Текст книги "Дежавю, или Час перед рассветом"

– Это хорошо. – Васютин похлопал его по плечу. – Одним подозреваемым меньше, но в лес все равно не суйся, а то знаешь, как бывает? От подозреваемого до потерпевшего иногда один шаг. – Он кивнул на прощание, направился к ожидающей у ворот машины.

– Иван Петрович! Последний вопрос.

– Ну?

– На Ксанке был медальон в виде трилистника?

Васютин задумался всего на мгновение, а потом уверенно сказал:

– Не было никакого медальона, ни во время осмотра тела, ни в описи вещей. А что за медальон такой? Может, цепочка порвалась в лесу или там, на затоне. Если вещица маленькая, могла и потеряться.

– Могла. Спасибо вам, Иван Петрович.

– Да не за что. Помни, что я тебе говорил. Не занимайся с дружками своими самодеятельностью. И этому вашему сыщику передай, чтобы не перебегал дорогу официальной власти, а то я ведь про свои симпатии вмиг забуду.

Вот такой он, следователь Васютин. С виду простак и чудак, но копает под всех без исключения, алиби интересуется. Пусть копает! Дэн посмотрел на звездное небо, направился обратно к дому.

Туча

Нога ныла даже после изрядной дозы обезболивающего, видимо, сказывался бег с препятствиями по пересеченной местности. А когда бежал, ничего не болело, наверное, было не до того.

Когда Туча понял, что ребята отправились наЧудову гарь без него, то сначала немного расстроился, но очень скоро обида уступила место беспокойству и совершенно иррациональному чувству страха из-за того, что самая темная ночь может повториться внезапно, возможно, даже сегодня, а его снова не окажется рядом с друзьями. Этот страх оказался сильнее страха перед гарью, и Туча решился. Им повезло, ничего плохого в лесу не случилось, но за право чувствовать себя частью команды сейчас приходится расплачиваться болью.

А ужин не задался с самого начала. С первых минут все пошло наперекосяк, гости начали разбредаться один за другим.

– Скучно тут у вас, мальчики! – Ангелина обвела взглядом пустующие стулья. – Пойду я, пожалуй.

Он не хотел, чтобы она уходила, хотел, чтобы хоть один раз проявила интерес к тому, что происходит в поместье и в его жизни, но не стал задерживать. Ангелина, она такая – легкомысленный, своевольный ангел.

Ангелина была похожа на его маму роскошной рыжей шевелюрой, взбалмошным характером и даже жестами. Он подметил это еще тогда, во время их самой первой встречи. Это было больно и сладко одновременно, как редкие встречи с мамой. Туче понадобилось почти десять лет, чтобы смириться и простить предательство, но любовь к матери всегда жила в его сердце.

Они встретились в Каннах на премьерном показе фильма, в котором мама снялась в главной роли. Туча смотрел этот фильм на предпремьерном показе для узкого круга. Мама была хороша. Туча и представить себе не мог, что она, посредственная, в общем-то, певица, может оказаться такой талантливой актрисой. Фактурной, самобытной, неподражаемой, как писали о ней критики. Наверное, поэтому, а может, оттого, что он безумно соскучился, Туча и принял приглашение мамы и прилетел в Канны.

В жизни она была еще более фактурной, самобытной и… неподражаемой. Годы стерли с нее дешевую вульгарную позолоту, добавили элегантности и шарма. Он и мама проговорили больше трех часов кряду. Никогда раньше Туча не общался с мамой так долго и так… по-родственному.

– Я горжусь тобой, мой мальчик, – сказала она, целуя его на прощание, – и скорблю из-за того, что упустила момент, когда ты из мальчика превратился в настоящего мужчину. Прости.

Он не знал, кто разговаривал с ним в тот момент, гениальная актриса или осознавшая свои ошибки мать, но сердце было готово разорваться от любви.

– Мы ведь теперь будем чаще видеться, сынок? – Мама смотрела на него снизу вверх, и улыбка ее была тревожной.

– Конечно, мы будем чаще видеться. – Он бережно поправил выбившийся из высокой маминой прически локон. На большее его сыновней ласки не хватило…

Вслед за Ангелиной, поинтересовавшись предварительно, не нужна ли ему ее помощь, каминный зал покинула Алекс. И только Леся не спешила уходить, рассеянно барабанила пальцами по альбому, с которым не расставалась целый вечер.

– Это то, о чем я думаю? – Туча кивнул на альбом.

Леся улыбнулась.

– Я думала, мы посмотрим его вместе. – Это прозвучало так по-особенному, что Туча мысленно порадовался, что рядом нет Ангелины.

– Альбом семьи Шаповаловых, – объяснил он Матвею. – Вытребовал его для экспозиции. Хочешь взглянуть?

Конечно, Матвей хотел. Можно было даже не спрашивать. Они подсели поближе к Лесе, отодвинули в сторонку тарелки и столовые приборы, с детским нетерпением уставились на альбом. Леся вдохнула, выдохнула, перевернула первую страницу.

На выцветшей от времени фотографии были изображены четверо. Статный мужчина с густыми усами и бакенбардами обнимал за плечи невысокую светловолосую женщину. Мужчина широко улыбался, а женщина смотрела в объектив настороженно.

– Это граф Владимир Шаповалов и его жена, – прокомментировала Леся, – а это их сыновья – Андрей и Игнат.

Мальчики-подростки оказались непохожи, как день и ночь. Андрей, хрупкий, светловолосый, светлоглазый, был точной копией своей матери, а Игнат… Высокий, широкоплечий, с роскошной копной смоляных волос, волевой линией подбородка и пронзительным взглядом. Наверное, он тоже был похож на свою мать, ту, что утонула в затоне.

Еще на трех фото все те же лица, но в других ракурсах и интерьерах. Дальше каждый из них по отдельности. Счастливая семья. Во всяком случае, на первый взгляд, но Туча читал дневник Андрея Шаповалова и знал правду.

С тысяча девятьсот девятого года со снимков исчез Игнат, словно его и не было. Именно тогда между братьями произошла размолвка.

– А это кто? – Леся перевернула страницу, сощурилась, всматриваясь в необычный, отличный от остальных снимок.

Если прежние фотографии были торжественно-постановочные, то эту, казалось, сделали внезапно для запечатленных на ней людей. Невысокий русоволосый парень в очках и с аккуратной бородкой с увлечением слушал крупного мужчину, одетого по-мужицки просто. Мужчина стоял к снимавшему вполоборота, поэтому лицо его было видно не слишком хорошо. Длинные волосы, борода, густые брови – вот, пожалуй, и все.

– Старец какой-то? – предположил Матвей, рассматривая снимок.

Догадка озарила внезапно.

– Это Лешак. Помнишь, Андрей Шаповалов писал о нем в своем дневнике?

– Думаешь? – Матвей придвинул альбом к себе поближе. – В таком случае это совсем другой Лешак, на того старика, что убил Ксанку, этот совсем не похож. Опять же, люди столько не живут. Это два разных человека! Кстати, было бы неплохо узнать, как звали Лешака. Туча, ты можешь спросить у Васютина?

– Уже. Сохранились кое-какие записи. Его настоящее имя Дмитрий Серов. Точной даты рождения нет, но родился он точно еще до революции.

– Тоже старый был дед. – Матвей присвистнул. – Но крепкий, зараза. И что он за человек? Что про него известно?

– Почти ничего. – Туча пожал плечами. – Жил в лесу, охотился, грибы, ягоды собирал. Чудаковатый, странноватый, дикий…

– Ну, дикий не дикий, а внучку вырастил и высшее образование дал, – возразил Матвей.

– Это ты про ту учительницу, что утонула в затоне?

А ведь он правильно мыслит, его пытливый друг-детектив. Чтобы понять Лешака, нужно узнать, каким он был человеком, что им двигало.

– Простите, что я вмешиваюсь, – сказала Леся с виноватой улыбкой, – но какое отношение имеет Дмитрий Серов к семье Шаповаловых? Это ведь никак не связано с экспозицией. – Она смотрела прямо Туче в глаза. – Это связано с той убитой девочкой, с Ксанкой. Я ведь права?

Туча вздохнул. Ему нравились умные женщины, но временами с ними было очень тяжело, гораздо тяжелее, чем с Ангелиной. Умную женщину не используешь вслепую. Она либо начнет задавать вопросы, как Леся, либо докопается до нужной информации сама, как Алекс.

– Да, вы правы. – В сложившейся ситуации он решил, что врать неразумно. – В этом деле у нас имеется еще один, свой собственный интерес.

– И то, что скоро наступит самая темная ночь, тоже является частью вашего интереса?

– Вы необыкновенно осведомленная девушка, – улыбнулся Матвей.

– Во-первых, я родом из этих мест. – Леся говорила с какой-то отчаянной бравадой, словно они ее в чем-то обвиняли. – Во-вторых, я историк, а в-третьих, я всегда довожу до конца дела, за которые берусь.

– В этом мы с вами похожи. – Матвей бросил на Тучу быстрый взгляд, явно предлагая ему самому решать, в какие тайны можно посвятить Лесю.

Да, он решит, только не сейчас, а после разговора с Дэном.

– Я очень ценю вашу помощь, – сказал он вполне искренне. – Просто есть вещи, в которых мы сами не до конца уверены.

– Понимаю. – Леся кивнула, перевернула страницу.

На следующем фото была запечатлена молодая семейная пара. В мужчине Туча без труда узнал повзрослевшего Андрея Шаповалова, а вот женщина… Женщина оказалась невероятно похожа на Ксанку. Такая же миниатюрная, скуластая, черноволосая, с таким же точно настороженным взглядом. На руках она держала упитанного карапуза лет трех-четырех.

– Я так понимаю, это Андрей и Зоя Шаповаловы, – прокомментировала снимок Леся.

Туча почувствовал, как Матвей пнул его под столом ногой. Безусловно, он тоже заметил поразительное сходство графини с Ксанкой.

– А мальчик – это Александр, их единственный сын.

На следующем фото был все тот же карапуз, только сидел он на коленях у Лешака. Знахарь смотрел в объектив с внимательным прищуром, а его большие руки сжимали малыша с отеческой бережностью.

– Снова он. – Матвей постучал пальцем по снимку. – Получается, что Лешак был вхож в дом и дружен с Андреем Шаповаловым. Ведь не просто так граф доверил ему своего ребенка.

Да, Лешак был вхож в дом и дружен с Андреем Шаповаловым. Туча знал это из дневника графа, но знания свои решил пока не озвучивать.

– Я покопаюсь в архивах, – пообещала Леся. – Но, думаю, вы правы, Лешак был при молодом графе кем-то вроде гувернера. Давайте смотреть дальше, в альбоме осталось совсем мало фотографий.

Фотографий было и в самом деле немного: Андрей Шаповалов в своем кабинете за работой, Зоя Шаповалова за вышивкой.

– Погодите! – Матвей остановил Лесю, готовую перевернуть страницу. – Туча, смотри!

Он уже и сам заметил на шее графини медальон в виде трилистника. Тот самый медальон, который каким-то непостижимым образом оказался у Ксанки.

– Странное украшение. – Леся поправила очки. – Слишком простое для женщины, которая могла позволить себе любую дамскую прихоть.

– Могла, но не позволила, – сказал Туча тихо.

– Смотрим дальше? – Леся подняла на него взгляд.

– Да.

На самом последнем снимке был запечатлен мальчик лет десяти в строгом костюме с не по-детски серьезным выражением лица. Снимок датировался апрелем тысяча девятьсот восемнадцатого года.

– А это Саша Шаповалов накануне трагических событий восемнадцатого года. Через два месяца его семью уничтожат, он останется последним в роду.

– Можно? – Матвей снова придвинул к себе альбом, долго и очень пристально всматривался в лицо мальчика. – И что с ним стало? – спросил наконец.

– Кто-то из верных графу людей спас его и вывез за границу, предположительно во Францию.

– Это проверенная информация?

– Странный вопрос. – Леся посмотрела на него с удивлением. – Думаю, подробности лучше узнать у Антона Венедиктовича, ведь именно он является потомком Александра.

– Не уверен, что Антон Венедиктович захочет делиться с нами подробностями своей биографии. – Туча покачал головой. – Но логично предположить, что мальчику удалось спастись.

Матвей хотел было еще что-то спросить, но в этот момент в комнату вошли Дэн и Гальяно.

– Как там Лена? – вежливо поинтересовалась Леся.

– Устала, расстроена. – Гальяно пожал плечами. – Мы немного поговорили, и она ушла к себе.

– Мне, наверное, тоже уже пора. – Леся встала из-за стола.

– Я провожу. – Туча встал следом. – Ребята, я скоро.

Они шли по освещенной фонарями дорожке в сторону «девичьего» флигеля. Раньше там жили «волки», но теперь флигель стал женским царством. Леся, Алекс, Лена… Только Ангелина жила с ним в главном доме.

В окне комнаты Алекс горел тусклый свет ночника. Туча знал, она никогда не ложится раньше полуночи, хотя встает с петухами. Окна Лениной комнаты были черны, наверное, и в самом деле уже легла.

Они остановились перед крыльцом флигеля, когда Леся вдруг сказала:

– Степан, а вы не заметили одну странность?

– Какую?

– В фамильном альбоме не было ни одной фотографии взрослого Игната Шаповалова. И в исторических документах я ни разу не видела упоминания его имени. Такое чувство, что кто-то постарался уничтожить даже память о нем. А ведь у него тоже могли быть дети. И запросто может так статься, что Антон Венедиктович не единственный из ныне живущих потомков.

А ведь она права! Если отсутствие фотографии можно объяснить неприязнью между братьями, то отсутствие каких бы то ни было упоминаний об Игнате Шаповалове наводит на размышления.

– Леся, – Туча осторожно коснулся руки девушки, – я должен вам что-то сказать.

– Слушаю вас. – В темноте ее голос звучал как-то по-особенному, и на мгновение Туча забыл, о чем думал.

– Есть кое-какие документы…

Договорить он не успел, в ночной тишине раздался приглушенный волчий вой. Леся вздрогнула, испуганно обхватила себя за плечи.

– Не бойтесь, это в лесу. Здесь, на территории поместья, вам ничто не угрожает.

– Да, я понимаю. – Она улыбнулась, шагнула к крыльцу. – Я, наверное, пойду.

– Конечно. – Туча смутился, отступил на шаг. – У нас еще будет время поговорить

Обратно к дому он шел быстрым шагом, не обращая внимания на усилившуюся боль в ноге.

Дэн

– Мне кажется, или Туча выбрал не ту женщину? – сказал Гальяно, наблюдая, как Туча с Лесей неспешно идут по парковой дорожке. – Ангелина ему совершенно не подходит. Это я вам как дипломированный психолог говорю.

Матвей скептически хмыкнул, устало потер глаза. Вид у него был растерянный, как тогда, на гари, во время встречи с призраком мальчика. После сеанса спиритизма Дэн уже ничему не удивлялся. Вполне вероятно, что тринадцать лет назад гарь как-то по-особенному на них повлияла.

– Не хотите взглянуть? – Матвей кивнул на лежащий на столе альбом.

Дэн хотел с той самой минуты, когда увидел альбом в первый раз.

– Нашли что-нибудь интересное? – Гальяно отклеился от настежь распахнутого окна, пристроился рядом с Дэном.

– Скорее, странное. Да вы сами посмотрите.

…Со старого снимка на Дэна смотрела Ксанка. Именно так она могла бы выглядеть, если бы жила в прошлом веке. Дышать вдруг стало тяжело, а от дыма Гальяновой сигареты защипало глаза.

– Видишь? – спросил Матвей, из-за его плеча разглядывая снимок.

Он видел. Мало того, теперь он еще и вспомнил! Вот такой она была! Почти такой…

– Сходство просто фантастическое, – сказал Гальяно. – Такое сходство может быть только в одном случае.

– Если Ксанка была одной из Шаповаловых, – закончил за него Дэн. – Но как такое может быть, у Андрея Шаповалова был только один ребенок.

– Это если официально. – Гальяно задумчиво поскреб подбородок. – А если предположить, что у графа имелись внебрачные дети?

– Или предположить, что дети были не только у Андрея Шаповалова, но и у его брата Игната, – сказал Матвей и указал на самую первую фотографию. – Сходство, конечно, не такое поразительное, но смотрите, Ксанка похожа на Игната гораздо больше, чем на Андрея. И помните, в своем дневнике Андрей упоминал необычный синий цвет глаз своего брата. Выводы, конечно, скоропалительные, принимая во внимание тот факт, что Зоя была замужем за младшим братом, а не за старшим.

– Адюльтер? – предположил Гальяно. – Постыдная семейная тайна. Только вот внебрачный ребенок случился не у графа, а у графини.

Он хотел еще что-то сказать, но в этот самый момент откуда-то со стороны леса донесся тоскливый волчий вой.

– Блуждающего огня нам мало, – буркнул Гальяно. – Нам для полного счастья еще волков не хватало.

– Не отвлекайтесь! – Матвей перевернул страницу, ткнул пальцем еще в одно фото: – Вот это сын Андрея и Зои.

– Тот самый мальчик, которому удалось спастись? – Гальяно прищурился. – Я, конечно, не генетик, но не кажется ли вам, други мои, что вот этот парень – точная копия вот этого? – Он положил рядом детский снимок Игната Шаповалова. – Не хочется бросать тень на репутацию графини, но выводы напрашиваются очевидные. Уже в те времена нравы были ни к черту. Графиня изменяла мужу с деверем.

– Это не совсем так. – Увлекшись, они не заметили, как вернулся Туча. – А точнее, совсем не так. – Прихрамывая, он подошел к столу, положил рядом с альбомом книгу в потертом кожаном переплете. – Вот здесь есть ответы на некоторые вопросы.

– Это же… – Матвей с недоверием взял книгу в руки.

– Да, это дневник Андрея Шаповалова. – Туча тяжело опустился в придвинутое к камину кресло, прикрыл глаза.

– Но откуда?

– Потом. Читай! Там не так и много.

Туча оказался прав: на прочтение дневника ушло совсем мало времени. Гораздо больше им понадобилось, чтобы осмыслить услышанное.

– Ничего себе история! – сказал наконец Гальяно. – Это ж получается, что из-за Игната все началось. Волки, ножик, ключ в виде трилистника…

– Гари тогда не было. – Дэн покачал головой.

– Гари не было, но место уже тогда было с вывертом, – возразил Матвей. – Не просто же так матушка Игната его выбрала. Да и самого Игната туда влекло.

– Думаешь, зов крови? – Гальяно привычно уселся на подоконник, закурил.

– Или место силы для таких, как Игнат Шаповалов. – Матвей присел рядом.

– Ксанку тоже тянуло на это место. – Туча пошевелил догорающие угли, пламя в камине вспыхнуло с новой силой, отбросив на его сосредоточенное лицо красные сполохи.

– Мы уже почти решили, что Ксанка была одной из них. – Матвей бросил на Дэна настороженный взгляд.

– Особенной, – уточнил Гальяно.

– Да, она была особенной. – Дэн кивнул.

Теперь, когда Ксанки больше нет, отрицать этот факт бессмысленно. Да и зачем? Каждый из присутствующих в этой комнате в той или иной степени тоже особенный. Никого не нужно убеждать в том, что невозможное возможно.

– Мы чего-то не знаем? – спросил Гальяно с интересом.

– Она могла управлять вещами. Не в обычном состоянии, а только когда злилась или чего-то сильно боялась.

– Телекинез… Круто! – Гальяно присвистнул, но тут же виновато улыбнулся. – Тогда, наверное, и левитация… Помнишь, там, на гари?

Он помнил. Как он мог такое забыть?

– Там она не сама, наверное. Это все гарь.

Туча слушал их диалог с сосредоточенным вниманием, на лбу его пролегла глубокая морщинка.

– Гарь изменила каждого из нас, – сказал Матвей. – Думаю, самое время с этим разобраться. – Он ткнул Гальяно локтем в бок. – Рассказывай!

– А что рассказывать? – Тот пожал плечами. – Я в некотором роде медиум. Иногда, если быть до конца честным, только однажды, мне удалось призвать призрака. – Он поежился. – А еще я неплохо ориентируюсь, в любом месте и в любое время могу безошибочно определить правильное направление. Ну и самое главное, я чертовски обаятельный. Твоя очередь, Туча!

– Моя? – Туча растерянно моргнул. – Я чувствую предметы, всегда точно знаю, какая вещь заурядная, а какая особенная. Если вы понимаете, о чем я.

Они все трое синхронно кивнули.

– И ты отличный поисковик, – подвел черту Матвей.

– А ты? – Туча посмотрел на него с жадным, каким-то мальчишеским интересом.

– А я, как Гальяно, могу видеть мертвых. Только ко мне они приходят сами, без приглашения.

– Как сегодня? – спросил Дэн.

– Да. – Матвей перелистал альбом, выложил на стол одну фотографию. – Вот этого мальчика я видел сегодня в лесу.

– Сашу Шаповалова? – Гальяно удивленно присвистнул. – Но как такое возможно? Ведь всем известно, что маленького графа тайно вывезли во Францию.

– Похоже, не вывезли.

– В таком случае можно считать, что род Шаповаловых пресекся еще в восемнадцатом году, – сказал Гальяно и тут же спросил: – А кто же в таком случае наш любезный Антон Венедиктович? Чей он потомок?

– И чей потомок Ксанка? – сказал Дэн, разглядывая снимок графини.

– Вывод напрашивается очевидный. – Матвей замолчал, настороженно прислушался, крадучись подошел к окну.

– Что? – шепотом спросил Гальяно, вглядываясь в темноту.

– Показалось, наверное.

– Ну, показалось – не показалось, а береженого и бог бережет. – Гальяно закрыл окно. – Так какой вы сделали вывод, мистер Шерлок?

– А такой, доктор Ватсон, – Матвей усмехнулся, – что прервалась только одна ветвь рода. У Игната Шаповалова остались наследники.

– Если я правильно понял, то Саша и был биологическим сыном Игната, – сказал Гальяно, – а ты только что утверждал, что видел его призрак. Парень умер в десять лет, у него просто не могло остаться потомков.

– Значит, был еще один ребенок, – вмешался в их диалог Туча. – Леся как раз сегодня говорила, что ей кажется странным, что о судьбе Игната нет никакой информации. Думаю, нужно копать в этом направлении.

– Ты ей доверяешь? – спросил Матвей.

– У меня нет оснований ей не доверять. Она специалист в своей области, а нам нужна информация. Я уверен, что есть связь между Игнатом, Ксанкой и Антоном Венедиктовичем. Вот только не могу понять какая.

– Значит, нужно копать под дражайшего Антона Венедиктовича, – заключил Матвей. – Займусь этим в самое ближайшее время.

– Копай! – Туча осушил свой бокал, в упор посмотрел на Дэна. – Мы не выяснили еще один вопрос, – сказал тихо.

Дэн усмехнулся. Не нужно было обладать даром предвидения, чтобы понять, куда он клонит.

– У меня нет никаких способностей. Я не умею находить потерянные вещи, на незнакомой местности ориентируюсь только с компасом или с навигатором, и я не вижу призраков.

– То есть совсем-совсем ничего экстраординарного? – Казалось, Гальяно ему не поверил.

– Ничего.

– Ну, хоть один нормальный человек в нашей компании суперменов! – Гальяно ободряюще похлопал его по плечу. – Не переживай, братан, суперменам живется несладко!

– Спасибо, утешил. – Дэн улыбнулся. – А то я уже начал было комплексовать.

Они просидели перед погасшим камином почти всю ночь, как в юности, обсуждая план дальнейших действий, прокручивая все возможные варианты. Ближе к рассвету уже изрядно захмелевший Туча покаялся в том, что тринадцать лет назад украл дневник. Его поругали, особенно усердствовал охочий до фактов Матвей, а потом простили. И уже на рассвете, когда в каминный зал заглянули робкие солнечные лучи, Туча отозвал Дэна в сторонку.

– Я должен тебе что-то сказать. Вернее, показать.

– Еще не все? – Почему-то Дэн совсем не удивился.

– Нет. Думаю, это должно быть у тебя. – На ладонь Дэна лег медальон в виде трилистника. Ксанкин медальон…

– Откуда? – В предрассветном сумраке ему показалось, что медальон светится зеленым. Только показалось…

– Я нашел его сегодня в лесу, на том самом месте, где Матвей видел мальчика. Наверное, он хотел, чтобы мы нашли медальон. Наверное, это важно.

Да, это было важно! Дэн не сомневался в этом ни секунды. Это было так же важно, как зачитанный до дыр томик Шекспира, как пожелтевшая от времени фотография женщины, которой больше нет и которая так похожа на Ксанку. Это память, которую отняли у него тринадцать лет назад.

– Спасибо, Туча! – Он, не раздумывая, надел медальон на шею. – Ты даже представить себе не можешь, что для меня это значит.

– Не могу. – Туча грустно улыбнулся. – Я даже не знаю, правильно ли поступил, отдав тебе медальон.

Александр. 1918 год

Они с дедом были в лесу, когда налетела свора. Свора – это дед их так назвал, а Саня согласился. Конный отряд до зубов вооруженных бандитов. Не солдат, а именно бандитов, грязных и шальных, внушающих страх пополам с отвращением. Сколько их точно было, Саня не знал, насчитал с полсотни и сбился со счету. Из своры выделялся один. Саня как-то сразу понял, что этот рослый черноволосый мужчина, гарцующий на горячем вороном скакуне, самый главный. По пронзительно внимательному взгляду, по аккуратной одежде, по небрежно засунутой за пояс нагайке с инкрустированной рукоятью, по испуганно-почтительным взглядам, которые бросали на него остальные.

Свора кралась по лесу в полной тишине, даже лошади не всхрапывали, лишь едва слышно поскрипывали колеса доверху груженной телеги. Телегу охраняли сразу четверо, похожие на своего предводителя, шалые, страшные.

– Это они, дед? – Сердце трепыхалось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. – Это красные?

– Это звери, Санька. – Дед смотрел вслед удаляющейся своре, и на его лице читалась тревога. – Нет, они хуже зверей.

– Они же в Макеевку идут! – Только сейчас до Саньки дошло. – Дед, они же к нам!

– Тихо! – На лицо легла шершавая, пахнущая табаком и полынью ладонь, заглушила рвущийся из горла крик. – Не поможем мы им сейчас ничем, даже предупредить не сможем. Пойдем!

Дед тащил его в глубь леса силой, почти волоком. Саня упирался, брыкался, но голоса не подавал, хорошо помнил взгляд красного командира.

В печке тихо потрескивали дрова, в чугунке томились щи, на припечке скворчала яичница. Саня любил простую, но неизменно вкусную еду деда, но сейчас есть совсем не хотелось.

– Давай-ка, Саня, к столу! – Дед заговорил впервые за несколько часов. – Незачем в окно пялиться, нет там ничего.

Дед был неправ, из окна был виден кусочек красного, подсвеченного не только закатным светом, но и огнем пожарища неба.

– Макеевка горит. – Саня отошел от окна. – Дед, они деревню подожгли!

– Не всю. – Дед поставил на стол сковороду с яичницей. – Пару хат сожгли для острастки.

– А наш дом?

– Нет, дом они не тронут. Они, Санька, звери, но не дураки. Да ты не горюй, – он потрепал Саню по вихрастой голове, – выручим мы твоих родителей. Веришь?

Саня верил, дед никогда его не обманывал, обращался с ним, как со взрослым. И отец с мамой деду доверяли, как самим себе.

Может, от данного дедом обещания, а может, в силу возраста к Сане вернулся аппетит. Яичницу он умолол всю, без остатка, запил душистым травяным чаем.

– Я пойду, ты чтобы из дому ни ногой. К утру вернусь…

Голос деда доносился словно издалека, становился все тише и тише. Какое-то время Саня еще боролся с тяжелой, как ватное одеяло, дремой, а потом провалился в глубокий сон.

Он проснулся от пробивающегося в избушку яркого света. Рассвет уже давно наступил, а дед так и не вернулся. Сердце сжалось от страха и дурного предчувствия. Саня как был, босиком, выскочил из хаты.

В лесу было непривычно тихо. Так тихо бывает перед грозой, но сейчас небо было совершенно чистым, если не считать поднимающегося над пожарищем столба дыма. Первым желанием было заорать во все горло, позвать деда, позвать хоть кого-нибудь, но здравый смысл взял верх над страхом. Кричать нельзя ни в коем случае, нужно отправляться на поиски. Если дед не вернулся, значит, с ним что-то случилось. Хотя что может случиться с дедом в лесу, который ему как дом родной?!

Леса Саня не боялся, дед многому его научил: как ориентироваться, как передвигаться почти бесшумно, как выжить, случись вдруг заблудиться. Но совсем в одиночестве он остался впервые. Наверное, от этого в коленках чувствовалась предательская дрожь, когда он, крадучись, пробирался через подлесок.

Деда Саня нашел там же, в подлеске, совсем близко от дома. Уткнувшийся лицом в землю, в окровавленной рубахе, он казался мертвым. Чтобы не закричать от страха и отчаяния, Саня до боли прикусил ладонь. Он долго не мог заставить себя подойти к телу, а потом решился: осторожно перевернул деда на спину, коснулся пальцами перепачканной землей и кровью щеки.

– Дед… Деда?! – От густого запаха крови замутило. Саня сделал глубокий вдох, прижался ухом к дедовой груди.

Сердце билось тихо, едва уловимо. Но оно билось! Живой!

Ему повезло, что дом был близко. Тащить деда приходилось волоком, изо всех сил упираясь пятками в землю, обливаясь потом, отгоняя слетевшихся на запах крови мух.

Дед учил его многому, почти всему, что знал сам. Саня умел останавливать кровотечение, где травами, а где и простенькими заговорами. Сейчас заговоры не помогали… Он заметался по хате, разжигая почти погасший в печи огонь, бросая в глиняный горшок целебные травы, стаскивая с деда одежду, обмывая теплой водой рваные раны.

На деда напали звери. Может быть, даже волки. Хотя волков в лесу не видели больше десяти лет. Не было, а теперь вот пришли… Сначала стая двуногих, а потом четырехлапых…

Сложнее всего оказалось положить деда на сбитый из досок топчан, но у Сани получилось. Дед лежал тихо, как мертвый, и только когда Саня попытался напоить его отваром, закашлялся. Наверное, это был хороший знак.

Дедовы раны Саня обработал мазью из травы сушеницы, обмотал чистыми тряпицами, самую глубокую и опасную, на правом боку, зашил портняжной иглой. Было страшно, руки дрожали так, что завязать узлы получилось не с первого раза, но он старался изо всех сил. Он сделал все, что от него зависело. Оставалось ждать и надеяться, что раны не загноятся, что у деда не случится лихорадки и к вечеру он придет в себя.

Ночь подкралась незаметно, накинула на окошко черное покрывало, а дед так и не очнулся. Саня проверил повязки, заварил свежего отвара, подкинул в печку дров. Поужинал щами, присел на краю лежака. Сон не шел, мысли в голову лезли одна страшнее другой, не давали покоя. Что там в Макеевке? Что с родителями? Что будет, если дед умрет?

Протяжный волчий вой раздался совсем рядом. Саня испуганно вздрогнул, на цыпочках подошел к окну. Волки были рядом, рыскали вокруг избушки, зыркали из темноты желтыми глазами, караулили…

Волки ушли на рассвете, и только тогда измученный Саня пристроился на топчане рядом с дедом.

Наверное, он проспал до самого обеда, потому что, когда проснулся, избушку заливало ярким светом полуденное солнце. Первым делом он потрогал дедов лоб. Горячий! И рана на боку отекла, налилась багрянцем. Значит, не помог отвар, значит, придется идти за гарь-травой в плохое место.

Дед брал Саню с собой в то место только лишь однажды, да и то затем, чтобы объяснить, что оно опасно. Саня ничего особенного тогда не почувствовал. Пока дед собирал гарь-траву, он сидел под старым дубом, сквозь ветви наблюдал за плывущими по небу облаками, а потом, уже на обратном пути, спросил, что же там такого страшного.

– Гиблое место, черное. – Дед мял в руках гарь-траву, хмурился. – Когда-то давно здесь жила ведьма.

Про ведьму было интересно, но совсем не страшно.

– А что за травка? – Саня понюхал колючий, пахнущий пожарищем пук гарь-травы.

– Удивительная травка, с того света может человека достать. Жаль только, что растет только здесь.

С того света достать… Это Саня запомнил хорошо, еще вчера хотел деду гарь-траву заварить, но не нашел. Значит, придется идти в плохое место. Тут недалеко совсем, если бегом, то можно за час обернуться.