Текст книги "Моря колыбель"

У костра

 
Жизнь случайна и неповторима…
Мы сидим у жаркого костра.
Тянут за собою струйку дыма
Донником пропахшие ветра.
 
 
Как меняет краски все живое,
Попадая в бешеный огонь!
Встряхивая гордой головою,
Красный куст заденет белый конь.
 
 
Он, гарцуя, смотрит взглядом кротким,
По веселым всадникам скорбя.
Он пришел сюда путем коротким,
И с надеждой смотрит на тебя.
 
 
Веет сокрушительною силой
И взлетает в языках огня!
Вслед ему тяну я руки:
– Милый,
Унеси на небо и меня!
 

«Тихо скрипнет половица…»

 
Тихо скрипнет половица,
За окном вспорхнёт птенец…
Здравствуй, матушка-девица!
Здравствуй, молодец-отец!
 
 
Вы меня не узнаёте,
Я во сне гляжу на вас.
Вас, как птица на излете,
Разбудила в поздний час.
 
 
Я о раму в кровь разбилась,
О прозрачное стекло.
Мне свобода полюбилась,
Детство стало мне мало.
 
 
Звезд небесных тают свечи,
Убегает темнота.
Детство – утро, старость – вечер,
Мчатся зимы и лета.
 
 
Потому всё чаще, чаще
Возвращение назад:
Жест усталый, взгляд кричащий,
Обнаженный дикий сад.
 
 
Все свирепей ветер в поле,
Всё тревожней стук в окно…
Матушка, спаси от боли,
Ведь тебе не все равно,
 
 
Что со мною завтра будет,
И какая доля ждёт,
Кто в тоске меня забудет,
Кто с ума меня сведет…
 

После шторма

 
Дул ветер с моря, поднимая волны
На высоту, рекордную в тот день.
И крикам чаек вторили валторны
В моей душе, которой было лень
Трудиться, различая позитивы
Средь негативов… В мутный серый цвет
Окрашен берег, и его мотивы
Душе внушали, что покоя нет
Ни в воздухе, ни на земле, ни в море.
Что мгла морской простор заволокла,
И вдалеке невидимое горе
Несло в себе неотвратимость зла.
Но ветер стих, прозрачной сделал воду,
Пробился луч сквозь кипень облаков.
На берегу прибавилось народу,
У сетки волейбольной – игроков.
И в будничной вечерней круговерти
Запела радость жизни, как всегда.
Душа уже не думала о смерти,
Хотя ей это стоило труда.
 

Сон

 
Моря вспененного рокот,
Душ встревоженных сближенье.
За спиною шум и грохот:
Катастроф шаги саженьи.
 
 
Волны ветра, древа локоть,
В небе облаков движенье…
Разве можно пламя трогать,
Головы унять круженье?
 
 
Что случится вдруг со мною,
Что – в грядущем? Я не знаю.
Мне цветущею весною
Высь приснилась ледяная.
 
 
Жить наедине с виною,
Полюбить… Кого, родная?
 

В степи

 
Ветер шумит над хутором:
Яблоки – шлёп, да шлёп…
Звёздам полночным муторно:
Мучает их озноб.
 
 
И, поминутно кутаясь,
В тучи, как кожухи,
Смотрят на степь, где лютые
Волки и пастухи.
 
 
Ранняя осень, странная:
Заморозки и зной.
Силы сошлись неравные —
Ветер тому виной.
 
 
И на клочки разорвана
Тучка – или овца?
Ветер относит в сторону
Звяканье бубенца.
 

«Листва с полетами знакома…»

 
Листва с полетами знакома,
Ей суждено на землю лечь.
И вспыхнет свет в окошках дома,
И мягко шаль коснется плеч.
 
 
Кто шепчет за моей спиною,
Кто мне мешает ночью спать?
Склонилась осень надо мною,
Печальней, чем родная мать.
 
 
И шелестит вдали осина,
Окутав душу холодком,
И вязнет под ногами глина,
К утру покрытая ледком.
 

ИЗБАВЬ МЕНЯ…

 
А в душу смотрит тишина
И ясный взгляд седого Бога…
 

Е. Кузьмина-Караваева

 
От легкомыслия – к забвению,
Окаменелому бесчувствию.
Господь, пошли мне избавление,
Тогда звезду во тьме – найду свою.
 
 
Избавь меня от искушения,
Всели в меня великодушие…
И после кораблекрушения
Из моря выберусь на сушу я.
 

«Послушай, это плачет тишина…»

 
Послушай, это плачет тишина,
А ветер бродит на другой планете.
Горька любовь, но лишь она одна
Грустит о невозвратном нашем лете.
 
 
Другим уже, пожалуй, все равно:
Смеемся мы или во сне летаем…
Жаль, что открылась нам не так давно
Вся сердцевина жизни золотая.
 
 
В ней пыль веков и равнодушья тлен
Однообразны, как пески пустыни.
Но в красках осень…Что ей дам взамен?
Лишь зерна, замурованные в глине.
 

В капле мёда, янтаря…

 
Быстротечность тусклых зим,
Мимолётность ярких вёсен…
Образ твой неотразим,
Неожиданная осень.
 
 
Я как терпкая айва:
До морозов не поспела!
Но тугая тетива
Ветра вновь толкает стрелы.
 
 
Никуда не скрыться мне:
Спелой гроздью винограда
Растекаюсь в тишине
Настороженного сада.
 
 
В капле мёда, янтаря
Отражаюсь, холодея…
Слишком поздняя заря,
Слишком смелая идея.
 
 
Камень превращая в пыль,
Виноградный сок – в забвенье,
Расстелив седой ковыль,
Осень медлит на мгновенье.
 
 
Возвратив душе покой,
Ничего не обещая,
Свет подарит вдруг такой,
Сад в потёмках освещая!
 
 
С нею я пытаюсь в даль
Необъятную вглядеться,
И, закутанная в шаль,
Мамину – впадаю в детство..
 

На баштане

 
Я увидела бахчу —
И стрелой туда лечу.
Сторож – дедушка Осман,
Я же – гость, на пир не зван.
А вокруг – медовых дынь
Аромат… Суха полынь,
Но течёт арбузный сок,
Поднесёшь ко рту кусок —
Мякоть – розой расцвела,
Всем, кто пробовал, хвала!
– Выбирай арбуз! Щелчок:
Звон издал его бочок!
Полосат и сахарист,
Спел! И мой оправдан риск,
Это ведь не кот в мешке,
А кавун в моей руке,
Словно шар земной, пузат!
На баштане – детский сад:
Вот помельче карапуз,
Он тяжёл, и это – плюс.
Минус: не вошёл в рюкзак,
Как тащить его мне, как?
Крепко обняла его,
Сердцем ощутив родство.
Рук не разомкну сейчас,
Угощу арбузом вас…
 

«Весёлая кровь казака…»

 
Весёлая кровь казака
Бессонно поёт в моих жилах.
Ей течь предстоит сквозь века,
В запястьях пульсировать милых,
Под ветром степным горячеть,
Под снегом краснеть, как шиповник,
Влить в душу – отвагу и честь,
А сердце – любовью наполнить.
Была для богатых бедой,
Зато утешеньем – для нищих!
В земле она стала рудой,
И маками – на пепелищах.
Пробилась сквозь губы – в слова;
Нетленная, червь не источит!
И шепчут о ней дерева,
И волны морские бормочут…
 

Предок

 
Война. Дожди.
Полк промок насквозь,
Увязла ось…
Попал в окружение,
И началось унижение…
 
 
Мой предок – казак:
Тоска в глазах,
Топал по глине
С болью в грудине,
Мечтал очутиться
В станице родной,
Где конь гарцевал вороной…
 
 
Подростку в деревне отдал сапоги,
Простуженный сам, под глазами круги…
Не дав погоны сорвать с плеча,
Был расстрелян рукой палача.
 

«На току, где хлеб молотили…»

 
На току, где хлеб молотили,
Ветер швырял солому.
И меня старики простили,
С поля двинулись к дому.
 
 
Там, в беседке из винограда
Стол для гостьи накрыли.
– Чудо: видеть родное чадо! —
Обо мне говорили.
 

«У времени – свои пределы…»

У времени – свои пределы,

 
Где молодые сыновья,
Что жадны до любого дела,
Умчатся в дальние края.
 
 
Там, на чужбине, постепенно
Они поймут: отец и мать —
Не вечны… Их любовь нетленна:
Родительская благодать.
 
 
Прославят сыновья чужбину
Или с тоскою проклянут,
Во сне Россию, Украину
Увидят – тяжело вздохнут.
 
 
В конце концов, причалят к дому,
А там – лишь холмики могил…
И всё родное незнакомо
Откликнется, лишая сил.
 

«Больно пригожа осень…»

 
Больно пригожа осень
С шумом листвы в горах.
– Жизнь, нас порадуй! – просим,
Одолевая страх.
 
 
Страх – очутиться с краю,
Страх – покатиться вниз…
Снова я умираю
С толпами у границ.
 

Летя на свет

 
В глухую ночь душа моя проснулась,
Свечу узрела, слезы пролила,
И тоненькая ниточка тянулась
К другой душе, и шевелилась мгла.
 
 
Душа моя увидеть торопилась
Луч солнца, яркой бабочкой летя,
И горечь предрассветная клубилась,
И где-то в зыбке плакало дитя.
 
 
Летя на свет, душа моя сроднилась
Со жгучей болью, с чередой потерь,
Родившись там, где крыша накренилась,
Скрипела и распахивалась дверь.
 
 
Где проявилось вдруг в дверном проёме
Родное материнское лицо…
Но было пусто в деревенском доме,
Лишь голуби садились на крыльцо.
 

Блаженство

 
Блажен безумец, ждущий воздаянья,
Блажен гордец, возжаждав покаянья,
Блаженство – неземное чувство, брат.
Ведь жизнь – она ведет нас всех по кругу,
Заставив вспыхнуть чувственную вьюгу,
Идти вперед – и никогда назад.
Но почему старик впадает в детство?
О, неужели есть такое средство —
Заставить время повернуться вспять?
Ведь все мы – все! – боимся возвратиться
В утробу… Мать-земля стирает лица
Людей, и на краю земли стоять
Нам страшно… Брат, живи, пока живется,
Пей воду из отцовского колодца,
Ребенку небо в звёздах покажи.
Что будет завтра? Я не разумею,
Но вновь пленяясь родиной своею,
Тянусь на свет ростком живой души.
 

Родное

 
У нас, в Подмосковье – дождь,
У вас, на Кубани, смерч…
У нас на опушке – хвощ,
В станичном кургане – меч.
 
 
Меж нами – поля, леса,
И в балках степных полынь,
Птиц звонкие голоса
И неба густая синь.
 
 
Томительна и долга
Дороженька к вам на юг.
Но мне она дорога:
Колеса стучат – и дух
 
 
Мой крепнет: какой простор,
Лиманы и плавни – там!
Река оживляет взор
С дорогой к родным местам.
 
 
И лица людей просты,
Приветливы… Боже мой!
Прости же отец, прости,
За долгий мой путь домой…
 

Баллада о казачьей атаке

 
Перед нами встали какие-то казаки.
Это черти, а не солдаты,
а кони у них стальные.
Живым нам отсюда не выбраться.
 

Из письма итальянского офицера, 1942 г.

«История земли Кущевской» г. Кропоткин, 2009

 
Война. Россия. Год сорок второй.
Кубанская земля для итальянцев
Родной не стала. Море – за горой.
Пришельцам не до песен, не до танцев.
Их встретили не черти – казаки.
У них стальные кони, шапки, бурки,
Но шашки – наголо! Лишь взмах руки —
И головы летят… Подвижны, юрки,
Готовы наступать – и тут же смять
Ряды пришельцев. Смелые атаки
Внушают страх. Врагам не устоять.
Кто кулаками машет после драки?
 
 
– Отсюда нам не выбраться живым, —
С тоской в Тоскану итальянец пишет.
Коль на земле мы Бога прогневим —
На небесах нас Бог уже не слышит.
 
 
…Все так. Завоевателей следы
В потустороннем веке затерялись.
А новый век с нашествием орды
Усилил гнев Господний… Простирались
Пред Божьим оком в дымке рубежи,
И линии судьбы, и очертанья
Грядущих бед, и васильки во ржи —
И прочные основы мирозданья!
 
 
Ты спрашивал: зачем была война?
Наверное, затем, чтоб нам сплотиться,
И долго в реках памяти светиться,
И в час беды воспрянуть ото сна.
 

Награда

 
По крови я – кубанская казачка:
Скуласта и глазаста, и настырна.
В благих делах не свойственна мне спячка.
И не привыкла я стоять по стойке: «Смирно!»
 
 
Спешу туда, куда спешить не надо,
Влезаю в спор, презрев толпы молчанье…
В конечном счёте, ждёт меня награда:
Улыбки, песни, крылья за плечами.
 
 
Мне нелегко: в крови моей лютуют
Степной сквозняк и брага винограда.
Но песню я всегда пою такую,
Где плакальщицей быть в натуре надо.
 
 
Ведь пращуры мои в боях мужали
И землю щедро кровушкой поили.
О них гремят истории скрижали,
Их подвиги хранят людские были.
 
 
Казачество! Минувшая эпоха
Слезами вдов и матерей умылась…
Сражаясь со времён царя Гороха,
Мы верим: снизойдёт к нам Божья милость.
 

21 июня 1941 г

 
Еще мой дед, копающий криницу,
Не знает, что погибнет на войне…
И лепестки акаций на станицу
Летят, где предстоит родиться мне.
 
 
В непаханой степи пасутся кони,
Достраивает клуб колхоз «Борец»,
И одуванчик в маминой ладони
Взъерошен, словно пойманный птенец.
 
 
А мой отец – задумчивый подросток —
Модель аэроплана мастерит.
Удачный взлет…
Но крылья в красных звездах
Запутаются в зарослях ракит.
 
 
Еще земля в подсолнухах и маках,
Еще снаряды – в дремлющей руде,
И тракторист о танковых атаках
Не ведает, пройдя по борозде…
 
 
Но у травы уже тревожный запах.
Вот-вот от взрывов лопнет тишина!
И солнце в страхе пятится на запад,
В кровавых тучах прячется луна.
 

Медаль за отвагу

Моему отцу-фронтовику,

Дмитрию Андреевичу Толстому

 
Гимнастёрки новые, пилотки:
Новобранцы, добровольцы – в бой!
Командир ваш, не жалея глотки,
Скажет: «Если струсишь – хрен с тобой!»
 
 
А с тобою – карточка невесты,
Школьницей подаренный кисет…
Мать из дома шлёт худые вести:
Немцы на Кубани… Застят свет.
 
 
И с гранатой ты идёшь в атаку,
Собственную юность не щадя,
Ты внимаешь огненному знаку
С россыпью шрапнельного дождя.
 
 
На волне внезапного порыва
К неприступной высоте бежишь,
Целишься в кого-то торопливо,
И … на волоске повисла жизнь.
 
 
Жизнь твоя – от мирного порога
До смертельной этой тишины —
Голубем вспорхнёт по воле Бога
В гуще госпитальной белизны
 
 
И заставит сердце встрепенуться,
А глаза с усильем распахнуть…
Медленно, со стоном, разогнуться,
Для медали подставляя грудь.
 

1951-й год

 
Туфли начистив зубным порошком,
Мама летит на свиданье.
В вальсе закружится мелким шажком
Осень – пора увяданья.
 
 
Осень!.. И в клубе рыдает баян,
Платье в горошину маме
Великовато, но этот изъян
Не замечаем парнями.
 
 
Правда, подруги злословят на счёт
Платья и гладкой причёски…
Фронтовикам здесь – особый почёт,
Тайной любви отголоски.
 
 
Юности неувядаемый цвет
Мамины щёки остудит.
Мама – невеста семнадцати лет —
Осенью счастлива будет.
 
 
Голод, война – позади!.. В чугунке
Нежно дымится картошка,
И на осеннем дрожит ветерке
Мамин платочек «матрёшка».
 
 
Сколько солдат не вернулось с войны!
Матери плачут на свадьбах.
Слаще подсолнуха, звонче струны —
Юность: успеть наверстать бы!
 
 
Чтобы она расцветала в дому
И не хворала на стройке,
Пляшут на маминой свадьбе в дыму
Девки – кудрявы и бойки!
 

«Холмы и море… Море и холмы…»

 
Холмы и море… Море и холмы.
Над виноградниками тучи нависают,
И музыка печали воскресает,
Напоминая: расстаёмся мы.
 
 
О, расставанья терпкое вино!
По капле пить, чтоб помутился разум,
Но обрубить канат внезапно, разом,
Из нас кому-то всё же суждено.
 
 
А впереди – холодная страда:
В клубок сплелись дела, поступки, лица…
И прошлых дней парящих вереница,
Как тучи в небе, тает без следа.
 

Отец

 
На фотографии давнишней,
Под белой и тенистой вишней
Отец и мать вдвоём сидят:
Отец мой – стреляный солдат!
 
 
Отец пришёл с войны живой!
И долго этому не веря,
Он открывал любые двери,
Как будто склад пороховой.
 
 
Он жить сначала начинал,
Но галифе и гимнастёрку
Всё ж на пиджак не променял,
Противясь выгодному торгу.
 
 
Его богатство – две руки:
Чтоб стройку важную затеять.
Его глаголы в полстроки
Вместились: жить, пахать и сеять.
 
 
Он был двужильным, мой отец,
И за троих, не хмуря брови,
Работал до мозольной крови —
И миротворец, и боец.
 
 
О, люди тяжкой той поры!
В послевоенную разруху,
Объединившие миры,
Горой стояли друг за друга.
 
 
Смотрю я на отца, на мать:
Себя я сравниваю с ними.
Порода неискоренима,
И древо жизни не сломать.
 

Дружеское застолье

 
Массивный стол и низкий абажур,
Беседа, что уже часами длится.
Стал весел тот, кто был знобяще хмур,
Улыбок тёплых отблески на лицах.
 
 
Единство душ, небесное родство
Уже ведёт к вершине наслажденья.
Да здравствует застолья торжество,
Да здравствует внезапность совпаденья!
 
 
Фраз острота, разгорячённость волн,
В которых тонешь с ощущеньем жажды…
С друзьями вечер так любовью полн,
Что к столкновенью приведёт однажды.
 

«Родилась я после Дня Победы…»

 
Родилась я после Дня Победы,
В мирный год, когда моя страна
Радуясь начавшемуся лету,
Думала: вот если б не война!..
У отца еще болели раны,
Он во сне горячим боем жил.
Петухи кричали утром ранним,
Тёплый ветер по степи кружил,
Росами умытое, сияло
Солнце, будто яблоко, свежо.
Спрятанной в простое одеяло,
Было мне на свете хорошо.
Я росла… И горизонт далёкий
Становился близким… За чертой
Ждал меня вираж судьбы нелёгкий,
Путь познанья жизни непростой.
Я в любви родительской купалась,
И за то Творца благодарю.
Видя ширь земли и солнца алость,
До сих пор дышу, смеюсь, творю!
Мне любовь досталась по наследству:
Вырастают крылья за спиной,
И когда я вспоминаю детство,
Мысленно лечу в свой дом родной…
 

Отец в больнице

 
Непостижим наш сотворённый мир:
Он весь в снегах – и он нерукотворен.
Отец в больнице, белый свет немил,
Душа не голубь – каркающий ворон.
Судьба – не тройка гордых рысаков,
И дом – не особняк, где ждёт карета.
Хрущёвка: гул стоит от сквозняков,
И под ногой дымится сигарета.
Ты разве можешь что-то изменить?
Жизнь скована незримыми цепями.
Но тянется связующая нить
Между твоей душой и небесами.
Не ворон в небе кружит, а орёл,
И конь несётся степью, что есть мочи.
Ты снова силу в родичах обрёл:
Ныряют казаки в пучину ночи.
Их песня за десятки вёрст слышна,
Враг цепенеет за чертой границы…
И жизнь твоя надеждою полна:
Звенит капель под окнами больницы!..
 

Наследие

 
Фамилия мне от отца досталась:
Нетленная фамилия моя.
С ней не страшны ни горе, ни усталость,
Ни хлещущие волны бытия.
Отец и не такие волны видел,
И не в такое пекло попадал.
Войны утробу он собой насытил:
Он Родине сполна свой долг отдал.
А в мирной жизни было так непросто
Свой фронтовой запал не растерять!
Фронтовиков не трогала короста,
Воспринимавших Родину, как мать.
 
 
По-прежнему в их честь гремят салюты,
Но страшен век: его изнанка – ложь.
Победы драгоценные минуты
Так далеки!.. Упрёком не тревожь
Ни полководцев, ни вождя, ни хмурых,
На запад устремившихся солдат…
Застыв на стариковских амбразурах,
Они на нас, беспомощных, глядят.
Хотят закрыть нас грудью с орденами,
Спасти от неминуемой беды.
Но тень свободы пролетит над нами —
И вновь исторгнут вопли наши рты.
 

«Для планеты Земля – что один человек?..»

 
Для планеты Земля – что один человек?
Только что-то, наверное, значит,
Коль вселяет надежду в больничных калек,
И ручьями при выписке плачет.
 
 
Месяц март… Вязкий снег обожжет костыли,
Отпечатает муку свиданья.
Что за сила колышет поверхность Земли,
Что за пытка – часы ожиданья!
 

Спаси и сохрани!

 
Ему не помогают ни советы
Врачей, ни сострадание родни:
Перед глазами кружатся предметы,
И слышен вздох:
– Спаси и сохрани!..
 
 
Он говорит: помучился маленько —
Пора, мол, и пожитки собирать…
Во сне он видит поле, деревеньку,
Согбенную, заплаканную мать.
 
 
И небо в тучах, полное угрозы…
И в горле застревает горький ком,
Когда его сбивают с ног морозы,
По сердцу ударяя кулаком.
 

«То черные, то красные кресты…»

 
То черные, то красные кресты,
Глазниц провалы, скулы, полукружья…
Отец летит с незримой высоты
И падает, страдая от удушья.
 
 
– Спаси нас, Отче!..
Машет головой
И прячет ноги в валенки от стужи.
И вспышка памяти военной, грозовой,
Как молния, осветит наши души.
 
 
Исторгнет мертвых грешная земля,
Отдраившая черепа до блеска…
– Прости, Отец!..
Губами шевеля,
В упор посмотрит, обернувшись резко.
 

Дождаться дня

 
Пережить такую зиму! —
Всю в снегах, мольбах, слезах…
Всё же, Господом хранима,
Свет несу в своих глазах.
 
 
Пережить такие страсти!..
К покаянию придя,
Я спасаюсь от напасти
Под потоками дождя.
 
 
Пережить беду, не зная
Как с потерей дальше жить!..
Но дождаться солнца мая,
И глотками радость пить.
 

«На дальнем степном перегоне…»

 
На дальнем степном перегоне,
Где хутор белел вдалеке,
Где были стреножены кони,
Прижавшись щекою к щеке,
Хотелось мне прыгнуть с подножки,
Скатиться по насыпи вниз,
Чтоб после пойти по дорожке,
Не слушая эхо: «Вернись!»
И жить себе тут, на отшибе:
Коров спозаранку доить,
Весною, в оттаявшей глыбе,
Лозу винограда будить.
Весёлою слыть, работящей,
Певуньей, грозой мужиков…
Но сила великая тащит
Туда, где скопленье гудков,
Где ряд гаражей, обветшалых
Пустых голубятен… Где – дрожь
Души: от тепла поначалу,
А после – от снежных порош.
За локоть настырного друга,
С которым мы – пара сапог.
Где лесом торгует округа,
Где выдох мой краткий и вдох.
 

На сельском кладбище

1

 
Поле спелой пшеницы…
Приезжая сюда,
На холм поднимаюсь – дань отдаю предкам.
Льётся с небес на могилы живая вода
И дарит силу чёрным дубовым веткам.
 
 
Устилают жёлуди надгробье отца:
Листья дуба словно выковал
Медных дел мастер.
Но в станице не встретишь ни одного кузнеца,
Редко – лошадь гордой огненной масти.
 
 
Только автомобили снуют по шоссе,
По казачьей земле
К морю спешат экспрессы.
Кто-то в небо ушёл пешком, но ушли не все.
Снова мост из радуги дотянулся до леса.
 

2

 
Прилетел комар за дозой крови:
Голод манит, дерзкого, его.
С дождевой водой следы коровьи,
Человечьего – ни одного.
 
 
Смыли ливни след автомобиля,
Роз увядших красное пятно.
Все, кто плакал, путь сюда забыли,
А тому, кто умер, – все равно.
 
 
Человек – и под землей бескрылый,
Самый нежеланный из гостей…
Дуб над свежевырытой могилой
Желуди роняет из горстей.
 

Осенние строфы

Ирине Овчаренко

 
Эта кошка настолько красива,
Что, забыв о своей красоте,
Прочитает слова, что курсивом
Проявились на белом листе.
 
 
Это – строфы об осени близкой,
О рябине под сеткой дождя,
О любви: находясь в зоне риска,
Оглянулась она, уходя,
 
 
И увидела чёрную кошку:
Изумрудные очи в ночи…
Ты не верь, это всё понарошку:
Ты не плачь, не вздыхай, не молчи…
 

Земля

 
Земля прожорлива, как зверь.
Копнёшь – и тут же чуешь бездну.
Ты в небо открываешь дверь,
Уходишь – в землю… Бесполезно
О прошлом горько сожалеть,
Где всё – не так, как нам мечталось…
Судьбы безжалостная плеть
Стегнёт – и тянет вниз усталость
К земле, что ночью холодна,
А днём – тепла: родные недра!
А над землёю пелена
Тумана: мир окутал щедро.
А над землёю солнца луч
Твою щеку слегка щекочет,
И дух земли, что так могуч,
С твоей душою слиться хочет.
 

Вдова

Моей матери

 
Ты повторяла: «Земля ему будет пухом!»
Майский ветер едва прошумел над лугом,
Как за воротами кладбища туча повисла:
Дождик, вздымая радуги коромысло,
Тихо шептал: «Как ей жить, одинокой?»
Но загудели шмели в траве высокой,
И потянулись к рукам ее травы, твари,
И засияли их души в небесной хмари.
 
 
Самое трудное – сладить с душой: невольно
Ты кому-то боль причиняешь, больно
Тем, у кого душа на земле радеет
За беззащитных тварей, коих число редеет.
Что выбираешь: ад, где огня без меры,
Рай, что переполнен избытком веры,
Жизнь, что пронизана тяжким стоном?
Знаю: ты растворишься в небе бездонном.
 

Краски жизни

А. П. Зименкову

 
Расцветает мальва у беседки,
Кадка наполняется водой,
Падает в ладонь черешня с ветки,
И течёт меж пальцев сок густой.
 
 
Руки, натыкаясь на мотыгу,
Ритмами забытыми полны:
Ворошу я землю, будто книгу,
Чтя её, не зная ей цены.
 
 
Но земля вокруг – суха, как вобла,
Краски жизни воплотились в ней,
И река Кубань – щедра, как Волга,
Только ближе, и чуть-чуть родней.
 
 
В сердце – радость пойманной удачи:
Хор казачий… Пляшут земляки!
А на фотографиях – казачьи
Хатки, и с конями казаки…
 
 
Лица, руки их – темны от зноя,
Мысли их – в заботах о земле.
…Пью – как в детстве, молоко парное,
Снова нежусь в мамином тепле.