Текст книги "Татьянин день"
Автор книги: Татьяна Ивлева
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Татьяна Ивлева
Татьянин день
Горящая свеча
Со стихами Татьяны Ивлевой я познакомился в 2012 году в совместной публикации на страницах журнала «ЭДИТА», издающегося в Германии. Была в её стихах безыскусная нотка горечи, пробуждающая ощущение жизни – такой неугомонный зелёный побег, не сливающийся с вычурными мраморными и гипсовыми арабесками, заполнившими окружающее пространство.
И вот теперь «Татьянин день». Название книги примечательно не только совпадением имени, но и открытой исповедальностью. Это итог прожитых дней, или, как признаётся автор в стихотворении, посвящённом известной поэтессе Ольге Бешенковской:
«свод памяти – ларец хрустальный
для праздничных и для нормальных
рабочих календарных дней
из жизни прожитой моей,
где от субботы до субботы
растёт высокий пласт работы
и беспокойства, и заботы
о каждом, Богом данном дне…»
Исповедальный характер книги подчёркивает и присутствие в ней ангелов. Певчие, бледные, отверженные – они отнюдь не хранители, но сами нуждаются в защите. Они сродни автору, ищущему опору среди хаоса бытия. Некий символ, несущий свет, надежду и гармонию. Должны же ангелы быть хотя бы в небе, если напрочь перевелись на земле… Впрочем, небо – ненадёжная опора. Если взлететь и удаётся, то «с промокшими насквозь ногами», «теряя высоту», сознавая, что «в облаках затаилась вьюга» и что «босоногой и бездомной» нет места в иной судьбе. И всё же, ангел Татьяны Ивлевой остаётся певчим даже с остуженной сквозняками головой, даже «на границе тьмы и света», хотя Эссен, где поэтесса живёт, находится в самом центре Европы, с давних пор по праву считающейся колыбелью человеческой культуры и цивилизации, донельзя обременённой этим грузом. Но дело даже не в географии, а в самосознании автора, в состоянии его души, той самой, через которую проходят все трещины мироздания. В одной из них затаилась ностальгия. Достаточно расхожая тема для эмигрантов. Однако ностальгия Ивлевой особого рода: до мельчайших подробностей вспоминает «беглянка» «казахстанскую ночь», но тоскует не от невозможности вернуться в покинутый некогда край. Да и нет сейчас такой невозможности: пересечение границ с визой в паспорте перестало быть проблемой. Всё гораздо страшнее: физическое перемещение в пространство с географическими координатами родины тоски не излечит. Потому что там больше нет отчего дома, в котором не попрекали «ни рублём и ни куском», потому что, оборачиваясь на зовущие голоса, увидишь только «пустой причал». Именно это ощущение необратимости времени, рвущего живую ткань души, более всего дорого мне в стихах Татьяны. Тем более что она по-своему мужественно и упрямо противостоит душевным невзгодам и нарастающему вокруг хаосу. И свеча на письменном столе, борясь за «душу опалённую», горит, «не жалея воска». Горит не напрасно. «Одинокая скамья в круге гибнущего сада» хотя и явственно видна, но она пока ещё не для Татьяны Ивлевой.
Да, она может декларативно заявить: «Я давно уже не верю в беззаветную любовь»… И не то чтобы лукавит при этом: Татьяна Ивлева всегда искренна и честна в своих стихах. Страждущая душа соткана из противоречий, странным образом сплетающихся и уживающихся, создавая невыдуманную жизненность. Мнимое равнодушие Лорелеи, которая, казалось бы, только и занята расчёсыванием своих длинных золотых волос сказочным гребнем да пением дивных песен, вдруг прерывается глубинным, неожиданным, полным тоски и обиды: «даже смерти твоей не желаю». А в волнах всемирного потопа не покидает мечта обрести «плот для двоих». Что ж, даже всемирный Потоп когда-то заканчивается. Поиск же истины предела не имеет.
И пока «карий конь с тяжёлой чёлкою» пьёт воду у ворот, ничего не кончено. И Татьяна Ивлева будет упрямо выстраивать гармонию мира из «хаоса обломков и теней», шептать сокровенные строки сквозь фосфорическую звёздную сеть вселенской исповедальни.
Я знаю, она будет услышана. Потому что «сердце вещее» не устаёт указывать верный путь.
Валерий Рыльцов Ростов-на-Дону,
2013 г.
«Вся жизнь, казалось, впереди…»
Есть времена, есть дни…
С.Надсон
Вся жизнь, казалось, впереди.
Всё складно, ладно и отрадно.
Все предстоящие пути
Сходились на крыльце парадном.
Не в тягость были рюкзаки
На перевалах, и казалось
Судьбой пожатие руки
В сиротском хаосе вокзала.
Воздушным шариком извне
Душа на ниточке летала,
И мало, Боже мой, как мало
Для счастья нужно было мне!
Пока парила я во сне,
Дремал на полке скорбный Надсон…
И дело близилось к весне.
Был март. И было мне семнадцать.
2006 – Эссен
Перекрёсток
На перекрёстке старый дом,
Где дверь пернатым подражает:
Взмахнув единственным крылом,
Встречает или провожает.
Знакомой лестницы пролёт —
В нём каждый звук чеканно-чёткий.
В том доме девочка живёт,
Светясь протуберанцем чёлки.
В проёме белого окна,
Как примадонна на экране,
Сирень цветущая видна —
Она щекой прильнула к раме
И смотрит, не спуская глаз,
На девочку с тетрадкой школьной,
Где ямб нежданный – в первый раз —
Возник – средь формул – самовольно.
О неумелый первый стих,
Но в нём уже судьбы примета…
Склонился, удивлён и тих,
Над ним торшер с лорнетом света.
2003 – Эссен
Времена года
Да здравствуют осень, весна и зима!
Да здравствует щедрое лето!
А также и Тот, кто – в сиянье ума —
Однажды придумал всё это.
Нужны всем на свете зима и весна,
И осень, и яркое лето.
А я? Для чего и зачем я нужна,
Дыханьем июня согрета?
Какой во мне толк? И какой во мне прок?
Песчинка, былинка, пылинка…
Тире, многоточия, ниточки строк,
Да странной судьбы паутинка.
Глядит Он из тьмы миллионами глаз,
Глядит, не давая ответа.
Он мудр и всевластен. Он пестует нас.
А это – благая примета.
Он шепчет: «Дитя, выпей чашу до дна!
Мы в тесном родстве… И запомни:
Ты так же, как все, и нужна, и важна —
Не зря вас держу на ладони…»
2006 – Рюген
«И сказал Господь, окончив дело…»
И сказал Господь, окончив дело:
– Будешь бренным, будешь тленным, тело.
Дам лишь миг земной тебе уделом.
Не войдёшь вовек в мои пределы.
А тебе, душа – ночная птица,
Дам надежду к светочу пробиться.
Научись любить, страдать, молиться —
И тогда открою дверь темницы.
2001 – Эссен
«О Ты, что слово первое сказал…»
О Ты, что слово первое сказал
И отпустил его в предел земного,
Ты – что мне свет, Ты – что мне зренье дал,
Дай острый слух – Твоё услышать слово,
Летающее эхом среди скал.
2002 – Рюген
«Всё тоньше слух и всё острее зренье…»
Ольге Бешенковской
Всё тоньше слух и всё острее зренье,
Всё злей и новоявленнее жизнь…
Где взять мне единицу измеренья,
Чтоб в эту меру душу уложить?
Язык души не выразить словами,
Но для чего-то нам даны слова —
С живучими и древними корнями,
Как вечная, бессмертная трава.
Гонцы – от человека к человеку —
Какую весть несут в себе слова?
Посланники души на вехах века,
Слова – то откровенье, то молва,
То – летопись судьбы круговорота,
То – вешний ход оттаявшего льда…
Слова, слова – начало той работы,
Какая не кончалась никогда.
2006 – Штутгарт
«Кисть рябины на белом снегу…»
Кисть рябины на белом снегу —
Поздней нежности зрелое слово.
По лыжне проторённой бегу,
Песне Сольвейг поверить готова:
Ждать всю жизнь, о себе позабыв,
Как молитву, твердить твоё имя…
Оглянуться – а жизнь позади.
Не молитвами живы одними.
Закипает метель вдалеке,
И горит, так пронзительно ярок —
Вскрытой раной на белой руке —
Запоздалый осенний подарок.
2001 – Эссен
«Не мечтается, не верится…»
Не мечтается, не верится,
Не слагается… Тоска.
А Земля по кругу вертится,
Как рулетка у виска.
Годы выстрелами щёлкают,
Целясь в жилку на виске.
Карий взгляд под рыжей чёлкою —
Револьвер дрожит в руке.
И дрожит душа-невольница,
Не повинная ни в чём,
За неё с поклоном молится
Бледный ангел за плечом.
2004 – Эссен
«Бледный ангел, мой хранитель…»
Бледный ангел, мой хранитель,
Умоляю, чуть дыша:
Посети мою обитель,
Робко крыльями шурша!
Слышу – дождь стучит по крыше,
Вижу дно луны в окно,
Но тебя мне ни услышать,
Ни увидеть не дано.
Оттого-то и не верю
И затворницей живу,
Оттого закрыты двери.
Остальное – дежа вю.
2011 – Эссен
Февраль
Февраль. Достать чернил и плакать!
Б.Пастернак
До слёз больную зиму жаль,
В душе и за порогом – слякоть.
Мне пастернаковский февраль
Велит достать чернил и плакать.
И плачу, плачу в три ручья,
Как дух февральской непогоды.
О чём? – Не всё ль равно? Ведь я —
Частица взбалмошной природы.
Переживём с ней как-нибудь
Вираж февральский високосный,
Мятежный, снежный, влажный бунт
Во мне и в воздухе гриппозном.
Наплачемся навзрыд и всласть
За все растаявшие зимы:
Они приходят, чтоб пропасть —
Белы, прозрачны, уязвимы,
Непредсказуемы, тихи,
Сродни и сумраку, и свету,
Швыряют, как снежки, стихи
Влюблённому в февраль поэту.
И голубая кровь чернил
По белой, будто снег, бумаге,
Ручью весеннему сродни,
Течёт в размашистой отваге.
Февраль 2008 – Эссен
Синдром хандры
На душе тоски пятно,
На дворе закат маячит.
Если б стукнула в окно
Клювом ласточка удачи,
Удивлённый звон стекла
Отозвался б в сердце эхом,
И тоска б с души стекла
Не слезой, но звонким смехом.
2004 – Эссен
Ода горящей свече
Похоже, о душе забыли боги,
Погрязшие в рутине вечных смет.
Но мой рабочий стол, как темпель[1]1
Темпель (в переводе с идиш «Святыня») – храм, место для религиозных обрядов.
[Закрыть] строгий —
На нём свечи сошёлся клином свет.
Свеча горела, не жалея воска,
Отпугивая тени за спиной,
Сошедшие ко мне с полотен Босха,
Чтобы в ночи расправиться со мной.
Свеча во мрак своё вонзала жало,
С бесстрашием приняв неравный бой.
То замирало пламя, то дрожало,
От мрака заслонив меня собой.
Подсвечник медный цвета купороса
Поддерживал свечу в ночном бою.
Сто тысяч лет никто так не боролся
За душу опалённую мою.
Гори, свеча, верши ночное бденье,
Тебя поставлю во главе угла —
Примером героическим свеченья
На бранном поле моего стола.
2007 – Эссен
Mea culpa
Моя вина. Зачем винить кого-то?
Ведь знала точно цену наперёд
Любви до рокового поворота,
Друзьям до чёрных адовых ворот.
Моя вина… Ну, а душа сгорала
И превращалась в пепел и золу,
Вновь из золы и пепла восставала,
Изведав цену и добру, и злу.
Не жаль не впрок растраченного злата,
Пустых надежд, изношенных в пути:
Любая дань – лишь малая расплата,
Чтоб душу опалённую спасти.
Моя вина! А ей скитаться вечно —
Изгнанницей – в беспамятстве времён.
Мгновеньем беспощадно быстротечным
Её земной удел определён.
Что станет с ней, бесплотной, за пределом
Телесного земного бытия?
Господь спасёт ли, разлучая с телом?
Жаль, суть исхода не узнаю я.
2008 – Мадрид
Сны по Фрейду
Когда из тёмной глубины
слепого океана ночи
всплывают, как медузы, сны,
светясь и голову мороча,
приоткрывая тайный смысл,
тревожа сердце, душу, разум,
неясную внушая мысль —
подспудно понимаешь сразу:
мы все в презумпции вины,
мы все по горло виноваты,
но не других – себя вини
за шанс, упущенный когда-то,
в сражении с самим собой
не отступиться и не сдаться,
и в схватке со слепой судьбой
невинным, как дитя, остаться.
Дитя… Невинно ли оно?
Скорее, просто суверенно.
Предугадать нам не дано,
какие в нём схлестнутся гены.
Там, на Всевышней глубине,
где скидок нет летам и рангам,
мои деяния ко мне
кривым вернутся бумерангом.
И в покаянье упаду
на ослабевшие колени,
чтоб в этом, не земном аду
за тот – земной – просить прощенья.
2005 – Эссен
Три ангела
Безрадостны прогнозы по весне,
И ненадёжна почва под ногами…
Виной не дождь – похоже, это с нами
Неладно что-то, как в тяжёлом сне.
Из колбы ада выплеснута муть,
Палач ночной тоски казнит удушьем.
Три ангела спасают наши души,
Рискуя в адской мути утонуть.
В Армагеддоне силится душа
Преодолеть грозу ночной химеры…
Три ангела на помощь к нам спешат:
Извечные – Любовь, Надежда, Вера.
2011 – Эссен
«В дни испытаний, смуты и сомненья…»
В дни испытаний, смуты и сомненья,
Когда судьба превратна и горька,
Господь, не дай смиренья – дай терпенья
И сохрани от власти дурака.
2002 – Рюген
Певчий ангел
Ни приюта, ни привета —
Сквозняками лоб стужу.
На границе тьмы и света
Певчим ангелом служу.
В пух и перья крылья драны.
Мрак. Вселенная в тоске.
Две запёкшиеся раны —
Вражьи метки – на виске.
Рвутся в бой, ломая лиры
И Вселенную круша,
То вервольфы, то вампиры,
То заблудшая душа…
И косит незрячим оком,
Бледен, стар и одинок,
В замешательстве глубоком —
То ли месяц, то ли Бог…
2013 – Эссен
Вместо завещания
Я завещаю золото врагам —
Пусть при делёжке загрызут друг друга!
А злейшему из них – стальной наган
С глазком «рулетки русской» – для досуга.
Сопернице – мой сказочный хрусталь,
В нём высока свинца и света проба!
Пусть ей клянутся лживые уста
В любви навек и верности до гроба.
И завещаю всем моим мужьям
Отваги – каждый сам себе подсуден.
За медный грош их дьяволу продам —
Пусть вместо дров он их в огонь подсунет.
Мой сын, меня напрасно не брани,
Тебе завещан крест работы редкой
С молитвою «Спаси и сохрани»
На языке твоих славянских предков.
Чиновникам надменным подарю,
За их бесчинства, скаредность и вредность —
От бублика российского дыру
И две дыры от брецеля[2]2
Брецель – баварский солёный крендель – закуска к пиву, эмблема пекарей в Германии; по вкусу напоминает русский бублик.
[Закрыть] – на бедность.
Я храму завещаю образа,
Чтоб, отражаясь в зеркале купели,
Их строгих ликов скорбные глаза
Вам прямо в душу пристально глядели.
Ты – вещая, мятежная душа,
Тебя я завещаю в руки Бога.
Плоха ли ты была иль хороша,
Решит лишь Он у Вечности порога.
Пророческие вымыслы стихов
Я завещаю тем, кого любила —
Весь пыл души и всю полынность слов
Для них, любимых, я в стихи вложила.
А мой довольно чопорный портрет
Я подарю знакомому поэту.
Сонета мне не посвятил поэт,
Но, может, посвятит сонет портрету.
2000 – Эссен
Татьянин день[3]3
По старой русской традиции Татьянин день отмечается в России 25-го января.
[Закрыть]
Сыну Рудольфу
Январь намёл забвения снега,
Сугробы неизбывной белизны —
То были не метель и не пурга,
То были прошлых лет седые сны.
И сквозняка незримая свирель
Из чистого, как иней, серебра,
Впорхнув сквозь щели запертых дверей,
Высокий звук держала до утра.
О милосердье пела, о добре,
О тихом благоденствии ночей,
О мальчике, согревшем в январе
Татьянин день охапкою лучей.
Белее и нежнее лепестка
Младенчески округлая ладонь
В моей ладони так была хрупка
И горяча, как жертвенный огонь.
Мне снова снится снега белизна
И флейты ностальгический фальцет…
Парю снежинкой в этих белых снах,
О лете позабыв на много лет.
25 января 2002 – Эссен
Стихи под шарманку
1
Безнадёжный, ненастный вечер.
На часах – без четверти восемь.
Странный звук – будто крутят шарманку.
Это северный катит ветер
По асфальту ржавую осень,
Как пустую консервную банку.
2
Мне снится, и снится совсем не случайно:
Из мира уходит последняя тайна.
Нордический ветер подхватит её
И в вечные льды на века закуёт.
3
Со скоростью конца света,
А может, ещё скорее,
Похожие на кометы,
Мчатся – рождаясь, старея
И умирая, люди…
Что после смерти будет?
Наперекор концу света
Ищут кометы ответа.
2005 – Рюген
«Жили-были, ели-пили…»
Жили-были, ели-пили,
у тебя в князьях ходили,
да тебя же, дуру, били,
а ты думала: любили…
Вкривь да вкось, да поперёк —
тебе, дуре, невдомёк:
тот, кто любит, тот не бьёт
и в бараний рог не гнёт,
не бранит тебя жестоко,
а совсем наоборот —
пуще, чем зеницу ока,
тебя, дуру, бережёт.
2006 – Эссен
«Мы живём – я и ты…»
мы живём – я и ты —
злым сегодняшним днём
где в тисках суеты
мы зажаты вдвоём
нет упрёков судьбе
и вопросов к ней нет
каждый сам по себе
и на всё есть ответ
нет вестей-новостей
для друзей и подруг
на развилке путей
выбран замкнутый круг
ни мираж голубой
ни привычный уют
ни былая любовь
нас уже не спасут
врозь по кругу идём
в связке будничных уз
в одиночку вдвоём
тащим каждый свой груз
2007 – Эссен
«Ушла, как яду пригубила…»
Ушла, как яду пригубила —
Лицо бескровнее белил.
Не потому что – не любила,
А потому что – не любил.
Закрыла двери осторожно,
Ключи забросила в утиль.
Уйти от прошлого не сложно,
Когда проторены пути.
1980 – Минск
Кольцо
Минуло. Прошло. В памяти остыло.
Нынче всё равно, был ли тот врагом,
Чьё кольцо в сердцах с пальца уронила,
Покидая злой, разорённый дом.
Не припомнить мне в хаосе событий
Хриплый в спину крик, бедный дом пустой…
Только звон кольца не могу забыть я —
Миг, когда кольцо бросила на стол.
2013 – Эссен
Лорелея
Налегке я покину тебя,
Ни о чём не скорбя, не жалея,
Не желая, не злясь, не любя —
Равнодушная, как Лорелея.
Я тебе ничего не должна,
От тебя ничего мне не надо.
Расквитались мы оба сполна
За экзотику рая и ада.
Разолью золочёной рекой
Волны локонов на загляденье.
Пенье дивное – знак роковой,
Не надейся, чужак, на спасенье!
Сколько их заманила на дно?
Слёз не лью, ни о ком не жалею.
Всех оплакали жёны давно,
Проклиная в душе Лорелею.
Но приблизишься ты – замолчу
И заплачу, от слёз оживая.
Бог с тобой. Ничего не хочу —
Даже смерти твоей не желаю.
2006 – Эссен
«Не жду любви, не жажду безмятежности…»
Не жду любви, не жажду безмятежности —
Слова пусты и обещанья лживы.
Лишь краткий миг внезапной, жгучей нежности
Напомнит мне о том, что чувства живы.
2008 – Эссен
Диалог
Если кто-то плачет сейчас в ночи,
без причины плачет в ночи,
он плачет обо мне.
Райнер Мария Рильке
– О чём ты плачешь, голову клоня?
– Печалюсь, что не любишь ты меня.
– О чём смеёшься – без причины, вдруг?
– Коснуться счастлив я любимых рук.
– Что ищешь с ярким факелом в ночи?
– Я к сердцу твоему ищу ключи.
– Найдёшь пустыню, гибельность песков…
– Что ж, в тех песках погибнуть я готов.
– Зачем ты хочешь голову сложить?
– Затем, что без любви не стоит жить.
2002 – Вена
Китайский мотив
Перстенёчки мне дарил,
Возвращаясь из Китая.
Дорогая, – говорил, —
Золотая.
Драгоценная моя,
Свет спасительный в тумане!
Я – моряк, а ты – маяк
В океане.
Ветер парус твой унёс.
На любовь твою колдую.
Из Китая ты привёз —
Молодую…
Китаянка молодая,
Жёлтым солнцем налитая,
Золотая, золотая —
Драгоценная.
Чёрный кофе ей варил,
Перстенёчки ей дарил,
По-китайски говорил:
– Ах, бесценная!
Ты, бесценная моя —
Свет спасительный в тумане!
Я – моряк, а ты – маяк
В океане…
2006 – Эссен
«Для тебя любовь – забава…»
Для тебя любовь – забава,
Для меня – суть бытия.
Ты – налево. Я – направо.
Оба правы – ты и я.
2005 – Эссен
«Солнце уходит на запад…»
Солнце уходит на запад,
Чтоб утром с востока прийти —
Края родимого запах
В охапке лучей принести.
Солнце приходит с востока,
На запад уходит оно —
Тонкое горло истока
Устью забыть не дано.
И не дано нам родиться
Дважды, чтоб в Божью тетрадь
Все черновые страницы
Набело переписать.
2003 – Берлин
Казахстанская ночь
Мне снится опять Казахстанская ночь,
глубокая, как океан.
Змеится река, ускользнувшая прочь —
туда, где горюет курган.
Обветренный идол курган сторожит,
и степь, что покрыта парчой
тюльпанов, у ног неподвижных лежит
ковром, приглашая на той[4]4
Той (казах.) – праздник.
[Закрыть].
Мне древний Тянь-Шань подставляет плечо,
пустыня мне стелет песок.
Спит белое солнце, что днём горячо
целует беглянку в висок.
Мне снятся скрипучие скрипки сверчков,
И звонкие гимны цикад,
фатальные игры ночных мотыльков
и частый, как дождь, звездопад.
Мне снятся горящие гривы костров
и жгучий, как лёд, водопад,
похитивший тайны несказанных слов
и сказанных, но невпопад…
Мне в душу глядит Казахстанская ночь
под плач заунывной домбры.
Приёмыш Европы, я Азии дочь —
там памяти клад мой зарыт.
Усталой рекой без оглядки бегу,
к извечному устью стремлюсь…
Но, даже когда с океаном сольюсь,
исток мой забыть не смогу.
2006 – Эссен
«Далеко у чужой кормушки…»
далеко у чужой кормушки
зверь забудет края родные
волк забудет леса и степи
рысь охоту в тайге забудет
и не вспомнит дельфин весёлый
о раздолье морей глубоких
львица что рождена в саванне
зоопарку подарит львёнка
человек же тоской томится
а тоску разжигает память
не способен края родные
он забыть за чужой оградой
ни зимой ни весной ни летом
никогда ни за что на свете
Вот и всё. На исходе осень.
В облаках затаилась вьюга.
2005 – Берлин
Гадалка
На рассвете, спозаранку
Полевых цветов нарву,
Стол накрою и цыганку
На гаданье позову.
– Разложи, гадалка, карты,
Изогни дугою бровь —
Махараджу из Джакарты
Нагадай мне на любовь.
Он – король крестовой масти,
И, поверь, сдаётся мне:
Он – потомок тех династий,
Что с богами наравне.
Род его идёт оттуда,
Где, любимец и кумир
Всех богов, светился Будда,
Прежде, чем покинуть мир.
Молвит мне в ответ гадалка,
Поведя худым плечом:
– Мне, красавица, не жалко,
Но король здесь не при чём…
Эти карты лгать не будут,
И не нужно мне монет.
Ты, бедняжка, ищешь Будду —
Свет, которого здесь нет.
2007 – Эссен
Снеговик
(Сон в зимнюю ночь)
Я надену шарф и варежки
И слеплю Снеговика —
Снеговажного товарища,
Снегонежного дружка.
Под окном моим заснеженным
Он останется стоять,
Белый танец звёзд изнеженных
Хладнокровно наблюдать.
До упаду звёзды кружатся,
Пачки белые хрустят —
В накрахмаленное кружево,
Будто в сеть, поймать хотят.
Снеговик лишь улыбается,
Верность мне одной храня.
Но молчит – и не решается
Пригласить на вальс меня.
Позабыв об осторожности,
В сердце он огонь разжёг,
И в разгар сердечной сложности
Вмиг растаял мой дружок!
Не развеять дым пожарища,
Горше дыма грусть-тоска.
Днём с огнём ищу товарища
И дружка – Снеговика.
Ах, ничто меня не радует,
Ах, никто меня не ждёт…
Вместо снега дождик падает —
Завтра будет гололёд.
2005 – Эссен
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?