Текст книги "Свечная башня"

Маршрут для пробежек был проложен еще летом, проложен и высчитан до последнего метра, до последней килокалории, поэтому туман не был для Мирославы проблемой. На местности она ориентировалась прекрасно в любых погодных условиях. Вот и сейчас ничто не предвещало дурного. Ровно до тех пор, пока Мирослава не почувствовала, что за ней следят. Нет, не следят. Кто-то крадется за ней в тумане…

Раньше она бы непременно остановилась и дождалась своего преследователя, чтобы выяснить, какого хрена он мешает ей насладиться пробежкой. Но это раньше, когда она еще верила, что самая серьезная ее проблема – это объевшийся контрабандными чипсами Вася Самсонов. Но минувший вечер и минувшая ночь изменили ее взгляды, поэтому, вместо того чтобы остановиться, Мирослава ускорилась, припустила с такой скоростью, что никакому маньяку ее не поймать. Разумеется, гипотетическому маньяку, а не настоящему!

Она мчалась как ветер, но ей все равно казалось, что она слышит тяжелое дыхание за своей спиной. Пару раз она даже оглянулась, но, разумеется, никого не увидела. Вполне возможно, что она бежала наперегонки не с гипотетическим маньяком, а с собственной обострившейся паранойей. Как-бы то ни было, а маршрут Мирослава сменила, сделав небольшой крюк по парку, устремилась обратно к главному корпусу. От греха подальше.

…Беда пришла откуда не ждали. Беда напала не сзади, а спереди, выступила черной тенью из тумана, мягко поймала Мирославу за руку. Жизнь научила ее сначала бить, а уж потом разбираться. И она ударила. Свободной рукой, изо всех сил. По всему видать, не промахнулась, потому что маньяк тихо взвыл и ослабил хватку. А вот теперь время разобраться.

– Ты, охренела?! – Голос маньяка был смутно знакомый.

Она не охренела, она просто испугалась, но рассказывать о своих слабостях противнику – это последнее дело. А противник уже выступал из тумана, обретал плоть и узнаваемые черты. Фрост собственной персоной! Все в тех же потертых джинсах, черной футболке, косухе и кожаных перчатках.

– Оригинальный способ сказать «здрасьте»! – Сам он говорил с прононсом и держался за нос. Похоже, Мирослава не просто не промазала, а попала куда надо!

– Здрасьте! – Она отступила на шаг. Просто так, на всякий случай. То, что они были знакомы с Фростом целые сутки, еще не исключало его из списка гипотетических маньяков.

– Черт, хоть бы не перелом… – На нее Фрост больше не смотрел, упивался собственным страданием.

– Зачем ты за мной гнался? – спросила Мирослава тем самым тоном, которым разговаривала с проштрафившимися подопечными.

– Я за тобой?! – Он посмотрел на нее поверх прижатой к лицу перчатки. – Окстись! Не в том я уже возрасте, чтобы бегать за первой встречной юбкой!

А ведь и правда! Не про возраст и не про юбку, а про то, что Фрост точно за ней не гнался. Он конечно сопел и пыхтел, но это было пыхтение особого рода, не от сбившегося из-за бега дыхания, а из-за разбитого носа. Сама она все еще дышала часто и сбивчиво, и пережитое потрясение было тут ни при чем.

– Тогда зачем ты меня хватал? – Мирослава почувствовала легкий укол вины. Совсем не то чувство, с которого следовало начинать день. – И вообще, что ты тут делаешь?

– Да не хватал я тебя! Больно надо. Ты летела, я хотел поздороваться, ну и решил тебя как-то… притормозить.

– Ну, ты притормозил. Ты тормоз!

– Дай-ка, посмотрю! – Он сделал шаг навстречу Мирославе, и она тут же предусмотрительно отступила. Маньяки бывают всякие. Некоторые могут казаться вполне безобидными, даже физией могут пожертвовать, чтобы втереться в доверие.

– На что ты собрался смотреть? – Говорить она старалась строго и решительно.

– Может ты снова того.

– Чего – того?! – Все-таки для маньяка он был слишком настырным.

– Зазомбовела!

– Может, тебе все-таки доломать нос? – спросила Мирослава ласково. Ее вдруг отпустило. Дышать стало легко, страхи ушли. А про нос это она так… для поддержания беседы. И он тоже как-то сразу понял, что она не со зла, поэтому даже огрызаться не стал, вместо этого сказал:

– Я приехал на работу.

– В такую рань?

– Я ранняя пташка. Смотрю, ты тоже.

– А на чем приехал? – Ей нужно быть последовательной и выяснить все до конца.

– На байке.

– Не вижу никаких байков. – Мирослава даже головой покрутила. Хотя, что ты рассмотришь в таком тумане?

– Не видишь, потому что я оставил его у ворот под присмотром охраны. Я же, в отличие от тебя, нормальный, понимаю, что люди еще спят и нечего их будить.

– Байкер, блюдущий покой окружающих! – Колкость в свой адрес Мирослава решила пропустить мимо ушей. – Вымирающий вид!

Фрост пробубнил что-то неразборчивое. Руку он по-прежнему прижимал к лицу. К чувству вины прибавилась тревога. Вдруг она и в самом деле сломала ему нос?

– Больно?

– Приятно!

– Покажи!

Он не хотел показывать, но Мирослава умела быть настойчивой.

Его нос почти не распух, но, если не приложить что-нибудь холодное, распухнет непременно. Мирослава вздохнула.

– Пойдем, – сказала она и, не дожидаясь Фроста, направилась к главному корпусу.

– К тебе? – В его голосе послышалось легкое изумление.

– Медпункт еще закрыт. Но если хочешь ходить с распухшим носом…

– Не хочу. – Он не дал ей договорить. – Меня полностью устраивает моя внешность. А кофе напоишь? – спросил, поравнявшись с Мирославой. – В знак примирения и вообще…

Она не хотела поить его кофе. Она уже успела пожалеть, что вообще пригласила его к себе. Но слово не воробей, а время еще раннее. Даст бог, никто и не заметит, что в семь утра она привечает у себя гостей. Лучше бы не заметил, потому что Славику это не понравится. Наверняка, не понравится.

Почти тут же Мирослава подумала, что Славик и сам не особо печется о ее душевном спокойствии, что только гордость не позволяет ей позвонить ему и спросить, где он, черт побери пропадает, когда конференция закончилась уже три дня назад. Гордость, а еще ум. Зачем ей ссориться со Славиком? Разумеется, ссора с ним не означает неминуемого охлаждения отношений с его папенькой. Что ни говори, а Всеволод Мстиславович разумный и расчетливый человек! Почти такой же разумный и расчетливый, как и она сама. Он умеет разделять личное и профессиональное. Но лучше бы не доводить дело до выяснений отношений, поэтому Мирослава сказала как можно тверже:

– Нет, кофе не напою!

* * *

Фрост сразу понял, что нос не сломан. В иную бытность били его по морде не единожды, нос однажды тоже сломали. Не в бою, а на тренировке. Как бы то ни было, а ощущения он помнил. Но обидно, черт возьми! Он к ней с чистыми помыслами, а она ему сразу хук левой. И рука ж какая тяжелая! А с виду не скажешь. С виду в этих своих беговых легинсах и кофтейке выглядела она не многим старше некоторых воспитанниц Горисветово. Потому что мелкая. Рост у нее какой? Метр шестьдесят, максимум. А как говорится, маленькая собачка – до смерти щенок. А Мирослава еще и злющая, как все маленькие собачки. А уродские строгие костюмы носит, чтобы казаться солиднее, не иначе. Фрост бы ни за то не поверил, что молодая девчонка, будучи в здравом уме, выберет эти бабушкины наряды вместо удобных джинсов.

Мирослава шла быстрым шагом, словно втайне все еще надеялась, что он отстанет. Но он не отстанет, он до конца будет играть на ее чувстве вины. В конце концов, это ведь не он чуть не сломал ей нос.

Она жила на первом этаже административного крыла. У Фроста и у самого имелась тут комната, если вдруг он заработается допоздна и захочет остаться в усадьбе. Горисветов был весьма любезен и практичен, думал о комфорте не только воспитанников, но и учителей. Сказать по правде, Фрост был не совсем учителем, тут он слукавил. Конечно, несколько одаренных пацанов в Горисветово имелось, и пацаны эти были не прочь припасть к тайнам двоичного кода. Но основную работу Фрост выполнял именно для администрации. Фактически, его приняли на работу сисадмином. Хорошо, что о его падении не знали интернет-дружки, а то б замучился отбрыкиваться от дурацких шуточек. Ибо грех программеру его уровня заниматься всякой ерундой в какой-то провинциальной дыре.

Комната Мирославы не шла ни в какое сравнение с его собственной. Потому что у него была именно комната, пусть и весьма комфортная, обустроенная на манер крошечной студии, а ей выделили полноценную квартиру со всем вытекающим. Стало даже немного обидно, что его, программера мирового уровня, ценят так низко.

– Разувайся тут! – велела Мирослава, сбрасывая кроссовки у порога.

Фрост послушно разулся, осмотрелся.

– А ничего хоромы! – Он старался, чтобы получилось без зависти, но, кажется, не вышло. Мирослава глянула на него снисходительно, как на какого-нибудь нищеброда, попавшего в королевские покои. И взглядом своим она еще раз подтвердила его худшие догадки. Язва обыкновенная – вот кто она такая!

– Можешь взять из морозильной камеры что-нибудь холодное, а я в душ, – сказала она.

– Сначала я. – Он не имел в виду ничего такого, он намекал на то, что с дороги было бы неплохо вымыть руки, а уже потом заниматься медицинскими манипуляциями, но она вдруг побледнела. Не покраснела, что могло бы быть вполне ожидаемо, а именно смертельно побледнела. Может быть, даже покрылась холодным потом.

– Нет, – сказала она после секундного замешательства.

– Мне только руки помыть. – Фрост вытянул перед собой руки.

– Ты в перчатках. Зачем тебе мыть руки?

А она была не только язва, она была логична и последовательна в своей язвительности. Сейчас она еще спросит, зачем ему перчатки…

Не спросила, вместо этого кивнула в сторону кухни.

– Там тоже есть раковина и мыло. Удачи!

Логичная и последовательная…

Дверью в ванную комнату она хлопнула чуть сильнее, чем следовало бы, еще и заперлась. Фрост услышал тихий щелчок замка. Вполне разумно, если разобраться. Он прошел на крошечную, но оснащенную по последнему слову техники кухню, вытащил из холодильника пакет с замороженными овощами, взвесил в руке и сунул обратно. Пачка мороженного подошла для его цели куда лучше. Прижав мороженое к переносице, Фрост осмотрелся. Гостиная, совмещенная с кухней, была довольно просторной и весьма уютной. В гостиной имелся даже книжный шкаф – великая редкость в век электронных книг. На цыпочках Фрост пересек гостиную и заглянул в спальню. Ничего особенного, но кровать слишком большая для одного, если, конечно, Мирослава не любит спать по диагонали. Мало ли какие у нее странности! Как бы то ни было, а ничего интересного и достойного внимания Фрост не заметил, поэтому вернулся на кухню еще до того, как Мирослава вышла из ванной.

Она вышла не в банном халате и не завернутая в коротенькое махровое полотенечко, что было бы даже предпочтительнее. Она вышла полностью одетая в джинсы и длиннорукавую майку. Оказывается, есть в ее гардеробе и нормальные вещи!

– С легким паром, – сказал Фрост, отнимая мороженное от носа. – Можно, я это потом съем?

– Спасибо. Можно.

Мирослава прошлепала мимо него. Ступни у нее были маленькие, почти детские. Впрочем, это он заметил еще вчера в овраге.

– Так что там насчет кофе? – спросил он, не особо надеясь на успех.

Прежде чем ответить, Мирослава глянула на часы.

– У тебя двадцать минут, чтобы выпить кофе и убраться.

– Мне бы хватило и десяти, но если ты настаиваешь! – Он откинулся на спинку стула, вытянул перед собой ноги. – Я люблю черный без сахара. Чем крепче, тем лучше.

Она многозначительно фыркнула и принялась варить кофе. Варила по-олдскульному: в турке, а не в дурацкой кофемашине. И этот факт добавил ей пару балов. Кофемашины Фрост не любил, даже самые навороченные, даже те, что умнее некоторых людей. Кофемашины варили кофе без души, исключали экспромт и вариации на тему. А мир и без того был скучен и предсказуем, чтобы еще и кофе в нем был каждый раз одинаковый.

– В холодильнике есть ветчина и сыр, – сказала Мирослава, стоя к нему спиной. – Если хочешь, сделай себе бутерброд.

– Я хочу. – Фрост распахнул дверцу холодильника, задумчиво изучил его нутро. В вопросах питания Мирослава, похоже, была аскетом. Пара яблок, пара мандаринок, пучок какой-то зелени, бутылка ряженки, обещанные ветчина и сыр – вот и весь продуктовый набор. Не густо! – Тебе сделать?

Прежде чем ответить, она немного поколебалась, а потом вдруг сказала с какой-то смешной решимостью:

– А давай!

– Диета? – спросил Фрост понимающе. Все его подружки перманентно сидели на каких-нибудь диетах, он привык. – Тебе не нужно, у тебя все хорошо.

И вот она покраснела. А ведь это был не комплимент, а всего лишь констатация факта. Фрост вообще был противником излишней худобы, в дамских формах больше уважал округлости, чем острые углы. Но какое ему дело до форм Мирославы?

– Спасибо, – сказала она, протягивая ему багет. – Нарезай бутерброды! Кофе почти готов.

Он нарезал. Себе потолще, Мирославе потоньше, потянул носом, принюхиваясь к аромату кофе. Нос, кстати, почти не болел и начал воспринимать запахи. Жизнь налаживалась!

Кофе пили за круглым столиком, у которого с комфортом могли поместиться только двое. И кофе, и бутерброды получились исключительно вкусные, о чем Фрост не преминул сообщить. Обычно девушкам нравилось, когда он хвалил их стряпню.

– Как нос? – спросила Мирослава, всматриваясь в его лицо. Она смотрела долго и внимательно, и Фрост уже подумал, что она наконец-то его узнала. Даже дыхание затаил. Но… не узнала. Да и что удивительного? столько воды утекло!

– Нос краше прежнего! – сообщил он. – Как волосы?

– В смысле – волосы?

– В смысле больше не вздыбливались? – Он не хотел ни обижать ее, ни пугать. Просто предпринял попытку поддержать беседу. Весьма неуклюжую попытку, если судить по ее реакции.

– Слушай, – сказала Мирослава, подаваясь вперед, – а давай мы перестанем это обсуждать!

– Как скажешь. – Он отстранился, делая вид, что испугался. – Но, согласись, все это как-то…

– Глупо! – оборвала она его. – Это глупо и не стоит выеденного яйца. Какая-то случайная магнитная аномалия.

– Случайная магнитная аномалия, – повторил Фрост. Теперь уже он разглядывал ее внимательно и даже бесцеремонно.

Она не помнила! Она не помнила не только его, но, кажется, и часть своего прошлого. Что же это было? Баг или фича?

– А как спалось? – спросил он, все так же ради поддержания светского разговора.

Он спросил, а она снова побледнела. Фрост уже начал про нее кое-что понимать. Когда Мирослава краснела, это означало смущение. Любого рода. Но бледность, вот эта, до пульсации синих венок на висках, означала только одно – страх.

– Нормально спалось! Мы закончили собеседование? – Она встала так резко, что звякнули столовые приборы. – Может, ты уже свалишь наконец?!

Фрост тоже встал.

– Свалю, если ты настаиваешь.

– Я настаиваю.

– Спасибо, все было очень вкусно!

– На здоровье!

Он уже направлялся к входной двери, когда передумал.

– Мне нужно в ванную, – сказал решительно.

– Помой руки тут! – Мирослава кивнул на раковину.

– Мне в туалет, – он усмехнулся и, не дожидаясь возражений, шмыгнул в ванную, захлопнув дверь прямо перед Мирославиным носом. Еще и на замок закрыл.

Было что-то странное в ее реакции. То, с какой настойчивостью Мирослава старалась не пустить его сюда, наводило на мысли. Фрост включил свет, осмотрелся. Первой в глаза бросилась огромная ванна на каких-то дурацких курьих ножках. Ванны подобного рода Фрост искренне считал дурновкусием. Особенно если они были новоделом. Ванна на курьих ножках походила на отреставрированный антиквариат. Отреставрированный, но какой-то чумазый. На цыпочках, стараясь не шуметь, Фрост подошел поближе, присмотрелся. Чумазость создавали потеки воска. Он стащил перчатку с правой руки, поскреб один из потеков, понюхал. Сто процентов – воск и что-то травяное, с легкой горчинкой. Травяное – это ерунда, многие дамочки грешат купаниями с эфирными маслами, но много ли дамочек, которые купаются в ванне, наполненной свечным воском?..

В дверь громко постучали.

– Эй, ты скоро там?! – Голос у Мирославы срывался. Фрост еще не разобрался, от злости или от страха.

Он подошел к унитазу, нажал на кнопку слива.

– Сейчас! – проорал, перекрикивая шум стекающей воды. – Секундочку!

Если судить по квартире, Мирослава была той еще аккуратисткой. Даже книги в шкафу стояли так, словно их вымеряли по линейке. А тут такое безобразие в антикварной ванне на курьих ножках!

– Да выходи ты уже! – Стук повторился. Определенно, она нервничала, а Фросту не хотелось, чтоб она нервничала без лишней нужды.

– Уже!

Он открыл замок, вывалился из ванной едва ли не в объятья Мирославы.

– Какая-то ты негостеприимная, – сказал строго и только сейчас заметил, что забыл надеть перчатку…

– Потому что нечего… – Она наблюдала за тем, как он спешно натягивает перчатку. Успела увидеть?

Как бы то ни было, а Фрост сейчас чувствовал себя так же неловко, как и она. Почему-то рядом с Мирославой все время возникали какие-то турбулентности. И эффект Кориолиса лишнее тому подтверждение.

– Еще увидимся. – Он наконец натянул перчатку и попятился.

– Да мне как-то хватило, – проворчала Мирослава.

Голос ее был задумчивый. И эта задумчивость была не к добру. Каждый из них только что прикоснулся к чужой тайне. Ничего толком не понял, но изрядно насторожился.

– Ванна у тебя прикольная! – сказал Фрост, продолжая пятиться.

– Чем? – Она снова побледнела. Ей нужно что-то делать с вегетативной нервной системой, как-то ее тренировать.

– Куриными лапами! – Фрост усмехнулся.

– Они грифоньи! – А теперь она покраснела, потому что разозлилась, и злость на время прогнала страх. – Это антикварная вещь, чтобы ты понимал!

– Где взяла? – спросил он с вежливым интересом.

– Где взяла, там уже нет!

– Жалко, хотел себе такую же… с лапами. Ничего, будем искать!

Он толкнул плечом дверь и вывалился в коридор.

* * *

День начался обыденно. Если, конечно, не считать встречи с Фростом. Там, где оказывался Фрост, обыденность превращалась в какой-то трэш. Сначала Мирослава свалилась в овраг. Потом «зазомбовела». Потом едва не сломала ему нос. Потом он увидел ее ванну. Наверняка ведь увидел! Или, увлекшись курьими лапами, не заметил самого главного? Мирослава поморщилась. Как можно было спутать лапы грифоньи с лапами курьими?!

Она, кстати, тоже кое-что увидела. Нет, скорее, не увидела, а нащупала его слабое место. Он забыл надеть перчатку и смутился, когда она это заметила. А она толком не успела ничего разглядеть, потому что думала о том, чтобы он ничего не разглядел. Вот такая история. Но, как бы то ни было, а Фрост смутился, словно бы она застала его голым. Или не смутился, а напрягся? Чего вообще напрягаться? Что там такое может быть с его руками? Мирослава задумалась. На ум приходило только какое-нибудь кожное заболевание вроде экземы или псориаза. Может быть как-нибудь набраться наглости и спросить? Она решила, что ничего спрашивать не станет. Каким-бы раздражающим не казался ей Фрост, она не нарушит его личные границы. Вот он нарушает, а она – никогда!

Фрост вышел из ее квартиры никем не замеченный, Мирослава специально высунулась в коридор, убедилась лично. Хоть что-то хорошее в череде неприятностей.

В усадьбе царила привычная суета. Персонал занимался своими делами, воспитанники разбредались из столовой по классным комнатам. Оклемавшегося за ночь Васю Самсонова выпустили из лазарета и теперь он с потухшим взором брел по коридору на урок математики. Самсонов мог бы стать математическим гением, если бы не его природная лень. Задатки у мальчика были. Надежный тыл в виде весьма обеспеченных родителей тоже. Не было лишь желания! Он пользовался любым удобным и неудобным поводом, чтобы улизнуть с занятий. Вполне возможно, что диверсия с чипсами была тщательно им просчитана и разработана. Лазарет должен был спасти Самсонова от контрольной и учителя математики Федора Ивановича, который не оставлял надежды сделать из Василия второго Лобачевского. Но диверсия не увенчалась успехом, потому что просчитывать ходы Мирослава умела не хуже Самсонова и про контрольную узнала заблаговременно. Утреннего разговора с Людмилой Павловной, штатной горисветовской медсестрой, хватило, чтобы вынести Самсонову приговор и отправить на урок. На Мирославу он глянул исподлобья, даже не поздоровался. Наверное, тоже просчитал, что именно она – причина его страданий. В другое время Мирослава бы не поленилась, прочла мелкому паршивцу лекцию о хороших манерах, но этим утром мысли ее были заняты другим. Поэтому она лишь неодобрительно покачала головой и направилась в свой кабинет.

В кабинете было свежо. В распахнутое настежь французское окно врывался яркий солнечный свет. Утренний туман уже давно истаял. Мирослава сбросила туфли, плюхнулась в удобное кожаное кресло, на несколько мгновений закрыла глаза, собираясь с мыслями и духом. Почти каждый ее день начинался с этого ритуала. Не она его придумала и не ей его отменять. По крайней мере пока. Не открывая глаз, Мирослава потянулась за мобильным. Все, больше медлить нет никакого смысла. Сделал дело – гуляй смело!

Славик ответил после десятого гудка. Не будь Мирослава такой терпеливой, не знай она Славика так хорошо, положила бы трубку уже на седьмом.

– Здравствуй, зая! – сказал Славик бархатно-сонным голосом.

Мирослава поморщилась. Она ненавидела весь этот «зоопарк». Славик знал, что она ненавидит, но упорно продолжал называть ее заей. Интересно, назло или просто не предавал значения таким мелочам?

– Доброе утро, Славочка, – мурлыкнула она в трубку. Да, она умела сделать так, чтобы хрипотца в ее голосе казалась сексуальной. Сказать по правде, она многое умела. И многое могла вытерпеть ради однажды поставленной цели. – Как там конференция?

– Скукота страшная! – В подтверждение своих слов он даже зевнул.

Мирослава поморщилась. Зевнуть в ответ ей не хотелось. Что-то не то у нее с эмпатией. Это сказал бы ей любой психолог, не обязательно очень модный. Мирослава даже знала, что именно не то. Жаль только, что узнала поздновато, до того, как… Но, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. А она уже предупреждена.

– Долго ты там еще, Славочка? – спросила она ласково. Славику нравились кроткие женщины, кроткие и послушные. И не слишком умные, потому что с умными сложно. Приходилось соответствовать. – Без тебя тут тоска смертная.

Тоски тут точно не было. Какая уж тоска при таком-то ночном веселье?!

– Пару дней, зая! Мне еще читать доклад, потом переговоры с французами. Жалею, что не взял тебя с собой, не люблю я этот птичий язык. Ты бы перевела.

– Я тоже жалею.

…А ведь с того все и началось – с переводов. Нет, началось с того, что Всеволод Мстиславович взял Мирославу к себе референтом. Сразу после института. Невиданная удача для девочки из деревни. Невиданная, но не сказать, что незаслуженная. В каком-то смысле Мирослава была уникальна и талантлива, в каком-то смысле она была отличным приобретением и при всяком удобном случае старалась это доказать. У нее получилось. Сначала приятно удивить босса, потом заинтриговать, потом заставить к себе прислушиваться.

И больше никакой благотворительности! Никакой! Мирослава была уверенна, что сторицей вернула семье Горисветовых все, что было в нее вложено. Нет, она еще не стала равноправным партнером, да в ее планы это и не входило. Но к намеченной цели она перла, как танк. Такой уж у нее был характер. Пока под гусеницами ее танка никто не погиб, даже на бездорожье она старалась соблюдать правила дорожного движения. Но кто знает, что будет дальше?! Особенно после того, что она узнала. После того, что вспомнила…

А тогда все было легко, тогда все было похоже на увлекательную игру. Славику, наследному принцу, внезапно понадобился переводчик с французского, а Мирослава оказалась под рукой. Не у Славика под рукой, а у Всеволода Мстиславовича в тот самый момент, когда Славик решил пожаловаться. И Всеволод Мстиславович не приказал – он никогда не относился к Мирославе как к прислуге! – он попросил, чтобы она помогла его сыну-оболтусу с его маленькой проблемой.

И Мирослава помогла. Сначала они ужинали с французами. Потом, когда с французами все было решено, Славик пригласил ее на свидание. В знак благодарности, потому что от денег Мирослава отказалась. Он был мил и обаятелен, он поражался тому, как сильно, практически до неузнаваемости она изменилась, какой очаровательной бестией стала! Тогда он еще не называл ее заей, но удочку, кажется, закинул. И смотрел на Мирославу так странно – со смесью восхищения и удивления. А она все никак не могла взять в толк, в чем причина. Славик тоже изменился. Всех меняет взросление, в этом нет ничего невероятного. Она тоже помнила его златокудрым юношей, а теперь он солидный бизнесмен с еще едва заметными, но уже неумолимыми залысинами, с хорошим вкусом и здоровыми амбициями.

Тогда Мирослава решила, что его так удивил ее карьерный взлет. Как сказала бы бабуля, из грязи в князи. До князей Мирославе было как до луны пешком, но осознавать себя причастной к чему-то достаточно значимому было приятно. Бабуля бы ею гордилась, если бы дожила. Но бабуля умерла, когда Мирослава училась на первом курсе университета, предварительно истребовав со Всеволода Мстиславовича обещания не бросать ее внучку до тех пор, пока та не встанет на ноги. Горисветов обещание выполнил. Иногда Мирославе казалось, что даже с лихвой. Она жалела лишь о том, что так и не успела выяснить у бабули причину такой невероятной благосклонности. Наверное, можно было бы спросить у самого Всеволода Мстиславовича, но сначала она не решалась, а после сеансов у психолога нужда в этой информации отпала. Вместо нее появилась цель, вполне конкретная, вполне меркантильная, возможно, не совсем чистая, но какая уж есть.

– Батя мой как? – спросил Славик. – Уже явился?

– Еще нет. – Мирослава подошла к окну, осмотрела открывающийся пейзаж. До чего ж он ей нравился! – Вечером должен позвонить.

– Ну, тогда передавай ему от меня привет!

– Передам. – Мирослава дохнула на стекло, пальцем нарисовала на нем какую-то кракозябру и тут же стерла манжетой рубашки. – А сам что?

– А у меня ж французы! Мне б выжить после этих чертовых переговоров!

Так уж вышло, что мужчины в семье Горисветовых предпочитали держать связь через Мирославу, сводя личное общение к минимуму. Зная характеры обоих, она ничуть этому не удивлялась.

– Ну все, зая! Пожелай мне удачи!

– Удачи, Славик!

Мирослава еще не закончила фразу, как связь оборвалась. Всеволод Мстиславович себе такого никогда не позволял. Впрочем, Мирославиным женихом, без пяти минут мужем был не он, а Славик. А без пяти минут мужьям позволено очень многое, почти столько же, сколько законным супругам. По крайней мере, Славик искренне так считал. Мирославе не хотелось его разочаровывать. Мирослава помнила, что Славик любит послушных девочек.

Она вернулась за рабочий стол и включила ноутбук, когда в дверь решительно постучали. Мирослава знала этот стук, поэтому вздохнула и громко сказала:

– Войдите!

В кабинет вошла Лисапета. Из-за ее спины робко выглядывал учитель математики Федор Иванович.

– Мирослава! – Гаркнула Лисапета, а потом одумалась и сказала уже спокойнее: – Мирослава Сергеевна, у нас ЧП!

Ладони взмокли еще до того, как Мирослава успела спросить, что за ЧП у них снова приключилось. Давненько у них не было ЧП, аж целую ночь…

– Что случилось, Лизавета Петровна? – Все-таки она взяла себя в руки, и даже голос не подвел, не сорвался на встревоженный хрип. – Василиса?

– Почему Василиса? – Удивилась Лисапета, а потом махнула рукой, словно внезапно осознав, что имела в виду Мирослава. – Василиса на месте! Утром была в классе, как штык! Маменька лично за ручку привела. Видали вы такое диво? – Она бросила взгляд на Федора Ивановича, и тот в ответ виновато пожал плечами.

– Значит, маменька привела? – От сердца отлегло. Лисапета может и выглядела взволнованной, но не напуганной. Это хороший признак. – Тогда в чем проблема?

– Не в чем, а в ком! – Лисапета снова посмотрела на учителя математики. Тот становился все ниже и незаметнее от каждого такого взгляда. – Самсонов! Вот наша проблема!

– Снова чипсы? – Мирославу отпустило окончательно. С попыткой юного математического гения уклониться от контрольной она как-нибудь разберется. Сказать по правде, Федор Иванович и сам бы вполне мог разобраться, не отвлекая ее от работы.

Наверное, Лисапета прочла ее мысли, потому что шагнула вперед, всем своим массивным телом защищая математика от возможного Мирославиного недовольства.

– Он не явился на урок, – послышалось у нее из-за спины.

– Ну ясное дело. – Мирослава улыбнулась. – Небось, снова подался в медпункт симулировать!

– Не подался. – Лисапета покачала головой. – Медпункт я первым делом проверила. Не приходил.

– А в конюшне посмотрели?

Она помнила, как дядя Митя жаловался, что от настырного рыжего пацаненка его лошадям нет жизни: так и норовит покормить чем-нибудь вкусным, но запрещенным. Рыжий в Горисветово был только один – Василий Самсонов. Рыжий и склонный к употреблению всякого запрещенного.

– Я сходил. – Федор Иванович выступил из-за спины Лисапеты. – Поговорил с Дмитрием Леонидовичем. Мальчика там не было.

– Ясно! – Мирослава положила ладони на столешницу. – Значит, объявляем в розыск!

В былые времена никакого розыска она бы объявлять не стала. В каком-то смысле Самсонов был еще тем рецидивистом! Но времена изменились, и Мирослава предпочитала держать ухо востро.

– Лизавета Петровна, позвоните охране, – сказала она очень решительным и очень деловым тоном, – убедитесь, что мальчик не покидал территорию через главные ворота.

Лисапета кивнула, кажется, даже с благодарностью. Любому хочется, чтобы кто-то другой решал проблемы за него. Или хотя бы раздавал четкие указания.

– А вы, Федор Иванович… – Мирослава посмотрела на математика и тот тут же покачал головой.

– А у меня, с вашего позволения, урок! – сказал не менее строго и не менее решительно. Похоже, Мирославу он боялся на порядок меньше, чем Лисапету. – Я и так потерял уйму времени. Позвольте откланяться!

Он говорил и пятился к двери.

– Не смею вас задерживать! – Мирослава вежливо улыбнулась. Она уже прикидывала, кого еще можно снарядить на поиски Самсонова.

Учеников из этого списка она исключила сразу по причине начавшихся занятий. А как известно, учебный процесс – это святое! Значит, придется своими силами. И начать следует именно с территории.

– Лизавета Петровна, осмотрите комнаты мальчиков, а я поищу снаружи! – Скомандовала она, выбираясь из-за стола и деликатно, но решительно подталкивая старшую воспитательницу к выходу.

– Мирослава, – сказала та едва ли не шепотом, – а если не найдем?

– Что значит – не найдем? – Ее начинала злить эта упадническая нерешительность. – Василису же нашли!