Текст книги "Промышленные кластеры и их роль в развитии промышленной политики региона"

Выгоды для бизнеса от развития кластеров во многом зависят от особенностей кластера, но обобщенно они могут состоять в повышении эффективности и снижении издержек в текущей деятельности, повышении гибкости и инновационного потенциала при создании новых продуктов, технологий и рынков. Предприятия могут получать подобные выгоды посредством:

1) повышения эффективности системы поставок сырья, компонентов и комплектующих;

2) доступности и качества специализированного сервиса (от услуг в области информационных технологий – примером могут служить поставщики интегрированных решений в области управления системами жизнеобеспечения зданий для кластера строительства и недвижимости в Москве – до специфических услуг по страхованию космических запусков для аэрокосмического кластера);

3) доступа к различного рода финансовым ресурсам (например, источникам рискового финансирования для новых технологических компаний в кластере информационных технологий);

4) доступности и качества возможностей для проведения НИОКР;

5) доступности специализированных и производительных человеческих ресурсов;

6) построения сети формальных и неформальных отношений для передачи рыночной и технологической информации, знаний и опыта;

7) создания системы для выявления коллективных выгод и опасностей, формирования общего видения и продуктивной стратегии развития кластера.

Кластерный подход, как показывает мировая практика, предлагает эффективные инструменты для стимулирования регионального развития, которое в итоге может состоять в увеличении занятости, заработной платы, отчислений в бюджеты различных уровней, повышении устойчивости и конкурентоспособности региональной промышленности.

На наш взгляд, в теории «кластеризации» М. Портера есть некоторые ограничения. Так, автор характеризует кластер как группу географически соседствующих взаимосвязанных компаний. Такое понимание сужает понятие кластера и затрудняет выработку промышленной политики, особенно в условиях глобализации и построения так называемой «новой экономики». При анализе этого вопроса полезно воспользоваться двумя положениями, заимствованными из науки об управлении и исследовании процессов развития. Первое касается цепочки прироста стоимостей или некой вертикальной конфигурации. Второе – межфирменных сетей и промышленных районов, т.е. горизонтальной конфигурации. Особенности этих конфигураций будут рассмотрены позже применительно к экономике России и наиболее развитых стран. Здесь же отметим только, что географическая близость предприятий в этих конфигурациях является желательной, но не необходимой и соответственно формирование кластера может происходить по этим двум достаточно различным траекториям. В качестве еще одного специфического типа кластера можно выделить так называемые стратегические альянсы.

Формирование стратегических альянсов требует принципиальных изменений в ведении бизнеса. В отличие от обычного долговременного сотрудничества, в котором стороны руководствуются заранее обусловленными соглашениями, стратегические альянсы более гибки и предусматривают возможность видоизменения первоначальных условий и разделение риска для достижения общих целей. Стратегические альянсы вырабатывают новую деловую стратегию, открывают иные возможности роста, объединения с широким кругом партнеров, включая клиентов, поставщиков, конкурентов, разработчиков, представителей государства, позволяют преодолевать барьеры между фирмами с различным стилем ведения бизнеса. Следовательно, в качестве стратегических альянсов рассматриваются такие отношения, когда партнеры, стремясь к захвату и расширению рынков, должны учитывать потребности друг друга, вместе работать и разделять риски. Создание подобных альянсов упрощает доступ на другие рынки, уменьшая барьеры на этом пути, повышая уровень конкуренции и принося выгоду их участникам. Растущая конкуренция заставляет в ином свете рассматривать конкурентов, поскольку они, как правило, имеют одинаковые рыночные интересы, технологии и товары. Такое сходство создает большие возможности для противостояния соперникам. В итоге возникают стратегические сети, которые гибко связывают между собой всех участников – независимые производственные и торговые фирмы, научно-исследовательские и проектные институты, правительственные учреждения, объединенные многочисленными соглашениями, направленными на достижение общих целей [30]. Коммерческая отдача за счет сотрудничества в сети суммируется с результатами собственной независимой деятельности.

Таким образом, расширяя понятие кластера, мы попытались определить в первом приближении основные разновидности кластерных схем. Но при всем многообразии они позволяют решить одну главную задачу – обеспечивают условия для эффективного и устойчивого развития производителя, который преодолевает порог конкурентоспособности. Это происходит в первую очередь за счет эффекта масштаба, который может иметь статический и динамический характер. Первый связан с экономией использования ресурсов и повышения выпуска в каждый момент времени. В настоящее время наблюдается серьезное снижение этого эффекта, и основное внимание начинает уделяться динамическому эффекту, или эффекту обучения, т.е. снижению средних издержек по мере увеличения кумулятивного выпуска. Механизмы достижения динамического эффекта просты и сложны одновременно. Это создание сетей потребителей, технологических сетей, а также географическая близость. В данном случае экономический эффект формируется за счет эффективного обмена знаниями о рынке, технологиями, а также модификации мотиваций и качества человеческого капитала в регионе, улучшающей в нем инновационный климат. Нетрудно увидеть, какая бизнес-единица позволяет наилучшим образом решить поставленную задачу. Это промышленный кластер во всех его разновидностях. В дальнейшем исследование будет сконцентрировано на особенностях методологии выявления кластеров различного типа и оценке эффективности их функционирования. Кроме того, предполагается при разработке методики учесть особенности российской экономики, поскольку в том или ином виде, как будет показано в дальнейшем, кластеры здесь существовали и существуют. Проблема состоит в их выявлении, оценке эффективности и разработке промышленной политики с учетом кластерных схем с целью повышения конкурентоспособности российской экономики на международном, национальном, региональном уровнях.

Рис. 3. Уточненная структура кластера

1.2. Анализ развития кластерной концепции

На протяжении последнего десятилетия все больший интерес среди специалистов в области экономической географии, а также экономистов и разработчиков экономической политики вызывает тема локальной промышленной агломерации и специализации. «Теория кластеров» М. Портера стала общепризнанной в данной области знаний, и его кластерная модель используется при разработке экономической политики во всем мире, будучи инструментом повышения конкурентоспособности экономики определенной местности, региона или страны в целом, а также стимулирования инноваций и экономического роста.

Однако справедливости ради следует заметить, что М. Портер был не первым исследователем по данному вопросу.

Проблема образования бизнес-кластеров весьма подробно рассматривается в экономической литературе. Полный перечень всех источников, имеющих отношение к ней, привести невозможно, кроме того, недавно были опубликованы подробные литературные обзоры по данной теме [191, 194, 198, 199]. Наша задача состоит в том, чтобы выделить основные достижения в этой области. Многообразие работ по образованию кластеров одновременно и облегчает, и затрудняет изучение данного вопроса, так как в них предлагается множество различных объяснений того, как образуются кластеры, но при этом отсутствует единая система, позволяющая оценить правильность этих предположений.

Последние теоретические работы по так называемой «новой экономической географии» повторяют ранние выводы теории агломерации о том, что основным фактором географической концентрации промышленности являются пространственные экстерналии [188]. Но предприятия образуют кластерные группировки в пространстве не только вследствие экстерналий или экономии от агломерации, но и в силу многих других причин, а именно: доступа к природным ресурсам и к рынкам сбыта, возможности пользоваться транспортной сетью (каналы, гавани, железные дороги, автотрассы, аэропорты), необходимости следовать ограничениям на использование земельных и других природных ресурсов. Широкий спектр возможных факторов, под воздействием которых формируются кластеры, затрудняет изучение пространственных экстерналий.

На рисунке 4 представлена схема шести основных направлений, связанных с вопросом образования бизнес-кластеров или непосредственно посвященных этому вопросу.

Рис. 4. Связи между основными работами в области кластерного анализа

Стрелки на рисунке обозначают области пересечения или взаимопроникновения научных исследований. Маршалл и другие представители неоклассического направления, работавшие в области теории размещения в традициях немецкой экономической школы, разработали концепцию и методологию, которые являются основой для различных видов исследовательских работ, осуществляемых в наши дни. В классическом труде, посвященном промышленным районам, Маршалл определил три основных типа экстерналий, получаемых близкорасположенными фирмами: простейший обмен знаниями и инновациями (эффекты перелива знаний), совместное использование трудовых ресурсов (экономия от использования рабочей силы), а также свободный доступ к поставщикам (локализованные цепочки создания стоимости, или цепочки «покупатель-продавец») [94]. В качестве доказательства существования таких экстерналий он приводит широко известные в то время примеры промышленных районов и делает предположение, что исторические, культурные и социальные факторы влияют на проявление этих экстерналий.

Идеи Маршалла послужили основой для многих работ, посвященных новым промышленным районам, в которых сделаны попытки объяснить успешное развитие кластеров, состоящих из плотно сгруппированных малых и средних фирм (например, в Северной Италии, Южной Германии и др.). Влияние идей Маршалла прослеживается и во многих других публикациях, посвященных образованию кластеров, включая исследования, связанные с постфордизмом и гибкой специализацией, труды, посвященные поиску закономерностей между организацией бизнеса и географическими особенностями, а также быстро развивающееся неоклассическое направление пространственной экономики (или «новой экономической географии») [193]. «Постфордизм» означает, что в настоящее время происходит смена основного способа производства в виде перехода к мелкосерийному производству с гибким ассортиментом продукции, более тесной долгосрочной кооперацией между контрагентами. Это сопровождается возрождением локальной сети промышленных предприятий и применением новых технологий производства (которые необходимы, чтобы мелкосерийное вертикальнодезинтегрированное производство могло быть экономически выгодным). В исследованиях по этому вопросу утверждается, что предприятия небольшого размера часто группируются в пространстве и образуют кластеры, чтобы конкурировать с более крупными фирмами, которые выигрывают от эффекта масштаба [195]. В литературе, посвященной организации промышленности, исследуется динамика образования кластеров в контексте изменения стратегии бизнеса, корпоративного принятия решений и применения производственных технологий, в которых используются новые информационные технологии (например, система поставок и планирования материальных запасов «точно в срок») [111].

Исследования по теории размещения, проведенные в традициях немецкой экономической школы, различаются между собой по целям и методам. Сосредоточившись на понимании влияния экономии от агломерации на размещение промышленности, авторы первых работ по теории агломерации М. Вебер и Э. Гувер [37, 209] заложили основу для теоретических и эмпирических исследований по образованию бизнес-кластеров, которая доминирует и сегодня в новой экономической географии. Оба автора приводят упрощенные примеры фирм, получающих преимущества от образования пространственных кластеров. Но целью этого было лишь оправдать априорное предположение о существовании экономии от агломерации; в действительности Вебера и Гувера интересовал вопрос о том, каким образом эта экономия, однажды возникнув, может привести к наблюдаемому на практике размещению экономической активности (при условии, что существуют и другие факторы, влияющие на размещение производства). Именно в этом состоит предмет многих современных абстрактных моделей в новой экономической географии, описывающих увеличение отдачи. В таких моделях экстерналии часто рассматриваются как своего рода «черный ящик», который может служить причиной любого влияния на процесс образования кластеров [194].

Впоследствии появилось множество прикладных исследований, связанных с конкретными особенностями и содержащих подробный анализ факторов, которые заставляют фирмы располагаться поблизости. Примером таких исследований служат работы в области традиционной экономической географии, посвященные гибкой специализации и концепции новых промышленных районов [192]. Эмпирические данные здесь получены главным образом из прикладных исследований (case-studies). Существует мнение, что учет конкретных особенностей ограничивает «возможности построения обобщающей, универсальной модели пространственной агломерации» [188]. С другой стороны, есть группа обобщенных моделей, которые являются узкоспециализированными и ограниченными с точки зрения представления динамики роста и торговли и вместе с тем не дают много информации о специфике различных форм влияния на процесс образования кластеров. Последнее касается работ в области новой экономической географии и региональных наук. В то время как в большинство моделей в качестве причины образования кластеров включен лишь один тип экстерналий (из трех выявленных Маршаллом), эмпирический анализ часто базируется на сочетании конкретных примеров [196] с изучением тенденций в концентрации промышленности [190], оценкой упрощенных моделей роста с простейшими формами локализации, а также с обширными историческими исследованиями.

В последние годы все больше внимания привлекает роль фактора размещения в глобальной экономике. Некоторые утверждают, что глобализация снижает значимость этого фактора размещения для экономической деятельности [189]. Другие придерживаются противоположной точки зрения, что глобализация в действительности скорее усиливает значимость этого фактора, увеличивая межрегиональные экономические различия, и что теперь региональная экономика, а не экономика страны выступает основой создания богатства и главной единицей мировой торговли [191]. Поэтому, как сказал специалист в области экономики и бизнеса М. Портер: «В глобальной экономике, которая может гордиться быстрыми перевозками, высокоскоростными коммуникациями и доступными рынками, можно было бы ожидать, что фактор размещения будет менее важным. Но верно обратное. Долгосрочные конкурентные преимущества в глобальной экономике часто являются в высокой степени локализованными, возникающими благодаря концентрации высокоспециализированных знаний и умений, институтов, духа соперничества, сопутствующих форм бизнеса, а также покупателей с современным уровнем требований» [127].

В то же самое время предполагается, что возрастающая глобальная экономическая интеграция сама по себе приводит к усилению региональной и местной специализации, так как снижающиеся транспортные издержки и сокращаемые торговые барьеры позволяют фирмам образовывать агломерации с другими фирмами, подобными себе, чтобы воспользоваться локализованными положительными эффектами масштаба (экономией от масштаба) [198], которые, в свою очередь, должны привести к эндогенному росту инноваций в данной местности и росту производительности. По этим и некоторым другим причинам в отдельных академических и политических кругах говорят о «возрождении региональной экономики» [197] и о росте «глобального комплекса региональных экономик» [194].

Одним из наиболее значимых проявлений локализации в экономике стала идея Майкла Портера о промышленных или бизнес-кластерах. Портер предлагал идею кластеров не только как аналитическую концепцию, но и как инструмент экономической политики, лично консультировал разработчиков экономической политики во всем мире, чтобы они могли определить их национальные или региональные основные бизнес-кластеры, давал советы по стимулированию развития таких кластеров. На всех уровнях – начиная от ОЭСР и Всемирного банка и заканчивая национальными правительствами (Великобритании, Франции, Германии, Нидерландов, Португалии, Новой Зеландии), агентствами по региональному развитию (такими, как Агентство регионального развития в Великобритании) и местными (городскими, районными) властями (включая различные штаты США) – разработчики экономической политики применяли идею локализованных бизнес-кластеров. Этот интерес не был связан лишь с развитыми экономиками; кластерная политика одновременно принята в достаточно большом количестве развивающихся стран [192].

Напомним, что концепция кластеров связана с так называемой «экономикой знаний», «информационной экономикой» или тем, что иногда обозначают как «новая экономика». Д. Норт, например, утверждает, что мировое лидерство США в рамках «новой экономики» происходит потому, что там функционирует определенное число крупных, динамичных кластеров инновационной предпринимательской деятельности [109]. В США Портер лично руководит главным исследовательским проектом по созданию программы экономической политики, для которой проводится «разработка методологии оценки развития кластеров и инновационной деятельности на региональном уровне». Это необходимо для определения «наилучших практических результатов», которые затем могут быть использованы для «стимулирования развития инновационных кластеров в регионах страны» [127]. Аналогичным образом инновационные кластеры рассматриваются и в ОЭСР – как движущая сила национального экономического роста и ключевой инструмент экономической политики для стимулирования конкурентоспособности экономики страны.

Как признает Портер, идею специализированной промышленной локализации высказал Альфред Маршалл в конце XIX столетия, включив в свои «Принципы экономики» (1890) главу, посвященную «концентрации специализированных отраслей в определенных местностях». Его характеристика этих локальных концентраций специализированной деятельности была дана в терминах обычной «триады» внешних эффектов: доступность квалифицированных трудовых ресурсов, развитие обслуживающих и вспомогательных производств, а также специализация различных фирм на разных стадиях производства продукции [94].

Неомаршаллианскую кластерную концепцию Портера можно проследить по его работам в конце 1980-х – начале 1990-х гг., посвященным конкурентным преимуществам национальной экономики и международной конкурентоспособности, в которых он утверждает, что успех отечественных предприятий-экспортеров зависит от благоприятности национального «ромба конкурентоспособности» (competitive «diamond»), состоящего из 4 групп факторов: 1) стратегии фирмы, ее структуры и форм конкуренции; 2) особенностей производственных ресурсов; 3) особенностей спроса; 4) развития обслуживающих и вспомогательных производств. Чем более развитым и интенсивным является взаимодействие всех этих 4 групп факторов, тем выше будет производительность рассматриваемых фирм [126, 127].

Затем Портер утверждает (и это стало основной темой его работ), что интенсивность взаимодействия в рамках «ромба конкурентоспособности» повышается, если рассматриваемые фирмы также являются географически «локализованными» или «образующими кластеры». С его точки зрения, географическая концентрация фирм, принадлежащих одной и той же отрасли, «удивительно часто встречается в мире» [217]. Точнее говоря, он делает предположение о том, что наиболее конкурентоспособные отрасли отечественной экономики являются «географически кластерированными» и внутри страны. Следовательно, то, что вначале представляло собой способ анализа национальной экономики – «ромб конкурентоспособности» как группа взаимосвязанных отраслей и сочетающихся между собой видов деятельности, – превратилось в пространственную метафору – кластер, или географически локализованное образование взаимосвязанных форм бизнеса. «Ромб конкурентоспособности» есть движущая сила развития кластера, но одновременно кластер является пространственным проявлением «ромба конкурентоспособности» (рис. 5).

Системная природа этого «ромба» обусловливает возникновение скоплений основных конкурирующих производств в определенной местности, что, в свою очередь, увеличивает и повышает интенсивность взаимодействий между названными факторами. По Портеру, «процесс образования кластеров и интенсивные взаимодействия между отраслями в кластере происходят наилучшим образом там, где рассматриваемые отрасли являются географически сконцентрированными» [127]. Поэтому существует очевидное сходство между схематичным изображением «ромба конкурентоспособности» в процессе образования кластеров, сделанным Портером, и «триадой» внешних эффектов от локализации промышленности Маршалла. М. Портер в основу определения кластера вкладывает понятие географической близости, но при этом не дает четкого определения, что под этим понимается.

Рис. 5. «Ромб конкурентоспособности» Портера и образование локальных промышленных кластеров

В действительности это понятие оказывается в высокой степени гибким, так как на самом деле кластеры можно обнаружить практически на любом уровне пространственного агрегирования: «Они присутствуют в крупных и небольших экономических системах, в городских и сельских местностях, на нескольких географических уровнях (например, страна, штат, столичный регион, город); их географический размер может даже включать «совокупность соседних стран» [194]. Кроме того, «подходящее определение кластера может отличаться для разных местностей в зависимости от сегментов, в которых конкурируют участвующие фирмы, и от стратегий, которые они применяют» [190]. Такой подход к географическому аспекту дает неограниченные возможности при определении и применении этой концепции (табл. 1). С одной стороны, это понятие использовалось для определения групп отраслей и фирм, которые достаточно сильно связаны друг с другом (в смысле торговых взаимосвязей), но рассредоточены внутри страны без какой бы то ни было явной географической концентрации (это и представляет собой первоначальный способ использования «ромба конкурентоспособности» Портера). С другой – термин используется для обозначения локальной группировки похожих фирм в связанных отраслях на территории, являющейся в высокой степени пространственно ограниченной, как, например, кластер СМИ в Нижнем Манхеттене (Нью-Йорк) или кластер киносъемок и СМИ в районе Сохо (Лондон). При этом Портер ссылается на «региональные кластеры», такие как кластер агробизнеса в Калифорнии или кластер по производству медицинской техники в Массачусетсе. Затем он перечисляет 60 кластеров США [127], хотя в большинстве случаев названные кластеры далеки от нахождения в границах штата. В других источниках понятия «кластер» и «регион» используют как взаимозаменяемые термины [189]. Ряд авторов утверждают, что «региональное образование кластеров может быть обнаружено в любой развитой экономике и, во все большей степени, в развивающихся странах» [196]. Возникающая из-за этого путаница усиливается в других работах, где кластеры признаются эквивалентными городам [190]. Некоторые авторы предлагают считать, что близость расположения, характерная для кластера, не должна превышать «расстояние в 50 миль» [192], но и такое разделение весьма произвольно.

Таблица 1

Кластеры: путаница в определениях (примеры взяты из литературы)

Проблема в данном случае заключается в том, что географическая терминология используется в весьма вольной манере, вероятно, в зависимости (как признает и сам Портер) от того, какова цель того или иного исследования или кто выступает заказчиком либо разработчиком экономической политики для данного исследования. Основным недостатком является то, что сама концепция не содержит никаких указаний на ограничения в пространстве или на то, как именно происходят различные процессы образования кластеров на разных географических уровнях. Мы не утверждаем, что концепция кластеров должна ссылаться на какие-то предопределенные географические размеры или масштабы, но использование термина, относящегося к любым расстояниям в пространстве, делает всю концепцию «растянутой» до пределов ее адекватности и предполагает, что «процесс образования кластеров» независим от пространственного аспекта. Если одни и те же экстерналии и сетевые образования, приводящие к образованию типичных кластеров, действуют на всем разнообразии пространственных масштабов, это, несомненно, ослабляет эмпирическую и аналитическую значимость концепции кластеров.

Отсутствие географической точности и консенсуса между определениями понятия в дальнейшем усугубляется столь же неопределенными типологиями кластеров и схем их эволюционирования. Портер утверждает, что кластеры «различаются по размеру, мощности и стадии развития» [217]. Некоторые кластеры состоят в основном из малых и средних фирм (он приводит в пример кластер по производству обуви в Италии и кластер по производству домашней мебели в Северной Каролине). Другие кластеры состоят как из малых, так и из крупных фирм (примером является кластер химической промышленности в Германии). Существуют кластеры, организованные на базе университетов, и кластеры, не связанные с высшими учебными заведениями; кластеры традиционных отраслей промышленности и кластеры высокотехнологичных отраслей. Есть также зарождающиеся кластеры, новые кластеры, развитые кластеры и кластеры, приходящие в упадок. Некоторые авторы предприняли попытки разработать типологии, основанные на эволюции процесса образования кластеров. Например, Розенфельд [219] выделяет три типа: «работающие», или «перевыполняющие», кластеры являются самодостаточными и выпускают в целом больше, чем сумма продукции всех компонентов этих кластеров, работающих по отдельности. «Неактивные», или «недовыполняющие», кластеры представляют собой возможности, которые еще не были использованы в полную силу. «Потенциальные» кластеры обладают некоторыми ключевыми характеристиками, но испытывают недостаток производственных ресурсов и нехватку «критической массы». Последний тип кластеров вызывает особенно много вопросов, так как достаточно трудно отличить практически любую фирму от «потенциального» кластера, в особенности тогда, когда разработчики экономической политики отнюдь не стремятся отвергнуть идею о формировании кластеров (в действительности многие предполагаемые кластеры являются результатом ожиданий или принятия желаемого за действительное). На практике лишь немногие фирмы не имеют горизонтальных или вертикальных связей (кооперативных или конкурирующих) с другими фирмами, «близко расположенными» в широком смысле этого слова. Означает ли это, что практически каждая фирма может считаться частью «потенциального» кластера? Те классификации кластеров, которые содержат такие понятия, как «зародышевый», «латентный» и «потенциальный», весьма близко подходят к идее о том, что все фирмы могут быть включены в кластеры того или иного вида, что делает концепцию кластеров практически бессмысленной. В той же степени проблематична и тенденция к разработке типологий, которые относятся исключительно к изучаемому набору кластеров, при полном (или почти полном) отсутствии намерений рассматривать характеристики или элементы, имеющие более широкую область применения.

Разрастание количества типологий кластеров может быть и попыткой оценить разнообразие форм кластеров и их развития. Но сам факт существования настолько разнообразных форм, размеров, стадий развития, проявлений, глубины, мощности, уровня агрегирования и т.п. указывает на то, что концепция кластеров достаточно хаотична. Портер утверждает, что промышленные районы в Италии представляют собой одну форму кластеров, а высокотехнологичные области, подобные Силиконовой Долине, – другую. То, что он называет кластерами, французские аналитики именуют «локальными производственными системами» [215]. В своем недавнем обзоре по Европе они определили «эмпирические кластеры» как один из трех видов локальных производственных систем, отличающихся, с одной стороны, от промышленных районов и, с другой стороны, от того, что принято называть «сетеобразующей фирмой». В отличие от этого, при обсуждении роли регионов в недавнем анализе конкурентоспособности экономики США, М. Бест [192] использовал понятия промышленных районов и кластеров как синонимы. Таким образом, путаница продолжается до сих пор. Классификация, несомненно, представляет собой важный этап формирования теории и анализа, но, чтобы она была значимой и полезной, все типологии необходимо основывать на глубоком сравнительном анализе особенностей различных кластеров и процессов (типология, предложенная в работе П. Кругмана [210], содержит несколько важных шагов в этом направлении). Несмотря на обширный и постоянно растущий объем литературы по кластерам, подробных исследований в этой области проведено недостаточно.

В качестве способа преодоления указанного недостатка Гордон и МакКанн [208] предлагают выделить три основные модели (или теории) кластеров. Первая из них представляет собой «чистую модель экономии от агломерации», которая рассматривалась начиная от работ Маршалла и заканчивая современной экономикой городов. В этой модели особое внимание уделяется внешним эффектам при географической концентрации. Вторую модель они назвали «моделью промышленного комплекса», в которой кластеры предстают как пространственные участники моделей межотраслевого баланса в региональной экономике, или как географические скопления, возникшие на основе межфирменных торговых связей и минимизации трансакционных издержек. Третья модель представляет собой «модель социальной сети», которая, как следует из названия, рассматривает кластеры как прочные локальные сети межличностных отношений, доверия и институционально закрепленных порядков. Гордон и МакКанн утверждают, что необходимо определить аналитически, к какому типу в большей степени относятся основные структурные характеристики того или иного кластера (или группы кластеров), т.е. проанализировать их деятельность эмпирически и сделать выводы на этом основании.