Текст книги "Листая жизнь"

Цена выбора

Жила-была девочка. Она очень любила своих родителей. Но мама и папа были занятыми людьми. Им не хватало времени, чтобы заниматься с ней. «Но это ничего, – думала Она, – главное, что я люблю их!» Она изо всех сил старалась сделать так, чтобы не причинять маме с папой хлопот, ведь они много работали и уставали. В общем, была типичной «хорошей девочкой».

Когда девочка была совсем маленькой, ей казалось, что у нее идеальные родители, первые после Бога. А чуть позже стала видеть, что у них не все гладко, но не хотела признать это – ведь уже был создан Образ. И Она стала, как могла, «натягивать» этот образ на реальных родителей.

А между тем они были обычными людьми, рожденными в трудное предвоенное время, искалеченные событиями тех лет. Папа – слишком гордый, чтобы признаться в своих слабостях, выросший в тотальном дефиците любви и заботы со стороны родителей, измотанных нищетой и многочисленным потомством. Внешне сильный, заносчивый мужчина – ранимый и беззащитный подросток внутри. Мама – мягкая и теплая, добрая и заботливая. Внутри – натянутая, как струна, готовая лопнуть от напряжения/ жертва условностей и ограничений/. Два недолюбленных в детстве, обездоленных и израненных душевно взрослых человека, которые настолько поверили в «правильность» происходящего с ними, что так и не смогли за всю жизнь открыть друг другу свои души.

И девочка росла, стараясь, как могла, помочь «оттаять» своим родителям. Не понимая умом, что происходит, Душой сострадая и тому, и другому. Она пыталась сделать все для них, своих любимых, чтобы хоть как-то помочь исцелить раны, в которых они даже себе не хотели признаваться. И тот и другой ей были бесконечно дороги, бесконечно любимы.

При этом своими детскими глазами она видела фальш в их отношениях. Мама часто обижалась на папу, замыкаясь в себе. А папа, не наученный родителями, что значит быть мужем, отцом, тоже закрывался в своей раковине, постепенно все дальше отдаляясь от мамы духовно.

Девочка чувствовала, что родители страдают рядом друг с другом. Ее маленькое сердечко плакало по ночам, не находя возможности помочь дорогим ей людям. Однажды Она поняла, что предстоит сделать выбор между мамой и папой: что-то произошло, какая-то нехорошая ссора. Мама кричала на папу, а он как будто сжимался и становился все меньше.

И вся сила женской любви Девочки встала на защиту мужчины. Ведь папа был ее первым Мужчиной, ее Богом, защитником, оплотом ее безопасности! Душа рванулась к нему, чтобы защитить, обнять, успокоить. Но другая ее часть закричала: «Нееет!!! – я предаю свою мать! Я должна быть солидарна с ней, я должна любить маму, и сохранить с ней самые лучшие отношения. Иначе куда я пойду со своей болью, своими обидами, когда мне будет плохо?! Кто выслушает меня и погладит по голове, кто успокоит на своей груди?!» – и Девочка заплакала от самого большого душевного горя, какое только могло быть: от необходимости выбирать между дорогими людьми.

Она выбрала: любовь к маме и жалость к отцу. Но выбор достался слишком большой ценой: любовь к маме была отравлена чувством обиды и негодования на нее (хотя чувства эти поселились так глубоко, что никто и никогда бы не смог распознать их).

А жалость к папе дискредитировала в его лице всех мужчин. И девочка, «отказавшись» от любви к отцу, закрыла все пути для проявления любви к мужчинам вообще. Она заботилась о маме, поддерживала и любила, одновременно страдая от того, что неосознанно осуждает ее за отца. Она жалела отца и как умела, наполняла своим теплом, боясь признаться даже себе, что это и было проявлением любви к нему. Она готова была отдать и тому и другому кусочки себя, лишь бы им было хорошо.

По сути, Она так и сделала. Потому что всю свою дальнейшую жизнь старалась «быть похожей на маму», но прожить жизнь по другому сценарию. И это была не самая удачная ее идея. Пазлы не подходили друг к другу, узор жизни получался кривым и размытым.

…И лишь много лет спустя, пройдя долгий путь разочарований и ошибок, девочка наконец разрешила себе честно посмотреть на тот далекий выбор и признать его. Простить себя, отпустить обиды на родителей. Признать их силу, право жить и совершать свои ошибки. Согласиться с тем, что и тот, и другой ни в чем не виноваты, и конечно же, можно любить их обоих, не выбирая. И Она наконец вздохнула с облегчением: родители – не Боги, они не должны быть идеальны. А ей можно просто любить их!

Украденное время
(почти подлинная история о подлинной любви)

Жили – были на свете мужчина и женщина. Жили не богато и не бедно, как многие жители их маленького городка. Это был странный город, нелепый и даже жестокий. В нем были правила: все жители обязаны были работать на заводах и фабриках. Тех, кто не работал, наказывали, лишая свободы.

Работать – не совсем то же самое, что трудиться. Когда люди трудятся, это приносит им радость и удовлетворение: ведь они делают то, что нравится и получают удовольствие от этого. А вот работа мало кому доставляет удовольствие, немногие могут этим похвастаться.

Люди ходили на работу, чтобы получить деньги за свой труд и купить продукты и необходимые вещи, но мало кто был по-настоящему счастлив в этом городке.

И вот однажды родилась у этих людей дочка, Машенька. Маленькая, хорошенькая, нежная. С радостью пришла она к своим родителям, в предвкушении любви и заботы. Душа её знала, что только эти чувства помогают человеку быть здоровым и счастливым.

Но она и предположить не могла, что город, где жили мама с папой, давно уже заколдован злым волшебником, и нет в нем времени для нежности. Опешила Машенькина Душа, да делать нечего: назад дороги нет. Всего лишь месяц позволили ей быть рядом с мамочкой, а потом разлучили: маме нужно было работать, чтобы не попасть в темницу.

Затосковала Машенька: так долго тянулось время без мамы, будто целая жизнь проходила за день. И казалось ей, что с приходом мамы рождается она, а с уходом – умирает. Чужие, неродные люди были рядом, им непонятны были чувства малышки и было всё равно, что творилось в ее душе.

Когда она чуть подросла и научилась ходить, стала Маша пытаться догнать маму, когда та спешила по своим делам. Догнав, цеплялась за подол платья и крепко-крепко прижималась к ее ногам. Но мама, сердясь, отстраняла дочку со словами: «Некогда мне, иди к игрушкам».

Девочка подрастала, а у мамы с папой почти никогда не было времени, чтобы побыть с ней, поиграть, побаловаться. Время, которого всегда не хватало, стало самым злым врагом Маши. Оно отнимало у неё внимание и любовь родителей. Маша стала думать: как обмануть коварное время и вернуть себе родных?

И вот однажды она случайно обожгла руку. Было очень больно, горючие слезы катились по щекам, боль проникала в каждую клеточку и не давала дышать. Но случилось чудо: мама бросила все свои дела, взяла Машу на колени, целовала, баюкала, мазала руку какой-то мазью, шептала ласковые слова, и боль как будто отступила!

Маша задремала, потом проснулась, а мама всё ещё была с ней! Чуть ли не впервые за 4 года она была в полном распоряжении дочери, никуда не спеша. Маша чувствовала ее любовь, заботу, нежность. И время было не властно над ними!

Маша «усвоила» этот урок, и через некоторое время (не специально, нет!) упала, разбив колено. И снова мама была рядом, целуя, укачивая и успокаивая малышку. Но колено быстро зажило, и опять стали звучать слова: «У меня мало времени, не мешай».

Ну что же, Маша поняла, как можно справиться с этой бедой. И в ход пошла «тяжелая артиллерия»: она стала болеть. Болезнь можно было растянуть на 5—6 дней, и в эти дни мама была дома! Она садилась на кровать рядом с дочерью, клала руку ей на лоб и рассказывала сказки или тихонько пела песенки. Так происходило, когда Маше было совсем худо, но как только болезнь отступала, мама опять оставляла ее одну, занимаясь домашними делами, или вовсе уходила на работу. Маша гневалась: ведь она болела только ради того, чтобы мама сидела с ней!

И тогда девочка придумала одну хитрость, как получать внимание, не болея. Раз мама не могла найти время просто так, Маша научилась его отбирать! Когда её спрашивали о чем-то, замыкалась в себе и ничего не отвечала. Чтобы получить ответ, маме приходилось тратить довольно много времени – это давало Маше превосходство над ней. Окружающих это шокировало, раздражало, но и они невольно вовлекались в Машин сценарий: уделяли внимание и время в попытке достучаться до неё. Вот таким странным образом девочка научилась пополнять дефицит внимания к себе. (И пусть это мало походило на настоящую любовь, зато люди на какое-то время всецело принадлежали Маше, со всем своим драгоценным временем!)

Маша выросла и стала жить, применяя этот навык в отношениях с другими людьми. Чем лучше человек относился к Маше, тем сильнее она «испытывала» его, и критерием было время: «Как долго ты готов пробиваться через моё молчание? Если любишь – у тебя хватит терпения и времени, чтобы преодолеть его». Но чужим людям не хотелось тратить все своё время на Машу, они быстро отворачивались от неё, занимаясь своими делами. А Маша обижалась и замыкалась в себе ещё больше.

Были те, кто пытался дать ей любовь, внимание «просто так». Но, к сожалению, для Маши важны теперь были не сами чувства, а то количество времени, которое она могла забрать у человека. А во-вторых, то, что предлагалось просто так, казалось искусственным и лживым – желаемого нужно было заслужить или добиться – это тоже было одно из правил городка, в котором выросла Маша.

Но однажды Маша, уже взрослая девушка, зашла в небольшую сувенирную лавку. На витрине лежал браслет, сделанный из прекрасных фиолетовых камней местной волшебницей, живущей недалеко от городка и иногда посещающей его ради интереса.

Браслет был необычен: в полумраке лавки камни светились фиолетовым цветом разных оттенков, сияние отражалось от стен и перетекало на пол, потолок. Вся лавка будто была наполнена этим загадочным светом. Конечно же, Маша не удержалась и купила его: она теперь тоже ходила на работу, за которую ей платили деньги, и могла позволить себе такой подарок!

А дома, глядя на себя в зеркало и любуясь игрой света, проходящего через грани камней, вдруг вздрогнула: отражение в зеркале, которое тоже восхищалось обновкой, стало расплываться, и Маша изумленно увидела, что оно состоит из нескольких фигур. Фигуры были очень похожи на неё, и в то же время разительно отличались.

– Вот одна: маленькая сгорбленная старушка с личиком трехлетней девочки, капризно сложила губки и смотрит исподлобья: «Ничего не скажу, хоть убей!».

– Вот толстая неуклюжая девочка лежит на кровати в ожидании, когда кто-нибудь подаст ей стакан воды, стоящий на прикроватном столике.

– А вот ее противоположность – худенькая длинноногая женщина с гримасой недовольства закуталась в плед, как гусеница в кокон, и обиженно отвернулась от своих «соседок».

– Батюшки, неужели я так себя веду?! – ахнула Маша, всматриваясь в своих «тройников».

И будто пелена спала с её глаз: поняла Маша, что сама себя наказала, затаив обиду на маму с папой и не радуясь тем редким моментам, когда родители дарили ей своё внимание. Поняла: всё, что делали они – делали так, как могли, как позволяли им правила городка, не ими придуманные, но неукоснительные. Но все действия и намерения их всегда были наполнены одним: любовью и заботой.

Поняла и заплакала, и растаял лед на сердце, и наполнилось оно силой любви настоящей, и смыла эта любовь все обиды и горечь, накопленную за много лет. И раскаялась Маша, попросив прощения у мамы с папой, простила себя за странное своё поведение, и увидела, как все отражения в зеркале повернулись друг к другу, обнялись и слились в единое – здоровое, счастливое. Улыбнулась себе Маша, вздохнула с облегчением, погладила с благодарностью браслет диковинный, да с той поры научилась видеть любовь в истинном свете, чувствовать в словах, вдыхать всем сердцем без страха, что не хватит ей времени.

А молодая волшебница, улыбнувшись, взяла в руки камни, чтобы сплести новый браслет: вдруг пригодится еще кому-то.

Марьюшка-голубка

Давным-давно в одном селе жила большая дружная семья. Жили небогато, были в селе семьи богаче и знатнее их. Домишко их был хоть и чистеньким, опрятным, но явно маловат для такой семьи. Бабушка, дедушка, мать с отцом да восемь детей – вот какая семья размещалась под крышей старенького дома!

Но никто никогда не жаловался. Садили огород, содержали козу да десяток кур – на большее не хватало возможностей. Окрестные земли принадлежали местному помещику, а своей земли было немного. Так и перебивались: где-то обменяют урожай на ткань для одежонки, где-то – на свой труд. Впрочем, так жила не одна их семья.

Помогало то, что держались они друг за друга, слушая наказы старших. А наказы были простые: «Пока мы семья, пока вместе – не пропадем. Нужно держаться друг за друга, семья – превыше всего. Никто не поддержит тебя так, как семья, храни ей верность и преданность. Другим людям нет дела до твоих проблем и бед. Помни: здесь твой настоящий дом – здесь ты родился, здесь твое место.» И еще много в этом же духе.

Правильные слова, правильные наказы. Слушать старших, уважать их авторитет, чтить устои семьи… Да только никто не говорил, КАК это делать. (но об этом позже)

Уклад был прост: вставали до восхода солнца и ложились за-полночь. Известно: работы на селе всегда много, а в большой семье – и того больше: всех одеть-обуть-накормить. А тех, кто постарше: женить-замуж выдать – тоже сколько нужно всего, шутка ли! Сыновья приводили своих жен в отчий дом, а дочери – уходили к мужьям, но о родимом гнезде не забывали, помнили наказы отца-матери. Как могли, помогали растить младших сестер и братиков. Так и жили из века в век, держась друг за друга, порой отказывая себе, чтоб помочь «своим».

– Хорошо, – скажете вы, – правильно?!

…Пришла пора, и на красавицу Марьюшку стали посматривать соседские парни. Но отказала она одному и другому. Чего хочет, чего ждет? Девичий век недолог: подрастают младшие, не успеешь глазом моргнуть – а уже никто и не посмотрит на тебя. Но знала Марьюшка, что ох как хороша она, не каждой такая стать да красота даны! Хотелось пожить лучше, чем все эти годы. Хотелось белых калачей не только в великие праздники кушать.

И однажды сбылось ее желание, понравилась она Даниле, молодому помещику из соседнего села. Недолго думала, да и родители не против были. Сыграли свадьбу, и перешла Марьюшка к законному супругу в его просторный терем жить.

Привел Данила молодую жену в свой терем, провел по нему, показал и рассказал: где что лежит, какие у него вкусы и предпочтения. Отдал ключи от кладовых с продуктами да прочим добром: «Теперь ты тут хозяйка, распоряжайся с умом!» А сам занялся своими, мужскими, делами.

И потекли дни новой жизни. Теперь Марьюшка могла печь пироги да шаньги из белой муки каждый день, угощалась медовыми пряниками, перебирала в сундуке новые наряды, любовалась расшитыми рушниками и салфетками. Красовалась перед зеркалом и выходила на базар, одетая, будто королева.

Прошло немного времени, и в сердце молодой жены заскреблась тоска: «Я тут как сыр в масле катаюсь, а родные не каждый день молоко с хлебом отведать могут. Не по-родственному это, не по-справедливости». И стала наша Марьюшка потихоньку от мужа добро в отдельный сундучок складывать: испечет десять пирогов, три из них в сундук припрячет. Принесет с базара корзину яиц, десяток «своим» отложит. Благо, муж никогда не считает, доверяет супруге. И домой наведаться не запрещает: понимает, что скучает она по родным.

Так и повелось. Да только не подумала горемычная, что муж ее потому в помещики выбился, что дураком никогда не был. Через год обнаружил он, что хозяйка его у своего же мужа приворовывала…

Что случилось потом, спрашиваете? – Нет, не выгнал он ее из дому, потому как ждали они ребеночка, первенца. И не обижал, ни в чем не отказывал – любил сильно. Но свободы лишил: ключи от кладовых забрал, одной в гости к родне ездить запретил – только вместе, да по великим праздникам. И продукты из кладовых сам на кухню ей приносил: ровно столько, сколько нужно было, чтоб семью накормить. А если гостей ждали – чтоб стол щедрый накрыть. И за каждый фунт муки спрашивал.

А Марьюшка-то, как родила сыночка, не оправилась, заболела. И через три годочка умерла, горемычная. И счастья не изведала: обида в ней сильная поселилась на мужа, что отказался помогать ее семье…

Белый голубь взвился в небо, плачет молодой Данила, прижимая к груди кудрявую голову трехлетнего сына… А голубь уж к небесному Отцу в горницу влетел, ударился грудью об пол и стал Марьюшкой, духом ее бестелесным.

– Почему, скажи отец мой, получилось так: я ведь чтила все родительские заповеди и наказы их прилежно исполняла: как могла, помогала родным своим, чтоб не только мне было сытно есть. А супруг не захотел понять меня. Почему болезнь так скоро свела меня в сырую могилу?

– Душа моя, – был ласковый ответ, – сама ты разобраться должна в своих вопросах, не судья я тебе, а лишь Истины источник. Коль захочешь – сама зачерпнешь ее, а нет – в заблуждениях еще не одну жизнь проведешь.

– Что же делать мне, дай совет иль намек, чтоб понять, в чем ошибалась я?

– Не спеши, а тихонечко посиди, посмотри на благодать, что вокруг. Отпусти мысли все, настройся на музыку Любви. Ты услышишь ее, коль чисты будут помыслы, и тогда все ответы увидишь сама, – и Господь удалился, легонько ладонью своей проведя по плечам той, что пришла за ответом к нему.

Много времени прошло, мало ли – то неведомо мне.

А Душа-Марьюшка всё сидела, глядя вдаль, вниз, туда, где видела она всю семью свою на Земле. Как растут дети, как меняются времена года. Наблюдала за ними, вспоминая наказы родителей своих. Всем сердцем понять желая, отчего же случилось не так, как хотелось ей на Земле?

Тихие вздохи порой из груди вырывались, или слезы текли по щекам, превращаясь в дождинки, что каплями падали на родную землю. Вместе с ними все легче и светлей становилась Душа. Все прекраснее музыка сердца ее становилась.

Будто книги страницы, листала она временные листы. Неземные буквы складывались в слова и истории тех, кто называл себя прародителями ее. И видела Марьюшка-Душа, как медленно и незаметно для них искажались по умыслу злому, не ими замышленному, те устои и истинные знания, что были изначально в роду. Как правильные, мудрые знания об отношениях поколений меняют смысл, оставаясь с виду благочестивыми и неизменными. А всего лишь были изъяты отдельные элементы из них, и Истина превратилась в кривду.

Увидела Марьюшка, что почитание и уважение не должны быть подобострастными и бездумными. Что старший не значит – самый мудрый. Что Старшие рода когда-то, давным-давно, снимали с себя полномочия авторитетов для своих детей и отпускали их в самостоятельную жизнь. Что не опекали их до самой своей смерти, а общались, как с равными, а то и как с более мудрыми. И не висели дети на шеях рода своего, а повзрослев, брали на себя ответственность за жизнь свою и уходили в любви и благодарности к родителям, а не в ожиданиях и претензиях.

Все заветы, что внушали ей в детстве, верными были, но исказили их смысл, и уже не силу они в себе несли, а убеждения, что человек слаб и не сможет прожить без кого-то. Забывали дети о силе своей и камнем повисали на родителях. А родители, в заблуждениях тоже рожденные, в страхе перед старостью, цеплялись за детей, превращая в рабов для себя: ведь чем больше детей было в доме, тем легче было землю вспахать и засеять, собрать урожай…

И девушек выдавали замуж из расчета, что принесет она в дом прибыль от мужа обеспеченного и накормит голодных сестер и братьев. И увидела Марьюшка, что не любила она супруга своего, а за его счет пыталась свой род прокормить. А когда запретил он, разозлилась, и злость та извела ее. Не любя, не смогла благодарностью ответить ему. Не заметила, как обман отнимает здоровье и силы ее.

Прошло еще время, и встала Душа-Марьюшка перед Отцом своим Небесным.

– Поняла я, отец мой, в чем заблуждались родители мои и родители их. Поняла, что силен человек, когда признает свой род, почитает его, становится проводником родовых энергий, но не принадлежит ему. Когда старшим благодарность свою выражает за жизнь. Уважение же в том проявляет, что сам за себя отвечает, давая родным свободу, чтобы не тянули его на себе. Когда строит семью свою не из страха, корысти иль зависти, а в любви и сердечности, находя интересы взаимные.

Когда мужу иль жене своей благодарен за то, что в союз согласились вступить с ним и жизнь вместе прожить. Когда замуж выходит иль женится не за тем, чтоб спасенным быть. А за тем, чтоб любимому радость дарить, раскрываясь навстречу ему, чтобы вместе расти, познавая Любовь, чтоб на пике любви дать возможность родиться еще одному. Чтобы в нем продолжение рода увидеть, и передать все лучшее, что сами успели увидеть друг в друге.

– Что же, Душа, ты благое сейчас привнесла в род свой, – ответил Отец, – ты достойна того, чтоб вернуться в семью, и начать все сначала…

– Сначала?!

– Да! Вернись же и стань снова Марьюшкой, будто и не было жизни той, где ты умерла. Но сама помоги себе переродиться, ступай…