Текст книги "Будущее университетов"

Татьяна Львовна Клячко, Владимир Александрович May
Будущее университетов

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации

1. Глобальные тренды

В мировом образовательном сообществе активизировалась дискуссия о будущем университетов. Если лет пять-десять назад обсуждались реформы всей системы образования, при этом акцент нередко делался на школе, большое внимание уделялось качеству образовательных услуг и механизмам его обеспечения, то теперь речь прежде всего идет о судьбах университетов. Дискуссия о школах не прекратилась, но профессиональное образование явно стало одной из ключевых тем в современной дискуссии в мире. Причины этого, по-видимому, отражают ряд системных трансформационных процессов, которые запустил глобальный экономический кризис. С одной стороны, уже в предыдущие два десятилетия развития постиндустриального (или информационного) общества сформировались новые требования к системам образования, существенно отличные от того, что считалось нормой в классическом индустриальном обществе XIX–XX вв. С другой стороны, новые контуры мировой экономики и политики, которые формируются в настоящее время[1]1
  О ключевых характеристиках глобального кризиса и его влиянии на формирование новой экономической и политической модели см.: [Мау 2009].


[Закрыть], ставят и новые задачи перед организацией рынка труда и, соответственно, профессионального образования.

Кризис или окно возможностей?

За последние десятилетия мы стали свидетелями бума высшего образования, когда возникали новые высшие учебные заведения и росла конкуренция между старыми и новыми университетами, быстро увеличивались студенческие контингенты. Однако количественный рост не мог не сказаться на качестве. И эта ситуация ставит на повестку дня более сложный вопрос – о принципиальной модели высшего образования будущего. Все реже задаются вопросы, какие университеты будут преимущественно развиваться – исследовательские, предпринимательские или преподавательские. Все чаще речь идет о том, способны ли существующие модели высшей школы к развитию в принципе. Таким образом, кризис образования, начало которого обозначил Ф. Кумбс в середине 1960-х гг., плавно перетек в кризис высшего образования [Кумбс 1970].

В его основе, как считается, лежит с одной стороны взрывной рост издержек университетов, а с другой – быстрый выход высшего образования в Интернет, что существенно удешевляет процесс обучения. Одновременно это делает доступным качественное (и, соответственно, очень дорогое) образование практически для каждого, кто сможет в силу имеющихся у него способностей (развитых или неразвитых дошкольным и/или школьным образованием, а также самообразованием) адекватно воспринять поступающую к нему информацию, получить не только желаемые знания, но и навыки (компетенции), необходимые для практической деятельности.

Вместе с тем происходит размывание границ формального образования, вершиной которого всегда являлись университеты, идет практически постоянное и плохо регулируемое разрастание сфер неформального и информального образования. На первый план выходит задача сертификации знаний (компетенций), полученных вне системы формального образования. Другими словами, возникает потребность формализации (легитимации) неформального и информального образования.

Это снятие границ (реальное или только прогнозируемое) уже само по себе становится элементом кризиса, переживаемого системой высшего образования. Неформальное и информальное образование благодаря интернет-технологиям становятся реальным конкурентом университетов, поскольку могут предоставить образование достаточно высокого качества, но дешевле, чем это делают современные высшие учебные заведения, при этом аудитория, вовлеченная в процесс обучения, будет значительно большей.

Аналогией происходящих перемен в высшем образовании стал сход лавины: она еще ползет по склону, но скорость все увеличивается, и скоро эта лавина перемен может похоронить под собой красивые здания современных университетов[2]2
  Доннелли К., Ризви С., Барбер М. Накануне схода лавины. Высшее образование и грядущая революция // Вопросы образования. 2013. № 3. С. 152–229.


[Закрыть].

И никто, обсуждая будущее университетов, почему-то не вспоминает о тех колоссальных изменениях, которые за два последних века произошли в системе образования. Еще в середине XIX в. в ведущих странах мира доля населения, имеющего образование (хоть какое-то!) не превышала 20 %. Представляется, что переход к обязательному начальному, а потом и семи– (восьми– или девяти-) летнему, школьному образованию вызвал не меньшее потрясение основ образовательной системы, чем происходящие в настоящее время изменения в высшем образовании. И если говорить о финансовых затратах, то скорее всего они были сравнительно большими, чем требует новый образовательный переход. А речь идет именно о новом переходе, который в настоящее время выражается кризисом высшего образования.

Факторы турбулентности

Наступающий (а возможно и уже наступивший) кризис высшего образования все чаще связывают с быстрым ростом расходов и появлением в сети лекций ведущих профессоров ведущих университетов. Первое делает образование менее доступным, а второе – более доступным. Однако ситуация намного глубже и сложнее.

Можно выделить различные экономические, социальные, культурные, демографические и собственно образовательные факторы, которые определяют кризисное (или предкризисное) состояние современных университетов. Однако эти же характеристики можно рассматривать и как факторы модер-низационного рывка в образовании. Основными из них являются следующие:

• Повышение технологического динамизма, ведущего к росту технологической и экономической неопределенности в развитии общества. Тем самым существенным образом ограничиваются возможности прогнозирования потребностей рынка труда, что ориентирует университетское образование прежде всего на обеспечение адаптивности, то есть на развитие способностей человека в процессе своей профессиональной карьеры быстро и эффективно реагировать на новые вызовы. Это существенно отличается от образования как овладения профессией (ремеслом).

• Из неопределенности вытекает необходимость обеспечения непрерывности образования и усиления в нем возможности для студента или слушателя выбрать (строить) индивидуальную траекторию. Поэтому важнейшим показателем эффективности университета становится не только (а возможно и не столько) привлечение студентов после средней школы, сколько востребованность его со стороны тех, кто занят активным развитием своей карьеры (mid-career specialists).

• Широкий спрос на высшее образование, позволяющий говорить о переходе к всеобщему высшему образованию. Происходит рост студенческих контингентов и/или доли возрастной когорты, идущей в высшие учебные заведения, увеличение среднего возраста студенчества, особенно в развитых странах. Это происходит даже на фоне демографического спада, характерного для ряда развитых стран.

• Увеличение удельного веса работников с высшим образованием в общей численности занятых при одновременном снижении отдачи от высшего образования для выпускников университетов. Последнее естественным образом вытекает из первого – повышения удельного веса работников с высшим образованием в общей численности занятых.

• Рост издержек университетов и увеличение расходов общества (прежде всего домохозяйств, но в некоторых случаях и государства) на высшее образование. Образование в развитых странах становится все более дорогим, а это ведет и к удорожанию хорошего образования в развивающихся странах. За этим следует обострение дискуссии в обществе о необходимости повышения доли расходов на образование в бюджете и в ВВП, что приходит в противоречие с бюджетным кризисом, характерным в настоящее время для большинства развитых стран.

• Одновременно стремительно развиваются технологии образования, позволяющие повысить его гибкость, обеспечить адаптивность и снизить стоимость образования. Тем самым, напротив, повышается доступность высшего образования. Особое место здесь занимают появление и расширение курсов онлайн в программах университетов, рост самостоятельной работы студентов в общем балансе времени обучения. Все это позволяет в предельном случае сосредоточить основную массу студентов вокруг ограниченного числа лучших университетов и лучших профессоров. Перспективы этой тенденции еще не проявились в полной мере, однако уже сейчас она заставляет пересматривать некоторые важные принципы традиционной системы профессионального образования.

• Интернационализация образования и появление глобальной конкуренции за лучших студентов и лучших профессоров. Это объективно ведет к увеличению доли иностранных студентов в общей численности студентов университетов. Продолжение этой тенденции приведет к возникновению глобального научно-образовательного языка, на который в настоящее время претендует английский. (Точнее было бы говорить о возврате к ситуации единого языка. Однако если в прошлом наличие универсальной латыни было связано с ограниченностью образования узким слоем населения, то теперь единый язык становится реакцией на мощную демократизацию высшего образования.)

• Быстрый рост среднего класса, связанный с увеличением численности населения с высшим образованием, становится важнейшим результатом и одновременно ключевой детерминантой образовательных систем.

• Потребность в серьезном изменении структуры рабочих мест в связи с изменением образовательного уровня населения (в отличие от требования приведения структуры высшего образования в соответствие с потребностями рынка труда).

Эти особенности достаточно противоречивы и действуют разнонаправленно. Например, удорожание образования вполне сочетается с расширением спроса на него на все общество (всеобщее высшее образование). А последнее, в свою очередь, вполне сочетается со снижением отдачи от получения высшего образования. Перечень противоречий можно было бы продолжить. Но мы хотели бы далее рассмотреть некоторые из перечисленных факторов более подробно.

Демографический фактор, превращающийся в социокультурный

В развитых странах сокращается численность молодежи, поскольку население стареет. Но современная модель деятельности университетов сложилась в условиях, когда росло число молодых людей, и все большая их часть шла учиться в университеты. В результате демографического спада у университетов возник избыток «мощностей», поэтому они стали резко наращивать приемы, одновременно снижая требования к абитуриентам. При этом доля возрастной когорты, идущей в вузы, во многих странах превысила две трети. Это можно считать критической точкой, поскольку после нее процесс становится самоподдерживающимся – получение высшего образования превращается в социальную норму.

Если в 30-х гг. XX в. в университеты шло меньше 15 % возрастной когорты, в 1970—1980-е гг. – 25–30 %, то теперь во многих странах – 70–90 %. При этом экономические условия в этих странах могут достаточно сильно различаться, как и роль системы высшего образования в решении стоящих перед ними социальных и экономических проблем. Так, в США в университеты поступает 82 % возрастной когорты, в Финляндии – 94 %, в Южной Корее – 96 %, и одновременно в вузы идет 91 % возрастной когорты в Греции – страны с совершенно другими социально-экономическими условиями по сравнению с указанными государствами. Вместе с тем общий тренд состоит в росте доли возрастной когорты, поступающей в университеты (табл. 1).

В Китае за пять лет (с 2008 по 2013 г.) указанная доля выросла с 22 до 26 %, а общая численность студентов вузов превысила 30 млн человек. В Индии в университеты пока поступает 15 % возрастной когорты (прирост за 5 лет – 2 %), но это уже составило больше 20 млн человек. Студенческий контингент Китая и Индии, обучающийся в университетах как своих стран, так и за границей, суммарно равняется, таким образом, 50 млн, что превышает численность студентов всех стран Европы вместе взятых, включая и иностранных студентов европейских университетов.

Таблица 1. Доля возрастной когорты, поступающей в вузы в различных странах,%

Источник: Мир в цифрах, 2007,2014.

Повышение технологического динамизма

Технологический динамизм не только привел к созданию развитой системы непрерывного образования, сделал образование взрослых постоянной и непреложной потребностью, но и существенно изменил скорость, с которой должны получаться и обновляться знания, причем не только в университетах, но и на всех уровнях образования. Это привело к серьезному напряжению, поскольку образование всегда было инерционной системой, передавая от поколения к поколению не только знания и навыки, но и ценности. Ускорение в данном сегменте социальной деятельности породило и постоянно порождает впечатление эрозии ценностной основы общества и встречает сопротивление со стороны его консервативной части. Во многом современный кризис – это кризис разных скоростей развития технологической структуры экономики и самого общества. Ни общество, ни образование, в том числе высшее, не успевают за происходящими переменами. В ответ на невозможность двигаться с все возрастающей скоростью в обществе поднимается консервативная волна. Особенно остро это выражено в странах, где длительное время изменения были крайне медленными, а потом на них обрушился шквал перемен и социальных, и экономических (прежде всего это постсоциалистические страны).

Индивидуализация образования

Необходимость постоянного переобучения изменяет подход к образованию как к формальной и, что не менее важно, упорядоченной системе. Курсы требуется непрерывно обновлять или менять. Студенты начинают учиться в одних условиях, а заканчивают в других, когда требования к их знаниям и навыкам либо уже изменились, либо меняются, и переучиваться приходится, еще не закончив первоначальное обучение (фактически образование теперь можно на короткий период приостановить, но нельзя закончить). Одновременно в университетах нарастает численность слушателей, которые доучиваются и переучиваются, причем одним нужны короткие программы, а другим более длительные. Выход видится в индивидуализации образовательных траекторий, что порождает серьезные управленческие проблемы в условиях резкого повышения массовости и высшего, и непрерывного образования. По всей видимости, потребуется значительная диверсификация всей системы высшего образования, для того чтобы справиться с нарастающим разнообразием образовательных потребностей. При этом неизбежно возникнет проблема качества образовательных услуг и возможного размытия старых брендов университетов при неустойчивости брендов новых учебных заведений.

Вместе с тем университеты все больше востребованы как учебные заведения, которые позволяют продвинуть или изменить карьеру работника, имеющего высшее образование, а иногда и два, и даже ученую степень. Это порождает жесткие требования к профессуре, к обучению тех, кто учит, индивидуализации их образовательных траекторий. Занятия наукой, что часто рассматривается как выход в данной ситуации (учить будет сама научная деятельность, общение в научной среде и т. п.), вряд ли всегда позволяет решать указанную проблему. В современных условиях обучение знающего может потребовать формирования преподавательских (профессорских) команд, когда слушатель будет одновременно собеседовать со всеми ее участниками. Таким образом, в будущем (причем достаточно близком) мы можем получить инверсию: если раньше в каждый конкретный момент времени один преподаватель учил группу студентов, то вскорости группа преподавателей может обучать одного слушателя. Другими словами, может сложиться ситуация, когда профессуры станет больше (физически), чем слушателей, что потребует изменения всей парадигмы и высшего, и непрерывного профессионального образования, не говоря уже о его финансовой составляющей.

В этом сегменте полностью утратят свое значение нормативы, когда на преподавателя должно приходиться столько-то студентов. При этом могут возникнуть, как ни странно это сейчас звучит, совсем другие нормы: на одного слушателя, имеющего высшее образование, должно приходиться не более стольких-то профессоров. Естественно, что внутри одного университета будут действовать и первые нормативы, и вторые, порождая сложные организационно-экономические проблемы.

Можно возразить: и в настоящее время обучение студентов требует команды преподавателей, к профессору добавляются его ассистенты, появляются помощник(и) преподавателя. Но это не противоречит сказанному: растет не только объем информации, но и ее разнообразие, что требует (по закону необходимого разнообразия) роста числа тех, кто ее перерабатывает, в том числе в целях обучения. Но при обучении знающего речь идет о другом – о резком возрастании требований к передаваемым знаниям, которым далеко не всегда сможет удовлетворять конкретный человек. Прообразом данной ситуации является образование аспирантов, когда помимо обсуждений их работы с научным руководителем они встраиваются в научные коллективы, где в процессе конкретных исследований и ведется их обучение, при этом роль «учителя» выполняет вся исследовательская группа.

Рост издержек университетов

Одним из основных факторов, который рассматривается как главный риск для будущего университетов, является ухудшение финансовых условий их деятельности. Стоимость обучения студентов быстро растет, что не компенсируется увеличением студенческих контингентов или государственного финансирования. В Европе высшее образование еще 15–20 лет назад практически полностью финансировалось государством. В начале XXI в. на обучение одного студента, например в университете Париж-4, французский бюджет выделял 16 тыс. долл, (по тогдашнему валютному курсу), и это считалось большими деньгами. С ростом контингентов в два раза расходы, если выделять по-прежнему 16 тыс. долл, на студента, также вырастают в два раза, что уже становится весьма затратным для государственного финансирования и требует смены организационно-экономической модели высшего образования. Поэтому в конце 1990-х гг. европейские страны стали существенно изменять политику бюджетного финансирования высшего образования, а европейские университеты были поставлены перед необходимостью повысить эффективность расходования получаемых государственных средств. Одновременно существенное изменение претерпели образовательные технологии, что было связано с появлением и быстрым развитием компьютерной техники, и особенно Интернета. Оба этих процесса проявились в следующих новых тенденциях и обстоятельствах:

• Произошло резкое сокращение числа лекционных часов.

• Увеличился объем самостоятельной работы студентов.

• Повысилась роль библиотек и электронных средств обучения в учебном процессе.

• Начат переход к модульной системе организации образовательных программ, что повышает их гибкость и позволяет быстро приспосабливаться к конкретным потребностям студентов (один и тот же модуль может входить в несколько образовательных программ).

• Сокращается время университетского обучения (европейские университеты перешли на двухуровневую систему высшего образования бакалавриат – магистратура вместо пятилетнего обучения, что позволило более гибко регулировать студенческие контингенты. С учетом докторантуры (третьего уровня высшего образования) организационная схема стала выстраиваться таким образом, что на каждый следующий уровень высшего образования теперь переходит значительно меньшее число студентов, чем было на предыдущем (упрощенно данная схема стала выглядеть так: 100 % студентов обучается в бакалавриате, затем одна треть выпускников бакалавриата идет в магистратуру, из которой только одна треть выпускников поступает в докторантуру, т. е. получаем примерное соотношение контингентов по уровням высшего образования 100:33:11). Бакалавриат в большинстве европейских стран был сокращен до 3 лет, магистратура варьируется от одного года до двух, докторантура также стала включать в себя промежуточные ступени, которые позволяют получать «неполные» степени, если времени или денежных средств не хватает на прохождение полного докторантского курса (во многих европейских странах докторантура стала полностью или частично платной).

• Развитие Болонской системы в Европе также направлено на снижение финансового бремени университетов за счет концентрации ресурсов и развития сетевого взаимодействия. Фактически стали возникать пространственно распределенные университеты, когда к уникальным профессорам студенты могли съезжаться из всех европейских университетов (повышение студенческой мобильности) или профессор мог читать лекции (авторский курс) в нескольких университетах (преподавательская мобильность). Кроме того, началось формирование системы общественной финансовой поддержки университетов за счет развития университетских эндаументов и одновременно усилилась дифференциация вузов по наличию указанных фондов целевого капитала, их величине и направлениям расходования средств.

• Постепенное введение в Европе платы за высшее образование, преимущественно в виде целевых взносов, которые студенты теперь платят на каждом курсе. Так, в Великобритании сразу после начала в 1997 г. реформы Дилинга целевой взнос был установлен в £1,000 (тогда $1,650), который в 2012 г. уже вырос до £9,000 ($13,900)[3]3
  The future of universities. The digital degree. The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.


[Закрыть].

• Одновременно сокращается стипендиальная поддержка студентов из малообеспеченных семей, которая переводится в форму льготных студенческих кредитов. В той же Англии это привело к парадоксальному результату: резко сократилось число студентов из малообеспеченных семей, проживающих в университетских кампусах, они предпочли не брать кредиты, а жить дома и учиться в ближайших к их месту жительства университетах. В итоге снизилась доступность престижных университетов для этой категории студентов (это негативно отразилось на работе социальных лифтов в данной стране, а также нанесло существенный вред английским традициям, когда молодые люди, обучающиеся в вузе, не должны жить с родителями), но, что не менее важно, многие университеты потеряли значительные средства, взимаемые за проживание студентов в кампусах (а также за многие сопутствующие этому проживанию услуги), что негативно отразилось на их финансовом положении.

• Резко усилилась конкуренция университетов за иностранных студентов, поскольку их обучение в большинстве европейских стран является платным. В итоге, например, многие немецкие студенты вынуждены учиться в Австрии, так как в Германии университеты предпочитают брать иностранцев.

В США высшее образование платное, хотя система грантов и стипендий позволяет значительному числу студентов учиться практически бесплатно. Однако несмотря на развитую систему распределения затрат между участниками образовательного рынка[4]4
  См.: Bruce Jonstone. The Financing and Management of Higher Education: A Status Report on Worldwide Reforms / State University of New York at Buffalo. 1998.


[Закрыть], расходы значительного числа семей на обучение детей в университетах стремительно растут, как и растет в целом задолженность по образовательным кредитам. В престижных университетах США плата за образование достигла 40–50 тыс. долл, в год, что вкупе с расходами на проживание в кампусах становится весьма тяжелым финансовым бременем для американских домохозяйств. В результате средний класс (особенно после кризиса 2008 г., когда существенно снизилась стоимость жилья вследствие ипотечного кризиса, а под залог жилья брались образовательные кредиты) все более отчуждается от высококачественного образования, которое позволяет претендовать на высокооплачиваемую работу. Это уже привело к тому, что в ведущих университетах США начинают превалировать студенты из высших слоев американского общества, а также из малообеспеченных семей, которые получают стипендии и гранты, и иностранные студенты, которым в ряде случаев оказывается помощь международных фондов и даже правительства США. Вместе с тем положение этих университетов во многом облегчается тем, что они получают крупные заказы от американских компаний на исследования и разработки и имеют большие эндаументы. Так, эндаумент Гарвардского университета превысил 31,7 млрд долл. (2012 г.); для сравнения эндаумент Кембриджа составляет 4,3 млрд фунтов (2012 г.). В целом, как отмечают американские исследователи, студенты ведущих университетов США получают значительно большие (относительно) субсидии на свое образование, чем студенты остальных американских вузов. Тем не менее их собственный финансовый вклад в получение высшего образования весьма велик. Одновременно эти данные говорят о том, что хорошее высшее образование в США становится крайне дорогим и постепенно, как уже отмечалось, все более закрытым для молодежи из низших и средних слоев среднего класса.

Еще одной особенностью американской системы высшего образования стало выкладывание в сеть Интернет (в открытый доступ) лекций ведущих профессоров крупнейших университетов. Хотя многие исследователи считают, что появление онлайн-курсов ведет к снижению роли традиционных университетов[5]5
  The future of universities. The digital degree The staid higher-education business is about to experience a welcome earthquake. Jun 28th 2014.


[Закрыть], представляется, что это не совсем так – открытые лекции служат рекламой этих вузов. Кроме того, возникновение такого рода программ позволяет американским университетам высшей лиги «пристегнуть» к себе слушателей во многих странах, обеспечивая повышение рейтинга американской системы высшего образования в целом и привлечение в нее иностранных студентов. Несмотря на то что в последние годы доля США по численности иностранных студентов сократилась до 18 %, доля средств, которые американские университеты получают от этих студентов в виде платы за обучение, превышает 33 % всех средств, которые иностранные студенты платят в вузах других стран (доля ЕС составляет 29,3 %, доля России – 0,7 %)[6]6
  Рассчитано no: Education at a Glance. 2014. OECD, 2014.


[Закрыть] – рис. 1.

При этом получение платы за сертификацию знаний, на которую делают ставку многие американские онлайн-университеты, хотя и позволяет им зарабатывать неплохие деньги – большого значения для системы высшего образования США не имеет. Следует отметить, что появление в середине 1980-х гг. открытых университетов также сначала воспринималось как вызов традиционной системе высшего образования, но потом вписалось в нее в качестве некоторого дополнительного элемента.

В целом, как и было предсказано, в Европе и США идет интенсивное распределение (и одновременно перераспределение) издержек (затрат) на получение высшего образования между государством (бюджетное финансирование, стипендии, заказы государства на научные исследования, льготирование ставки по образовательным кредитам, погашение образовательных и/или студенческих кредитов (кредитов на сопутствующие нужды) при выборе не очень престижных мест работы или работы в отдаленных районах т. п.), обществом (гранты различных фондов, эндаументы, заказы различных фондов и бизнеса на научные исследования и разработки и др.), домохозяйствами (плата за образование и сопутствующие услуги) и собственно индивидами, получающими высшее образование (возврат образовательных и сопутствующих кредитов после начала трудовой деятельности).

Рис. 1. Доля мирового рынка образования по доходам от иностранных студентов, %

В принципе эта система распределения затрат должна была быть устойчивой, поскольку предусматривала множество источников финансирования высшего образования, а также распределение расходов во времени. Однако начавшийся в 2008 г. экономический кризис показал ее уязвимость, впрочем как и уязвимость всех остальных подсистем экономики и общества (институтов современной экономики и общества). И так же как и экономика, система высшего образования вошла ныне в эпоху турбулентности. Ощущение возникшей неопределенности в стабильном получении финансовых средств приводит, в частности, к тому, что несмотря на все механизмы защиты от коррупции и неэффективного использования поступающих в университеты финансовых и иных ресурсов (попечительские и наблюдательные советы, советы директоров, независимые аудиторские проверки и требование полной финансовой прозрачности), идет концентрация финансовых средств на определенных этажах управленческой иерархии университетов, поскольку повсеместно появилось ощущение временности процветания (см., например: [Дим 2004]). Еще одним проявлением психологии временщиков становится быстрый рост заработной платы профессуры в ущерб развитию материальной базы университетов и их инфраструктуры. Это не столько отражение важности накопления человеческого капитала (высококвалифицированных преподавателей) в высшем образовании, сколько выражение неуверенности в будущем. Другими словами, нарастание неопределенности ведет к заметному ухудшению качества управленческих решений (или выявляет нехватку профессионализма у университетских управленцев[7]7
  Здесь в принципе проявляется стремление к пролонгации предшествующих тенденций: если длительное время все было стабильно и шел рост, в том числе объемов поступающих в университеты ресурсов, то можно было не слишком наращивать управленческие компетенции. Смена тренда выявляет возникший дефицит профессионализма, который усугубляет возникшую негативную тенденцию. Это, в свою очередь, порождает негативные ожидания (теперь уже пролонгация негативных тенденций) и еще большую неэффективность в использовании ресурсов, включая рост коррупции и элементарного воровства.


[Закрыть]), в результате чего система сама лишает себя заделов в среднесрочной, не говоря уже о долгосрочной, перспективе.