Книга: Мартовские иды. Мост короля Людовика Святого (сборник) - Торнтон Уайлдер

Автор в предисловии указывает, что ни в коем случае не претендует на историчность романа: это - фантазия на тему. Он ввел в повествование тех, кто к моменту событий уже давно умер, сведя в одном месте и времени противников Цезаря, чтобы обострить конфликт: Катона, Катулла, Клодия. Цезарь занимает умы как своих сторонников, так и противников: для одних он божество, для других - убийца свободы. Но никто не сомневается, что Цезарь уникальный и незаурядный человек.

Но не о людях в романе речь: они лишь выразители мыслей и мнений, поэтому нет ничего странного в их картонности и безэмоциональности. В письмах, записках и дневниках разных людей можно смотреть на Цезаря и предлагаемые им темы с разных ракурсов. Так, себя он считает свободным , ведь "свобода существует только как ответственность за то, что делаешь", но для Цицерона, его идеологического противника, Цезарь бежит от свободы, сосредоточившись на быстром принятии решений, чтобы не оставалось времени на размышления.

Особое место - религия. Цезарь, который к тому же и великий понтифик, считает ее вредной для государства, поскольку она превратилась в инструмент для манипулирования. Но он отмечает и еще один уровень: вера в высшие силы снимает с людей ответственность за их поступки. Тем не менее в глубине он не может для себя однозначно решить, уверен ли он однозначно, что боги лишь придуманы людьми. Такими же неоднозначными темами для него являются любовь, поэзия и его положение как диктатора Рима.

Цезарю уже все равно, но все равно можно утверждать, что за две тысячи лет с тех пор ни один из этих вопросов так и не был решен однозначно всеми. Уайлдер не ставил цели собрать в единую теорию все точки зрения персонажей. Здесь как в хорошей беседе: каждый высказался, немного подискутировали, и все разошлись - кто-то на смерть, кто-то домой.

"Как трудно, дорогой Луций, не стать таким, каким тебя видят другие. Раба держат в двойном рабстве – и его цепи, и взгляды окружающих, твердящие ему: ты – раб. Диктатора принято считать скаредным на благодеяния, безрассудным в немилости, завистливым к чужим талантам, жаждущим лести, и я теперь не десять, а двадцать раз на день чувствую, как до всего этого опускаюсь, и вынужден себя одергивать."

Ко всему прочему я осталась в восхищении от образа Клеопатры, и от того как автор совсем кратко, в паре абзацев раскрыл "сущность" других известных исторических личностей из окружения Цезаря. Про душераздирающий финал и про то сколько интересных мыслей я почерпнула из романа даже упоминать не хочется. Слишком много пришлось бы писать.

"Факты можно опровергнуть; их можно перетолковать, а предположения не так-то легко отбросить. История, которую мы читаем, как правило, лишь цепь предположений, прикидывающихся фактами."

Итого: Всего лишь 200 страниц романа, а я уже в рядах поклонников творчества Торнтона Уайлдера) Что же это как не настоящий талант автора?

Книга прочитана в группе "Осторожно, историки"

Но свобода существует только как ответственность за то, что делаешь. И я не мог её у них отнять, потому что они ею не обладают. Я предлагаю им все, чтобы её обрести, но, как выяснили ещё мои предшественники, они не знают, что это такое . Меня радует, что галльские гарнизоны вынесли нелёгкое бремя свободы, которое я на них возложил. А вот в Риме царит растление. Римляне научились мастерски отыскивать любые лазейки, чтобы уклониться от ответственности и ничего не платить за политические свободы. Они стали паразитировать на свободе, которой я так охотно пользуюсь - свобода принимать решения и придерживаться их - и которую я хотел бы разделить со всяким, кто взвалит на себя её бремя.

Особый восторг вызвала любовная линия романа, представленная в виде преписки диктатора с прежними и нынешними, законными и тайными дамами сердца. Среди них благородная Сервилия, мать убийцы Цезаря Юния Брута (многие современники считали Юния сыном Цезаря), расточительная Помпея, понимающая Кальпурния, и, конечно же божественная Клеопатра.
Пожалуй, не буду больше распространяться о достоинствах произведения, уверена, читатель и так их отыщет с первых страниц, а пойду дальше открывать для себя творчество несравненного Торнтона Уайлдера. Да, это была лишь историческая фантазия, но какая.

Рим полон пересудами, волнениями и словами - и эти слова выплёскиваются на стены, мостовые и бумагу. Рим пишет письма - самые разные. Пишет письма своему старинному другу Цезарь, рассказывая о едва ли не каждом моменте своей жизни, от личных переживаний до планов по обустройству государства, пишут письма его сторонники и противники. Пишут письма заговорщики, готовящиеся убить диктатора...

В "Мартовских идах" много героев, но центральной является фигура Цезаря, на которой так или иначе увязано каждое письмо. И Цезарь меня очаровал. У Уайлдера получился тонко чувствующий, живой, красиво прописанный персонаж, включённый в крайне запутанный клубок взаимоотношений. Он образованный, деятельный, в нём дивно сплетаются ум, самонадеянность, печаль, нежность к близким людям, восхищение талантами, некая нотка болезненности (эпилепсия накладывает свой отпечаток), жестокость, расчётливость и ещё без счету разных черт, которые вписаны в персонажа удивительно гармонично, несмотря на то, что порой почти прямо друг другу противоположны.

Самое интересное в Цезаре - он тонко балансирует на грани между правителем и тираном. Иногда очень трудно понять, является ли он опередившим своё время гением, чей талант и способности, чьи идеи люди пока просто не способны по-настоящему оценить - или невероятным контрол-фриком, жаждущим управлять каждым вздохом города и душащим его своей заботой. Это же, кстати, проявляется в его отношениях с женой - его явная к ней теплота соединяется с совершенным гиперконтролем, из-за чего их отношения скорее выглядят как отношения отца и неразумного ребёнка.

Клодия не менее сложна и запутана. Она сильная духом женщина, живущая так, как считает нужным вопреки молве - или сломленная и не умеющая жить иначе, неспособная на настоящие чувства? Такой герой здесь - неоднозначный, многомерный, - каждый первый, медленно прорисовывающийся из кучи записок и писем. Переписки раскрывают персонажей во взаимодействии, показывают их точки зрения на чужие поступки и характеры, и за счёт этого роман обрастает каким-то невероятным объёмом, предлагая совершенно разные взгляды на одни и те же вещи.

У "Мартовских ид" весьма нестандартная структура, к которой я далеко не сразу сумел приноровиться: книга состоит из переписок Цезаря и его окружения, но в каждой следующей части временной охват расширяется, каждая часть начинается несколько ранее предыдущей и заканчивается несколько позже. И, хотя роман опирается на реальную историю Древнего Рима, содержание писем очевидно вымышленное. Это поделка под историю, но выполненная очень старательно и любовно, так, что мне действительно очень хотелось верить в такого Цезаря - настолько он объёмен и многогранен, настолько попал в типаж "моего" персонажа. В первую очередь из-за этого центрального характера, на котором строится всё остальное, книга вышла дивного изящества и красоты.

«История, которую мы читаем, как правило, лишь цепь предположений, прикидывающихся фактами».

Никто, по сути, не знает, как было на самом деле. Даже очевидец событий не видит полной картины, его опыт ограничен его личностью, и опыт другого очевидца может быть полной противоположностью его знаний. Можно быть безумно счастливым человеком, живя при диктаторском режиме, а можно быть несчастнейшим из смертных, проживая жизнь в благополучной стране, при самом гуманном правительстве. По-своему правы счастливые и несчастные, как по-своему правы и правители, и их приближенные, и аполитичные, и оппозиционеры.

История – самое необъективное, что может быть. Оттого во всю историю человечества восхваляли тех, кто умел эту необъективность так оформить, что заставлял верить в существование единственно правильной картины. Человеческий мозг жаждет хотя бы иллюзии определенности.

Торнтон Уайлдер, человек 20 века, сумел так пересказать историю последних месяцев жизни Гая Юлия Цезаря, что ему невозможно не поверить. Уайлдер, конечно же, не претендует на истину, он прямо заявляет, что его роман – это скорее фантазия на тему, нежели полноценное историческое исследование. И все же ему веришь, веришь каждому слову – таков художественный гений.

Его «Мартовские иды» похожи на искусную мозаику, очень сложную, но при этом простую. Главная находка писателя – то, что вся история рассказывается в письмах разных исторических деятелей друг к другу. Читатель не увидит красот Рима, не насытится яркими описаниями празднеств и любовных интриг. «Мартовские иды» не предполагают отступлений. Это очень личная книга, в ней важны переживания, именно они сближают читателя с жившими более чем два тысячелетия назад персонажами.

Жизнь тут – в осколках разных восприятий. Вот главный герой книги, великий диктатор, откровенничает в дневниках-письмах, которые отправляет своему старому боевому товарищу на Крит. Он размышляет о природе власти, мучается своей «богоизбранностью», пытается найти смысл жизни и объяснить себе, что есть «свобода». Между тягостными размышлениями о бытие и диктаторских излишках он пишет любовные письма Клеопатре, которая вот-вот должна прибыть из Египта. Пишет письма и жена диктатора, и ее служанка, и известный в Риме поэт, скандальная «светская дама», историк и заговорщик. В их письмах – томление чувств, политические вопросы, желание «освобождения», безответность любви, счастье материнства, поиски богов и все остальное, что составляет основу нашей жизни. Живи эти персонажи в 21 веке, они так же бы мучились любовью и политическими сомнениями, соглашались или боролись с диктатурой, искали себя или бежали от самих себя. И из этих маленьких личных историй писатель постепенно складывает общую картину: вот он – Рим накануне смерти самого известного из его правителей! Замечательно получился у писателя сам Цезарь; тебе совершенно не хочется проверять, «правильно» ли был нарисован его портрет – настолько он убедителен! Он живой человек, вот-вот, кажется, встанет, столько в нем горячей крови. Из женских персонажей лучше всего выписана Клодия Пульхра – «светская дама», умнейшая женщина, которая умело плетет интриги вопреки всему. Клодию презирают за «распущенность», за то, что она пренебрегает мнением римского света, всякий хочет больно ее уколоть. Но Клодия, эта роковая женщина, умевшая доводить мужчин до смерти одним небрежным словом, – она всего лишь несчастный человек, заложница своего прошлого и пленница света, из которого она не может уйти. Она мстит и любит одновременно. Искренне хочется пожалеть влюбленного в нее поэта Катулла – но Клодия, как бы ее ни обвиняли, не виновна в его любовной трагедии. Она притягивает к себе несчастья, это страшный рок, это та самая судьба, о которой размышляет в своих письмах Цезарь.

Судьба – полноправный герой этой книги, если не самый главный. А второй герой, конечно же, – время. Все персонажи являются одновременно пленниками своего времени и свободными птицами времени бесконечного. Они живут в дохристианские времена; они оживают в исторических работах, в художественных произведениях, они заново обрастают плотью в головах тех, кто читает о них. В книге писатель очень красиво доказывает, что жизнь в ее обычном смысле существует лишь в головах людей. Жизнь – это смыслы, которыми мы наделяем наше существование. Жизнь – это образы, в которые мы верим. В «Мартовских идах» нет мертвых, все в них живы в той же степени, что и читатель. И как все было «на самом деле», не имеет значения – жизнь важнее. Жизнь – в новых смыслах, которыми писатель наделил свой текст.

Чтобы понять эту книгу (и, возможно, полюбить), достаточно в нее поверить. И больше ничего. И она откроет вам врата в иное – такое близкое – измерение.