Текст книги "Лабиринт Медузы"

– Поедем, красотка, кататься! – Лодка качнулась еще сильнее, принимая на себя вес того, кого Ариадна обозначила, как Олег Троекуров, гость.

– Все нормально. Не бойся. – От паники ее удерживал только этот тихий голос. И горячая ладонь. – Мы возвращаемся. Слышишь, Троекуров?! Быстро греби к берегу!

– Тебе нужно, ты и греби, а мы с Ксю хотим на остров. Ксю обещала показать мне лабиринт Минотавра.

– Медузы, балда! – В голосе Ксю слышалось веселье. А лодка все раскачивалась и раскачивалась… – Ив, ты разве не хочешь услышать семейную легенду из моих уст? Из моих уст все хотят.

– Не сейчас. – Он разжал руку. Обещал, что все будет хорошо, а сам оставил ее в темноте… Что-то загремело на дне лодки. Весла. Наверное, весла. Сейчас они вернутся на берег.

Отпустило. И дышать теперь получалось хотя бы через раз. А потом лодка качнулась, и Ника качнулась тоже. Если бы он не отпустил ее руку, она бы удержалась. Но он отпустил…

Вода была холодной. Еще холоднее, чем вчера. Дышать снова стало нечем. Ника закричала. И паника, которая сорвалась с поводка, завизжала, захохотала тысячей знакомых и незнакомых голосов. Сквозь эти вопли к Нике пытались пробиться двое: Ариадна и Иван.

– Не бойся, здесь мелко… – Сначала громкий плеск, потом прикосновения. Горячие ладони на ее ледяных плечах. – Ника, успокойся!

– Объекты. Много движущихся объектов, – журчал в наушниках голос Ариадны.

– Какие объекты, Ариадна?! – Ладони не успокаивали, и крепкие, злые объятия тоже не успокаивали. И даже дно под ногами… – Какие объекты?!

– Длина от пяти до пятнадцати метров. Скорость движения пять километров в час. Расстояние до ближайшего – сто пятьдесят метров, сто сорок пять метров…

– Ариадна! Это лодки? – Плевать на руки и на объятия! И на то, что подумают остальные, даже он. Ей страшно! Так страшно, что от страха этого можно умереть. Лечь окаменевшей статуей на морское дно и остаться там на веки вечные.

– Объекты движутся по синусоиде.

– Одушевленные? Ариадна, это одушевленные объекты?

– Не могу сказать… Недостаточно информации… До ближайшего объекта сто метров.

– Сколько их всего, Ариадна?

– Не могу сказать… Недостаточно информации… До ближайшего объекта девяносто три метра…

– Ника? Что происходит?! Про какие объекты ты говоришь? – Он кричал ей в лицо и прижимал к себе ее окаменевшее, непослушное тело. Он не понимал, в какой они опасности!

– Нам нужно выйти из воды! – Теперь уже она сама цеплялась за его насквозь промокший пиджак, тянула… Куда-то тянула. – Ариадна, в какой стороне берег?!

– Ника, успокойся. Я знаю, где берег.

Он знает, где берег, но не знает, что в воде есть нечто. Нечто размером от пяти до пятнадцати метров, движущееся по синусоиде!

– Ариадна, расстояние до объекта?

– Пятьдесят метров.

– Иван, нам нужно выйти из воды!!!

– Сорок пять метров…

– Здесь что-то есть. Что-то огромное. И оно движется к нам…

– Тридцать метров…

– Ника, это Черное море! Здесь нет акул! Здесь нет ничего крупного и опасного, успокойся.

– Двадцать пять метров… Внимание, Ника, до столкновения с ближайшим объектом…

– Выведи меня из воды!!! – Она не успокоится. Ей плевать, что здесь нет акул. Здесь есть что-то куда более опасное! И для того чтобы это понять, не нужна даже Ариадна. Она чувствует! Кожей чувствует приближение этого… невидимого. – Где этот чертов берег?!

– Пятнадцать метров…

– Все, я понял! Только не кричи так.

– Пять метров… До столкновения с объектом…

Поздно… Слишком поздно… Вот оно, огромное, невидимое, но осязаемое! Оно уже вокруг, оплетает гигантскими щупальцами… Тянет… Тянет в морскую пучину… А Иван говорил, что здесь мелко… Было мелко, пока не появилось это…

– Ника, внимание! Столкновение неизбежно!

Не столкновение… Ариадна ничего не понимает… Невозможно столкнуться с тем, что одновременно существует и не существует. С тем, что одновременно и живое, и мертвое… Скоро и она станет вот такой же…

…У нее не осталось сил на борьбу. У нее вообще не осталось никаких сил. И если бы не требовательный, скрипучий голос, она бы, наверное, давно сдалась, легла камнем на морское дно…

– Тебе не нужно с этим бороться. Ты должна принять это, впустить в себя…

Принять. Принять невидимые объятия невидимых змей. Или щупалец огромного чудовища, что тянет ее на глубину… Теперь она понимает, почему Костяной мыс назвали так, а не иначе. Это кости тех, кто перестал бороться и принял…

– Нет. Ты не такая. Ты особенная… – А голос все тише и тише. Наверное, это хорошо. Наверное, это значит, что скоро конец ее мучениям.

Она отмучается, а отец останется совсем один. Сколько он продержится без нее?

– Сдохнет и сгниет, как выброшенная на берег рыба… – Проклятый голос. Как же она его ненавидит! Его, и ту, что столкнула ее в море с обрыва.

Она не позволит! Никому не позволит решать за себя. И не умрет! Никто не умрет! Ни она, ни отец!

Решение. Всего лишь решение, а в груди снова появился воздух, и невидимые объятия разжались, отпуская со дна на поверхность, ласково подталкивая вверх. Как дельфиниха подталкивает своего детеныша.

А на берегу Костяного мыса ее ждет старуха, перебирает бусы из ракушек, бормочет что-то себе под нос.

– Вот и все, дитя. Ты доказала, что в тебе течет ее кровь. – Старуха бормочет и улыбается беззубой улыбкой. – Ты сильна. Куда сильнее, чем я была в твои годы. Но тебе нужно учиться управляться с этим…

– Управляться с чем?! – Хочется кричать. И она кричит. Поднимает к стремительно темнеющему небу лицо и орет во все горло. А с неба мертвым дождем падают мертвые птицы… Чайки и альбатросы… Прямо к ее босым ногам…

– Управляться вот с этим. – Ведьма хватает дохлую чайку за лапу, подносит к лицу, словно собирается рассмотреть получше или обнюхать. – Ты не простая рыбацкая дочь. Ты одна из нас, дочь Медузы. Ты можешь исцелить, а можешь убить одним только своим взглядом.

– Как?..

– Вот так. – Ведьма швыряет мертвую чайку себе под ноги, та раскалывается на две части, словно сделана не из плоти и крови, а из запеченной глины. – И следующий раз на месте птицы может оказаться твой отец. Хочешь для него такой судьбы, дитя?

– Нет! – Она не хочет. Она боится. Боится того, что в море. Боится старухи. Но больше всего она боится себя саму.

– Тогда оставайся со мной, пока я не решу, что ты готова.

– Зачем мне это? – Ей страшно смотреть даже на мертвые камни, чтобы не сделать их еще мертвее.

– Это сила, дитя. Пока только сила, но будут еще и знания. Иди сюда!

Старуха входит в море, не заботясь о том, что юбки ее тут же намокают, протягивает руку, издает странный звук, похожий на свист, и вода вокруг ее ног словно вскипает. Накатывает и тут же откатывается одинокая волна, а на песке остается что-то блестящее. Золотые монеты и украшения с разноцветными камешками…

– Побрякушки. – Старуха сгребает все это в подол верхней юбки. – Их очень любят люди. За них они готовы убивать. За них они могут убить даже такую, как ты. Убить или посадить на цепь… Помни об этом, дитя, и не доверяй людям. Никому из них…

…Старуха права – никому нельзя доверять. Если не убьют, то посадят на цепь. Или столкнут с лодки прямо в объятия к невидимому морскому чудовищу. Поэтому, пока еще не поздно, нужно бежать куда глаза глядят!

…Вот только глаза не глядят. Как она могла забыть?!

Ника закричала. От страха, от обиды и от отчаяния. Захотелось обратно, в видение, которое куда ярче, куда реалистичнее ее нынешней жизни. Она кричала и вырывалась, отбивалась от чужих рук, отмахивалась от чужих голосов. Ей никто не нужен! Пусть оставят ее в покое!

– Перестань! Успокойся, Ника! – Ее рывком поставили на ноги, встряхнули с такой силой, что соленые брызги с ее мокрых волос разлетелись веером во все стороны. – Мы на суше, в безопасности. Прекрати это!

В этом голосе был страх пополам с раздражением. Он боялся ее или за нее? Ника бы поставила на первое.

– …Чокнутая! – Это та, которую Ариадна называет Ксенией, а остальные просто Ксю. – Ненормальная истеричка! Да тут воды по колено! Устроила цирк! Или ты специально? А, убогая? Ты что творишь?

– Угомонись! – Теперь в голосе Ивана одна только злость. На кого он злится? Глупый вопрос. Конечно, на Нику.

– Да она психическая! Вы что, не видите? Эпилептичка какая-то! – А это тот, кого Ариадна называет Олегом Троекуровым, а Иван – Олежкой.

– И ты отвали! Вон пошел, я сказал! – И тут же уже тише, почти шепотом: – Ника, ты как?

Она никак. Она психическая и эпилептичка. Ее только что чуть не уволокло на морское дно невидимое чудовище. Она только что жила чужой жизнью и умирала чужой смертью. Не умерла – как-то выкарабкалась.

– Ника, ты меня слышишь?

– Я слепая, а не глухая. – У нее тоже получилось зло. Это хорошо. Это лучше, чем жалко.

– Отлично. – Кажется, он успокоился. И хватка его ослабла. А Нике подумалось, что если он сейчас уберет руки, она снова закричит. Завизжит с таким отчаянием, что с неба на землю попадают чайки. И те, кто сейчас с ней на берегу, тоже попадают…

Не отпустил. Какой хороший человек. Пожалуй, его единственного она оставила бы в живых. Оставила бы в живых да еще и притащила бы со дна морского разноцветных камешков. Как дрессированный дельфин. Или русалка. Дрессированная русалка – какая прелесть и какая глупость…

Мысли о русалке неожиданно помогли, отогнали и страх и злость, вернули способность рассуждать здраво.

– Все нормально. – Ника нащупала медальон, поправила в ухе гарнитуру, сказала шепотом: – Ариадна, ты здесь?

– Я слушаю тебя, Ника, – послышался в гарнитуре мягкий голос.

– Значит, водонепроницаемая, – сказал Иван с непонятным удовлетворением.

– Что ты там орала про какие-то объекты, чокнутая?! – Голос Ксю то приближался, то удалялся. Наверное, потому, что Ксю не стояла на месте. – Что на тебя вообще нашло?! Устроила представление! Тут до берега всего пять метров! Ты что, не видишь?

– Не видит! – рявкнул Иван, а Ника сжалась, сгруппировалась, готовая упасть, как только земля станет уходить у нее из-под ног. А она непременно станет уходить. Так всегда бывало, когда кто-нибудь посторонний узнавал про ее слепоту. Жадное, плохо скрываемое любопытство. Или жалость. И то и другое одинаково плохо, одинаково унизительно. И от того и от другого одинаково больно. И ноги не держат, отказываются служить, несмотря на все сеансы психотерапии – групповой и индивидуальной. Несмотря на силу воли и жалкие попытки убедить других и себя в первую очередь, что она сильная, что ей на все плевать.

– Все хорошо. – Он говорил очень тихо, и дыхание его щекотало Нике ухо. – Не волнуйся.

А ей вдруг стало обидно. Словно бы он только что ее предал, раскрыл врагам ее страшный секрет. Глупо, конечно! Но от этого обида не меньше. И снова хочется вырваться, уйти как можно дальше ото всех.

– Подождите-подождите! – Ксю нарезала круги, с каждым витком сокращая разделяющее их расстояние. Безопасное расстояние. – То есть ты хочешь сказать, что она не просто побирушка, но еще и слепая побирушка? Обалдеть! Эй, ты в самом деле слепая?!

Ударить бы. Подпустить максимально близко, а потом врезать кулаком прямо в челюсть. А потом хоть трава не расти! Конечно, ее сразу же вышвырнут из этого насквозь прогнившего эдема, но так даже лучше. Не придется больше терпеть и унижаться. Она думала, что сумеет привыкнуть, что сможет продержаться. Ради операции, ради будущего. Вот только нет никакого будущего! Так зачем же терпеть?

Ника затаилась, прислушиваясь, примеряясь. Как зверь в засаде. Ударила бы. Непременно ударила, если бы не голос в наушнике. Ариадна предала ее так же, как и Иван, – вызвала Артема Игнатьевича.

– Ника? Ника, что происходит?

– Все хорошо, – сказала она невидимому Артему Игнатьевичу.

– Ей хорошо! Скажи еще, что тебе нравится быть слепой! – Ксю не понимала, Ксю думала, что у Ники есть потребность отвечать на ее вопросы. – Да ты не просто слепая, ты ненормальная!

– Ариадна, назови свои координаты! – скомандовал Артем Игнатьевич.

– Отойди от нее, – прорычал Иван и протянул вперед свободную руку, словно готовясь оттолкнуть Ксю, если той вдруг захочется посмотреть на слепую Нику поближе. А ей ведь захочется. Им всем захочется. Предупредит ли ее Ариадна? Успеет ли предупредить? Или случится то, что случилось в воде?

Что это было? Временное помрачение рассудка? Или какой-то технический сбой? Иван прав, это Черное море, здесь нет живности крупнее и страшнее дельфинов. Или все-таки есть?

– А тебе, Серебряный, как я посмотрю, нравятся убогие! – Тот, кого Ариадна называла Олегом Троекуровым, не нарезал круги, он стоял на месте, метрах в пяти-семи от Ники. Наверное, Ариадна назвала бы точное расстояние, но Ариадна в этот самый момент сливала их координаты Артему Игнатьевичу. – А что! В этом даже что-то есть, когда баба ничего не видит! Делай с этой калекой что хочешь!

– Ника, – сказал Иван так тихо, что она едва расслышала. – Я тебя ненадолго покину. Хорошо?

Она молча кивнула в ответ. Если ненадолго, то конечно! Даже если надолго, она переживет. Она и не такое переживала.

– Пару минут, – сказал и разжал пальцы. А потом покинул, как и обещал.

И сразу стало страшно. Как будто Нику посадили в гулкую бочку, просмолили и законопатили все щели, а потом столкнули бочку в море. С Костяного мыса столкнули…

Чтобы снова не закричать, она обеими руками схватила себя за горло, сжала пальцы в тщетной попытке задушить крик еще на выдохе. А потом услышала другой крик. Кричала Ксю и, кажется, Олежка. Нет, Ксю кричала, а Олежка сипел и матерился. Длилось все это недолго, Ника даже не успела испугаться.

– Ну вот, – послышался рядом голос Ивана, и на ее плечо снова успокаивающе легла его ладонь. – Как и обещал.

– Ив, ты дебил, что ли?! Ты ему нос разбил!

– Разбил – это не сломал. Ты как, Ника?

Она хорошо. Не прекрасно, но терпимо. Вот только зря он все это затеял. Зря ввязался из-за нее…

– Молодые люди, что здесь происходит?! – послышался строгий голос. – Ника, почему ваша одежда мокрая?

А ведь мог сказать «опять мокрая». Нет, все-таки Артем Игнатьевич добрый человек. Добрый, но строгий.

– И ваша, господин Серебряный! – А вот сейчас в голосе послышалась сталь. – И что с вашим носом, господин Троекуров? – Сталь тронула ржавчина. Чуть-чуть, самую малость.

– Ничего страшного, Артем Игнатьевич! – Голос Ксю журчал горным ручейком. – Олег просто споткнулся.

– Олег просто споткнулся, а Иван с Никой просто решили искупаться? – Он им не верил. Да и кто бы поверил?

– Упали с лодки, – сказал Иван и тут же добавил: – Нечаянно.

– Так же нечаянно, как Олег споткнулся?

– Примерно так.

– Ника, все хорошо? – Он подошел вплотную, так близко, что она почувствовала аромат его одеколона.

– Все нормально. Спасибо. – Ей вдруг подумалось, что Артем Игнатьевич как раз тот человек, с которым можно будет поговорить об Ариадне. Возможно, то, что случилось в воде, на самом деле сбой программы. Возможно, программа еще не отлажена и не обкатана до конца. Тереза что-то говорила про экспериментальную модель… Или, может быть, в медальон попала вода, поэтому Ариадна повела себя так странно.

– Ничего не нормально! – Голос Ксю больше не журчал, горный ручеек сковал лед. – Вы не видели, какое представление она нам тут устроила! Кстати, Артем Игнатьевич, вы должны были предупредить нас, что на вилле «Медуза» будет жить инвалид. Мы бы как-нибудь приспособились. Уж точно не стали бы брать бедняжку с собой на лодочную прогулку. Не хочется отвечать перед Агатой еще и за нее. Хватит с нас Фины.

Было ли Нике больно от этих слов? А пожалуй, не было! Она испытала даже некоторое облегчение от того, что маски сорваны и все всё знают. Ну, может, не все, но ведь самое главное и самое страшное.

– Ника, я провожу вас домой. – Артем Игнатьевич не спрашивал, он просто ставил ее перед фактом. Ее и Ивана, который убрал руку с ее плеча и, кажется, отступил на шаг.

А на плечи Нике тут же лег пахнущий одеколоном пиджак. Снова ведь намокнет. Как в прошлый раз…

– Вы тоже ступайте, – велел Артем Игнатьевич остальным, и, удивительное дело, никто не посмел его ослушаться. Похоже, у обитателей виллы «Медуза» он пользовался таким же авторитетом, как и Тереза.

Они шли по дощатому настилу. Артем Игнатьевич тяжелой поступью, а Ника совсем бесшумно. Легко идти бесшумно, когда ты босиком и понятия не имеешь, где твои туфли. Идти легко, а вот все остальное – тяжело. Просто невыносимо тяжело…

– Что случилось? – спросил Артем Игнатьевич, крепко сжимая Никин локоть. – Вы в самом деле упали с лодки? Или было что-то еще?

На что он намекал? На то, что у нее случился очередной приступ? Или на то, что из лодки ее вытолкнули? И как лучше ответить?

Ника вспомнила про Ариадну. Вот про нее и стоит рассказать. Так будет безопаснее.

– Я упала в воду. Нечаянно.

– Нечаянно… – задумчиво повторил Артем Игнатьевич.

– Да. Просто лодка качнулась, и я от неожиданности не удержала равновесие.

– А господин Серебряный не удержал равновесие за компанию?

– Там было мелко. То есть сначала мне показалось, что глубоко, и я запаниковала. Понимаете?

– Понимаю. Любой на вашем месте запаниковал бы.

– А потом что-то случилось с Ариадной… Наверное, какой-то сбой.

– Какой сбой? – Он замедлил шаг. Ника кожей чувствовала его внимательный взгляд.

– Технический, наверное. Она стала сообщать мне об объектах в воде.

– Каких конкретно объектах?

– Я не знаю. Ариадна сказала, что они длиной от пяти до пятнадцати метров, что движутся по синусоиде, что их много и они приближаются…

Даже от воспоминаний о пережитом ужасе в коленях появилась слабость, а в голове словно зашумел морской прибой.

– Но ведь в воде не могло быть ничего такого? – Она хотела, чтобы было утвердительно, а получилось вопросительно и даже жалко.

– Не могло, – сказал Артем Игнатьевич, но не сразу, а после небольшой паузы. Этой паузы хватило, чтобы и слабость, и шум прибоя усилились многократно. Теперь он точно станет считать ее сумасшедшей. Впрочем, вполне возможно, что он так думает с первого дня их знакомства. – Но я распоряжусь, чтобы Ариадну проверили.

– Не надо! – Нике вдруг стало страшно, что у нее заберут Ариадну. Заберут и не вернут. – Сейчас она работает абсолютно нормально.

– Хорошо. – Он согласился слишком быстро. Подозрительно быстро. Все-таки с ней что-то не так, если в каждом сказанном слове ей чудится подвох. – Но я должен вас кое о чем попросить.

– Я слушаю вас, Артем Игнатьевич. – Да, слушать она умеет. И слух у нее нынче острый.

– Сейчас я отведу вас в вашу комнату, вы переоденетесь и приведете себя в порядок, а через полчаса я снова за вами зайду.

– Зачем? – Ника уже знала ответ. Чувствовала.

– Агата хочет с вами познакомиться, – сказал он все с той же задумчивостью в голосе.

– Пришли результаты анализов? – спросила она шепотом.

– Пришли.

Она не нашла в себе сил спросить, что показала генетическая экспертиза, а он не счел нужным ей об этом рассказывать. Или и сам не знал?

* * *

Ника собралась быстро. С Ариадной это было легко. Приняла душ, высушила волосы, натянула джинсы и майку, даже не стала проверять ярлычки с описаниями. Ей все равно, в какой одежде придется выслушивать приговор. Сейчас главное, чтобы Агата не отобрала у нее Ариадну. И пусть в ее дальнейшей жизни не будет инфракрасных маячков и безопасных фарватеров, она как-нибудь справится. Вдвоем с Ариадной справится.

Артем Игнатьевич ждал ее в коридоре. О его присутствии Ника узнала по тонкому аромату одеколона, а потом включилась Ариадна.

– Вы готовы. – Он не спрашивал, он утверждал.

– Я готова.

– Тогда следуйте за мной, – сказал, но под руку Нику не взял. Да и зачем, если результаты экспертизы отрицательные?

– Вы должны тренироваться, Ника. Учиться ориентироваться и выживать самостоятельно, – голос его звучал отстраненно.

Самостоятельно. Вот ключевое слово…

Дом был огромный, под его сводами жило гулкое эхо. Эхо множило и искажало звуки, пыталось сбить Нику с курса. Если бы не Ариадна, она бы не справилась, но Ариадна направляла ее мягко и уверенно.

– Вот мы и пришли. – Прежде чем толкнуть дверь, Артем Игнатьевич коротко постучал.

– Входите! – послышался приглушенный стенами и расстоянием, но все равно властный голос.

Они вошли. Сначала Артем Игнатьевич, потом Ника, остановились в центре комнаты. Нике почему-то подумалось, что именно в центре, как на арене цирка.

– Я привел ее, Агата. – В голосе Артема Игнатьевича не было ни подобострастия, ни заигрывания – одна лишь констатация факта.

– Спасибо! Ты можешь идти. – А в голосе Агаты не было вообще ничего. Даже механический голос Терезы казался более живым.

Послышались неспешные шаги, хлопнула закрывающаяся дверь.

– Подойди ко мне, девочка, – приказала Агата.

Ника подошла. Сделала сначала один осторожный шаг, потом другой и третий, а потом Ариадна мурлыкнула в наушнике:

– Агата Адамиди, хозяйка виллы «Медуза».

– Подойди ближе. Не бойся, у тебя еще есть место для маневров.

Вот только беда – подходить ближе Нике не хотелось. Ей хотелось уйти, уехать с виллы и навсегда забыть все то, что с ней здесь случилось. Или не случилось.

– Вы меня звали. – Все-таки она сделала еще несколько шагов.

– Звала. Слева, в полуметре от тебя стул. Присаживайся.

Стул Ника нашла быстро. Помогла Ариадна.

– Тебе нравится в моем доме? – спросила Агата. Вопрос оказался слишком неожиданным, настолько неожиданным, что Ника не успела обдумать ответ.

– Нет, – сказала, а уже потом пожалела о сказанном.

– Тебе нравится Ариадна? – Возможно, Агата и оскорбилась, но голос ее по-прежнему звучал ровно.

– Да.

– И ты хотела бы оставить ее себе?

– Да.

– Но при этом ты говоришь, что тебе не нравится мой дом.

– Простите.

– Не извиняйся. – Нике показалось, что Агата нетерпеливо махнула рукой. – Правильно ли я тебя понимаю, ты бы не хотела здесь оставаться дольше необходимого срока?

– Дольше необходимого не хотела бы. – Знать бы еще, что это за необходимый срок.

– Боюсь, я тебя разочарую, Доминика.

– Ника. Пожалуйста, называйте меня Никой.

Молчание длилось долго. Достаточно долго, чтобы неловкость переросла в панику.

– Хорошо, Ника, – сказала наконец Агата. – Я уважаю твое желание. Или нежелание. Но тебе придется задержаться на вилле «Медуза» на некоторое время.

– Я ваша… внучка? – Не нужно было спрашивать, само сорвалось.

– Нет. – Агата ответила без колебаний. И голос ее остался по-прежнему безэмоциональным. – Генетическая экспертиза не подтвердила нашего родства.

И никаких тебе «я сожалею»… А впрочем, о чем ей сожалеть? О том, что теперь она избавлена от вынужденной необходимости заботиться о слепом инвалиде?

– Но… – Агата сделала многозначительную паузу. Это была первая многозначительность в их странной беседе. – Но я предлагаю тебе сделку.

Ника не стала спрашивать, какую сделку. Ника ждала.

– Почему ты молчишь? – спросила Агата, кажется, с любопытством.

– А что я должна сказать?

– Ты должна согласиться со всем, что я тебе предложу.

– Я не знаю, что вы мне предложите.

Сначала она не поняла, что это за звук, и лишь через мгновение догадалась, что Агата смеется.

– Это правильный подход. Признаюсь, я бы хотела, чтобы у меня была такая внучка. Еще одна внучка.

– Но это не я.

– Но это не ты. Твоя мать мне солгала. Возможно, у нее была связь с моим сыном, но тебя она родила от другого мужчины. Кстати, я выслала ее с вилы. Разумеется, с материальной компенсацией за душевные страдания. Она уже уехала.

Уехала. И не попрощалась с Никой. Как это похоже на маму…

– А меня? Когда вы планируете выслать меня?

– После ночи большого отлива. Думаю, она наступит уже скоро.

– Можно спросить?

– Спрашивай.

– Зачем вам я?

– По большому счету, незачем. Но я вложила большие средства в обустройство твоего быта на вилле.

Да, в те времена она, наверное, еще надеялась, что Ника окажется ее внучкой. Или не надеялась, но была готова к любому исходу.

– А моим внучкам, моим настоящим внучкам нужен кто-то… – Агата замолчала, подбирая нужное слово. – Кто-то со стороны.

– Я не гожусь им в подруги.

– А никто не говорит о дружбе, Ника. Мне казалось, что ты достаточно умна, чтобы это понимать. Моим внучкам нужен противовес, кто-то, кто будет удерживать их от необдуманных поступков.

– Вы зря думаете, что я удержу их от необдуманных поступков.

– Я так не думаю. Я думаю, что ты можешь оттянуть на себя часть их внимания и энергии. Мои внучки не ладят между собой, это заметит даже слепой.

– Я заметила.

– Я не хотела тебя обидеть, Ника. Это всего лишь фигура речи. Но суть сказанного от этого не меняется. Предстоящая инициация вносит разлад в мою семью. Так всегда случается накануне ночи большого отлива. Думаешь, для чего нужны все эти гости?

– Для того чтобы разрядить обстановку.

– Отчасти. При свидетелях мои неразумные дети и внуки ведут себя гораздо сдержаннее, но темперамент…

– Вам нужна девочка для порки?

– Да, – сказала Агата. – Мне нужен кто-то достаточно сильный духом и при этом совершенно непохожий на моих внучек. Кто-то, кто сумеет послужить громоотводом.

– Вы переоцениваете мои возможности.

Ее мутило от этого разговора, от торгов, на которых она одновременно и продавец и товар. Вот только торгов еще не было. Агата до сих пор не озвучила свои условия.

– Я вижу людей насквозь, Ника. Уверена, ты справишься с возложенной на тебя миссией.

– Это очень странная миссия.

– Тереза тоже так считала много лет назад. Но если бы у кого-то хватило смелости спросить, не жалеет ли она о принятом тогда решении, он бы очень удивился. Я помню и ценю оказанные мне услуги.

– Вы умираете…

Не нужно было этого говорить. Что угодно, только не это. Что на нее нашло? Откуда это желание сделать больно?

– Умираю, – согласилась Агата. – Но пока еще я жива, и я единственная, кто принимает решения.

– Простите…

– Не извиняйся. Мои перспективы ни для кого не секрет, и меня нельзя обидеть такой мелочью, как упоминание о моей болезни. Давай лучше поговорим о тебе, о твоем диагнозе.

Ника затаила дыхание, а потом и вовсе перестала дышать.

– Я видела результаты твоего обследования, разговаривала с врачами. Скажу честно, твои шансы невелики. Но они есть. И есть вероятность, что зрение к тебе вернется. Частично…

– Частично?.. – Все-таки она сделала вдох, чтобы не потерять сознание.

– Вероятно, ты сможешь различать силуэты, отличать свет от тьмы. Согласись, это больше, чем ничего. Это даже лучше Ариадны. Кстати, Ариадна останется с тобой в любом случае, на этот счет ты можешь не волноваться.

Вот она и услышала то, что хотела услышать. Теперь можно выдохнуть.

– Ариадна очень дорогая и очень полезная игрушка, но ее может не хватить для жизни в современном обществе. Чтобы чувствовать себя нормальным человеком, чтобы жить так, как хочется, чтобы получить достойное образование, тебе понадобятся деньги. И я предоставлю тебе такую возможность. Я организую для тебя трастовый фонд. Ты знаешь, что это такое, Ника?

Она знала, поэтому лишь молча кивнула.

– А ты знаешь, кто такой Иван Серебряный? Нет, не тот юноша, в компании которого ты покинула сегодня ужин, а его отец.

– Я спрошу у Ариадны.

– Спроси. А пока я скажу лишь одно, в случае твоего согласия, господин Серебряный станет управляющим трастового фонда и твоим попечителем после моей смерти. Поверь, это человек невероятной силы и влияния и, если он будет стоять на страже твоих интересов, есть большая вероятность, что когда-нибудь уже ты сама встанешь во главе своей маленькой империи. Как тебе предложение, Ника?

Это было предложение, от которого невозможно было отказаться, и они обе прекрасно это понимали.

– Как долго? – спросила Ника. – Как долго я буду девочкой для порки?

– До тех пор, пока в этот дом не войдет новая хозяйка.

– Которую выберете вы?

– Которую выберет Медуза. – Она сказала это так просто, словно бы и сама верила во все эти небылицы про ночь большого отлива. – Кстати, Артем Игнатьевич рассказал мне про сегодняшний инцидент на пляже и про сбой в программе Ариадны… – в прохладном кондиционированном воздухе повис так и невысказанный вопрос.

– Уже все нормально, спасибо.

– А что было ненормально? – Впервые за все время их общения Агата проявила интерес. – Я хочу знать.

– Когда я оказалась в воде, Ариадна повела себя… необычно. Она предупреждала меня о приближающихся объектах.

– Каких объектах?

– Никаких. Их никто больше не видел.

– А ты?

– А я слепая.

– Но ты могла чувствовать. Что ты чувствовала, Ника? Что это было? – Голос Агаты звучал все тише, все мягче, все успокаивающе…

– Змеи. Огромные змеи. Или…

– Или?

– Или щупальца. – Пелена морока спала в тот самый момент, как Ника произнесла последнее слово. – Но на самом деле, разумеется, ничего такого не было, – сказала она решительно. Ей вдруг стало страшно, что Агата примет ее за сумасшедшую, и тогда сделке точно конец.

– Разумеется, – повторила Агата задумчиво, а потом добавила: – Ты можешь быть свободна, Ника.

Вот так, ее отсылают как прислугу. А впрочем, чем девочка для порки отличается от прислуги? Лишь тем, что ее можно ударить. Пусть не кулаком, так словом. Зато потом, когда все закончится, она сможет видеть силуэты, свет и тень. У нее будет трастовый фонд и деньги. Это ли не веский повод для того, чтобы засунуть свою гордость куда подальше и потерпеть?

– Я согласна, – сказала Ника неожиданно для самой себя. – Мне не нужна ночь, чтобы принять решение.

– Возможно, тебе и не нужна, – послышался легкий вздох и звук удаляющихся шагов, – но в отличие от тебя у меня еще есть кое-какие неотложные дела, а потом мне потребуется отдых. Иди, девочка. Завтра я пришлю за тобой.

Снаружи Нику уже ждал Артем Игнатьевич. Подслушивал или просто не хотел, чтобы она болталась одна по дому?

– Вы с Агатой все решили? – спросил с вежливым равнодушием.

– Да.

– Тогда, позвольте, я провожу вас до вашей комнаты.

Ника думала, что после всего случившегося, после разговора с Агатой этой ночью уснуть у нее не получится. Она ошибалась. Силы покинули ее сразу, как только голова коснулась подушки. Были мысли попросить Ариадну найти для нее информацию об Иване Серебряном. Об обоих Иванах, если уж на то пошло. Но мысли эти вдруг истаяли в наползающем тумане…

…Море билось в агонии уже второй день. Накатывало на Костяной мыс со страшным рычанием и отступало, унося с собой каменные валуны вперемешку с человеческими костями. Но ненадолго, лишь затем, чтобы набраться сил, подкопить ярости и снова броситься на врага. Никс стояла на берегу, босая и простоволосая, и прислушивалась к голосу моря. Прислушивалась, выслушивала обиды и угрозы. Иногда ветер доносил до нее крики и стоны. То с берега, то со стороны моря. Они пугали куда сильнее, чем ярость стихии, заставляли испуганно замирать, а потом бороться с отчаянным желанием сбежать.