Текст книги "Мери Поппинс для квартета"

Глава восьмая

Быть пессимисткой очень удобно.

Или я права. Или удивлена

Мудрейший Интернет

– Мама, а они помирятся?

Мы сидели втроем на террасе, рассматривая золотистый закат, ласкающий липы и дубы, что окружили особняк. Клео подумала – и забралась к Маше поближе, поближе к теплу. Уткнулась мордой в живот и тихонечко муркнула: «Не расстраивайся, не надо!»

После того как Лев выскочил, раздался рев мотора, завизжали колеса.

– Твою ж, – подвел итог репетиции Артур.

– Парни, я правда… – растерянно проговорил Сергей. – Вот правда, чем хотите, клянусь. Я не…

– Может, он подумал, что ты хочешь переметнуться к Туру в его проект с драконами? – предположил Артур. – Тебя же туда звали.

– Ну, спел я за всех драконов, – нахмурился Сергей. – Кстати, сначала предполагалось, что за них будет петь наша группа в полном составе. Я же договорился.

– А я партии расписывал, – вздохнул Иван, – но это же никому не помешало.

– Скажи еще, что ты там и бэк-вокал работал!

– Нет. Я хотел, и Павел Тур предлагал, но Сергей сказал, что не стоит.

– Я боялся Ваньку подставить. Не хотел, чтобы Лева на него окрысился.

– А вот мне сказать? – возмутился Артур.

– Да тебе не до того было, брат.

– Это точно. – Глаза Артура погасли, словно кто-то выключил лампочку.

На этом они и ушли. То ли ловить Льва и приводить его в чувство, то ли… Ох, чует мое сердце, придут они завтра больные и без голосов. На самом деле, алкоголь как семечки противопоказан для хорошего вокала. Хотя, может, нарушение всего и сразу пойдет им на пользу?

Будем надеяться.

Я задремала в кресле-качалке, как вдруг почувствовала, что меня укутывают в плед. Почувствовала тепло рук и бессознательно потянулась к ним, настолько уверенными и сильными они мне показались, а я была так растеряна всем, что происходило вокруг…

– Ма-а-а-а-а, – услышала я голос дочери – и проснулась.

– Добрый вечер, – хрипло, должно быть, со сна поприветствовала я господина Томбасова, наслаждаясь этими случайными прикосновениями.

– Добрый, – откликнулся он точно таким же хриплым голосом, замирая.

– МР-Р-Р-Р-Р? – поинтересовалась у меня царица Клеопатра, поднимаясь на коленях у дочери, выгибая спину и неторопливо выпуская когти сначала на одной лапке, потом на другой.

Хищницу нашу явно возмутило подобное беспардонное нарушение моего жизненного пространства.

Скорее всего, господин Томбасов, как и положено таким бруталам, был человеком беззаветной храбрости, но… увидев нашу кошку, да еще и не в духе, отскочил от меня с каким-то странным звуком. Хотя, может быть, не от меня (это было бы обидно), а от моей защитницы.

– Мр? – нежно спросила у меня победительница и королева.

«Порвем? Или пусть бежит?»

Я улыбнулась. Погладила мою защитницу.

– Ох ты ж. – Мужчина с опаской смотрел на кошку. – Я вот… еще девочке плед принес.

Мда, наша совершенная черно-розовая Клео, нежная и плюшевая снаружи, сталь и огонь внутри, производит на неподготовленного человека… странное впечатление. Это недовольное выражение лица, ушки-военные локаторы, горящие огнем янтарные раскосые глаза. Мы не обижаемся, а Клео с поистине царским достоинством принимает всю убогость человеческого сознания. Только еще больше морщит мордочку и тяжело вздыхает.

– Она хоть не ядовитая? – проворчал бизнесмен, издалека протянув плед Машке. Дочь забрала и закуталась. – Не летает? – продолжил господин Томбасов, рискуя жизнью и явно не понимая, что от жестокой расправы его отделяет только аристократическое воспитание Клеопатры и ее философское отношение к жизни.

Мы обреченно вздохнули все втроем. Мужчина совершенно не осознал, с каким совершенством его свела судьба. Что поделать. Мы не опустим голову перед разочарованиями. Примем все как есть. С гордостью.

– Олеся Владимировна, вы ужинали? – спросил Томбасов.

– Да. А вы?

– И я не голоден. Мы можем поговорить?

– Конечно, – поднялась я.

Ненормированный рабочий день. Я тебя люблю. Наверное.

– Спасибо.

Мы дошли до гостиной, в которой они были вчера с Сергеем, расселись в кресла. Я посмотрела на камин с сожалением. Как было бы прекрасно, если бы можно было его разжечь. Но летом, тем более таким жарким, как сейчас…

– О чем вы задумались? – спросил господин Томбасов, слишком пристально изучая мое лицо.

Я улыбнулась ему, не отводя взгляд. В глазах мужчины заплясали огоньки, словно отблески зажженного камина. Так. Олеся Владимировна-а-а-а. Уймись, не позорься. Куда тебя несет? Уверенный в себе мужчина с четкой аурой успеха и властности. С сильными теплыми руками… Эх.

– Я хотел бы выразить вам огромную благодарность, – тихо сказал Олег Викторович.

Я кивнула. А что – мне не жалко, пусть выражает. Доброе слово и Клео приятно.

– Я посмотрел запись репетиции. Надо разбираться, действительно, откуда у Льва взялась информация подобного толка.

– Диверсия?

Бизнесмен посмотрел на меня с насмешкой:

– Ну, это не госконтракт, чтобы задумывать такую сложную многоходовку. С дезинформацией и диверсиями.

– Может быть, для вас это и не такой уровень, а вот для кого-то… Как вариант. Информация же просто так не берется и в уши не заливается.

– То есть что-то, направленное не против меня, а против ребят?

– Почему нет?

– Глупость. Поют и поют. Кому они могут помешать?

Хотела спросить, в какие суммы он оценивает это «поют и поют». Но стало как-то неловко. Во-первых, чего чужие деньги считать, а во-вторых, понятно, что у нас весьма разные системы координат по финансовым понятиям. Скорее всего, та сумма, что повергла меня в двухлетнюю долговую яму, вызвала бы у него усмешку – типа, как можно переживать из-за подобной мелочи.

– Вам Андрей и Никита привет передавали, – внезапно сказал господин Томбасов.

– Спасибо. Как они?

– Полны планов. Улетели.

– Гарвард?

– «А если я чего решил, то выпью обязательно».

Я рассмеялась и согласно кивнула. Правильная характеристика. Действительно, мальчики у него были… упертые. Хотя почему их певцы охарактеризовали как «исчадия ада», мне понять было сложно. Молодые люди как молодые люди. Упрямые, дерзкие, не без снобизма, над которым я веселилась достаточно едко.

Как они искренне удивились, когда на фразу: «Но это же мое мнение», – я ответила им, что они пока находятся в зачаточном состоянии той личности, мнение которой может меня как-то заинтересовать. На самом деле, имелось в виду слово «противозачаточной» – уж сильно они меня завели, но я сдержалась. Это мы, кстати говоря, по поводу участия союзников во Второй мировой не сошлись характерами. И вот эта позиция молодых, что исконно-посконное – гадость редкая, ну, может быть, балет и водка – туда-сюда, а больше гордиться нам и нечем… Вот раздражает, честное слово.

– Я смотрел ваши дискуссии, – улыбнулся Олег Викторович. – И, кстати, вот что меня удивило: чем больше вы их осаживали, тем более уважительно сыновья к вам относились.

– Границы. Их надо задавать. И не позволять нарушать.

– А как же свобода?

– Как там Владимир Ильич говорил? «Свобода – это осознанная необходимость». И можно добавить старое доброе английское: «Ваша свобода заканчивается там, где начинается кончик моего носа».

Господин Томбасов изволил улыбнуться. Снова. Улыбка у него замечательная: каменное лицо становится человеческим, глаза – живыми. Кстати, я так и не поняла, какого они цвета. Но с чего это я его так веселила? Нет, я не против, не жалко, но вот любопытно, откуда такая реакция?

– Я сегодня с таким интересом отсмотрел репетицию, – снова сменил тему бизнесмен. – Парни пели как в старые времена. Я рад, что не ошибся в вас, Олеся Владимировна.

Я кивнула растерянно. Прелюбопытная жизнь у него. Не поговорить, не узнать, не зайти послушать… Поставить видеоконтроль и прослушку – и контролировать, кто что сделает.

Поежилась. Гадко как-то осознавать, что ты находишься под камерами. Есть в этом что-то безумно напрягающее и вызывающее… брезгливость, что ли.

– Только рабочие моменты, – верно понял мое раздражение Олег Викторович. – В гостевых комнатах камер нет.

И на том спасибо.

– И дети занимались в гостиной. В Питере. Там есть. В гостиной. Там я с вами и познакомился. В записи.

Я снова поежилась и спросила:

– И как вам живется?

– В смысле?

– Под камерами?

– Привык. Безопасность прежде всего.

Хотела спросить, что он высмотрел такого, что решил пригласить меня на работу, но в этот момент в дверь постучали. Тревожно. Так, что сразу стало понятно – что-то случилось.

Я вздрогнула всем телом. Обхватила себя руками за плечи, чтобы унять этот приступ паники. Мне вдруг показалось, что мужчина сейчас меня обнимет – и просто укроет ото всех тревог, что могли подстерегать за этой самой дверью, но Томбасов качнулся назад, решительно поднялся и распахнул дверь.

– Что еще? – прорычал он.

– Драка.

– Какая еще драка? – тут господин бизнесмен явно растерялся.

– Наша четверка. С кем-то. Непонятно. Все в полиции.

– Где произошло?

– В караоке.

– Что? Эти…

Томбасов внимательно посмотрел на меня и буквально прикусил язык. Помолчал. Проглотил все эпитеты. Справился с собой и выдохнул:

– Вокалисты… Что они могли делать в караоке?

– Пели, – ответил несчастный, что принес дурные вести.

– Пели, – задумчиво проговорил бизнесмен, перед этим покатав какое-то слово на языке. – Не напелись они, значит, на репетиции. И пошли… в караоке.

– Получается, так. Пришли вчетвером. Выпили – умеренно. Они пели, просто пели, а там сидела компания, – затараторил несчастный. – Наши хотели «Ветер перемен». Другие – «Владимирский централ». Очередь не поделили, их освистали, про Артура сказали, что он поет как баба, а про Ивана, что он…

Мужчины синхронно посмотрели на меня и вздохнули. Ситуация была сверхсерьезная, умом я понимала, но смех давила с трудом. Консерваторские мальчики в караоке… Освистанные местными завсегдатаями. Какой удар по эго. И, должно быть, по мордасам…

– Вызываем адвоката? – спросил почему-то у меня Томбасов. – Будем этих Фоксов с кичи вынимать? Или пусть сидят?

– Наверное, надо… вытаскивать.

Я больше всего переживала, не разбили ли кому-то из них лицо в драке. Или не свернули ли челюсть. А то с пением могут быть проблемы. Фатального характера.

– И, кстати, вызовите мне пиар-менеджера, – распорядился Томбасов. – Мне любопытно, как она видит развитие бренда группы.

– А у ребят есть пиар-менеджер? – удивилась я.

– Есть. Они сами кого-то нашли после ухода Сергея. Я не вмешивался.

– Ага, – кивнула я.

А про себя подумала, что в последнее время видела на просторах Инета либо что-то неприличное, типа их спевки, когда они приглашали на концерт в Твери – такое впечатление, что они там были нетрезвые. Ну и безголосые совсем. Либо у рояля звездил Лева. Отдельно от остальной четверки. Он печально, проникновенно и волшебно пел о любви. Вот на него было приятно посмотреть, что нельзя сказать об остальных.

Надо посмотреть на этого самого пиар-менеджера. Да и задать ненароком пару вопросов.

– Самуил Абрамович едет, – тем временем доложил охранник.

– Хорошо. Олеся Владимировна, вы с нами?

– Конечно, только предупрежу Машу.

Глава девятая

Хочется в XIX век, уехать на воды,

лечить истерзанные нервы,

закрутить роман с гусаром,

а не это все…

(с) Интернет

Нас встретила в отделении полиции тяжелая железная дверь. Звонок. И голос в динамике, который долго и изо всех сил не хотел понимать, что от него надо, и изо всех сил советовал приходить завтра. Послезавтра. А лучше – никогда.

На что сначала Томбасов, а потом примкнувший к нему адвокат рекомендовали допустить их до господ артистов.

– Нам бы еще все по-тихому сделать, – ворчал Томбасов. – Не хватало еще хулиганки этим… гениям вокала.

Наконец мы прорвались. И не только в дежурку, к стеклянным уже дверям, но и, в конечном итоге, к телам господ музыкантов, что чудесно смотрелись в переполненном шумном обезьяннике.

Выглядели герои дня «изрядно ощипанными, но непобежденными», если цитировать «Бременских музыкантов».

– Как вы красивы сегодня, – резюмировал Томбасов, пристально глядя на музыкантов.

Они попытались отступить за сотоварищей по камере. Потом поняли, что спрятаться за хулиганов и алкашей им не удастся. Вздохнули – вот меня просто поражало, насколько в такт.

– Добрый вечер, – поприветствовали они личного Карабаса Барабаса слаженно и дружно.

И как-то не слишком храбро, что ли.

– Черепно-мозговые, челюстные? – спросила я, подходя к клетке. – В травму кому-то надо? Пальцы? Нос?

– Вы что – тоже адвокат? – поинтересовался у меня седой благообразный импозантнейший мужчина, у которого был вместо галстука шейный платок. – Или доктор?

Я помотала головой:

– Я классный руководитель буйного восьмого «В» – головной боли не только родителей, но и всей нашей несчастной школы.

Взгляд адвоката, обращенный к Томбасову, был полон крайнего изумления.

– Это Олеся Владимировна, руководитель нашей боевой четверки, – ответил Томбасов адвокату. – Я подумал, что кто-то, умеющий обращаться с безмозглостью и делающий из них человекообразное, нам очень и очень пригодится.

К нам присоединился майор.

– Сегодня у нас просто аншлаг, господа. – Он печально покачал головой. – Полнолуние действует на психов и примкнувших к ним несознательных элементов.

Несознательные элементы вздыхали, но молчали, правильно понимая бешенство господина Томбасова, на которого было жутковато смотреть.

– Мы же все понимаем, что на моих клиентов было совершено нападение? – начал было адвокат.

– Если вы посмотрите записи камер, то увидите, что первыми в драку полезли они. – Кивок на понурую четверку. – Особенно отличился вот этот. Белый.

Иван, светленький, тоненький, эдакий ангел в вертепе разбойников, тяжело вздохнул. И покраснел.

– Кстати, для музыкантов они вполне прилично дерутся.

И взгляды такие у всех… Проникновенные. «Кто умеет драться? Мы?! Это же наверняка фотошоп!»

Самуил Абрамович отвел полицейского в сторону. И они заговорили. Практически беззвучно, но весьма оживленно.

Через полчаса мы покинули гостеприимное отделение полиции.

– С вас штраф, – адвокат укоризненно качал головой, – возместите ущерб в караоке-баре, выкупите записи. И шефский концерт на день полиции. Вы уяснили, что такое шефский? Будете петь как птички. Даром.

Все четверо кивали синхронно, опасаясь даже смотреть в сторону Томбасова.

Адвокат раскланялся со всеми, пожал протянутую ему руку господина бизнесмена, посмотрел на меня еще раз – внимательно, как будто рентген делал. И удалился в сторону своего «бентли».

– Адвоката оплачиваете сами, – прорычал Томбасов. – Как и сверхурочные Олесе Владимировне.

Снова покаянные кивки. Но на бизнесмена они подействовали странно – они его взбесили еще больше.

– В следующий раз при подобном демарше я просто откажусь от вас. Делайте, что хотите. От вас одни неприятности! И только вечное недовольство! Мной, работой, друг другом! Один… – кивок в сторону Ивана.

Он задохнулся от гнева. И я поняла, Томбасов сейчас выскажется в таком ключе, что это разрушит их отношения навсегда. Ребята просто не смогут перешагнуть через этот момент. Как сделать, чтобы он замолчал? Я стояла чуть позади него – и положила руку на мощное плечо, которое как-то подрагивало от ярости.

Я сделала это, надеясь отвлечь его и заставить осознать, что происходит.

Рык был мне ответом. Томбасов резко развернулся, практически вжался в меня. Навис огромной мощной глыбой… Я вздрогнула и забыла, как дышать. Мне стало жутко, как людям, которые боятся темноты, но внезапно сталкиваются с ней на границе сна и яви.

– Что? – прорычал он.

Я посмотрела в бешеные глаза – и дрожь охватила меня. Должно быть, он почувствовал это и… шагнул назад, стремительно приходя в себя.

– Олеся… – тихо проговорил он. – Олеся Владимировна, простите… Я…

Сделал шаг ко мне – я отшатнулась. Глупо, но слезы закипели у меня на глазах.

– Олег! – очнулся Сергей.

Голос его звучал предостерегающе.

Я развернулась – и пошла прочь. Да провались ты пропадом со своей работой, деньгами и перспективами. Еще не хватало терпеть подобное обращение. Да в конце концов!

– Олеся! – раздался за спиной голос Томбасова. Я вытерла глаза и развернулась, чуть не налетев на него. Оказывается, он шел вслед за мной. – Не решайте сгоряча. Пожалуйста. Я не хотел вас напугать.

– Мне надо подумать…

Прошлое нахлынуло волной, удушающей, горячей, стыдной. И умом я, наверное, понимала, что вот этот сильный человек не хотел сделать мне ничего плохого, что это привет не от него, что прошлое имеет над нами более чем сильную власть, но… Жажда убежать, спрятаться и рыдать без остановки, захлебываясь… К сожалению, она никуда не желала исчезать.

– В любом случае, поехали, я отвезу вас домой.

«Домой». В роскошный особняк с репетиционной залой больше моей квартиры раза в два, где есть концертный рояль. Ну не смешно ли… Нелепость какая. Я бы ушла, чтобы никого и ничего не видеть, но вдруг поняла, что не найду дороги. Я не знаю ни того городка в Московской области, куда меня занесло, ни местоположения особняка, где осталась Машка.

Как я могла допустить все это?

– Привет, мальчики!

Не знаю, как остальные, но мы с Томбасовым не слышали, как подъехала алая «ауди ТТ» с откидным верхом. Судя по лицам – остальные тоже отвлеклись и пропустили это замечательное зрелище.

– Дана, – скривился Томбасов так, словно у него заныли все зубы разом.

Высокая, модельного плана блондинка – вот уж совершенство так совершенство, – выскочила и, пробежав мимо нас, дробно стуча каблучками, кинулась на шею Льву.

– Я соскучилась, милый.

Певец улыбнулся широко и безбашенно улыбкой победителя мира – и закружил красавицу. Она звонко расхохоталась, пока не увидела Сергея.

– Сережа? – тихо спросила она.

Улыбка сползла с ее лица, как косметика от ватного диска. Лев выпустил ее из объятий и нахмурился.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она резко и неприятно.

– Участвовал в дебоше в составе вокальной группы «Крещендо», – неприязненно ответил Сергей.

Я даже забыла о своих переживаниях, настолько любопытной показалась мне сцена. Эта пара… дон Жуанов, Сергей и Лев… Оба, кстати, никогда не были женаты… Они что – вот эту вот барышню не поделили? И из-за этого началась вся канитель?

Должно быть, подобные мысли возникли в голове у Томбасова, поэтому он шагнул вперед. Я – за ним.

– Здравствуй, Дана, – тихо и недобро проговорил бизнесмен.

– Добрый вечер, Олег Викторович.

– Парни тут отчудили. Следовательно, твоя задача – замять это дело. Никаких фотографий, информации. И готовимся к концерту в Твери. Перезапишите обращение к зрителям. Билеты продаются не так хорошо, как хотелось бы. Объявите о смене состава. Продумайте, как это сделать лучше.

Он задумался. Девушка-красавица во время его речи просто пожирала меня глазами.

– Да, – вспомнил о моем существовании Олег Викторович. – Это Олеся Владимировна, руководитель проекта, ваша начальница.

– Что?!

Блондинка издала такой восхитительный взвизг, что парней просто перекосило. Мы с Томбасовым, как существа менее нежные, просто поморщились.

– Согласуйте с ней завтра же программу развития группы, потому что все происходящее меня совершенно не устраивает.

– Но… как… Лева, как так? – Девица похлопала ресничками.

Я смотрела на этот балаган во все глаза. Ну, понятно, что у Левы бурный роман с ней. Это не жалко, но работать на благо проекта кто будет? Стоп. А с чего меня этот момент волнует? Я же собиралась увольняться. Забрать дочь и уехать. А о данной вокальной четверке узнавать разве что по телевизору. Которого, к счастью, у меня и нет. И, скорее всего, не будет.

– Я отвезу Олесю Владимировну. Завтра к десяти я жду вас на репетицию. Дана, вы приезжайте с предложениями по рекламе. И наймите нормального оператора ребят снять. А то мне кажется, что мои камеры слежения лучше с этим справляются, чем те «профессионалы», которых вы находите. Может, со следящих устройств нарезку и сделаем?

Он кивнул мне, давая понять, что готов ехать. И мы пошли к машине. Между лопатками я чувствовала обжигающий взгляд блондинки. Хотелось просто упасть на землю – и, поползав, обнаружить укрытие, чтобы в него забуриться.

– Надо ее увольнять, – тихо проговорил Томбасов.

Больше мы не сказали ни слова. У меня разболелась голова: дождь будет к утру, что ли? Олег Викторович посматривал на меня, шевелил губами, словно пытаясь подобрать слова, но вздыхал – не находил.

Я молчала, глядя на мелькающие дома, деревья вдоль дороги, мягко подсвеченные фарами. Что мне делать? Упаковать чемодан, забрать дочь и кошку – и вернуться в свою спокойную размеренную жизнь? Доработать все-таки лето? И выбраться из финансовой ямы? Внести дополнительные условия в контракт?

Что?

И как отреагирует Машка, если я скажу, что мы уезжаем? Без объяснений. В ночи!

Не знаю.

Потом я решила, что утро вечера мудренее. И на этом успокоилась.

Кивнула господину Томбасову, который лично открыл передо мной дверь машины. Забавно. Никогда такого в моей жизни не было. Покачала головой, когда он попытался мне что-то сказать.

Все завтра. Завтра.