Текст книги "Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник)"

20

Мужчины обошли территорию вокруг вагона. Не так уж много осталось места… Со стороны состава всё было наглухо завалено.

Небольшое пространство около открытых дверей и примерно такое же за вагоном. Как бы коридор, окружающий вагон с двух с половиной сторон.

– Может, попробовать пробиться… прокопать какой-нибудь лаз… – предложил Сергей, когда обе части разведгруппы собрались позади вагона.

– Давай попробуем, – согласился Саша.

Они присели на корточки и попытались сдвинуть обломки тоннеля.

Обломки практически не поддавались.

Сергей схватил увесистый камень, лежавший отдельно. Сначала слышался только стук камня о камень, а потом раздалось глухое ворчание, и часть камней осыпалась, едва не придавив Сергея и ещё больше сократив жизненное пространство.

– Стой, стой! – запоздало скомандовал Николай Васильевич.

– Нэ надо… – сказал Алик.

– Сам вижу, – отозвался Сергей, отряхиваясь. – Всё я вижу, не слепой.

– Кто здесь умеет шахты строить? – задумчиво спросил Николай Васильевич. – Специалист бы не помешал.

– И оборудование, – добавил Сергей.

– Разломать вагон, чтобы укрепить стенки… – предложил Саша. – Бывало ведь, люди из тюрем подкопы делали.

– Бетон кругом. Обломки большие. Ты же видишь, это не грунт, это завал. И неизвестно, что сверху.

– Может, в другом месте попробуем? – спросил Саша.

– А что толку! – махнул рукой Сергей. – Ежу понятно!

– Раз мы завалены, значит, и воздух не проходит? – не унимался Саша.

– Там в одном месте, вроде бы, пламя колебалось, – ответил Василич. – Я там метку поставил. Пошли глянем.

Они стояли вчетвером, едва освещённые колеблющимся пламенем зажигалки. Было не очень понятно, почему пламя колеблется. То ли от сквозняка, то ли от их затаённых дыханий, почти слитых в одно.

– Непонятно…

– Да что тут непонятного…

– Надо бы ещё по камням постучать. Может, кто услышит? – сказал Саша.

– Надо выбить «SOS»! – отозвался Сергей.

– Хоть «SOS», хоть пылэсос… – тихо произнёс Алик.

Сергей взвился, как ужаленный:

– Ты! Бери камень, стучи, ты!

– Сам бэри!

– Тихо вы! – Николай Васильевич взял камень и начал бить им по огромному, косяком стоящему бетонному обломку.

Его сменил Сергей, потом Алик, потом Саша.

А потом они все четверо стояли во тьме и слушали тишину, обступившую их со всех четырёх сторон.

– Будем ещё стучать, – решил Николай Васильевич. – Будем периодически выходить и стучать.

– И ждать, пока откроют, – усмехнулся Сергей.

– Предложи что-нибудь другое, – ответил ему Василич. – Ладно. Вира помалу. Возвращаемся в вагон.

– Ты же вроде не моряк, Василич.

– Моряк, не моряк… Жаль, что я не шахтёр…

21
Женщина из немолодой пары

Мне всё равно, сколько это продлится. Мне всё равно – даже если я умру. Потому, что я вместе с ним. Так, как я и хотела – вместе с ним, до самой смерти!

До самой смерти!

Смерти! Смерти? Неужели… вот она, так близко… неужели это смерть?

Нет! Нет! Я не верю! Я не верю, что мы можем умереть! Умереть сейчас? Сейчас, когда мы наконец нашли друг друга? Когда я наконец нашла его… его, единственного…

Тогда, когда я совсем отчаялась и думала, что уже никогда и никого не смогу полюбить… Мне тридцать восемь… И мужиков у меня было… штук восемь, и абортов… штук пять…

И тут появился он! Я ведь могу ещё родить! Для него родить! Мальчика или девочку, всё равно… Могу, могу… могла бы…

Нет, нет! Мы не умрём! Нет!

Я думала, что не смогу полюбить больше… А смогла… Я смогла полюбить, Господи! И пробыла с ним только месяц. Он, правда, из другого города. И даже из другой страны. Из бывшей России. Ну и что? Зато он разведён, а значит, свободен.

Боже мой, разве это могло хорошо закончиться? Разве у меня могло хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь закончиться хорошо?

Нет, конечно. Опять всё будет так, как всегда. Боже мой! Неужели всё закончится, так и не начавшись?

Господи, не отнимай его у меня! Дай нам пожить немного вместе, Господи! Дай мне родить!

Милый мой, родной мой, единственный мой! Никому не отдам, никуда не отпущу от себя! Нет! Нет!

Господи! А-а-а…

22
Мужчина из немолодой пары

Ишь как вцепилась в мою руку! Не отпускает! Думал ли я, что этим всё закончится? Мне прописка нужна, всего лишь прописка, регистрация. Фиктивный брак, со всеми удобствами. Алёна мне троих подобрала в этом районе, одиноких. С последующим разводом. Но денег-то не было, чтобы купить этот брак. Вот и пришлось дамочек одиноких подыскивать. Одна оказалась сущим крокодилом, а у второй оказался богатый ухажёр, не нам чета.

Эта оказалась самой подходящей. И втюрилась в меня, бедная, по самые уши. Еле устоял, под таким-то напором. Нет, мне её даже жалко, честное слово.

Жалко. Я даже думал… может, пора мне остановиться? И остаться с ней?

Может быть, мне надо остаться с ней? Ведь как влюбилась, а?

Но Алёна… Алёна как женщина интереснее гораздо. И в постели, и так. И вообще… Какой из меня благоверный муж? Ведь носило меня, как осенний листок… по жизни носило… Никак осесть не мог. И сейчас… еле-еле выдержал этот месяц.

Нет, жалко мне её… Ишь как вцепилась!

Какого чёрта потащила меня к тётке своей? Вот тебе и выехали пораньше! «У меня никого больше не осталось! Вот съездим – и пойдём заявление подавать. Считай, что это я тебя представляю своей семье!»

Представила! А вдруг и правда… не выберемся? Нет! Нет!

А если?

Хочешь не хочешь, а придётся остаться с ней. Так и остаться, прямо здесь. А что? Человек предполагает, а Бог располагает. Может быть, и лучше для нас обоих, если всё закончится прямо здесь?

Что, так и помереть? Здесь? С ней? Ну и ну! Как это мы в детстве писали на стенках? «Саша + Маша = любовь до гроба». Точно!

Вот и у меня так получится. Допрыгался! Любовь до гроба, что ли? Любовь до гроба…

Вот она какая, любовь до гроба. Сейчас за руку возьму её…

23

– Что ты сказал, Паша?

– Что?

– Мне показалось, ты сказал: «Любовь до гроба».

– Нет, милая.

– Мы не умрём, Паша? Скажи, мы не умрём?

– Нет, Надюша. Нет. Мы будем жить вечно.

– Нет, я не хочу жить вечно. Я хочу прожить с тобой лет двадцать… или тридцать. Нет, двадцати хватит. Как раз…

– Почему?

– Сыну будет двадцать лет. Он будет уже взрослым…

– Ты что? Ты беременна, что ли?

– Я не знаю, Паша. Мы только месяц живём. Мне кажется. Мне хочется, Паша. Я ведь… ещё не очень старая, правда?

– Ты – самая молодая, для меня.

– Мы не умрём?

– Нет.

В это время стоны наркомана усилились. Женщина в платке поднялась со своего места и в тусклом свете мобильника перебралась к лавке наркомана. Она присела на лавку, со стороны наркоманской головы, и прикоснулась к спутанным наркоманским волосам.

– Как ты?

– Как, как! Хреново, вот как, э-э-э!

– Да хоть не матерись ты! Люди же кругом! Как тебя зовут?

– А что люди?

– Люди как люди. Люди смотрят, люди видят. Люди слушают.

– Какое мне дело до людей? Мне надо, понимаете?! Надо мне, а то я тут загнусь. Ещё пару часов, и я загнусь на…

– Может, тебе можно помочь как-то? Как зовут-то тебя?

Пить хочешь?

– Зовут? Антон. Какая вам разница? А пить? Хочу пить.

Хочу, хочу!

– У кого есть вода? – спросила женщина слабо мерцающую тьму. – Человеку плохо.

– Мамо, у вас же есть минералка! Я ж вам в дорогу складывала!

– Та темно ж, Галю! Зараз!

– Подождите, подождите! – раздался голос мужчины из немолодой пары. Голос Паши, Павла. – Подождите с водой! Неизвестно, сколько мы будем тут сидеть! Нам надо вообще посмотреть, что у кого в сумках есть. Сколько у нас продуктов и сколько воды. Может, у нас есть больные… или беременные…

– Правильно! – поддержал Пашу адвокат. – Никто не виноват, что он наркоман. Он сейчас всю воду выхлебает, а мы…

– Что – мы? Что – мы? – спросила девушка из молодой парочки.

– А мы… мы скоро будем… от голода загибаться. Или от жажды! Или от нехватки воздуха! – ответил её парень. – Интересно, кто первый.

– Может, и ты! – сказал адвокат.

– А может, и ты! – отпарировал парень. – А кто беременный?

– Не твоё дело!

– Нет! Нас спасут!

– Может, спасут, а может, и не спасут!

– Ой лышенько! – заголосила тёща.

– А-а-а! – почти завизжала девушка из молодой парочки.

– Зачем я влез в это метро?! О-о-о! – закричал адвокат. Кажется, до него начала доходить серьёзность создавшегося положения.

Снова поднялся общий стон и общий вой. Люди кричали, вопили, стонали. Липкий и противный, почти ощутимый страх пополз в темноте, из углов подбираясь к тусклому свету мобильника. Вспыхнула зажигалка. В мерцающем свете прыгали уродливые тени.

– Тихо! Тихо! Замолчите все, наконец! – старался перекричать всех доктор, но у него это плохо получалось. – Давайте подождём, пока наши мужчины вернутся!

Стало тише.

– Пить! Пить! – в наступившей тишине продолжал настаивать наркоман.

– Потерпи. Потерпи, сынок. Я посижу с тобой. Меня Наталья Сергеевна зовут. Очень легко запомнить, – тихонько приговаривала наркоману женщина в платке. – Даст Бог, всё образуется. Я посижу с тобой да помолюсь за тебя. Потерпи, потерпи!

– А толку-то?

– В чём?

– Молиться за меня. Я пропащий давно. А ломку – её никакой молитвой не остановишь. А-а-а…

– А ты, Антон, не думай ни о каком толке. Ты терпи, а я буду молиться. За тебя. Бог – он всё видит и всё знает. Будет толк или не будет толка. Он от Бога, всякий толк. И вообще… если ты захочешь, я тебе адрес православного центра дам… при храме. Там помогают таким, как ты.

– И что, люди завязывают?

– Да, поверь. Правда.

– Не может быть.

– Может. Нет для Бога ничего невозможного.

– Правильно! Вот-вот! Хороша парочка! Наркоман и богомолка! Мракобесия тут только не хватало! Давай, давай, сюсюкай над ним, над этой падалью! – Солидного мужика явно задевало всё происходящее. Помимо ситуации его задевали ещё и люди.

– Ну и злой же ты, дядя! Интересно, где ты работаешь? И вообще, откуда ты такой взялся? – заступился за наркомана парень из молодой парочки.

– Правильно, Макс! – одобрила его подружка. – Ишь какой… чувак голимый…

– Я не взялся! Я москвич, коренной! А вот ты откуда взялся? И не только ты!

– Мы все взялись из одного места, – сказал доктор. – Успокойтесь же вы, наконец. Нас всех мама родила. Ну а если даже смерть нам угрожает… разве не нужно оставаться людьми? Коренной, не коренной…

– Перед Богом мы все равны, – поддержала доктора Наталья Сергеевна.

– Перед Богом, может, и равны. А на земле – вы меня извините! Вы ещё скажите, что вы с бомжом равны! Нет, может, вы и равны, а вот я – увольте, пожалуйста.

– Для смерти мы тоже все равны, – добавил доктор.

– Доченька моя! – очнулась и подала голос Лида. – Доченька моя! А как там, наверху? Что произошло? Может, оно там тоже… произошло? И там, наверху, уже ничего нет?

– На нас сбросили бомбу… А может, и не одну. А может, и ядерную, – предположил молодой парень, Макс. – И мы последние, кто остался в живых. На всей земле. Не слабо, а?

– А-а-а!

24
Молодой парень

Нет, такого не может быть, чтобы мы остались последними… Нет! Как хочется вылезти отсюда! Мы выберемся. Конечно, выберемся! Нас спасут! Спасут!

А вдруг – правда? Вдруг это правда, что мы последние на земле? И мы со Светкой, как новые Адам и Ева, должны начать род человеческий! И правда, Светка – единственная тут… единственная, кто мог… кто могла бы ещё родить… то есть продлить его, этот самый род человеческий.

А эти две, что помоложе? В смысле, женщины, что помоложе остальных. Нет, ну одна – ещё ничего… А вторая – страшная, и космы торчат. Ничего себе альтернативочка…

А вот мужиков много… Да, предстоят жестокие схватки самцов!

Хотя Светка – это тоже чудо такое! Для секса, на пару недель. Поваляться на диване, покурить травки. Какая из неё родоначальница человечества? Да она же только и умеет, что… Только и знает, что… Хотя она неплохо это делает. А за институт платят предки. Деньги есть у предков, и это приятный факт. Но в такой ситуации этот факт совершенно бесполезен. Родить… родить же надо! Как она родит, если она противозачаточные таблетки жрёт на завтрак, на обед и на ужин?! Тоже мне Ева!

Да что мне до неё? Я же собрался завязывать с ней. Надоела, хуже горькой редьки надоела она мне уже со своей простотой! Макс, Макс! Только и терпел в последнее время, потому что бабки у неё… Всё-таки я гад…

Но если уже не будет никого… тогда она, и только она. Б-р-р-р!

Какая ерунда лезет в голову!

Нет, ну а вдруг?

Если это и вправду бомба, то мы не выйдем отсюда. Никогда не выйдем. Сначала вода закончится, потом еда. А потом воздух.

А вдруг? Даже подумать страшно! Предположим, воздух откуда-то будет идти, а еда закончится…

«Волки от испуга скушали друг друга».

Так, что ли? Нет, не стоит думать об этом. А то я начну думать, как съем этого жирного и противного мужика. Несмотря на запах его крутого одеколона. Тьфу, тьфу!

25
Света

Ну надо же, как мы попали! Вот это да! Даже в метро я застряла, и то с Максом! Ишь лезет лапами своими! За две недели уже надоедать стало. Надоело!

Нет, ну ладно, пусть лезет…

Правильно Танька говорила, что надо с ним завязывать!

Ну что с него взять, с этого Макса? Секс? Тоже мне, эка невидаль! Надоело! А денег у него нет. Ни на кафе, ни на клуб. Всё я плачу. Надоело! Вот Святослав Сергеевич – это мужик! У него и с первым всё в порядке, и со вторым. То есть с деньгами.

Святослав Сергеевич – классный мужик. Он мне уже давно намекает. Правда, я ещё с такими не была… чтобы намного старше меня…

А машина у него какая! Не слабее, чем у отца. Ну да, он и по возрасту почти такой же, как отец. Ну и что? Уж точно он бы мне не позволил ездить в метро!

Что это я? Размечталась, а сама тут сижу, камнями заваленная. Ой! Ой, мамочка! Да что же это случилось, а? Что же это произошло?

И почему со мной? Почему это я тут оказалась, а? Это тебе не теракт в телевизоре…

Господи, только бы нас спасли, только бы вытащили отсюда! Я больше в это метро шага не сделаю! И с Максом завяжу, сразу же завяжу, как только мы вылезем из этой ямы!

Я в это метро никогда больше не спущусь, никогда!

Неужели мы не выберемся?

Нет! Я не собираюсь тут сидеть! Я не хочу! Не буду! Не буду! Не хочу! Вытащите меня отсюда! Вытащите! Мама!

Мама! А-а-а!

26

– Мама! – закричала Света, девушка из молодой парочки, которая уже давно перестала целоваться. – Мама!

Света забилась в истерическом плаче, притопывая при этом ногами и всхлипывая в голос, как избалованный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку.

– Света! Перестань, Светик!

Парень наклонился над ней, пытался обнять, остановить этот внезапно начавшийся приступ.

– Нас спасут, Светик! Не плачь, престань. Вот увидишь, нас спасут…

– Да пошёл ты! – Сквозь всхлипывания голос Светы звучал приглушённо и срывался. – Никто нас не спасёт! У-у-у! Никому мы не нужны! И я никому не нужна! И мне ничего не нужно, и никто мне не нужен! У-у-у!

– Светик, перестань!

Неизвестно, сколько бы продолжался этот припадок, если бы его не прервали мужчины, которые начали подниматься в раскрытые двери вагона. Они поднимались по одному, помогая друг другу. Последнего, что назвался Сашей, втянули в вагон за руки.

Светик притихла. Даже наркоман перестал метаться и стонать.

– Ну, что там?

– Да что…

– Выход есть?

– А другие вагоны?

– Ничего утешительного, – сказал Николай Васильевич, бывший военный.

– Нэт выхода! Нэт! – почти выкрикнул азербайджанец. – Господи! Как же это?

– А-а-а! О-о-о!

– Подождите! Не вопите вы все в один голос! – Командирский голос Николая Васильевича перекрыл общий шум. – Не всё так страшно! Там в одном месте как бы сквозняк. Воздух идёт. Так что не задохнёмся…

– Или задохнёмся, но не сразу, – уточнил адвокат.

– Да не каркайте вы!

– Он прав, – продолжал Николай Васильевич. – Надо смотреть правде в глаза. Если и задохнёмся, то не сразу. У нас есть немного времени, чтобы побороться. Более того…

– Что?

– Более того, в одном месте по стене сочится вода. Немного, но сочится. Так что и от жажды мы не умрём сразу. Надо найти ёмкость какую-нибудь и подставить под струю.

– Так она же грязная, эта вода!

– Предложи что-нибудь другое!

– А другие вагоны? – настаивал парень в инвалидной коляске, который до этого вёл себя тихо и в общие разговоры не вступал.

– Нет связи, – ответил ему Сергей, тёщин зять. – Видимо, нас оторвало от состава и место отрыва камнями засыпано.

– И оттуда… не слышно ничего? Может… стоны какие-нибудь?

– Нет, ничего. Ничего.

– А места там много?

– Где?

– Ну… вокруг вагона…

– Наш вагон лежит на стене тоннеля. И засыпан – почти наполовину. А с другой стороны место есть. Там, где вода течёт по стене. И спереди есть место, со стороны дверей.

– Не густо…

– Да.

Все замолкли на мгновение.

– Вот что я ещё скажу… – Николай Васильевич помедлил. – Раз уж мы остались в живых и собираемся выживать… давайте перестанем вопить, и рыдать, и дёргаться. В первую очередь.

– Да, – поддержал Василича доктор, – от крика только большая трата кислорода.

– На всё Божья воля, – сказала Наталья Сергеевна.

– Что-то уж очень крутая воля, – отозвался Макс.

– Иди поменяй, – предложил Саша. – Кассационную жалобу напиши.

– Хватит вам! – Николай Васильевич подвинулся на своей лавке. – Давайте выложим всё, что у нас есть съестного, и воду всю, у кого есть. Всё сложим в одно место… хоть вот сюда, на лавку. И как-то будем делить. Может, кружка у кого есть, или чашка. Или ложка, в конце концов. Хотя без ложки можно было бы и обойтись. А вот нож бы не помешал. Давайте всё сюда, пока фонарик не сел окончательно. Да… и курево, ребята. Кто курит, давайте курево сложим.

– Значить, це йижа наша, а мы довжны ейи витдать? – Тёще определённо жаль было сала, заботливо приготовленного в дорогу. И не только сала. И курица жареная тоже была. Полкурицы. И немного варёной картошки, и пара солёненьких огурчиков. И несколько варёных яиц. Как же иначе, в дорогу-то!

Тёща схватилась было за сумку, но Сергей, зять её, тоже взялся за сумку, и хватка его была ничуть не слабее.

– Позвольте…

– Ой лышенько! – только и могла сказать тёща вслед сумке и вслед своим последним надеждам.

А Сергей открыл сумку и выложил на лавку и сало, и полкурицы, и всё остальное, включая двухлитровую бутылку минералки. Из своего же кармана он достал начатую пачку сигарет и тоже положил её на лавку.

– Мы должны понять, что нам следует выживать вместе, – заявил Николай Васильевич, конкретно ни к кому не обращаясь и вытаскивая из своего портфеля тот самый обед, который на два дня. Две банки борща и две ёмкости со вторым. Батон и кусок колбасы в полиэтиленовом пакете.

И добавил:

– А курить я бросил, ребята.

– Нам не на кого надеяться, только на Бога, – настаивала на своём Наталья Сергеевна, женщина в платке.

– Уж очень надежда такая… ненадёжная, – заметил Павел. – У нас ничего нет, в смысле продуктов нет. Мы не курим, слава Богу. Но и надежды – тоже у нас нет. Кроме тебя, Надюша.

Павел обнял подругу.

– Почему же нет? – возразила Наталья Сергеевна. – Есть надежда. Самая что ни на есть, самая надёжная надежда. Всё самое хорошее, всё самое сильное, что у нас есть, мы должны… как бы в кулак собрать и делать всё как надо. И молиться. А дальше – только на Бога надежда, только на Бога. Мы ведь даже не знаем, что случилось. Это только мы… так, или это весь мир так… тряхануло. Господи, помилуй!

– Ну, тётка, умеешь обнадёжить! Сразу удавиться хочется! – воскликнул Макс.

– Да, не слабо, – согласилась его подружка.

Наталья Сергеевна не удостоила их ответом. Она вытащила из сумки свёрток с бутербродами и маленькую бутылочку сока.

– Вот, думала, после причастия… перекусить. Так и не удалось мне причаститься сегодня.

– Мало ли что кому сегодня не удалось, – сказал мужик, назвавшийся Сашей. – У меня ничего нет.

27
Саша

Откуда у меня может быть что-нибудь? Только откинулся. К одному корешу сунулся, к другому сунулся. Нигде не нужен. Кто помер, кто спился. А молодые… Нет, к молодым прибиваться не хочу! Да и не нужен я им… только чтобы подставить меня. Для этого, может, и сгодился бы.

Здоровья нет. Язва донимает.

И вообще ничего нет. Ничего нет. Такое чувство, что и меня самого давно уже и нигде нет.

Теперь вот к Васе ехал. Вася – он меня обещал пристроить. По телефону обещал. И на хату взять, и всё такое. На первое время. А то я уже отчаялся. Совсем отчаялся.

И надо же мне было застрять здесь! Из неволи – да опять в яму… Тут и вышка может обломиться, нежданно-негаданно.

Ну и судьба, ёлки-палки, ну и судьба… Ни кола ни двора, и подохнуть в яме, на… никому не нужным, как всегда.

Честно говоря, я уже думал об этом… ну о том, что нечего мне здесь делать. Здесь, на этом свете. Жить как они… вот эти… так жить я не могу. И на зону я не хочу! Не хочу я обратно на зону!

Нет! Нет!

До того как дозвонился Васе, даже повеситься хотел. Дурак! Даже верёвку подобрал и в карман положил.

Дурак!

А верёвка – вот она, так в кармане и осталась.

Вася, Вася! Надо мне до тебя добраться! Ты даже не знаешь, Вася, как мне надо до тебя добраться!

Ишь благородные! Разложили мобильники свои! Я уже один положил в карман, на всякий случай. Может, выберемся ещё… Надо тогда и ещё пару прихватить, на первое время, для обустройства.

Ишь, жратву раскладывают. А как есть охота! И не наелся ведь ещё, не наелся после тюремной баланды… И язва у меня. Болит, собака! На тюремных харчах – только язву лечить. А навещать меня некому. Мать померла, а жена ушла. Давно ушла, ещё по первой ходке. Сын, небось, и не помнит, как батьку зовут. Настоящего батьку, не отчима.

По правде сказать, и не был я ему отцом… подожди… а как его-то зовут? Вадим? Или нет?

Так-то, папаша. Сам дурак!

Чего это я о нём вспомнил, о сыне-то?

Неохота помирать! Вот я почему вспомнил! Господи, как помирать неохота! Хоть бы дал мне пожить, Господи, да поесть чего-нибудь… не тюремного… Может, я бы и сына повидал. Сколько ему лет сейчас?