Текст книги "Ретт Батлер. Вычеркнутые годы"

Глава 5

В один из дней, когда Скарлетт была занята примерками, Ретт повел Кэти в парижский зверинец. Сам он почти не смотрел на животных, ему интереснее было наблюдать за дочерью. Кэт не переставала удивлять его, и невольно он сравнивал ее с Бонни. Та была живой, смешливой, по-детски дурашливой и капризной. А Кэти поражала своим серьезным отношением к окружающему. Она редко беззаботно улыбалась, подобно другим детям, а ее смех Ретт слышал всего несколько раз. Зато Кэт задавала серьезные вопросы и безапелляционно судила обо всем, что видела.

– Обезьяны похожи на людей, но глупые, – высказалась она перед вольером с макаками.

Наблюдая за волком, который взад-вперед метался по тесной клетке, девочка заметила:

– У него такие грустные глаза… Наверное, он жалеет, что съел Красную Шапочку?

– Это другой волк, – улыбнулся Ретт. – Помнится, тому, в сказке, распороли брюхо охотники.

Кэти задумалась на несколько секунд и изрекла:

– Да. И сказка ведь была давно. А волки долго живут?

– Не думаю, что дольше собак. Значит, лет пятнадцать.

– А ты охотился на волков?

– Нет, но пару раз было желание пристрелить того волка, что выл по ночам возле старательского лагеря.

– А что такое старательский лагерь?

– Это место, где живут люди, ищущие золото, – ответил Ретт, поражаясь тому, как много вопросов в этой маленькой головке.

– Из золота делают браслетики, – кивнула Кэт. – У меня был один, мне мама на рождество подарила, но он остался в Баллихаре.

– Я куплю тебе другой, хочешь? Прямо сейчас поедем и купим.

Они доехали до ювелирной лавки, и Кэт получила в подарок золотой браслет с бирюзовыми вставками. После они просто гуляли по улицам.

Увидев живописную пеструю толпу женщин в ярких цветастых шалях, девочка указала на них:

– Смотри, Ретт, какие чудные тетеньки. Сколько бус они на себя понавешали!

– Это цыганки, Кэт. Считается, что они умеют предсказывать будущее.

– Я хочу посмотреть, как они это делают.

Заметив их интерес, шумная толпа атаковала Кэти и Ретта.

– Мсье, дайте монетку, всю правду вам скажу… – затараторила молодая цыганка с годовалым ребенком за спиной. Мать привязала его шалью, из-за плеча выглядывало лишь черноглазое чумазое личико.

От Ретта не ускользнуло, что Кэт буквально пожирает глазами цыганок и их детей. Подумав, что для девочки это будет вроде спектакля, он достал серебряную монету, которая в мгновение ока исчезла в складках цыганской юбки.

– Всю правду скажу, золотой, – пообещала цыганка. – Ай, глаз у тебя черный, ничего в нем не вижу, руку дай. Все что будет, скажу, ничего не утаю…

Усмехнувшись и подмигнув Кэт, Ретт стянул перчатку. Кэти наблюдала с интересом, хотя ни слова не понимала.

– Ох, плохо ты жил, много бед причинил, людей убивал…

– Не мели чепухи, цыганка, я воевал, а там смерть кругом.

– У тебя кругом смерть – троих недавно похоронил.

– Прошлое мне и без тебя известно, – поторопил Ретт, неприятно пораженный тем, что гадалка попала в точку.

– Скоро ты потеряешь самое дорогое, но не бойся, найдешь обязательно… Вижу большую любовь… свадьбу… Долгая жизнь у тебя впереди.

– И счастливая? – насмешливо поинтересовался Ретт.

– Три года потеряешь: ты будешь не ты. А спасет тебя вот эта крошка… Ай, какая красивая, ай, славная, – цыганка отпустила руку Ретта, видимо, все сказав, и теперь любовалась Кэт, прищелкивая языком от восхищения.

Она крикнула что-то своим товаркам, и те столпились вокруг, рассматривая нарядную девочку, покачивая головами, ахая и лопоча по-своему. Батлер раздал им всю мелочь и лишь после этого отвязался от надоедливых попрошаек.

Вскоре они вновь шагали по бульвару. Кэт поинтересовалась:

– Что она тебе сказала?

Ретт неопределенно покачал головой.

– Так, всякую чепуху, про то, что буду жить долго и счастливо.

– Грейн лучше предсказывает, она говорила, что будет, и это сбывалось.

– Правда? Очень интересно. И что же она предсказала тебе?

– Она дала мне второе имя – Дара, и сказала, что оно мне будет помогать. Еще сказала, что я сильная, что моя башня спасет меня от смерти и что я буду жить далеко-далеко, в краю, где не бывает дождей…

– Пожалуй, все так и есть…

– А еще Грейн умеет лечить и заговаривать болезни. Она травки собирает и варит их, получаются лекарства. Люди говорили, что Грейн плохая, только это неправда, она хорошая, и она меня любит.

– Так она назвала тебя Дарой? Красиво… Можно и мне тебя так называть?

– Мама говорит, что имя дают при крещении, тогда меня назвали Кэти Колум. А Колум скоро приедет? Я уже соскучилась. Он любит меня и маму.

– Боюсь, детка, что ты больше не увидишь его.

Ретт не хотел говорить Скарлетт о встрече с цыганками, но Кэти, конечно же, рассказала:

– Мамочка, они такие смешные! Как кенгуру, только наоборот.

– Как это? – улыбнулась Скарлетт.

– У кенгуру детки на животе, а у цыганок на спине.

Отец с восторгом смотрел на дочь, а она продолжала рассказывать.

– Ретт дал цыганке монетку, и она делала ему предсказание.

– И что же она предсказала тебе, дорогой?

Ретт небрежно отмахнулся:

– Обычную ерунду: свадьбу, счастье, долгую жизнь и еще будто какую-то часть своей жизни я потеряю, но меня спасет вот эта красавица.

Он подхватил Кэт и закружил по комнате в вальсе.

– Цыганки были в восторге от Кэти, – сказал он, отпуская дочку, – целая толпа любовалась на нее, я еле вырвался.

Скарлетт нахмурилась.

– Я всегда держусь от цыганок подальше. Среди них полно воровок. Ты проверил, твой кошелек на месте?

– Все на месте: и кошелек, и часы. Меня не так-то просто облапошить.

Через день они втроем отправились прогуляться по Булонскому лесу. Оставив наемную коляску с возницей на аллее Рен Маргерит, они пошли по одной из тропинок. Ретт и Скарлетт медленно шагали под руку, а Кэт бегала среди старых дубов и каштанов, пряталась за кустами и кричала, чтобы ее нашли. Несколько раз Ретт покидал Скарлетт, играя с девочкой в прятки, но в какой-то момент они так увлеклись беседой, что на несколько минут забыли о дочке. Они обсуждали, куда вначале поехать – в Чарльстон или в Атланту. Скарлетт предпочитала Атланту.

– Ты что, хочешь обвенчаться там?

– Нет, конечно. Но и не в Чарльстоне. Из принципа. Там ты венчался с Анной.

– Если не хочешь ни там ни там – тогда предлагаю Бостон или Новый Орлеан. Решать тебе, моя прелесть.

– Новый Орлеан мне уже знаком. Я выбираю Бостон.

– Хорошо, и в Нью-Йорк заглянем по пути. Потрясающий город. Ты ничего подобного не видела, уверяю.

– Неужели он красивее Парижа?

– Это совсем другое. Париж – город эпикурейцев.

– Кого? – переспросила Скарлетт.

– Последователей Эпикура, моя прелесть. Этот древнегреческий философ считал, что цель жизни в удовольствии, и напрягаться, волноваться, бороться – бессмысленно. А спокойствие самое что ни на есть естественное и благородное состояние души. У эпикурейцев был симпатичный лозунг: «Будем есть и пить, потому что завтра все равно умрем». Ты не находишь, что Париж будто рассчитан на получение всяческого рода удовольствий? А Нью-Йорк, напротив, – город дельцов и трудяг. Он растет поразительными темпами. В нем самые длинные улицы и самые высокие дома. Самые шикарные гостиницы… Тебе понравится.

– Да, вероятно. Мне, выросшей в деревенской тишине, с первого раза полюбилась Атланта, даже в войну. Все там кипело, двигалось… В вашем Чарльстоне такого нет.

– Зато в Нью-Йорке движение заметно как нигде. Я не бывал там со времен войны, и то, что увидел прошлым летом, меня поразило. Город растет и вширь и ввысь. В деловом центре появились шести– и семиэтажные здания, специально построенные под конторы разных компаний. Что-то Кэт давно не слышно, – вдруг вспомнил Ретт и огляделся по сторонам.

За разговором они зашли довольно далеко, здесь почти не было прогуливающихся парочек, впереди виднелись непролазные кусты.

– Наверное, она туда забралась, – подошла к зарослям Скарлетт. – Кэти, детка, хватит прятаться, выходи!

Никто не откликнулся, и Кэт не появилась.

– Придется мне искать тебя, – шутливо вздохнул Ретт и полез в кусты.

Через минуту он выглянул обеспокоенный.

– Ее нет ни в кустах, ни за ними…

Скарлетт ощутила, как сердце кольнуло нехорошее предчувствие. В панике она закричала:

– Кэт, Кэт, ты где? Откликнись, Кэти…

Они обшарили кусты, Ретт бросался ко всем встречным, спрашивая, не видели ли они черноволосую, смуглую девочку. Через некоторое время Кэт разыскивала уже дюжина человек.

После часа бесплодных поисков Скарлетт без сил опустилась на траву и зарыдала. Вокруг перешептывалась небольшая толпа, дамы крепко держали за руки своих детей и с жалостью смотрели на безутешную женщину. Одна из девочек, на вид лет шести, все дергала за подол свою мать, но та вначале не обращала внимания.

– Мама, мама, я видела эту потерявшуюся девочку.

– Точно?.. Мадам, моя Сюзан видела вашу дочь.

Как ни мало французских слов знала Скарлетт, она поняла и, схватив ребенка за обе руки, с надеждой стала слушать, но ничего не разобрала в ее лепете. В беспомощности Скарлетт огляделась и спросила, не говорит ли кто-нибудь по-английски.

Ответом ей было молчание.

– Ретт! Ретт! – крикнула она.

Вскоре он появился.

– Ее нигде нет, – в отчаянии сообщил он.

– Эта девочка видела Кэт, переведи, что она говорит.

– Ваша девочка играла со мной в пятнашки, мы бегали вон там, за деревьями. Потом она спряталась за кустами, я побежала за ней и увидела, что какая-то тетя дала ей яблоко, взяла за руку и увела.

Когда Ретт перевел слова девочки, Скарлетт оцепенела на грани истерики. Попросив кого-нибудь из дам позаботиться о ней, Ретт продолжал расспрашивать маленькую Сюзан.

– А что это была за тетя, ты можешь описать, как она выглядела?

– Тетя была в цветной юбке, в цветной шали, у нее были очень черные волосы.

– Цыганка?

– Да, она цыганка, у нее было много-много бус на шее.

– Спроси, во что она была одета, вдруг это не Кэти? – хриплым голосом приказала Скарлетт.

– На ней было зеленое шелковое платьице с белым кружевным воротничком, белые чулочки и черные туфельки. У нее был еще красивый браслетик на руке, и волосы у нее были черные, а бантики белые.

– Это Кэт! – воскликнула Скарлетт и зарыдала в безмерном отчаянии.

– Вам следует обратиться в полицию, мсье, – посоветовал кто-то из толпы.

– Благодарю, мы именно так и поступим, – кивнул доброжелателю Ретт и протянул руку Скарлетт: – Поднимайся, дорогая, мы едем в полицию.

– Поезжай куда хочешь! – в гневе отбросила она его руку. – Я буду искать свою дочь.

Ретт строго взглянул на нее.

– Это наша дочь.

– Это все ты, ты! – завизжала вдруг Скарлетт, вскакивая с места. – Ты привез нас в этот чертов Париж, ты потащил нас в этот лес! Из-за тебя я потеряла Бонни, а теперь еще и Кэт…

Вне себя она бросилась на Ретта, он едва успел поймать ее запястья, не то она расцарапала бы ему лицо.

– Хватит. Прекрати истерику! – прикрикнул он, прижимая Скарлетт к груди. Она вырывалась, но он держал крепко. – Тихо, тихо… Мы найдем Кэти, обязательно найдем, и прежде всего надо заявить в полицию. Если хочешь, можешь пока остаться здесь, я съезжу один.

В полицейском отделении Батлера внимательно выслушали и заверили, что немедленно займутся поисками. Комиссар отдал приказание разослать приметы пропавшей девочки во все департаменты Парижа и попросил мсье Батлера не покидать свою гостиницу, ждать известий.

Предупредив, что вначале заберет из сада жену, Ретт распрощался с полицейским.

В приемной участка топталась группа журналистов. Читатели газет жаждали криминальных новостей, и корреспонденты ежедневно дежурили в полицейском отделении. Один из них, завидев выходящего из кабинета комиссара Ретта, кинулся к нему:

– Батлер! Ты в Париже? Давно приехал? Почему не известил? Что ты делаешь в полиции?

Корреспондент «Ле Монд» Пьер Муаре, юркий рыжеволосый мужчина лет тридцати пяти, любитель кафешантанов и карточной игры, был знаком с Реттом с давних времен.

Пожав приятелю руку, Батлер коротко ответил:

– Меня привели сюда печальные обстоятельства. Пропала моя дочь. Возможно, ее увела цыганка.

– Дочь? У вас с Анной дочь? Твоя жена очень милая, и так хотела ребенка… Должно быть, она сильно переживает… О, Ретт, я вам сочувствую, передай это мадам Батлер.

Журналист тараторил без умолку, его коллеги по перу прислушивались к разговору и перешептывались. Намечалась сенсация: ребенок похищен цыганами! Заметив их интерес, Муаре повлек Батлера к выходу. Уже на улице Ретт объяснил:

– Все не так, Пьер. Мы давно не виделись, и ты не знаешь: Анна умерла три месяца назад, от нее у меня нет детей… Это ребенок от моей прежней жены, Скарлетт, с ней ты не знаком.

– Как! – вскричал Муаре. – Ты говорил, что твоя дочь от первого брака разбилась…

– Это долгая и запутанная история, Пьер. Как-нибудь я расскажу тебе, но сейчас не время. У меня дочка, ей почти пять лет, и она пропала, когда мы гуляли в Булонском лесу. Одна девочка видела, как ее уводила цыганка. Не знаю, можно ли доверять рассказам ребенка…

– Дети бывают очень наблюдательны…

– Но склонны фантазировать. Моя жена до сих пор там, в парке, ищет Кэти. Черт! Если б мы были в Америке, я бы обратился в агентство Пинкертона.

– У нас тоже есть детективы, не хуже твоего Пинкертона, – возразил журналист.

– Ты знаешь, где их найти?

– Я даже коротко знаком с одним из них, господином Анкре. Поедем к нему.

Батлер покачал головой.

– Мне велели ожидать известий в гостинице, и Скарлетт до сих пор в Булонском лесу.

– Мы заберем твою жену и заедем в гостиницу. Где ты остановился? В «Ритце», как всегда? Скажем тамошнему портье, чтобы принимал все известия для тебя. Или, еще лучше, оставим там твою жену. Скарлетт, какое красивое имя, никогда такого не слышал… Звучит совершенно по-французски.

Фиакр, на котором приехал Ретт, все еще стоял недалеко от полицейского участка. Они покатили к Булонскому лесу. По дороге Муаре не замолкал ни на секунду, а в парке, едва познакомившись со Скарлетт, рассыпался в соболезнованиях на ломаном английском. Затем шепнул Ретту по-французски:

– И эту женщину ты оставил ради Анны? Батлер, ты идиот! Прости, я очень уважал твою покойную жену, но не понимаю, как ты мог променять эту на ту? И все-таки ты вернулся… Старая любовь не ржавеет…

Скарлетт уже взяла себя в руки и с достойной обстоятельств сдержанностью выслушала излияния Муаре, которые Ретт едва сумел прервать:

– Пьер, оставь нас на минуту.

Муаре послушно отошел в сторону.

– Дорогая, сейчас мы поедем в «Ритц», тебе придется не выходить из номера, полицейские обещали извещать о розысках. Я же отправлюсь с Пьером к детективу. Я найду Кэт, обязательно найду.

Скарлетт видела, что Ретт переживает не меньше ее и, вспомнив, что наговорила ему час назад, поторопилась извиниться:

– Дорогой, прости, я была не в себе …

– Я все понимаю. Поверь, Скарлетт, дороже Кэти и тебя у меня никого нет, и мы найдем ее, клянусь.

Она доверчиво глядела в его грустные темные глаза и верила, что он приложит все силы, сделает возможное и невозможное, чтобы найти дочь.

Контора детектива Жоржа Анкре располагалась на первом этаже неказистого трехэтажного дома на улице Д'Антенн. Хозяином конторы был немолодой господин с редкими набриолиненными волосами, которые при всем его старании не могли скрыть намечающуюся лысину.

Детектив дотошно расспросил обо всех обстоятельствах. Ретт даже вспомнил, что накануне цыганки восторгались редкой красотой его дочери.

– У вас нет портрета девочки?

– К сожалению, нет. Но Кэти очень приметная, и я могу описать вам ее. Ей осенью исполнится пять лет, но выглядит она старше. Черные вьющиеся волосы до пояса. В косах белые банты. Она смуглая, ее кожа чуть светлее моей. Прямой носик, четко очерченные губы и главное – глаза. Очень большие и зеленые. Да, она не говорит по-французски.

– Порой цыгане крадут детей, – вздохнул детектив. – Чаще всего мы их находим. Эти мошенницы обычно твердят, что обожают малышей и не могут удержаться, чтобы не забрать их себе.

– Зачем?

Детектив пожал плечами.

– Может, так они борются с вырождением? Они ведь не слишком многочисленный народ, хоть и рассеяны по всему свету. Мне известно, что в Париже живет несколько кланов оседлых цыган, но есть и кочевые. Они разбивают свои лагеря в предместьях, подолгу не задерживаются и катят дальше.

Увидев, как напрягся Ретт, Анкре поторопился успокоить его:

– Не волнуйтесь, мистер Батлер, передвигаются они медленно, и даже если решатся покинуть страну, вряд ли сумеют доехать на своих кибитках до границы прежде, чем мы найдем вашу дочь. Мы организуем поиски следующим образом. Я дам вам адреса оседлых цыган, и вы с Пьером навестите эти семейки. А сам я со своими помощниками займусь обследованием предместий. Для скорости буду посылать телеграммы в «Ритц», так что вы сноситесь со своей супругой. Может, мне повезет, и я раньше найду девочку. Если же удача улыбнется вам, тогда известите моего секретаря.

Анкре развернул на столе подробную карту Парижа и указал места проживания оседлых парижских цыган.

– Я думаю, вы легко их найдете. Только не верьте этим мошенникам на слово, просто так они ребенка не отдадут. Можете пригрозить полицией, но лучше предложите выкуп. Не думаю, что они запросят много.

– Я готов отдать любые деньги, – заверил Ретт.

– Кстати, мне нужна некоторая сумма на расходы. И на случай выкупа…

Батлер достал из бумажника несколько тысячефранковых билетов.

– Этого хватит?

– Вполне, мсье Батлер, – кивнул детектив.

Муаре искренне сочувствовал Батлеру и готов был помочь в поисках, но в предвкушении фурора, который произведет его статья о поисках пропавшей в Булонском лесу девочки, не мог сдержаться:

– Это будет потрясающий репортаж! Корреспондент лично участвует в поисках похищенного ребенка… Такого еще не было, это станет сенсацией! Конечно, я примусь за статью только после того, как мы найдем твою дочь, Ретт. Будь уверен – я с тобой до конца. О-о! Что за материал! Я напишу, как цыганки, положившие глаз на очаровательную девочку, следили за вами, и едва представился случай… Ты не против? Эпизод с гаданием тоже будет. Это придаст ситуации пикантности… Кстати, что они тебе нагадали?

Батлер, погруженный в свои мысли и, казалось, совсем не слушавший его, вдруг схватил журналиста за грудки и, буквально прожигая глазами, раздельно произнес:

– Пьер, будь у меня сейчас пистолет, я бы пристрелил тебя, но если ты сию же минуту не заткнешься, то справлюсь и голыми руками!

Сказав это, он отбросил Муаре в противоположный угол наемной кареты. Тот умолк и некоторое время с испугом глядел на приятеля. Судя по тому, каким гневом сверкали черные глаза, Батлер был способен исполнить угрозу.

Журналисты народ толстокожий, и Пьер счел за лучшее не обижаться. Мозг Муаре был устроен таким образом, что, даже умолкнув, он не прекращал мысленный монолог.

«Батлер славный малый, просто перенервничал, – думал он. – Не хотел бы я оказаться на его месте… Если б у меня была дочь и ее украли, я бы тоже с ума сходил. Интересно, как у него появилась пятилетняя дочь? Я прекрасно помню, что около пяти лет назад Ретт посетил Париж с молодой женой, ни о каком ребенке от первого брака и слова не было. Напротив, он говорил, что после трагического случая с первым ребенком опасается заводить детей… Забавно, что он вернулся к прежней жене… Впрочем, она неординарная женщина. Не только красивая, но и волевая. Другая на ее месте валялась бы в обмороке. Если дочь похожа на мать, то это прелестная девочка. Хотя Батлер говорил, что она смугла, вроде него. Трудно будет отыскать черноволосую смуглянку в толпе цыган. Если они додумаются переодеть дочку Батлера в свои лохмотья, никто не отличит ее от цыганских ребятишек…»

Район, куда прикатила карета, был незнаком не только Ретту, но и парижанину Муаре. Экипаж остановился перед кривой улочкой, где тесно лепились друг к другу ветхие лачуги. Возница сообщил, что дальше ему не проехать, здесь не развернуться и всаднику. Окна без ставней были распахнуты, из открытых дверей некоторых домов выглядывали неопрятные старухи. Из-за их широких цветастых юбок чужаков рассматривали десятки любопытных детских глаз.

Казалось, здесь не было ни одного молодого мужчины или женщины, только старики да дети.

Батлер приблизился к одной из дверей.

– Простите, я могу вас спросить… – начал он.

– Уйди, черноглазый, – бросила ему в лицо лохматая цыганка и захлопнула дверь перед самым носом Ретта.

Он двинулся к следующей двери, но Пьер опередил его.

– Постой, Ретт, дай я. С этой братией нужно уметь общаться. – Эй, старая! – громко заговорил он, подходя. – Заработать хочешь?

Старуха кивнула и ощерилась в улыбке, показывая пару крупных желтых зубов. Остальные она растеряла за свою долгую жизнь.

– Погадать тебе, сладкий мой? На картах или по руке?..

Муаре кинул в подставленную ладонь какую-то мелочь.

– Не надо гадать. Лучше скажи, не видела ли ты красивую девочку в зеленом шелковом платье?

– Может, когда и видела, золотой. Я так давно живу, чего только не видела на своем веку…

– Не юли, старуха. Я спрашиваю, не появилась ли сегодня на вашей улице девочка лет пяти-шести?

– В моем доме никого нет, хоть весь обыщи, да только муж мой не позволит тебе этого сделать, – вдруг озлилась цыганка. – Иди, ищи свою девчонку в другом месте. Не нужна мне чужая, у меня своих хватает.

– Стой, старуха, у тебя нет, а в других домах? Не слышала, никто из ваших не привел в дом нового ребенка?

– Иди у них спроси! – огрызнулась она. – Ничего я не знаю.

И, махнув широким грязным подолом, старуха скрылась в доме.

Словно по команде, двери на их пути стали закрываться. Когда Муаре стучал, цыганки выходили, но не позволяли заглянуть в свое жилище.

Ретт отдал всю мелочь, звеневшую в карманах. Женщины с готовностью брали деньги, предлагали рассказать, что было и что будет, но в один голос твердили, что девочки у них нет.

Улочка кончалась тупиком, и когда они заглянули в последнюю дверь, Муаре выругался.

– Чертовы бабы! Кто знает, правду ли они говорят… Если твоя дочь здесь, то мы их предупредили. Цыгане могут переправить ее куда-нибудь и спрятать.

Ретт стиснул зубы:

– Поехали дальше. Нет смысла стоять здесь.

– Да, у нас еще четыре адреса, но уже смеркается. А Жорж предупредил, что в темноте по таким местам лучше не шататься.

– Успеем побывать еще на одной улице?

– Наверное. Поехали.

Возле их экипажа ошивался полицейский.

– Господа, что вы тут делаете? – строго спросил он.

– Мы разыскиваем пропавшую девочку, – объяснил Муаре.

– А… Мсье, это вы отец пропавшей?

– Нет, отец девочки господин Батлер.

– Мои соболезнования, мсье, – кивнул ажан Батлеру. – И вы все дома обошли?

– Да. Только везде одно и то же: не видели, не слышали…

– Я тоже пройдусь, на всякий случай. Может, эти мошенники проявят уважение к моей форме, и мне удастся что-то узнать.

– А мы поедем вот по этому адресу, – счел нужным предупредить полицейского Муаре.

– Только будьте осторожны, господа. По вечерам в таких местах небезопасно! – крикнул им вдогонку ажан.

На второй улице все повторилось, с той лишь разницей, что в некоторых домах вместо старух в дверях появлялись мужчины. Они недружелюбно оглядывали пришельцев и кидали презрительно:

– Уходите. Здесь уже была полиция…

Приятели покинули цыганские трущобы в полной темноте.

Вид освещенных электричеством нарядных бульваров являл собой яркий контраст с мрачной неприютностью кварталов бедноты. Пьер покинул экипаж недалеко от Монмартра, пообещав другу с утра опять подключиться к поискам.

С тяжелым сердцем Ретт вошел в свой номер. Скарлетт сидела у стола в гостиной, на ее окаменевшем лице не было ни слезинки. Бетси пристроилась на стуле у двери, то и дело утирая мокрые щеки.

Скарлетт не кинулась навстречу Ретту, только взглянула с надеждой.

– Пока ничего, – проговорил он, усаживаясь рядом и прикрывая своей ладонью ее руку. – Телеграмм от детектива не было?

– Была, одна. Вот: «Пока не нашли. Анкре».

– Мы искали в двух цыганских кварталах… Завтра с утра продолжим.

Ретт заказал ужин в номер, но ни он, ни Скарлетт почти не притронулись к еде.

Все было не так, как тогда, с Бонни. Скарлетт не обвиняла Ретта, он не рычал, не метался, не напивался… Сейчас он обещал приложить все силы, чтобы найти дочь, и Скарлетт знала – он это сделает. Она верила в его могущество и искала утешения у него на груди. Тихо сидели они, обнявшись, пока не пришло время ложиться в постель. И там, прижавшись друг к другу, провели без сна всю ночь.

Наутро Батлер опять отправился на поиски, прихватив по пути своего приятеля-журналиста.

Посещение первого района цыганских трущоб ничего не дало. Жители другого показались Ретту подозрительными. Отчего-то здесь почти не было старух и детей. Группы самого зверского вида мужчин провожали пришельцев тяжелыми взглядами. Муаре считал, что и заговаривать с ними не стоит, но Ретт все-таки решил задать свой вопрос.

– Эй, ребята, – довольно дружелюбно начал он, подходя к заросшему до самых глаз сивой бородой кряжистому низкорослому человеку, возле которого терлись два цыгана помоложе. – Не видели ли вы девочку в зеленом шелковом платье? Говорят, она ушла с одной из ваших женщин.

– С чего ты взял, что это наша женщина, чужак? – процедил сквозь зубы бородач.

– Нам известно, что она цыганка.

– Цыганок много.

– Я не спрашиваю тебя обо всех, – начал терять терпение Ретт. Его раздражал этот невозмутимый бородач. Какой-то бродяга говорил с ним свысока, этого Батлер вынести не мог и повысил тон: – Может, ты ответишь хотя бы о своей жене? Не приводила ли она вчера девочку? Помоги осмотреть эти дома, и я дам тебе денег.

– Не нужны мне твои деньги, чужак. И я никого не пущу ни в этот дом, ни в любой другой на этой улице. Здесь я хозяин.

Батлер смерил цыганского вожака презрительным взглядом и отвернулся, пробормотав вполголоса: «Ублюдок».

Вряд ли бородач понимал английский язык, но ему явно не понравилась интонация.

– Что ты сказал? – спросил он в удаляющуюся спину.

– Ублюдок, – небрежно повторил Ретт по-французски.

Не успел он сделать и пяти шагов, как раздался предостерегающий крик Пьера:

– Ретт, берегись! У него нож!

В мгновение ока Батлер отскочил в сторону. Трудно было ожидать подобной ловкости при его мощной фигуре. Оказавшись в нескольких шагах от врага, он обернулся. Глаза его пылали гневом. Цыган, широко расставив кривоватые ноги, готовился к атаке, медленно приближаясь. В правой его руке сверкнуло широкое длинное лезвие.

– Ах, вот ты как, шельмец! – прошипел Ретт. – Хотел ударить в спину? Посмотрим, способен ли ты сразиться лицом к лицу.

В руке Батлера появился нож с длинным выкидным лезвием. Привычка иметь при себе оружие выработалась у него с давних времен, и даже в спокойном благословенном Париже он, за неимением пистолета, носил нож в кармане.

Слегка присев и расслабив ноги в коленях, Ретт, не сводя глаз с противника, медленно передвигался по площадке, образованной столпившимися вокруг цыганами. Тот замер в напряженной позе, казалось, он готовится к решающему прыжку, но пока медлит, оценивая ситуацию и силу врага. Батлер тем временем освободился от стесняющего движения пиджака, отбросил его в сторону и расстегнул пуговицы на жилете. Теперь ему ничто не мешало, он был готов к бою. Заметив, что цыган, одетый в широкие, заправленные в сапоги брюки и просторную рубаху со сборчатыми рукавами, держит нож лезвием вверх, Батлер молниеносным движением перекинул свое оружие, до этого глядящее острием в землю. После этого, будто по команде, противники стали медленно передвигаться по кругу. На заросшем бородой лице цыгана сверкали только глаза под нависшими густыми бровями, Батлер же, прищурившись, хищно, по-пиратски улыбался, обнажая крупные белые зубы. Около минуты ни один из них не предпринял попытки начать бой. Люди, окружавшие площадку, напряженно замерли, не издавая ни звука. Муаре стоял, прижав к груди вывалянный в пыли щегольской пиджак Ретта.

Вдруг, занеся руку со смертоносным оружием, цыган с рычанием бросился вперед. Батлер отскочил с изяществом опытного фехтовальщика. Соперники мгновенно повернулись лицом друг к другу и продолжали, медленно переступая, мерить круг. Еще от двух выпадов бородача Ретт ловко увернулся, а затем перешел в наступление. Он прыгнул на врага, но тот был готов к атаке и хотел использовать ее, чтобы нанести предательский удар в живот. Однако Батлер успел предупредить его и изо всех сил сжал запястье противника, надеясь, что тот выронит оружие – при этом правая рука Ретта была парализована вцепившейся в него грязной волосатой лапой. Намертво сцепившись, они замерли на несколько секунд, напрягаясь изо всех сил, стараясь, чтобы нож противника не дотянулся до шеи, или груди, или живота. Впрочем, Батлеру вряд ли грозил удар в шею, цыганский вожак был ему едва по плечо.

Внезапно они отпустили друг друга и вновь очутились в разных концах освобожденного для поединка пятачка. Послышался вздох разочарования и несколько непонятных возгласов, видимо, подбадривающих цыганского вожака. Муаре тоже крикнул: «Ретт, держись!» Никогда еще журналисту не доводилось быть свидетелем столь дикого поединка. Мысленно он делал ставку на Ретта. Тот был намного выше цыгана, выглядел сильнее и мощнее. Пьер и не подозревал, что у Батлера настолько широкие плечи, хотя не единожды видел его без пиджака за карточным столом. Сейчас Ретт совсем не походил на ленивого чарльстонского денди, поклонника оперы, любителя карточной игры и кафешантанов, изредка наезжавшего в Париж просаживать свои сумасшедшие американские деньги. Перед Муаре был дикарь, флибустьер, прекрасно владеющий приемами уличного боя.

«Загадочный человек этот Батлер! Думаю, он победит или хотя бы продержится до того, как явится полиция», – мелькнуло в голове у журналиста. Он видел, как еще в самом начале драки ожидавший их в пятидесяти шагах возница стегнул лошадей и умчался куда-то.

Тем временем Ретт вновь кинулся на врага и на этот раз сумел сбить его с ног. Всей тушей он навалился на цыгана и, прижимая вооруженную руку противника к земле, пытался дотянуться ножом до шеи, скрытой дремучей черной с проседью бородой. Однако низкорослый противник тоже обладал недюжинной силой, он не только с минуту удерживал занесенную над ним руку Батлера, а исхитрился сбросить его с себя, попутно полоснув по скуле и шее его же ножом. Лезвие прошло по касательной, но Ретт явственно ощутил, как за воротник рубашки потекла горячая струйка. В бешенстве он вновь вцепился в противника, не давая тому подняться на ноги, и на сей раз ему удалось выбить цыганский нож. По правилам, свой надлежало бы отбросить и продолжить схватку врукопашную, но сейчас Батлеру было наплевать на правила. Ему хотелось одного – добраться до волосатого горла, полоснуть по нему ножом.