляшки, рукомойник повесил на ствол ближайшей липы, мангал спрятал за огромным пнём, а всё самое необходимое для уличной жизни свалил в палатку. По выходным Михаил Иванович с независимым видом заходил домой и передавал тёще для стирки своё грязное бельё, завёрнутое в мусорный мешок, а от жены принимал свежую одежду и продуктовый паёк, который обычно содержал в себе сосиски, хлеб, овощи, печенье и несколько упаковок макарон. Жена и тёща сначала вздыхали и жаловались своим соседям на нерадивого Михаила Ивановича, но потом нашли, что в их теперешнем положении есть много преимуществ. При Михаиле Ивановиче они были лишены маленьких женских радостей, а сейчас никто не мешал им включать на полную громкость любимые сериалы, накручивать разноцветные бигуди на волосы, обсуждать последние сплетни, раскладывать пасьянс на верстаке и щеголять в неглиже. Можно сказать, что все только выиграли от переезда Михаила Ивановича.

Пётр Петрович тоже был счастлив. Катулл Александрович подарил ему блокнот со своеобычной пьесой, похожей на средневековую мистерию. Катулл Александрович сам сочинил эту мистерию ещё будучи студентом, под псевдонимом; он сплёл запутанное повествование, введя образы Иуды, древнего старика, нищего, каких-то безответственных рыцарей, Адама, Евы и множества простого люда во главе с находчивым евреем. Действие было перенесено в наше время, чтобы читатель смог прочувствовать связь времён. Катулл Александрович в глубине души гордился этой пьесой, вершиной первого периода своего творчества, и считал, что Пётр Петрович с его талантом непременно должен исполнить все роли, перевоплощаясь то в одного, то в другого персонажа. И Пётр Петрович с рвением истинного актёра принялся учить текст. Он приходил в стекляшку и декламировал с утра до вечера, принимая живописные позы и театрально размахивая руками. Он готовился к премьере, которую Катулл Александрович назначил на первый морозный день, когда Михаилу Ивановичу придётся освободить своё уличное жильё и вернуться в лоно семьи.

Но больше всех радовался Алексей Дмитриевич. Пёстрая кепка и красный поролоновый нос сотворили настоящее терапевтическое чудо: почтенный ветеран стекляшки превратился в мастера смехотворного жанра. Кто бы мог подумать, что Алексей Дмитриевич с таким изяществом может воспроизводить знаменитые никулинские репризы! Он даже стал отрабатывать свою собственную интермедию, где главный герой, скромный труженик отечественной пищевой промышленности, пытается отобедать в модном кафе и сталкивается с различными трудностями в лице официанта и менеджера. Алексей Дмитриевич ловко маневрировал, балансировал, изображал и пародировал, а потому довольно быстро снискал расположение детишек из окружавших стекляшку дворов. Каждая репетиция Алексея Дмитриевича собирала целую толпу зрителей, и все с нетерпением ждали премьеры – большого концерта, который должна была дать стекляшка. Катулл Александрович называл грядущий концерт «несанкционированной премьерой».

– Наше выступление станет праздником для всего города, – говорил он. – Нужно постараться, чтобы у нас было как можно больше публики. Но всякое массовое сборище должно быть согласовано с городскими властями, как вы прекрасно знаете. Так вот. Ничего согласовывать мы не будем! Никаких санкций от вышестоящих кабинетников я не признаю! – алкаши разразились аплодисментами. Катулл Александрович поклонился и продолжил:

– Мы осуществим наше законное право на наш город, мы дадим несанкционированную премьеру, которую будут помнить наши потомки! Её прославят в книгах, в фильмах, в журналах! Весь мир заговорит о стекляшке!