Текст книги "Недозрелая малина. Повести и рассказы"

День рождения Галины

Олегу было приятно снова оказаться в тёплой компании. В уютной беседке, обвитой плющом, собрались соседи-дачники и приглашённые родственники именинницы.

Гостеприимные Вадим и Галина – понравились, они показались Олегу открытыми, добрыми, интеллигентными. Весёлое настроение компании побуждало сердце открыться, ответить радостной свободой, дышать прелестью доброты окружающих людей.

Галину поздравляли, говорили ей добрые слова, она светилась, забыв в этот день гнетущее чувство постоянной материнской тоски о разрушенной жизни самого дорогого в жизни человека, любимого, вскормленного грудью, воспитанного её добрым любящим сердцем.

Галина часто думала о сыне, взвешивала своё материнское участие в его первых жизненных опытах добра и зла – не она ли его наставляла на любовь к людям, не она ли сама была примером искренности и чистоты во всём? И отец его, Вадим, разве он когда-нибудь подавал дурной пример своим поведением, высказываниями, делами в жизни? Нет, она всегда гордилась мужем, его честностью и добротой, его трудолюбием и мудростью. И сына он любил, и, хотя и был строг по-отцовски, никогда не перегибал палку, оставался чутким, любящим папой.

– Когда случилось это страшное падение сына в пропасть? И почему это произошло? Где мы с Вадимом ошиблись, как упустили парня? – думала Галина, – может быть, сказались первые годы жизни, отмеченные острой материальной нуждой?

Прежде чем встали на ноги, было у семьи время скитания по съёмным квартирам, слабый достаток, нехватка денег на продукты и одежду. Хоть и старались одеть и прокормить мальчонку, Вадим кроме основной работы постоянно прирабатывал грузчиком, но выше головы не прыгнуть, а изворачиваться, лгать, приворовывать ни Галина, ни Вадим не умели, да и не хотели этому учиться, и Васютка был одет проще, беднее сверстников в детском саду, потом в школе. Хоть и был всегда чист и ухожен, но он остро чувствовал разницу в одежде своей и других детей, а насмешки ребят из богатеньких семей ещё больше обостряли в нём чувство неполноценности из-за простоты дешёвой одежды и обуви.

– Завидовал Вася богатым сынкам новоявленных дельцов, а они его откровенно принижали за бедность, возможно, эта зависть и унижение и привело нашего сына на кривую дорогу, – часто именно эта мысль приходила в голову Галины, – жаль, что не сумели мы привить ему другие ценности, не сумели помочь возвыситься над материальным тяготением.

Но сегодня она отключилась от тяжёлых переживаний, полностью погрузилась в веселье, подаренное родными и друзьями.

В беседке было шумно и весело, собравшиеся наперебой поздравляли именинницу, искренне желали ей здоровья и счастья, но Лена вспомнила разговор с Галиной у забора, сердце заныло от жалости к этим добрым людям.

Словно прочитав мысли соседки, подвыпивший Вадим начал изливать душу гостям:

– Кто не знает нашей беды, хочу рассказать, сын наш, Васька, отбывает срок за худые дела свои, пьянка да наркотики погрузили его на самое дно и привели туда, где он сейчас «отдыхает». Ждём, тревожимся за него, но и страшимся, что будет, как он себя поведёт, когда вернётся оттуда, где не только не исправляют, но и последнее человеческое из души выдавливают. А мы, его родители, виноваты в его поломанной судьбе, больше, чем сам Василий.

– Почему ты так думаешь, Вадим? – Игорю хотелось утешить страдающего соседа, он тщательно подбирал фразы, чтобы не ранить неосторожным словом.

– Не знаю, почему, что-то упустили, хоть и старались всё дать необходимое для жизни и развития, но выпало его растить в трудное время, постоянная нехватка денег, другие как-то умудрялись обеспечить своих сынков и дочек, а мы с Галкой растерялись в лихие девяностые. Галина тогда работы лишилась, сократили, у нас постоянные задержки зарплаты были, не жили мы тогда, а выживали.

Васька рос неплохим парнем, был добрым, отзывчивым, в школе не было с ним проблем, не жаловались учителя, хоть отличником не был, и даже в хорошисты не вышел, но и двоек особо не носил домой, так середнячком-троечником и проучился все годы, а свихнулся он уже после школы, друзья появились недобрые, с дурной компанией связался, стал выпивать и курить научился. Дальше – больше, всё вниз, вниз, по наклонной.

Я его не бил, всё старался словом достучаться до мозгов, не получалось, – горько вздохнул Вадим.

– Не казни себя, Вадим, – задумчиво начал Игорь, – каждый человек ищет счастья, света, добра, но далеко не каждый умеет дарить свет, счастье, доброе участие другим людям. Видимо что-то подобное случилось и с вашим Василием.

– Да, это так, – поддержал Олег, – зло, поселившись однажды в душе человека, подобно тому, как клубок из ниток наматывается виток за витком, нитка за ниткой, зло ко злу прибавляются новые и новые непоправимые ошибки, постепенно превращаясь в сущность человека, усиливаются так, что окружающим людям начинает уже казаться, что человек был таким от самого рождения и никогда ничего хорошего не мог ни помыслить, ни сделать.

– А я недавно прочитала высказывания Натальи Бехтеревой о воспитании, – вступила в разговор Лена, – там она какую-то гипотезу высказывает о разновидности биологической любви родителей и человеческой, даже примеры из жизни приводит. Как я понимаю, биологическая – это слепая родительская любовь, при ней мы всё отдаём ребёнку, ничего не требуя взамен, и вырастает наше чадо с чувством того, что жизнь и все люди вокруг ему постоянно что-то должны. А человеческая любовь учит не только брать, но и отдавать. Я даже пожалела, что раньше этих строк не прочитала, когда сына воспитывали, хоть у нас – то он как раз рос в человеческой любви, в силу нашей постоянной занятости, мы много требовали от него самостоятельности и обязанностей в семье он имел не мало, оказывается, это было правильно, но получалось это как-то само собой, неосознанно.

– Вот-вот, а мы своего Ваську холили, особенно Галина во всём ему потакала, – подтвердил правоту высказывания Вадим, – и хоть мы тоже крутились, как могли, чтобы как-то выживать, но она лучше сама за ним посуду перемоет и мусор вынесет, только бы Васенька её не перетрудился, да и я недалеко ушёл, тоже всё сам-сам, вырастили сына – лоботряса, теперь вот плоды пожинаем.

Лишь поздно вечером гости разошлись.

А жизнь – своим чередом

Жизнь потекла своим чередом.

Олег и Елена в летние месяцы постоянно жили на даче, работы там всегда хватало, зато не хватало рук все дела переделать, и, хотя новоявленные дачники были далеки от увлечения гороскопами и никаких лунных календарей не наблюдали, им приходилось считаться с неписанным законом дачника и стараться придерживаться общепринятого дачного календаря: своевременно делать посевы, не опаздывать с с прополкой, осуществлять своевременный полив и выполнять множество бесконечных работ.

В выходные дни традиционно встречались по скайпу с сыном и невесткой. Лена тревожно вглядывалась в родные их лица, то ей покажется, что они недостаточно веселы, будто чем-то озабочены, то какие-то бледные да худые.

Олег её успокаивал после каждого общения с детьми, убеждал, что она напрасно накручивает, что им надо гордиться и сыном, и его женой.

– Зато, Леночка, только представь себе, пролетят эти годы разлуки, приедут наши дети – грамотные специалисты, не тревожься ты за них, взрослые они у нас, самостоятельные.

– Знаю, Олег, всё понимаю, только сердцу не прикажешь, как уехали они, так я о них и думаю день и ночь, – Елена вздохнула, – на самом деле, после общения по скайпу мне всегда легче на душе становится, посмотрю на них, услышу их голоса, и успокаиваюсь, но какое-то беспокойство за них всё равно терзает мне сердце.

– Лена, хватит тоску футболить, обедать будем сегодня?

– Ой, Олег, прости, я что-то даже времени счёт потеряла, сейчас я быстро накрою, всё уже готово.

За обедом Лена грустно заговорила:

– Олег, если бы ты знал, как мне жаль Галину и Вадима! Как же им тяжело, сын где-то на зоне отсиживает срок, люди такие славные, добрые, порядочные, как они парня так упустили?

– Да, Лена, я тоже о них думаю. Наши вон стажировку проходят за границей, всё у них хорошо, по скайпу часто общаемся, и будущее им светит прекрасное, пара хорошая, любят друг друга, приедут, займутся карьерой, стажировка даром не пропадёт, а мы всё равно о них беспокоимся, тоскуем тут в ожидании. А Журовцевы ждут своего оболтуса из такого места, где редко человек что-то вдруг понимать начинает, очень редко меняют люди жизнь после этих отсидок.

– Да, Олег, тем более по рассказам Галины я поняла, что их Василий не из тех, кто случайно туда попал, по ошибке, или даже по мимолётной дурости, покуролесил он тут на свободе, и натерпелись они от него гадостей разных, но ведь простили и ждут, и дни считают.

– А как же ты думала, – Олег пожал плечами, – по-другому и быть не может, сын ведь, кровинка родная, а что проглядели парня, так от этого никто не застрахован. В школе я насмотрелся на разных родителей и детей. Есть такие семьи, где дети самотёком растут, родителям дела до них нет, пьют, дерутся, а ребёнок зубами за учёбу цепляется, тянется к знаниям, старается, а другие вроде нормальные и для сынка или дочки из кожи лезут, чтобы обеспечить всем необходимым, а дети их полные оболтусы, порой уже со школьной скамьи видна судьба его дальнейшая неприглядная, хотя, кто-то потом, уже после школы начинает понимать что-то важное в жизни и из троечника вырастает порядочный умный, добивается чего-то.

– Да, Олег, хоть ты и педагог с большой буквы, и многие родители могли бы лучших результатов добиться в воспитании своих детей, будь они повнимательнее к твоим советам, но всё-таки, я думаю, что нет готового рецепта воспитания детей. Люди разные и судьбы у них разные.

– Да, Лена, это так. Одному скажешь слово, поймёт, отреагирует, задумается, другому хоть кол на голове теши, всё впустую.

– Олег, нам с тобой повезло всё-таки, сынок нас не подвёл, вырос хорошим человеком и Оленька под стать ему, какие они у нас молодцы, Олег, я за них Бога день и ночь благодарю.

– Ты права, Лена, нет готового рецепта воспитания ребёнка, каждый маленький человек, это целая вселенная, ни на кого он не похож, и судьба у него своя, неповторимая. Уже в детском саду дети ведут себя по-разному: одни всегда остаются благодушными и приветливыми, готовыми поделиться игрушками, угостить друга печеньем, оказавшимся в кармашке, другие вечно что-то делят, стремятся отнять понравившуюся игрушку, обидеть тех, кто послабее, нагрубить не только сверстникам, но и взрослым людям. Один малыш с радостной улыбкой смотрит на мир, и со всеми готов дружить, другой, если не решается ударить кого-то, то хотя бы язык высунет, или злобно погрозит кулаком, и никто их этому не учит, приходят в этот мир со своим мироощущением, со своими задатками добра и зла.

Потом школа, и там, как бы строго не следили педагоги, обязательно найдутся в каждом классе несколько обидчиков, у которых нет авторитетов, которым никого, никогда не бывает жаль.

Вот и попробуй найди для каждого особенный рецепт воспитания, подбери ключик, да так, чтобы не ошибиться, чтобы правильные струны души задеть, не озлобить ещё больше или не слепить из него этакого слизняка, которого за его же улыбку любой негодяй раздавить сможет.

Худые наклонности, проявленные в детстве, редко бесследно исчезают у повзрослевшего человека, и если даже возмужав, он остался на свободе, не превратился в преступника, осужденного на долгие годы исправления в лагере, то, по крайней мере сохраняется в душе какая-то мелкая подлость, завистливое желание навредить преуспевающему в добрых делах человеку, опорочить невиновного, опутать болотной тиной сплетен.

Зачем, почему люди так часто выбирают зло, предпочитают его добру?

Неужели не приятнее было бы каждому работать в добром сплочённом коллективе, не завидуя другим, трудиться в меру своих способностей, не рваться собирать звёзды с купола неба, а здесь, на земле вокруг себя украшать мир добром, освещать его светом любви.

Неужто радостнее ругаться с соседями, чем дарить им тёплые улыбки, помогать попавшим в беду, радоваться счастью тех, кто рядом, близко.

– Ты права, Лена, – снова подтвердил Олег, – ошибаться в деле воспитания нельзя ни педагогам, ни родителям, потому что эти ошибки дорого стоить могут, ведь ни один маньяк, ни один злостный убийца не родился таким на этот свет, в процессе роста и воспитания, в течении жизни, он год за годом впитал в себя что-то жуткое, мерзкое, злое.

Они уже отобедали, и Лена принялась за уборку кухни. Олег встал, в раздумье прошёл вдоль огромного кухонного окна, снова сел, продолжил печально:

– Я и сам много допустил ошибок в своей жизни, немало сделал зла, но с возрастом стал мудрее, появилось желание добра, мне просто очень хочется быть добрым ко всем, не только к людям, но и, вообще ко всему живому: к животным, к растениям. Но это, Лена, только желание моё, и, хотя оно велико, на деле: часто взрослые люди нервируют своей глупостью, нерасторопностью, непониманием, дети – шумом и чрезмерной подвижностью, собаки раздражают лаем, коты мяуканьем, особенно по ночам. но от того, что сердце моё желает добра, мне часто начинает казаться, что я и в самом деле добрый, чистый, светлый человек, и эта повышенная самооценка порой передаётся окружающим людям, они начинают считать меня таким полуангелом, что ли, потому что сердца моего изнутри не видят.

– Удивительно, Олег, ты словно в душу мою заглянул и вместо меня сейчас высказался. Я примерно то же самое думаю и чувствую, – горько вздохнула Лена, вообще, мир постоянно находится в состоянии борьбы между добром и злом. Борьба за величие между странами приводит к войнам. В любом коллективе люди борются за первенство: кто богаче, кто сильнее, чьё достоинство выше, и эта борьба перерастает в своеобразные микро войны, кто-то кого-то подсиживает, кто-то заглядывается на чужую жену, забывая, что его, родная, заботливая, любящая ничем не хуже.

А сплетни, Олег, ты никогда не задумывался о причине этих самых сплетен? Они ведь тоже имеют свои скрытые цели: если я рассказываю про соседку, что она, к примеру, ленивая, или неряшливая, то это потому, что я хочу показать, что я лучше, я другая: и труженица я, и аккуратная, вот посмотрите, сравните нас. И так во всём: сплетни, это тоже оружие серьёзного поражения, цель этого оружия – унизить человека, обесценить его и на этом унижении самому возвыситься.

Олег внимательно слушал жену, соглашался с её словами, он и сам ни раз об этом же думал.

– Леночка, дорогая моя, как же мы с тобой сроднились за долгие годы, у нас с тобой часто даже мысли и переживания похожие, хорошая моя, как же я счастлив, что ты у меня есть, береги себя, на даче тут сильно-то не надрывайся, я замечаю, что ты как впряглась в любимое дачное дело, так никакой усталости порой не замечаешь, не увижу сам, не позовёшь никогда, тянешь сама тяжести, забываешь, что рядом муж, которому только подсказывать чаще надо, я ведь не жил в деревне никогда и дачу впервые имею, не знаю всех тонкостей этой непроворотной работы, – он обнял жену, – береги себя, Леночка, ты мне, как воздух нужна.

– Ох, Олег, и я тебя люблю также сильно, как раньше, с первых минут знакомства, и ты мне по-прежнему дорог, счастлива я с тобой. Спасибо Богу за тебя, родной мой, любимый.

Возвращение

Вот и наступил этот тревожный долгожданный день.

Василий сообщил о времени возвращения, указал номер поезда и вагон. Галина трясущимися руками крутила телеграмму, подносила её к глазам, отодвигала, прижимала к сердцу, готовому выскочить из груди от волнения.

– Успокойся, Галя, – уговаривал муж, – чего ты так разволновалась? Дождались сына, даст Бог, всё будет хорошо, одумается, станет жить по-новому. Надо только помочь ему на первых порах, поддержать.

– Да, да, – закивала Галина, – в квартире поселим, еды купим на первое время, с дачи привезём свежих овощей, ягод. А там уж работать устроится, сам себя прокормит.

Галина задумчиво сворачивала и разворачивала драгоценную бумажку.

– Вадим, надо ему одежду новую купить и обувь, старые-то вещи уже не подойдут, да и не захочет старьё носить.

Муж посмотрел на жену с некоторой растерянностью, несмело начал:

– Галь, а ты бы не спешила всё ему на блюдечке подавать. Приедет, посмотрим, чем он дышит, что там у него на уме, каковы планы? Пусть примерит свой старый гардероб, если что-то не подойдёт, чего-то недостанет, так пусть хотя бы попросит нас о помощи.

– Наверное, ты прав Вадим, я от волнения голову потеряла, не стоит показывать Васе, что мы для него на всё готовы, не сел бы снова на голову нам.

– Галенька, ты пойми, – Вадим обнял её подрагивающие плечи, повторил, – ты пойми, я ведь и сам готов с себя рубашку снять и сыну отдать, мне не жаль для него денег, да мы и прикапливали все эти годы, к его возвращению готовились, только нам пора бы уже уроки извлекать из прошлых ошибок, он и тогда, перед посадкой, с нами не церемонился, а теперь, ты думаешь его там все эти годы кто-то наставлял о том, что надо престарелых родителей уважать? Как бы не так, учили его там в глотку вцепиться слабому и грызть, грызть, пока не перегрызёт.

– Что ты такое говоришь, Вадим? Наш Васенька не такой, вспомни, что он в письмах писал, что на свиданиях говорил…

– Дай-то Бог, чтобы одумался, – перебил Вадим, – но нам, Галенька, надо быть осторожными, надо помочь, но не потакать, доверься мне, дорогая моя, дай по-мужски с сыном разобраться.

Встретили сына

Не сразу признали родители сына в усталом, постаревшем, заросшем щетиной мужике.

– Вася, ты ли это? – не удержался отец, – что ж ты такой исхудавший-то?

– Так я, бать, не с курорта вернулся, – усмехнулся Василий, утопая в объятиях отца, затем шагнул к матери, прижался к её груди, как в детстве, прошептал, – прости, мама, сколько горечи я вам с отцом доставляю!

– Сынок, но теперь-то всё будет хорошо, – заторопилась Галина исправлять неловкие мгновения, – ты теперь дома, мы с папой рядом, поможем тебе, не оставим…

Поймав на себе строгий взгляд мужа, Галина осеклась на полуслове, вспомнила их вчерашний разговор и своё обещание.

– Опять моя торопыжка всё портит, – вздохнул обречённо Вадим, – хорошо, что поняла, не стала продолжать свои излияния.

Разговор не состоялся

За ужином разговор шёл о жизни, о будущей жизни.

– Василий, что ты собираешься теперь делать? – спросил отец.

– Бать, а ты бы полегче, не гони лошадей-то, – подавляя скуку ответил сын.

– Что значит – полегче? – удивился отец, – разве ты сам не обдумываешь свою дальнейшую жизнь? Надо ведь искать работу, устраиваться как-то.

– Ага, бать, прям вот щас, вечерком, побегу устраиваться, вы ведь завтра уже мне хлеба куска не дадите, хватит, погостил.

– Сын, ты не на зоне, не с блатарями базаришь, с отцом беседу ведёшь, разговаривай чуть повежливее.

Галина испуганно вступила в разговор:

– Мужики, может быть, завтра поговорите? – она просительно заглянула в глаза мужу, – Вадим, ты ж видишь, устал Вася с дороги, пусть хоть поест спокойно, да отдохнёт.

– Пусть отдохнёт, – с ехидцей в голосе выдавил отец, – но завтра, сын, к разговору вернёмся, имей ввиду, надо нам все точки над и расставить, чтобы потом недоразумений никаких не было.

А после отсидки он лучше не стал

На работу сын так и не устроился, неизвестно чем жил, подворовывал, видно. Старики вернулись жить на дачу, Василий в квартире остался.

Мать тосковала, беспокоилась, Вадим тоже тревожился, хоть и старался прятать подальше свои переживания.

Когда в город за продуктами ездили, заезжали в квартиру, навещали сына, завозили что-нибудь поесть, делились тем, что наросло на даче, но долго задерживаться в загаженном жилье не могли – перемоет Галина посуду, сделает наскоро влажную уборку, соберут мусор в квартире, бутылки в мешок сложат да на мусорку унесут, и возвращаются огорчённые отвлекаться дачными трудами да утешаться красотой природы.

Поговорить с сыном редко удавалось – то он спит, то дома нет, носится где-то в поисках зелья своего, а если уж и случался когда разговор, то миром он никогда не заканчивался: Галина плакала, Вадим горячился, терял терпение кричал на сына, Василий угрожал, что, если не оставят его в покое, расправится с родичами своими.

– Мне терять нечего! – орал разъярённый Васька, – мне теперь зона стала домом родным, порешу вас, да отправлюсь снова туда, и рожи ваши не буду видеть? – изрыгал он свои жестокости в порыве пьяного угара, не осознавая, что убивает стариков, давших ему жизнь, вложивших в него сердца свои, не жалевших для сына никогда и ничего. Он и себя-то самого не вполне осознавал, влачил своё ничтожное существование, которое и жизнью то назвать нельзя.