Электронная библиотека » Татьяна Корсакова » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Пепел феникса"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 03:29


Автор книги: Татьяна Корсакова


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– То есть кто-то, кого вы не смогли разглядеть, звал вас по имени? – По приглушенному цоканью каблуков стало ясно, что Хельга в нетерпении прохаживается по салону.

– Мне так показалось. И потом мне все время мерещилось, что за мной кто-то гонится. Я не стала оглядываться.

Кстати, разумное решение, потому что вполне вероятно, что ей бы очень не понравился преследователь. Громов насыпал в большую чашку кофе, немного подумал и добавил сахара. И уже после того, как плеснул кипятка, достал из кармана джинсов пузырек. Жидкость в пузырьке была чуть мутноватой и слегка опалесцировала в скудном свете подсобки. Хельга сказала – тридцати капель должно хватить, у Громова не было причин сомневаться в ее словах, просто рука дрогнула и теперь он не рискнул бы сказать наверняка, сколько именно капель попало в кофе. Можно было бы подстраховаться и добавить еще, только кто его знает, что это за капли и что случится от их передозировки. Пусть уж лучше так.

– Вы простите, что я к вам так поздно. До моего дома еще очень далеко, и только в ваших окнах горел свет. Я сейчас уйду…

– Ай, какие глупости, моя девочка! – Громов не мог видеть Хельгу, но по голосу слышал, что она улыбается. – Куда же вы пойдете в таком виде? Кстати, где ваша одежда? С вами не случилось ничего… ничего плохого?

Ага, правильный вопрос! Что делал с этой дурехой тот урод, который притащил ее на старое кладбище? Колготки хоть и порваны, но все же на месте, и пуговицы на блузке целы. Громов специально посмотрел, просто так, для развития наблюдательности. А что кровь… ну так она могла и сопротивляться или напороться в темноте на что-нибудь острое.

– Не знаю. – Девчонка всхлипнула, а потом добавила, впрочем, не очень уверенно: – Кажется, со мной все в порядке.

Кажется ей! А что, точно определить никак нельзя? Громов все тянул, не решался выйти из подсобки. Вот не хотелось ему, чтобы девчонка его узнала. Потому что если узнает, то проблемы у него появятся наверняка.

Наверное, Хельга прочла его мысли или, руководствуясь своей просто нечеловеческой проницательностью, догадалась, что по каким-то причинам Громов не хочет светиться, потому что всего через мгновение он услышал ее голос:

– Аннушка, вы тут посидите пока, а я схожу за кофе. И набросьте куртку, а то вы ведь совсем окоченели.

Громов вздохнул с облегчением, поставил чашку с кофе на пластмассовый поднос, подумал немного и положил рядом не доеденную Гальяно плитку шоколада. Женщины в стрессе любят сладкое. А эта непутевая точно в стрессе…

– Стас, что-то не так? – послышался за спиной шепот Хельги. Умела она приближаться неслышно. – Ты думаешь, эта девочка может тебя запомнить? Не волнуйся, после моих капель она не вспомнит ничего из того, что с ней случится.

У него не было повода сомневаться в словах Хельги, она не ошибалась в прогнозах еще ни разу, но тут ведь такое дело… Громов решился:

– Эта ваша гостья – она моя соседка. В одном дворе жили, понимаете? И отношения у нас с ней…

– Между вами что-то было? – Голос Хельги пошел трещинами, как раскаленная на солнце глина.

– Между нами? Да вы что?! Пересекались пару раз, и все. Вы же сами говорили, что она должна быть девственницей.

Кстати, сколько ей? Года двадцать два? Непростительно долгий срок для непорочности.

– Так и есть. – Голос Хельги стал прежним, спокойным, уверенным. – Стас, ты еще многого не понимаешь, но эта девочка особенная. Теперь вся надежда только на нее одну.

– А нельзя найти какую-нибудь другую особенную девочку? – спросил Громов без особой надежды. – Эта какая-то уж больно ненадежная.

– Не нам с тобой решать. Он уже здесь, ты ведь слышал. Мы просто не можем оставаться в стороне. Давай я сама отнесу кофе. Ты сделал все, как мы договорились?

Громов молча кивнул.

– Значит, через десять минут она будет в твоем распоряжении. Ты успеешь до рассвета?

– Можно подумать, у меня есть выбор, – буркнул Громов себе под нос.

Хельга ласково потрепала его по щеке, сказала с грустной улыбкой:

– Мальчик мой, увы, не мы выбираем себе предназначение. Я позову тебя, когда капли подействуют.

Капли подействовали ровно через десять минут, Громов специально засек время. Хельга не стала заходить в подсобку, сказала, не повышая голоса:

– Стас, можешь приступать.

Он вернулся в салон, осмотрелся. Девчонка сидела на кушетке, притулившись спиной к стене. Лицо ее снова занавешивали распущенные волосы. Хельга была права – в волосах запуталась паутина, очень много паутины. Да, похоже, про кладбище и склеп – абсолютная правда. Хотя лучше бы врала…

По салону поплыл сигаретный дым: Хельга закурила. Не говоря ни слова, Громов стащил с Анны свою куртку, осторожно уложил девчонку на кушетку, под голову сунул шерстяной валик, который за каким-то чертом притащил в салон Гальяно, принялся расстегивать пуговицы на шелковой блузке.

Кто только не лежал на этой вот кушетке: и матерые мужики, и разбитные девахи, и даже пару раз степенные с виду матроны, но все они, в отличие от полуночной гостьи, оказывались во власти Громова по собственной воле. Работать с ними бывало не всегда легко, иногда Громов даже жалел, что не может использовать наркоз, а сейчас вот, когда в руки ему попалась практически идеальная клиентка, безропотная и неподвижная, растерялся. Нельзя сказать, что его смутило полуголое девичье тело, видал он тела и поинтереснее, и пообнаженнее, просто вдруг стало страшно, что одно неловкое движение может испортить такой неплохой в принципе материал.

Чтобы собраться с мыслями и немного прийти в себя, Громов вернулся к рабочему столу, к стоящим на нем в ряд баночкам и склянкам с пигментом. Времени было в обрез, а ему еще предстояло определиться с цветом. Решение пришло само собой, как это обычно с Громовым и случалось. Черный и красный, черного больше, красного меньше. Этого достаточно. Пестроцветие здесь ни к чему. К тому же это позволит сэкономить время, которого и так в обрез. Громов закатал рукава рубашки, натянул на руки стерильные перчатки, потянулся за банкой с черным пигментом.

– Стас, не забудь вот это. – Хельга по старой своей привычке подошла бесшумно и теперь стояла прямо у Громова за спиной, в руке она держала хрустальный флакон, на дне которого было что-то серое. Громов знал, что это такое, и от знания этого желудок сводило злой судорогой, а руки совершенно независимо от него начинали подрагивать. – Осторожно, мой мальчик, – голос Хельги упал до едва различимого шепота, а рука в черной перчатке, кажется, тоже дрогнула, – это последний.

Громов тяжело вздохнул, решительно забрал у Хельги флакон, высыпал его содержимое в баночку с пигментом, аккуратно взболтал.

– Я готов, – сказал, не оборачиваясь.

– Приступай. – Ноздри пощекотал аромат Хельгиных духов. – Я очень на тебя рассчитываю. Мы все на тебя рассчитываем…

* * *

Ей опять было холодно…

Холодно, а еще жестко и неудобно.

– …Эх, такая молодая, а до чего себя довела! – Злой голос прорвался в ее холодный и жесткий мир, а затем последовал весьма ощутимый тычок в бок. – Вставай! Разлеглась тута, понимаешь, голяком! Ни стыда, ни совести! А ну, вставай, а то милицию вызову!

Голос жужжал и жужжал, и тычки сыпались один за другим. Анна застонала и открыла глаза. Над головой ярким оранжевым шаром висел фонарь, с голых ветвей каштана ветер прямо ей в лицо стряхивал холодные капли дождя. Вокруг было темно, стыло и бесприютно.

– Очухалась? – Фонарь и ветви заслонило широкое и круглое, как масленичный блин, лицо: ноздреватая кожа, бородавка на мясистом носу, узкие глазки, обветренные губы. – Я кого спрашиваю, очухалась? – У ее мучителя был замызганный, некогда ярко-оранжевый, а сейчас грязно-бурый жилет поверх фуфайки, шапка-ушанка и плешивая метла. Дворник.

– Очухалась, спасибо.

Анна села, осмотрелась по сторонам. Место она узнала сразу – сквер в трех минутах ходьбы от ее дома.

– Ты ж приличная с виду девка, – дворник плюхнулся рядом, посмотрел на Анну с брезгливостью, – а до чего себя довела?! А ну как не я бы тебя сейчас нашел? А ну как удальцы какие? Думаешь, они бы посмотрели на то, что ты никакенная? Да им такая дуреха за радость! Или уже? – Глаза дворника, и без того узкие, превратились в щелочки.

– Что уже? – переспросила Анна, прислушиваясь к размеренному уханью в голове.

– А то уже! Лежишь тут полуголая, кологоты вон драные. Эх, молодежь, совсем вы себя не бережете… – Дворник тяжело вздохнул, сплюнул себе под ноги.

Полуголая, и колготы драные, а на ногах вместо сапог стоптанные домашние тапки на пять размеров больше. И в голове туман – никаких воспоминаний, точно стер их кто. Ой, мамочки… Анна торопливо одернула юбку, разбитые коленки попыталась прикрыть краем одеяла.

– Ойкает она теперь, – зудел над ухом дворник. – Ночью небось не ойкала. Ну, чего расселась? Иди отсюдова, бесстыдница. Времени вон уже половина шестого утра, сейчас приличные люди будут на работу собираться, нечего на вверенной мне территории безобразия творить!

Анна встала, поясницу тут же кольнуло болью, наверное, от долгого лежания на твердой парковой скамейке, левый тапок угодил прямиком в лужу, и ногу тут же обожгло холодом. Чтобы не взвыть, Анна со свистом втянула в себя студеный рассветный воздух.

– И рванье свое забирай! – распорядился дворник. – Нечего мне тут антисанитарию разводить. – Черенком метлы он брезгливо подтолкнул к Анне куртку.

Куртка была сырой и тяжелой, но Анна послушно натянула ее на себя. Хоть какая-то защита от холода. Настолько быстро, насколько позволяли безразмерные тапки, она направилась к выходу из сквера. Она шла, чисто механически обходя глубокие лужи, ежась под порывами злого ветра, на ходу придерживая расползающуюся по шву юбку, и молилась только лишь об одном, чтобы на пути ей не встретился никто из знакомых.

Ей повезло – удалось проскользнуть в подъезд незамеченной, но испытания на этом не закончились. Ключи, телефон и деньги остались в сумочке, а где осталась сумочка, Анна забыла напрочь. Пришлось будить соседку Леночку, у которой на всякий пожарный случай хранилась запасная связка ключей. И тут ей снова повезло, свет на лестничной площадке не горел, а соседка Леночка, похоже, еще до конца не проснулась. Не открывая глаза, она пошарила где-то позади себя, протянула Анне связку и, буркнув что-то неразборчивое, захлопнула дверь.

Оказавшись в своей квартире, в тепле и безопасности, Анна отшвырнула куртку, сбросила насквозь промокшие тапки и без сил опустилась на коврик у двери. Ей хотелось плакать, как будто слезами можно вытравить поселившийся в душе страх, но слез не было. Анна посидела в полной неподвижности еще пару минут, а потом встала и, на ходу стаскивая с себя испорченную одежду, направилась в ванную. Если слезы не в силах ей помочь, то, может быть, поможет вода? Теплая, нет, даже горячая! Такая, от которой блаженно немеет кожа, а зеркало тут же затягивает сизой пеленой пара.

Анна до упора повернула вентиль, вылила в ванну полфлакона пены, осторожно опустилась в воду. Разбитые коленки и ступни тут же защипало, но это была обыкновенная, совершенно нестрашная боль, корни которой уходили не в непроглядную ночь, которую Анна напрочь забыла, а в раннее детство с его велосипедами, прыгалками и вечными ссадинами. Не больно, не страшно. И, слава богу, не так уж их много – этих ран. Разбитые ноги, царапины, содранная кожа на ладони – последствие усмирения недоросля Демоса.

Так, Демоса она помнит. Уже хорошо. Может, если ухватиться за это яркое, еще свежее воспоминание, то получится распутать весь клубок? Анна ощупала голову. Ничего, никаких шишек и ссадин, – значит, по голове ее не били, и память она потеряла не из-за травмы. Из-за чего же тогда?

Светло-голубые с наглым прищуром глаза Демоса… Проводить вас до остановки, Анна Владимировна?.. Кажется, она отказалась. Нет, точно отказалась, потому что вот он, салон старого автобуса, привычный гул человеческих голосов и такая же привычная толчея. Вот металлический голос объявляет ее остановку. Вот ветер, такой сильный, что сбивает с ног, и скудно освещенная аллейка, теряющаяся в непроглядной тьме. А дальше все – провал, полное беспамятство, укравшее из ее, Анны, жизни целую ночь.

Анна, снова провела руками по волосам, на ладони осталось что-то липкое, белесое. Паутина? Откуда в ее волосах паутина? Быстрее смыть эту мерзость! Не жалея, она налила на ладонь шампуня, принялась тереть голову с таким остервенением, точно в ее волосах запуталась не только паутина, но еще и парочка пауков. И ничто, даже здравый смысл не мог убедить ее, что нет и не может быть никаких пауков, что не нужно паниковать и дергаться по такому ничтожному поводу, что для паники у нее есть куда более серьезные причины. Анна не могла ничего с собой поделать, пауков она боялась с детства…

Она стояла под горячими струями душа, когда почувствовала настоящую, по живому режущую боль. Огнем зашлась левая рука, от локтя до самой шеи. Анна зашипела от боли, выключила воду и выбралась из ванны.

Большое, в полчеловеческого роста зеркало было затянуто непроглядной парной пеленой. Анна провела ладонью по прохладной зеркальной глади, посмотрела на свое отражение. Лицо помятое, перекошенное, волосы мокрыми сосульками падают на плечи. Плечи… Она тихо всхлипнула, отказываясь верить своим глазам, повернулась боком к зеркалу.

…Сначала Анна подумала, что это птица, черная птица с красными всполохами, обхватившая крыльями руку, уложившая остроклювую голову прямо на ключицу, свесившая хвост едва ли не до самой кисти. И лишь потом, когда первый шок прошел, поняла, что это не просто птица. На ее распаренной, красной от татуировочной иглы коже жил своей собственной, не подвластной человеческому пониманию жизнью мифический феникс. Анна почти слышала тихое шуршание огненных крыльев, чувствовала их обжигающее прикосновение. Вот так: кто-то не просто украл из ее жизни целую ночь, но еще и вытатуировал у нее на коже это странное существо…

* * *
1889 год Андрей Васильевич Сотников

Июнь в этом году выдался невероятно жарким. Пока добирались до места, Андрей Васильевич взмок весь, но расстегивать сюртук не спешил: после вчерашних непотребств особенно хотелось выглядеть солидно и достойно. Хоть бы даже и перед самим собой. Да вот беда – ненадолго получилось сохранить реноме…

Андрей Васильевич считал себя человеком психически устойчивым и ко всякого рода жизненным мерзостям привычным, но тут не выдержал, едва успел добежать до ближайших кустов. Это еще хорошо, что от завтрака, предложенного Мари, отказался, можно сказать, легко отделался. Вон Степке куда как хуже – стоит зеленый, нос рукавом зажимает.

Андрей Васильевич его понимал, он бы и сам с превеликим удовольствием приложил к лицу платок, да вот беда – не оказалось в сюртуке свежего, а рукавом, как простолюдин, неловко.

– А я ведь вас, любезнейший Андрей Васильевич, предупреждал, что зрелище это не для тонких натур, – послышался над ухом скрипучий голос доктора.

Вадим Сергеевич Проскурин, единственный на всю округу врач, выглядел растерянным, но не более того. Ни запах, от которого к горлу то и дело подкатывала тошнота, ни вид скукоженного, в головешку превратившегося тела, казалось, не производили на него особого впечатления. Да оно и понятно, врачи – люди циничные и бывалые, а Вадим Сергеевич за свои семьдесят и не такого навидался.

– Справлюсь как-нибудь. – Андрей Васильевич все ж таки не удержался, по примеру Степки прижал к лицу рукав. Дышать сразу стало тяжело, но тошнота отступила.

– Ну, глядите, любезный друг, если понадобится, у меня есть средство…

– Не понадобится! – не особо вежливо оборвал эскулапа Андрей Васильевич и тут же, уже другим, извиняющимся, тоном спросил: – А отчего решили, что это… – он мотнул головой в сторону кострища, – что эта несчастная не кто иная, как дочка Трофима Малютина? Я бы даже не рискнул предположить, что это женщина…

– Так кто ж еще?! – За их спинами затрещали кусты, и на лесную полянку, ставшую местом преступления, пыхтя и пофыркивая, выбрался сам начальник городской полиции Федот Антипович Косоруков.

Андрей Васильевич едва заметно поморщился, потому как считал Косорукова деревенщиной и необразованным выскочкой. Несколько раз по роду своей работы, а большей частью по зову сердца ему приходилось беседовать с Косоруковым, но назвать это общение приятным у него не повернулся бы язык. Федот Антипович работал грубо, нахраписто, не признавал дедуктивный метод и в поимке злоумышленников полагался исключительно на свой профессиональный нюх. Надо признать, нюх его почти никогда не подводил, но Андрей Васильевич продолжал списывать профессиональные победы своего оппонента на его невероятное везение.

– Ну, мало ли кто?! – Он в раздражении развел руками. В ноздри снова шибанул запах горелой плоти, а в голове зашумело. Пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы под насмешливым взглядом толстокожего и совершенно ни к чему не чувствительного Косорукова сохранить невозмутимость и, главное, снова не прижать рукав к лицу. – Может, залетный какой…

– Матрена, дочка малютинская, еще с вечера из дому пропала. – Косоруков с нежностью пригладил топорщащиеся рыжие усы, смахнул со штанин прилипшие к ним былинки.

– Дело молодое, – не желал сдаваться Андрей Васильевич, – может, у барышни какая амурная история приключилась? Говорят, она красавицей была? – он вопросительно посмотрел на Степана, который в округе знал всех красавиц, от мала до велика.

– Так и есть, барин. – Степка старался на кострище не смотреть, нервно теребил в руках картуз. – Еще пойди сыщи такую красавицу, как Матрена… была. На нее многие хлопцы заглядывались. – Слуга горестно вздохнул, отчего наблюдательный Андрей Васильевич сделал вывод, что Степка тоже питал к несчастной жертве симпатии. – Да только Трофим после смерти жены дочку в строгости держал, а за женихами, бывало дело, с дрыном по всей деревне гонялся, особливо как выпьет лишку…

– Вот видите, господин Косоруков?! – Андрей Васильевич поднял вверх указательный палец. – Девица молода и хороша собой, а папенька – сущий деспот. Случись на горизонте лихой да не лишенный привлекательности жених, она запросто могла решиться на побег. Нравы же нынче не те, как раньше, молодежи уже родительское благословение не требуется. Я бы на вашем месте поискал Матрену Трофимовну в городе, а не в кустах.

– Так-то оно так, – Косоруков ухмылялся вроде как и вежливой, но какой-то особенно пакостной улыбкой, отчего на сердце у Андрея Васильевича сделалось неспокойно, – и в доводах ваших, господин Сотников, есть своя рация, но отчего вы считаете, что я нуждаюсь в ваших советах? Вот, к примеру, я же не учу вас, как нужно писать стишки, губернатора восхваляющие, потому как разумею, что в стишках этих ваших ничего не разумею. Вы уж извините за каламбур. А еще разумею, что нет нужды учить того, кто и без моей науки ученый. – Косоруков хитро сощурился, и под его взглядом Андрей Васильевич неожиданно растерялся, не нашелся, что ответить.

Наверное, причиной этого конфузливого молчания было вчерашнее шампанское, которое еще не выветрилось окончательно из его головы и изрядно мешало остроте ума. А может, все из-за дичайшего преступления, совершенного с такой невероятной жестокостью, что страшно даже представить…

– Нежизнеспособная у вас версия, господин Сотников. – Косоруков снова пригладил воинственно топорщащиеся усы. – Уж поверьте, мне было бы предпочтительнее, чтобы девчонка сбежала с женихом, но она не сбежала. – Он сделал драматическую паузу, а потом медленно подошел к кострищу и, совершенно не меняясь в лице, склонился над телом. – Вот она – наша красавица Матрена Малютина, и жених ей больше никакой не нужен.

– Да с чего вы взяли? – только и смог спросить Андрей Васильевич.

– С чего? – Косоруков выпрямился, стремительным шагом подошел к собеседникам. – А вот хоть бы и с этого! – На его протянутой ладони лежал образок. – Святая Матрена – надо думать, покровительница нашей несчастной жертвы, – сказал он задумчиво. – Я образок в кустах нашел. По всему видать, веревка оборвалась, когда злоумышленник девицу на поляну волок. Или сопротивлялась наша Матрена Трофимовна…

– Может, господин Косоруков, у вас и подозреваемый имеется? – поинтересовался Андрей Васильевич.

– Подозреваемый сыщется. Вы об том не переживайте. – Косоруков сжал ладонь, на которой лежал образок, в кулак. Кулачище у него получился здоровенный, просто боксерский кулачище. Не зря, видать, народ шепчется, что в молодые годы этот полицейский выскочка не брезговал кулачными боями. А что, запросто! Вон и нос у него сломан… – Или вы не о жертве печетесь, господин Сотников, а об том, что напишете на страницах своей газеты?

– А тут уж вы, любезный Федот Антипович, не извольте переживать, – как можно язвительнее сказал Андрей Васильевич. – Вы в своем деле считаетесь профессионалом, а я – в своем. Уж разберусь как-нибудь, что сообщить своим читателям.

– Да я в этом нисколько не сомневаюсь, – хмыкнул Косоруков. – Вы-то сообщите! Главное, чтобы ничего лишнего не написали ради красного словца.

Андрей Васильевич считал себя человеком легким и не злым, но сейчас, стоя над обугленным телом несчастной Матрены Малютиной, вдруг почувствовал, что единственное его желание – вцепиться в кадыкастое горло Косорукова и сжимать его, сжимать… Да только пустые фантазии, уж больно неравные силы. Такого нужно брать не наскоком, а умом. Уж чего-чего, а ума ему, Андрею Сотникову, не занимать! И убийцу он непременно найдет быстрее полиции, и статью напишет, да такую, после которой всякому в городе станет ясно, кто тут колосс на глиняных ногах!

– Господа, прошу вас, господа! – вмешался в назревающий конфликт Вадим Сергеевич и тут же совершенно по-стариковски проворчал: – Ох, молодо-зелено. – Он обернулся к Косорукову, спросил уже другим, официальным тоном: – Тело можно забирать, Федот Антипович? Я бы попробовал провести кое-какие изыскания у себя в лаборатории…

Вместо ответа Косоруков махнул рукой – понимай как хочешь, принялся раздавать команды наводнившим поляну полицейским. Одно слово – хам…

Домой Андрей Васильевич возвращался в задумчивости и полнейшей растерянности, мысли в голове крутились злые и бестолковые, никаким образом не касающиеся убийства Матрены Малютиной.

– Барин, эй, барин! – обернулся сидящий на козлах Степка.

– Чего тебе?

– Это он из-за губернаторской дочки ярится. – Степка поправил сползший на затылок картуз. – Я ж не слепой, вижу, как он на Олимпиаду Павловну смотрит. А Олимпиада Павловна вам знаки внимания оказывает…

– Пустое, Степка, я женатый человек, – отмахнулся Андрей Васильевич, но на душе потеплело. Оказывается, есть и у него преимущество перед этим Косоруковым…

* * *

– Алюшина, прекращай истерику! – Любаша плеснула в граненую стопку принесенного с собой коньяка, придвинула Анюте, для себя поставила на огонь турку с кофе, уселась за стол рядом с подругой, велела: – Коньяк чтобы выпила до дна! Это наипервейшее средство. Хотя нет, наипервейшее – это хорошая самогонка, но где ж сейчас найдешь хорошую самогонку!

Анюта спорить не стала, залпом выпила коньяк и даже не поморщилась. Видать, и в самом деле стряслось что-то из ряда вон. Секунду-другую она сидела, уставившись на расписной заварочник, который Любаша подарила ей на Восьмое марта, а потом, не говоря ни слова, хапнула из Любашиной пачки сигарету. Вот уж точно, беда дело, коль правильная Алюшина и пьет безропотно, и курит добровольно! Любаша, которая еще полчаса назад на все лады костерила разбудившую ее ни свет ни заря подругу, мгновенно подобралась, приготовилась оказывать первую психологическую, а если понадобится, то и медицинскую помощь. Уж больно странно выглядела этим ненастным утром Анюта.

– Я тебе сейчас кофе сварю. – Анюта встала из-за стола, вылила в раковину содержимое турки. Любаша лишь одобрительно кивнула – пить кофе собственного приготовления она не то чтоб совсем не могла, но не любила. – Дай мне пять минут, я все тебе расскажу, честное слово. – Анна поежилась, поплотнее запахнула полы махрового халата.

– Алюшина, он что, совсем необучаемый? – Сердце растроенно екнуло. Ситуация получалась из разряда «поспешишь – людей насмешишь» или в данном конкретном случае не насмешишь, а расстроишь. А она ведь и в самом деле спешила, так хотела поскорее пристроить лучшую подругу на хорошую работу, что даже не особо интересовалась той семьей, в которую спровадила вчера Анюту. – Или они тебя там обидели чем-то?

– Кто? – Анюта стояла лицом к плите и расстроенное выражение Любашиного лица не видела.

– Да недоросль этот с семейкой!

– С недорослем все в порядке, кажется.

– Кажется или все-таки в порядке? – уточнила Любаша, переводя дух.

– Он, конечно, сложный парень, но не более того. Тут другое…

Анюта поставила перед Любашей чашку кофе, сама так и осталась стоять с зажатой в побелевших губах сигаретой. Кажется, она даже не затянулась ни разу, курильщица…

– Люб, у меня амнезия, – сказала она шепотом.

– Это в каком смысле амнезия?

– Во всех смыслах. – Сигарета догорела до середины, и тонкий столбик пепла упал прямо на пол. Для чистюли Алюшиной это было просто немыслимое событие, едва ли не более немыслимое, чем какая-то там амнезия. – Я совсем не помню, где провела прошлую ночь.

– То есть ты ее не дома провела? – Любаша присвистнула, посмотрела на подругу одобрительно. – Давно тебе, Алюшина, пора было начать жить нормальной человеческой жизнью. А то, что с алкоголем перебрала, это ничего, это от нехватки опыта. Следующий раз будешь осторожнее.

– Люб, я не пила. – Анюта мотнула головой и тут же болезненно поморщилась. А еще говорит, что не пила! – Любаша, я очнулась утром на скамейке в сквере. – Голос подруги звучал тихо и очень решительно. – В половине шестого утра, без пальто и обуви, в разорванной юбке и испачканной кровью блузке, в чужой мужской куртке, в чужих тапках…

– Подожди, подожди! – Любаша встала из-за стола, подошла к подруге, всмотрелась в ее подозрительно спокойное лицо, спросила шепотом: – А тебя это? Тебя никто не…

– Не насиловал, – закончила за нее Анюта и глубоко затянулась, с сигареты на пол снова упал пепел. – Тут другое что-то. Любаша, мне страшно, – добавила она совершенно спокойным голосом. Хорошо, если спокойствие это из-за коньяка, а вдруг из-за стресса?!

– Чего ты боишься, Алюшина? – спросила Любаша тоном как можно более беззаботным. – Самое страшное с тобой ведь не случилось, осталась в целости и сохранности.

– В относительной сохранности. – Анюта загасила в раковине недокуренную сигарету, принялась стаскивать с себя халат. – Люб, ты посмотри, что это такое? – А вот сейчас в ее голосе послышались панические нотки. – Люб, я это сегодня обнаружила, когда душ принимала, ты взгляни…

Она посмотрела и потеряла дар речи: на левой Анютиной руке красовалась татуировка. Любаша повидала много татуировок, начиная от профиля Владимира Ильича, накорябанного кривой тюремной иглой на груди трижды судимого соседа дяди Васи, и заканчивая кокетливыми кельтскими завитушками на пояснице секретарши Жанки, той еще гламурной дуры. Но чтобы такая красота! Такого многоопытная Любаша не видела никогда. Птица была какой-то необычной, скорее, из породы хищников, но точно не орел и не сокол. Других хищных птиц Любаша припомнить не могла. Птица не то вырывалась из объятий пламени, не то сама являлась порождением огня.

– Что это за хрень? – спросила Любаша, осторожно касаясь изящного хвостового пера, обвивающего Анютино запястье.

– Это не хрень, это феникс – мифическая птица, восстающая из пепла, – сказала Анюта и отдернула руку.

– Больно? – всполошилась Любаша. По виду кожа на Анютиной руке была вполне нормальной, даже не верилось, что татуировку ей сделали всего пару часов назад.

– Уже нет. – Подруга вытянула перед собой татуированную руку, посмотрела на нее со смесью страха и отвращения. – Даже странно, когда мылась, болела, и краснота была, а сейчас ничего.

– Ну и хорошо, что ничего, – Любаша вздохнула с облегчением. – Вот что я тебе скажу, Алюшина, татуировочка очень даже симпатичная, изящная, а главное необычная. Если бы мне такую красоту забацали на халяву, я бы не убивалась, а сказала бы спасибо. Конечно, летом тебе непривычно будет, ты ж у нас не любишь привлекать внимание, но теперь уж что? Теперь ничего не поделаешь.

– А если попробовать свести?

– А зачем? Красивая ж птичка! И потом, я читала, что до конца татуировку вывести нельзя. Тебе очень хочется ходить в разноцветных разводах?

– Мне уже вообще ничего не хочется. – Анюта натянула на плечо халат, потуже завязала пояс. – Нет, хочется! – добавила неожиданно зло. – Хочется узнать, кто и зачем это со мной сделал!

– Хорошо, что только это, – проворчала Любаша. – Ты вообще новости смотришь? Слышала, что творится?

– Что творится? – эхом повторила Анюта.

– Неужели не знаешь?! Ну ты, Алюшина, прямо как на облаке живешь! Маньяк в городе завелся, вот что! Уже четыре убийства. И убийства-то какие жуткие. Все жертвы – молодые девушки, всех нашли привязанными к столбам-деревьям, облитыми бензином и заживо сожженными.

– Заживо? – ахнула подруга.

– Ну, так народ говорит.

– А милиция что говорит?

– А милиция, как всегда, молчит. У нее тайна следствия и все такое… Так что радуйся, Алюшина, что попалась ты в руки к татуировщику, а не к этому чокнутому пироманьяку.

– Я радуюсь, – сказала Анна и отхлебнула из Любашиной чашки остывший кофе. – Я только вот теперь думаю, что мне придется паспорт восстанавливать и дубликаты ключей делать.

– С ума сошла! – спохватилась Любаша. – Какие дубликаты?! Замок нужно срочно поменять. Вдруг этот… ну, художник-извращенец решит тебя навестить? Не, замок менять однозначно, а лучше и дверь заодно, она у тебя какая-то хлипкая совсем. А еще, может, давай в милицию заявим? Ну так, на всякий случай.

– Не надо в милицию. – Анюта покачала головой. – Сама ж говорила…

– Тут другой случай. Там костры, а тут птичка…

– Огненная птичка…

– Ой, мамочки! – Любаша потянулась за рюмкой, до самых краев налила в нее коньяку, залпом выпила. – Анют, ты думаешь, что это он тебя? Ну, пироманьяк этот?

– Не знаю. – Анна устало потерла глаза. – Любаша, я вообще ничего не понимаю.

– Тогда, знаешь, нам точно нужно в милицию! А то мало ли что! Не могу я рисковать жизнью лучшей подруги. Давай собирайся, пойдем заявление на маньяка писать!

* * *

Заявление у нее хоть и приняли, но Анна была уверена, что дежурный офицер их с Любашей всерьез не воспринимает. Пару минут он с интересом рассматривал татуировку феникса на плече Анны, на этом его интерес иссяк. А к утверждению Любаши, что это дело может быть связано с делом пироманьяка, милиционер отнесся и вовсе скептически.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации