Текст книги "На дело со своим ментом"

– И чего? – выслушав рассказ Романа Андреевича с приоткрытым ртом, спросила Женька.

– И ничего. Это то, что Андрей сообщил. А на остальное нужно время… Я с Игорем едва знаком, а вот вы с Веркой старые подруги, поезжайте к ней и уговорите все рассказать в милиции, если будут хитрить да темнить, наверняка лишатся ребенка.

– Легко сказать – поговорить, – проворчала я. – Да Верка даже не в курсе, что нам про Лельку известно… Думаешь…

– Не думаю, но точно знаю: милиция для того и существует, чтоб заниматься такими проблемами.

Мы с Женькой невесело переглянулись, но совету вняли и поехали к Дунаевым. Открыла нам мать Веры, лицо заплаканное, плечи опущены, и двигается как тяжелобольная: ясно, что хорошими новостями не пахнет.

– Есть что-нибудь новое? – испуганно спросила я, она только головой покачала.

Игорь, Вера и вернувшаяся Наталья были в комнате. Взглянув на нас, Вера нахмурилась и спросила:

– Как вы узнали?

– Теперь это неважно, – отмахнулась я. – Важно другое: как можно скорее рассказать о своих подозрениях в милиции. Они найдут эту Ингу…

– Найдут Ингу, – вдруг зло засмеялся Игорь. – Как будто это так просто. Она давно уехала из города.

– Тем более, – спокойно возразила я. – Сам ты ее отыскать вряд ли сможешь. А в милиции с такой проблемой справятся. Скорее всего, она просто забрала ребенка к себе…

– Чушь… чушь… она что, ненормальная?

– Вполне возможно, – влезла Женька. – Вы лучше вот что скажите: раньше она себя как-то проявляла? Интересовалась ребенком? Может быть, звонила?

– Нет, – покачала головой Вера, – никогда. Я даже не думала, что… Ведь она от нее отказалась, нас заверили, что она не узнает, где девочка. Как же так? Выходит, кто-то сообщил ей…

– Кто мог ей сообщить? – рявкнул Игорь. – Она могла узнать об этом только из документов…

– Какие-то знакомые, имеющие отношение к этим документам, в конце концов, просто деньги…

– Но зачем ей все это, она же отказалась от ребенка? Не может она теперь претендовать на девочку, – жалко всхлипнула Вера. – Это ведь неправильно, нечестно. Я Лелькина мать, а она ее бросила, бросила… – У Веры началась истерика, и разговора не получилось. Игорь подхватил нас с Женькой за локотки и буквально выпихнул в кухню.

– Вы видите, чего добились своей дурацкой болтовней? Вы что, хотите ее в гроб вогнать?

– Мы хотим вернуть Лельку, – выдернув свой локоть из его цепких рук, ответила Женька.

– Очень признателен. Но мы как-нибудь обойдемся без вашей помощи. Я ясно выражаюсь? Не суйтесь не в свое дело. И вообще: оставьте на некоторое время наш дом. Я бы сказал, на длительное время.

– Игорь, я понимаю, ты расстроен, – попыталась я утихомирить разыгравшиеся страсти. – Но, скрывая правду, вы только ухудшаете положение. К тому же ваша тайна уже не тайна, я все рассказала Роме, и он позвонил в милицию. Эту женщину уже ищут.

– Черт! – совершенно обезумев, заорал он. – Кто тебя просил? Чего вы вообще суетесь не в свое дело? Убирайтесь отсюда, и чтоб ноги вашей больше не было!

– Полегче, – осадила его Женька. – Убраться мы, конечно, уберемся, но Лелька нам не чужая и запретить нам беспокоиться о ней ты не можешь.

Игорь закусил губу и попытался успокоиться. Надо признать, это ему удалось.

– Анфиса, – сказал он, обращаясь ко мне и игнорируя Женьку, – пожалуйста, послушай меня. Эта женщина, я имею в виду эту Ингу, явно психически не уравновешенная особа, и я очень жалею, что сообщил о пропаже ребенка в милицию. Сообщил, потому что никак не думал, что связано это с настоящей матерью. Она мать Лельки, мать. Пусть никудышная и бросившая ее, но мать. Повинуясь неожиданно пробудившимся родительским чувствам, она похитила девочку. По закону это преступление. Киднеппинг – очень серьезное преступление. Вы понимаете? Я думаю, что сейчас Лелька в безопасности, но, если милиция начнет охоту на эту женщину, только господу ведомо, что она сотворит. Например, заведет малышку в лес и там бросит, чтобы не оказаться в тюрьме, или того хуже, сунет в какой-нибудь подвал в заброшенном доме… и никто никогда не найдет там ребенка. Я схожу с ума, думая об этом… Мы не будем ничего предпринимать. Мы надеемся, что она как-то образумится и себя проявит. Например, позвонит. Ведь она прислала письмо, вполне возможно, что и позвонит. И тогда мы попробуем вернуть Лельку, пообещав взамен, что не будем возбуждать против нее уголовного дела.

– А если она не собирается ее возвращать?

– Не думаю, что ей нужен ребенок. Для такой, как Инга, это обуза, не зря она однажды уже бросила дочь.

Игорь замолчал, и мы молчали, пока я, собравшись с силами, не напомнила:

– В милиции уже знают об этой Инге. И будут искать.

– С милицией я как-нибудь разберусь. А вас прошу держаться подальше. Очень прошу. Более того, если вы еще раз здесь появитесь, я спущу вас с лестницы.

– Классная речь, – заметила Женька уже на улице. – И налицо мотив, который движет несчастным отцом. Только ты не скажешь, отчего у меня такое паршивое чувство, что нас водят за нос?

– Нет у тебя никакого чувства, – пожала я плечами. – Просто обида на то, что нас выгнали в шею…

Роман Андреевич заскочил с работы перекусить. Я-то подозревала, что он просто заехал меня проведать: не далее как утром я клялась и божилась, что с частным сыском покончено, а я сегодня же засяду за работу, то есть начну наконец писать роман. И как только супруг отбыл на службу, в самом деле устроилась за письменным столом. Дверь на лоджию была открыта, со двора доносились детские голоса и обрывки мелодий, а я смотрела на девственно чистый лист бумаги и силилась собраться с мыслями. Через полчаса стало ясно: дело безнадежное. Я вздохнула и пошла загорать на лоджию, оправдываясь тем, что сюжет надо как следует продумать, настроиться на нужную волну, и вообще… Но мысли мои неизменно возвращались к Лельке. Конечно, то, что она с матерью, позволяет надеяться, что ничего плохого с ней не случилось, и все же беспокойство не только не проходило, оно нарастало. В общем, когда Роман Андреевич появился в квартире и бодро спросил:

– Ну, как успехи? – я нахмурилась и зло ответила:

– Как будто я могу думать о чем-то, кроме Лельки.

– Вроде бы ты с утра жаловалась, что у тебя времени в обрез, – поднял он брови, демонстрируя изумление.

– Перестань надо мной издеваться! – рявкнула я и удалилась из кухни. Мой муж одиночеством всегда тяготился, а тут еще, должно быть, почувствовал себя виноватым, потому что как ни крути, а доводы у меня серьезные. Поэтому он очень скоро возник в гостиной и позвал:

– Анфиса, слышь… посиди со мной. Я целыми днями на работе, видимся совсем ничего… Вот заглянул пообедать, чтоб с тобой лишних полчаса побыть, и что?

– Что? – съязвила я.

– Ничего. И меня это огорчает.

– А не надо было говорить мне гадости, – насупилась я.

– А что такого я сказал?

Я уже и сама запуталась, поэтому прения прекратила, поднялась с дивана, подошла к Роману Андреевичу и, прижавшись к его груди, пожаловалась:

– В голове пусто, какая уж тут работа… Как думаешь, найдется Лелька?

– Надеюсь. Мамаша – это много лучше, чем сексуальный маньяк.

– Да уж, – поежилась я, вздохнула и добавила: – Идем в кухню, остынет все.

– Да я на работе перекусил, а приехал потому, что соскучился. Давай дружить, а?

– Давай, – согласилась я, в результате чего Роман Андреевич задержался в родной квартире дольше, чем планировал, взглянул на часы и, чертыхаясь, попробовал сделать несколько дел одновременно: натянуть носок и доесть пельмени. Я с уважением наблюдала за супругом и смогла констатировать, что и то и другое ему в конце концов удалось. Несмотря на некоторую суету, Роман Андреевич пребывал в отличном расположении духа и, направляясь к двери, ласково сообщил:

– Да, тут Андрюха накопал кое-что на вашу Ингу. Глянь, – извлек из кармана листок бумаги, сунул его мне и открыл дверь, чмокнув меня в нос, но тут же нахмурился, погрозил пальцем и изрек тоном, который обычно доводил меня до бешенства: – Только никакой самодеятельности.

Я кивнула с самым послушным видом, на какой только была способна, и, помахав рукой, прикрыла за любимым дверь. Затем выбежала на лоджию и с умилением наблюдала, как он садится в машину. Конечно, мой муж иногда бывает страшным занудой, но вообще-то у него много положительных качеств. Он посигналил, выезжая со двора, я счастливо улыбнулась и тут вспомнила про бумаги. Точнее, о единственном листе бумаги, который все еще держала в руках, озабоченно нахмурилась и устроилась в плетеном кресле, стоявшем на лоджии.

«Трусова Инга Станиславовна», – прочитала я. Далее следовали дата рождения, краткие сведения о родителях, год окончания школы, в общем, ничего особенно интересного. Шесть лет назад, шестнадцатого октября она вышла замуж за Сокольникова Евгения Петровича и соответственно сменила фамилию. Я нахмурилась и, подняв голову от листа бумаги, уставилась в пространство. Вообще-то, уставилась на березу, росшую у соседнего подъезда, но в крайней задумчивости ее не замечала, так что смело можно сказать: в пространство. День рождения Лельки восемнадцатого октября, это мне доподлинно известно, чепуха получается. Женщина с девятимесячной беременностью выходит замуж и оставляет ребенка в роддоме. Как это понять? Допустим, регистрация брака за два дня до родов – вещь объяснимая: ребенка незаконнорожденным уже не назовешь. Тогда почему она его оставила? А как же родители Инги, люди уважаемые, позволили ей так поступить? Почему бы им не взять ребенка на воспитание, ведь дочь вышла замуж, а придумать причину, по которой внучка живет у бабушки с дедушкой, совсем нетрудно. Я перевела взгляд на строчки вверху листа и взглянула на дату их гибели: восемнадцатого сентября, пять лет назад. Девочке почти год… Скрыть беременность от супруга за два дня до родов невозможно, если муж Инги и не являлся отцом ребенка, то о настоящем положении вещей наверняка был осведомлен. А что, если он поставил условие: женюсь, но от ребенка ты избавишься, и она пошла на это и даже уговорила своих родителей? Какая-то дурацкая мелодрама. Почти сразу Инга с мужем переехали в Киев, через несколько месяцев развелись, но в наш город она не вернулась. Жила сначала в Курске, затем в Воронеже, каждый раз выходя замуж и меняя фамилии. Год назад устроилась в Нижнем Новгороде (правда, на этот раз замуж не вышла), где и проживает до сих пор. Вот и все сведения. Фамилия третьего мужа Инги – Груднев, так что теперь она Груднева Инга Станиславовна. Детей не имеет, семейная жизнь не заладилась, потому и решила похитить ребенка? Я поднялась и прошла к телефону, набрала номер мужа, за это время он должен был доехать до своей работы. Так и есть, Роман Андреевич гаркнул:

– Громов слушает! – А я спросила:

– Что ты мне подсунул?

– В каком смысле? – насторожился он.

– Куча фамилий и ничего существенного.

– Все существенное я сказал тебе час назад.

– Да? И что это было?

– Ну… я люблю тебя. Чего уж существеннее.

– Перестань валять дурака, ты прекрасно понял, о чем я.

– Ладно, не злись. Времени не было на разговоры, ты ж сама видела. Значит, так, гражданки Трусовой, она же Груднева, по месту прописки в наличии нет. За квартиру не платит, телефон за долги отключили, родных и близких в Нижнем нет, так что сообщить, где она в настоящий момент, некому.

– Как же так? Есть же у нее какие-нибудь родственники?

– Мать с отцом погибли, ты же читала, а остальные родственники, может, и есть, но им по фигу. В розыск не подавали – это точно. К тому же девка она лихая и могла в очередной раз выйти замуж где-нибудь в Тюмени. Конечно, отыскать ее можно, но на это уйдет время.

– А ее ищут?

– Само собой. Она же подозревается в похищении ребенка. Вопросы есть?

– Есть.

– Это новые вопросы или те же самые, но по новой?

– Иногда ты такой бесчувственный, – вздохнула я.

– Чувственный я, чувственный и с удовольствием бы это доказал, да работать надо.

В общем, мы простились, я подумала и позвонила Женьке. В отличие от мужа подружка проявила жаркий энтузиазм и через двадцать минут уже вышагивала по моей кухне.

– Ищут… знаю, как они ищут. Заехали по месту прописки, позвонили в дверь, поспрашивали соседей и факс отправили: такой-то нет и давно не было.

– И что ты предлагаешь? – усмехнулась я. – Съездить в Нижний Новгород?

– Конечно, – кивнула Женька и посмотрела на меня так, как смотрит собака на кость. Вожделенно, одним словом.

– Спятила, – растерялась я. – Ты же не думаешь, что мы в самом деле…

– Думаю. У нас больше шансов, чем у ментов. Для них это работа, рутина, одним словом, а для нас вопрос жизни и смерти. Чувствуешь разницу? К тому же ты не можешь не согласиться, что до сих пор мы изрядно опережали ментов, и, если б не мы, они, скорее всего, ничего об этой Людмиле-Инге так и не узнали.

В каком-то смысле Женька была права, то есть я не сомневалась, что без нас в милиции все равно бы докопались до истины, но то, что мы сделали это быстрее, – реальный факт. И то, что в Нижнем Новгороде кто-то, не проявляя особого рвения, просто проверил адрес и ответил на запрос, тоже похоже на правду. Но что нам делать в Нижнем Новгороде, я все-таки представляла с трудом.

– Допустим, мы туда приедем, – нахмурилась я и тут же подчеркнула, заметив, как запылали глаза подруги: – Допустим. И что? Вот он, дом, вот дверь квартиры, разумеется, запертая. Мы взглянули на нее и отправились назад?

– Ты меня нарочно дразнишь, – обиделась Женька. – Как будто я собираюсь смотреть на какую-то дурацкую дверь, нужна она мне…

– А что тогда?

– Есть соседи, подруги, место работы… в общем, есть люди, которые хорошо знали эту Ингу. В легкой непринужденной беседе при известной ловкости можно узнать очень многое. Нам бы только ниточку – и клубочек мы распутаем.

Может, подружка и права: до сих пор нам везло.

– Ромка мне голову оторвет, – тихо сказала я.

– Вот с этого и надо было начинать, – разозлилась Женька. – Что у вас за отношения, если ты не можешь убедить его…

– Хорошие у нас отношения! – разозлилась я. – И тебе об этом известно. Просто у Романа Андреевича принципы, и ему не нравится, когда кто попало занимается расследованием…

– Это мы-то кто попало? – Глаза у подружки полезли на лоб. – Скажешь тоже, кто попало…

– Ладно, не заводись, – отмахнулась я. – Ты знаешь Ромку, он будет рычать весь вечер и никуда меня не пустит.

– А ему и знать необязательно, – фыркнула Женька, а я обиделась:

– Что ты болтаешь? Нижний Новгород что, прямо у нас под боком? Да до него ехать не меньше четырех часов… Это в одну сторону, столько же оттуда, и на разговоры потребуется время…

– Поедем гораздо быстрее, если за руль сяду я.

– Пожалуйста, только на своей машине. – Машина у Женьки была, но больше года стояла в гараже в весьма плачевном виде. Думаю, в гараже она ее держала для того, чтобы он не пустовал, ну и по привычке, конечно, потому что, сказать по чести, после того, что Женька с ней сделала, место «шестерки» было на свалке. Само собой, Женька никаких намеков на сей предмет не выносила, поэтому сейчас страшно обиделась, отвернулась и стала в окно смотреть. Конечно, Женька – моя лучшая подруга, но машина денег стоит, и вряд ли отчим с мамой подарят мне еще одну, если узнают, что я эту расколошматила.

– Иногда ты ведешь себя как последняя свинья, – заявила Женька.

– Сама напросилась, – отрезала я, кашлянула и попробовала рассуждать здраво: – Допустим, за рулем ты, на дорогу туда-обратно ушло шесть часов, а все остальное? Если в семь вечера меня не будет дома, Ромик… Я даже думать об этом не хочу. Тебе что, совершенно безразлично мое семейное счастье?

– Давай придумаем что-нибудь.

– Что, интересно?

– К примеру, я решила навестить родителей, и ты поехала со мной. Вполне естественно переночевать под отеческим кровом, и мы в этом случае можем не торопиться.

– Роман Андреевич скажет, что мне навещать твоих родителей совершенно ни к чему, у меня свои есть. Конечно, можно соврать, что ты смертельно больна и одна не доберешься, но вид у тебя, к сожалению, цветущий, и этот номер не пройдет.

– Хорошо, тогда скажи, что едешь в Москву к маме.

– А если он позвонит, а меня там не окажется? Нет, я не могу рисковать.

– Да что за черт? – возмутилась Женька. – Он что, не доверяет тебе? Что это за патологические сомнения в верности жены?

– Ты сама всегда говоришь: неревнивых мужей не бывает.

– Конечно, но не до такой же степени?

– О чем мы говорим? – вздохнула я, и мы замолчали.

– Может, мне одной съездить? – подала голос Женька минут через пять.

– Чтобы я тут с ума сходила от беспокойства и инфаркт заработала?

– Одной в самом деле боязно, – согласилась подружка. – Мало ли что…

Мы выпили кофе и отправились на прогулку. По большей части молчали, но думали об одном.

– У нас полно дел и без Нижнего Новгорода, – сказала я. – Меня, например, смущает, что Инга, выйдя замуж, оставила ребенка в роддоме. Как-то это в голове не укладывается…

– Может, ты и права, только я сейчас ни о чем другом думать не могу, кроме этой поездки. Представь, вдруг она просто привезла ребенка к себе, а на звонки в дверь не реагирует.

– Что за чушь ты несешь? – возмутилась я, и Женька кивнула.

– Согласна, чушь. Ребенку нужно есть, играть и все такое, незамеченными они вряд ли останутся, но ведь у нее может быть другая квартира, где нет необходимости прятаться.

– Лелька любит своих родителей, я имею в виду Верку с Игорем, сомнительно, что она с удовольствием путешествует с чужой теткой, пусть даже в компании коккера.

– Да я не об этом. Инга похитила Лельку, но это ведь не тщательно продуманное преступление века, это материнский порыв. Она увезла ее, и что дальше? Где-то они должны жить? Это может быть дача, квартира друзей…

– Друзья что, психи, чтобы подписываться на такое? – не удержалась я.

– Неизвестно, что она им наговорила, – мудро рассудила Женька. – Я уверена, все очень просто: ребенок с ней и где-то в Нижнем Новгороде.

– С таким же успехом они могут быть в Воркуте или Казани, – проворчала я, но чувствовала: в Женькиных словах что-то есть.

В этот день мы ничего не решили, я проводила подружку и отправилась домой на такси, так как Роман Андреевич обещал вернуться пораньше. Слово он сдержал, более того, пребывал в отличном расположении духа и пригласил меня поужинать в ресторан. Я, разумеется, согласилась. Мы отправились в «Старую Венецию», где любили бывать, и очень мило провели время. Ромочка иногда бывает таким милым… Я сочла обстановку очень подходящей и начала осторожно:

– У Женьки скоро отпуск кончается.

– Да? – Женькин отпуск его, разумеется, не волновал.

– Она собиралась на юг, но… теперь уже нет смысла. Жаль, что дни прошли так бездарно. Она хотела поехать куда-нибудь на пару деньков. Но одной скучно и…

– Мне одному тоже скучно, – заявил Ромка и скроил премерзкую физиономию.

– Она все-таки моя подруга, и, возможно, мы уедем даже не на два дня, возможно…

– Вы собрались в Нижний? – нахмурился Роман Андреевич и покачал головой. – Черти меня дернули сообщить тебе адрес…

– Ромочка, а вдруг ребенок там?

– Где? – хмыкнул он.

– Ну… там. Согласись, мы не должны пренебрегать такой возможностью.

– Там были ребята из милиции, я вроде бы ясно сказал и…

– Рома, пожалуйста, – чуть не плача попросила я.

Он ухватил мою ладонь и легонько сжал.

– Хорошо, – сказал он, одарив меня не самым ласковым взглядом. – Поедем в Новгород.

– В каком смысле? – насторожилась я.

– В прямом. Неужто ты думаешь, что я отпущу тебя одну?

– А как же работа?

– Это мои проблемы. Мы приедем, ты постоишь перед закрытой дверью и, может быть, успокоишься. И твоя чокнутая подружка тоже. Слушай, она замуж не собирается? У меня заместитель – отличный парень и не женат. Может, стоит их познакомить?

В пятницу, где-то около десяти часов утра мы отбыли в Нижний Новгород. Мы – это я, мой муж и Женька. Особого энтузиазма подружка не выказывала, с сомнением поглядывала на Романа Андреевича и, улучив момент, шепнула:

– Он нам всю малину испортит.

– Какую еще малину? – обиделась я за мужа. – Мы едем поспрашивать знакомых Инги. Как может Ромочка этому помешать?

– Все менты страшные зануды, а Ромка твой…

– Ну, знаешь ли… – возмутилась я, но тут Роман Андреевич вернулся (дело было на заправке), и прения пришлось прекратить. На Женьку я здорово разозлилась. Зануда или нет – это еще вопрос, к тому же речь идет о моем муже, и она могла бы… В общем, я здорово разозлилась и всю дорогу с Женькой не разговаривала, а она, вместо того чтобы проникнуться и загладить вину, свернулась калачиком на заднем сиденье и дрыхла до самого Нижнего.

Роман Андреевич тоже был молчалив, поглядывал на меня хмуро, наверное, злился. Ясно, что экспедиция, начавшаяся при таком низком боевом духе, ни к чему хорошему привести не может. Дорога заняла меньше трех часов, и вскоре мы уже тормозили возле стоянки такси. Нижний Новгород большой, и, в какой стороне искать нужную нам улицу, стоило справиться заранее. Женька ожила, потянулась, потерла глаза и спросила, зевая:

– Приехали, что ли?

– Приехали, – буркнула я.

– Здесь недалеко, – садясь в машину, сообщил Роман Андреевич. – Мост, а потом направо.

Меня это сообщение не больно-то воодушевило, чем ближе мы были к месту действия, тем тоскливее становилось на душе. Явимся мы по данному адресу, и что? Поймем, что вовсе не стоило тащиться сотни километров – вот что. И Ромка будет прав, что само по себе неприятно, и выходной потерян.

– Ну вот, дом номер семнадцать, – возвестил муж и посмотрел на нас не без ехидства.

– Не скажешь, судя по домику, что девица жила богато, – заметила Женька.

Что да, то да. Район вообще не радовал изысками архитектуры, а этот дом и вовсе удручал. Приземистое двухэтажное строение, окна первого этажа начинаются в метре от асфальта, на многих окнах решетки. Оштукатуренный и когда-то выкрашенный в желтый цвет, сейчас дом выглядел облезлым и брошенным: штукатурка обвалилась во многих местах, от крыши почти до самого фундамента шла выдающихся размеров трещина, деревянный заборчик возле подъезда завалился, и даже кот, дремавший на лавке, похож на беспризорника, хотя ни худым, ни особенно грязным не был.

Мы приткнули машину во дворе, в на редкость живописном месте: слева мусорные контейнеры, справа покосившиеся деревянные сараи, почти черные от времени, так что приходилось диву даваться, каким образом они еще держатся.

– Ну и что дальше? – спросил Роман Андреевич и ядовито улыбнулся, должно быть, наслаждаясь выражением глубокой тоски на наших лицах.

– Пойдем, – кивнула мне Женька, – а ты, герой, сиди здесь.

– Может быть… – неуверенно начала я, но подружка перебила:

– У твоего муженька такая внешность, что граждане с перепугу забудут собственные фамилии.

– Благодарствую на добром слове, – порадовался Роман Андреевич, а я зашипела:

– Что за глупости ты говоришь? Ромочка очень даже симпатичный…

– Да знаю я, знаю, – отмахнулась Женька. – И совершенно безопасный для женщин и детей, но об этом ни в жизнь не догадаешься, если он сам не скажет.

Между тем мы уже вошли в подъезд, и я решила оставить глупые препирательства. Дом внутри выглядел еще непригляднее, чем снаружи. Подъездную дверь, когда-то наполовину застекленную, заделали куском фанеры, которую украшали слова и выражения, вызывавшие краску стыда. Деревянные полы скрипели под ногами, одна ступенька провалилась, справа, прямо на полу, стоял ржавый радиатор, а из стены торчала труба, узкая и довольно длинная. Если в темноте на такую наткнешься…

– Кошмар какой-то, – покачала головой подружка, тем самым высказав и мое мнение о жилище Инги. «Неужели здесь наша Лелька? – с тоской подумала я и одернула себя: – Лишь бы ребенок был в безопасности…»

На площадку выходили двери четырех квартир. Инга жила в третьей. Мы позвонили и стали ждать, не рассчитывая на успех: так и вышло.

– Ну, что, – вздохнула подружка, направляясь к соседней двери. – Начнем…

Дверь нам открыла девчушка лет восьми, взглянула весело и крикнула в темноту коридора:

– Мам!.. – И тут же исчезла. Очень жаль, мне бы хотелось с ней поговорить. Дети иногда приметливее взрослых. Из темноты возникла женщина неопределенного возраста в короткой юбке и полосатой футболке, посмотрела на нас с некоторым удивлением и сказала:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – дружно кивнули мы, взглядами призывая друг друга начать разговор. – Извините, – поняв, что надо брать инициативу в свои руки, сказала я. – Мы к Грудневой приехали, в третью квартиру. Не знаете, где она может быть?

– Груднева? Инга, что ли?

– Да.

– А вы ей кто?

– Мы раньше соседями были, когда она в Воронеже жила. Собрались поступать в ваш университет, на заочное отделение, – торопливо добавила я, сообразив, что из студенческого возраста мы успели выйти. – А Инга писала, что мы можем у нее остановиться, на время экзаменов.

Женщина посмотрела внимательнее, нахмурилась, зачем-то выглянула в коридор и, схватив нас за руки, втянула в прихожую, прикрыла дверь и зловещим шепотом произнесла:

– Пропала она. Из милиции ее спрашивали. Да ладно бы из милиции, тут такие приходили… головы бритые, взгляд чумовой, форменные убийцы. Раза три были. И все нам звонят. А я чего про эту Ингу знаю? Ничего. Что я с ней, детей крестила? Она сама по себе, а я сама… у меня две девчонки, а тут мужики с бритой башкой, да я чуть от страха не умерла. Послал бог соседку… Я вижу, вы девушки приличные, и прямо скажу: нечего вам у нее делать. До добра такая подруга не доведет…

Убедившись, что говорить женщина будет долго, а полезных сведений поступает мало, я решилась открыть рот:

– Извините, а вы не знаете, где она может быть?

– Понятия не имею. Да мы почти не разговаривали, «здравствуй», «до свидания», и все. Она с Ольгой Кравцовой дружила, из шестой квартиры. Может, та и знает. И милиция Ингой интересуется неспроста, я думаю…

– А давно она пропала? – сделав страшные глаза, задала вопрос Женька.

– Месяца два, а может, и больше. У меня все дни одинаковые, разве припомнишь? Да и хватились ее не сразу. Соседка из первой квартиры Инге деньги была должна, до пенсии занимала, вот и спрашивает меня: «Наташа, ты Ингу из третьей квартиры не видишь? Как ни позвоню, все дома нет».

– И никто не обращался в милицию?

– А кто будет обращаться? Я, что ли? Так у меня своих хлопот полно. Васильевна из первой квартиры еле ходит, а телефоны у нас здесь не водятся… Правда, у Инги телефон есть…

– Но если человек так долго отсутствует…

– Была она один раз, – вновь перешла на шепот Наталья. – Милиции я о том говорить не стала, затаскают ведь. Была поздно вечером, да, видно, не одна. Такой шум подняли, часа в два ночи. Потом угомонились.

– А почему вы решили, что это Инга? – насторожилась я.

– Кто же еще?

Да, логика у женщины железная. Мы с Женькой переглянулись, и я начала пятиться к двери.

– А ваша соседка, Ольга Кравцова, она дома сейчас? – опомнилась Женька.

– Ольга? Она в магазине работает. Вот тут на углу, «Рассвет» называется, а дома или нет, не скажу, не знаю, в какую она смену…

– Спасибо, – пролепетала я и выпорхнула из квартиры.

– Вы Ольге-то не говорите, что я про нее рассказала, – попросила Наташа. – А то еще обидится… Кому ж лишние неприятности нужны?

Мы не стали ломать голову над тем, что за неприятности она имела в виду, и поднялись на второй этаж. Долго звонили в шестую квартиру, без всякого толка.

– Посетим магазин «Рассвет», – вздохнула Женька.

Роман Андреевич сидел в машине, открыв свою дверь.

– Ну как, пинкертоны? – спросил весело.

– Тут где-то магазин должен быть, – подхалимски начала я. – В нем работает подруга Инги. Возможно, ей что-нибудь известно.

Женька в отличие от меня не пошла сразу к машине, а свернула за угол и теперь стояла там и что-то разглядывала. Продолжалось это минут пять, не меньше, я уже начала терять терпение, когда она наконец-то сдвинулась с места.

– Чего тебе там понадобилось? – проворчала я.

– Ее окна.

– И что в них такого интересного?

– Ничего, – пожала плечами Женька. – Форточка вроде не заперта, а может, раму так перекосило.

Я-то не придала значения этим словам, а вот Роман Андреевич насторожился и торопливо покинул двор.

Магазин «Рассвет» стоило бы назвать «Закат торговли». Размещался он в бывшей однокомнатной квартире, окно с торца дома переделали в дверь, снабдив металлическим козырьком и надписью «Рассвет». На листке бумаги, приклеенной к двери, часы работы магазина, написанные фломастером. Буквы выцвели, и о том, как работает заведение, оставалось только догадываться. Однако дверь открылась, и мы вошли в узкое темное помещение с одним окном слева, забранным решеткой. С первого взгляда становилось ясно: торговали здесь в основном водкой. Два небритых мужика в углу возле двери торопливо отвернулись при нашем появлении, отчетливо звякнув бутылкой.

– А ну пошли на улицу! – раздался звонкий девичий голос, мы вздрогнули, а мужички завели на два голоса: «Не сердись, Оленька» и «Мы сейчас». Я сделала шаг вперед и наконец увидела продавщицу, она сидела на низком стуле, держа на коленях книгу, и выжидающе смотрела на нас, словно прикидывая: что нам могло понадобиться в таком месте.

– Простите, – вздохнула я, – где мы можем увидеть Олю Кравцову?

– Ну я Кравцова, – нахмурилась девушка. – А в чем дело-то? Если кто на пьяниц жалуется, так я ни при чем. Мне чего, драться с ними? Идите к хозяину и разбирайтесь.

– Мы по поводу Инги Грудневой.

Девушка посмотрела на меня, затем на Женьку, взгляд ее метнулся к окну, напротив которого стояла наша машина, возле нее, привалясь к капоту, красовался Роман Андреевич. Девушка облизнула губы и перевела испуганный взгляд на нас, а мне пришлось согласиться с Женькой: иногда мой муж производит на граждан прямо-таки сокрушительное впечатление.

– А чего вам Инга-то? – наконец спросила девушка.

– Мы с ней родственницы, – ответила я. – Несколько месяцев она не пишет и вообще куда-то исчезла. Мы беспокоимся, вот приехали и узнали, что она в своей квартире не живет, и милиция ею вроде бы интересовалась.

– А-а, – кивнула Ольга и вновь посмотрела в окно.

– Вы, пожалуйста, расскажите нам, если что знаете, – попросила я. – Вдруг с ней что-нибудь случилось?

Мой тон успокоил девушку, она кашлянула, поднялась со стула и подошла к нам.

– Мы с Ингой особо не дружили, – сказала она тихо. – И дел ее я не знаю. Она ведь в своей квартире почти не жила.

– Это ее квартира? Я думала, она снимает…

– Ее. Купила у алкаша за какие-то гроши. Деньги у нее водились. Не знаю, кой черт она такой квартирой прельстилась. Ладно я, мне хорошее жилье не по карману, и за эту отдаю с моей-то зарплаты бешеные деньги… Инга рассказывала: мол, приехала, устроиться негде, а тут объявление, квартира с удобствами и дешево. Вселилась и сама не рада: сарай сараем. Хотя она здесь и не жила почти. Так, от случая к случаю.