Текст книги "Спецмиссия антихриста"

Безмолвный крик

Сейчас наступило время, когда люди волей-неволей задумываются о будущем: каким ему быть и быть ли вообще. Ну а разговор о будущем невозможен без анализа прошлого. По поводу причин, приведших нас к нынешнему печальному состоянию, сломано и продолжает ломаться множество копий. И у себя на кухне, и в публичных дискуссиях.

Одна такая дискуссия запомнилась нам особо. Но не тем, что у нее было интригующее название, что-то вроде: «Возрождение России – миф или реальность?». И даже не выступлениями светил в области экономики, космонавтики, военного дела и демографии, которые гораздо больше, увы, говорили о неизбежности катастрофы, чем о возможности возрождения. Все это было достаточно привычно. Запомнилось другое. В какой-то момент слово взял священник. Доклад его был кратким, скорее, это была реплика. Он просто сказал, что не понимает, о каком возрождении можно даже говорить, когда в стране ежегодно, по самым скромным подсчетам, совершается 3 миллиона абортов. И что это и есть главная причина наших бед.

Зал не понял. Публика недоуменно переглядывалась, многие пожимали плечами, кто-то раздраженно высказывался. Дескать, при чем тут аборты, когда разрушен ядерный щит, разорена армия, закрыты заводы и фабрики, недра распродаются, космос не финансируется?! Грешным делом, и мы подумали тогда, что батюшка все же немного утрирует. Но слова его запомнили, и чем больше времени проходило, тем явственней мы осознавали страшную правоту этого приговора.

Начнем с самого очевидного – с абортов на поздних сроках, которые еще совсем недавно принято было называть искусственными родами. Терминологическая замена очень даже понятна. Во-первых, аборт, в восприятии большинства людей, рядовое событие. Ну разве что поздний – после 12 недель, а так – ничего особенного. И, во-вторых, роды ассоциируются с рождением, а значит, настраивают на жизнь. Искусственные роды и врачу, и матери психологически гораздо сложнее завершить убийством, чем сделать аборт.

И все же, как ни называй, факт детоубийства в данном случае неоспорим. Примерно с 16 недель ребенок в утробе матери начинает заметно шевелиться. При всем желании уже невозможно отрицать, что он живой. Еще совсем недавно на искусственные роды решались только в тех случаях, когда возникала серьезная угроза для жизни женщины. В медицине это так и называется «по жизненным показаниям» (хотя и тут много этически спорного: представим, что ребенок родился и прожил два дня. Как бы выглядела мать, которая согласилась на его умерщвление?).

Но в 1988 г. – еще при советской власти – появилась «Инструкция о порядке разрешения операции искусственного прерывания беременности по немедицинским показаниям». Снова хочется обратить внимание на языковые ухищрения – слово «роды» и здесь не присутствует. Вполне сформировавшихся младенцев разрешили убивать на определенных условиях. Вот они: «Смерть мужа во время беременности жены, пребывание женщины или ее мужа в местах лишения свободы, лишение прав материнства, многодетность (число детей свыше пяти), развод во время беременности, инвалидность у уже имеющегося ребенка». Таким образом, был сделан еще один шаг к «цивилизованному обществу». На одной чаше весов оказалась детская жизнь, а на другой – нет, уже не жизнь и не здоровье матери, а ее комфорт. Общество и это проглотило, не заметив.

Дальше – больше. Как мы уже писали, в 1996 г. премьер Черномырдин, главным зверством которого принято считать убийство медведицы с двумя медвежатами на охоте, издает распоряжение расширить перечень условий, позволяющих беременной женщине лишать ребенка жизни. Теперь это может сделать мать троих детей (заметьте, уже не пяти, а троих), безработная или имеющая безработного мужа, женщина, у которой проблемы с жильем и т. п. Всего 13 пунктов, чертова дюжина.

Мало у кого за словами «поздний аборт» стоят реальные картины. Хоть это и страшно цитировать, но убивать гораздо страшнее. Поэтому цитируем: «Поздний аборт производится на пятом-шестом месяце беременности, а иногда и позже. С помощью ультразвукового прибора врач находит ножку младенца и ухватывает ее щипцами. Тянет за ножку и таким образом вытаскивает почти всего ребенка наружу. В родовых путях остается только головка (пока еще живого младенца! – Авт.). Затем абортмахер протыкает детский череп ножницами и раздвигает их, расширяя проделанное отверстие. После чего ножницы удаляются, и из черепа специальным отсосом выкачивается мозговая ткань. Головка умерщвленного ребенка уплощается и легко изымается из влагалища женщины».

Вместе с соответствующими иллюстрациями этот текст был приведен в американском бюллетене «National Right to Life Niews» (09.01.97). По этой схеме детоубийство происходит в тех случаях, когда из мозга ребенка готовятся препараты для так называемой «фетальной терапии» (fetus по латыни – «плод»). В России фетальной терапией занимается, в частности, Научный центр акушерства и гинекологии. Содружество в данной области с зарубежными партнерами называется «Международным институтом биологической медицины».

Причем бросаются в глаза два обстоятельства: во-первых, для препаратов, которые изготавливаются из нерожденных младенцев, требуются здоровые мать и ребенок (т. е. поздний аборт по медицинским показаниям тут не годится), а во-вторых, мозговая ткань должна быть «свежей», а потому ее берут у живого ребенка.

Все способы детоубийства, ханжески прикрытые медицинской терминологией, мы описывать не будем. Вспомним лишь свидетельство депутата Госдумы второго созыва доктора медицинских наук В. И. Шарапова, прозвучавшее в телепередаче «Парламентский час» в 1998 году. Депутат Шарапов рассказал, что в некоторых больницах, где производятся поздние аборты, ребенка, если он родился живым, топят в ведре с водой. А где-то, по свидетельствам других врачей, голенького младенца просто оставляют на подоконнике, и он быстро погибает от переохлаждения.

В застойные годы десятки миллионов телезрительниц рыдали, когда в «Семнадцати мгновениях весны» у русской разведчицы отобрали новорожденного и развернули пеленки, пригрозив, что, если она не заговорит, ребенок погибнет. А теперь кто-то из дочерей тех телезрительниц делает то же самое по своей воле. И при этом не присутствуют гестаповцы, а помогают им в детоубийстве тоже отнюдь не врачи Третьего рейха.

Знаете, что говорят «убийцы в белых халатах» (вот как непредсказуемо оживают сейчас сталинские клише!) и их идеологи? «Число абортов на поздних сроках не превышает 3 % от общего их числа», – говорит директор Республиканского центра репродукции человека А. Акопян, очень недовольный тем, что находятся люди, требующие запрета поздних абортов.

Логика, уж простите за невольную игру слов, убийственная. Все равно как сказать: «Разве это преступление? Всего троих порешил. Велика беда!» Слова Достоевского про слезинку ребенка, похоже, списаны в архив. Теперь принято оперировать статистикой в масштабах государства. Правда, г-н Акопян предусмотрительно не перевел маленькие проценты в абсолютные числа. Придется сделать это за него.

По официальным данным (весьма заниженным), у нас делается около 3 млн. абортов в год. 3 % – это 90 тысяч детей. А всего рождается около миллиона. Итак, «всего» десятую часть нарождающегося детского населения ежегодно уничтожают поздними абортами. А медицинские начальники, входящие в разные демографические комиссии, костьми ложатся, защищая это преступление. Правда, в последние два года они стали поговаривать о том, что список социальных показаний надо бы сузить, но дальше вялых разговоров дело не идет.

Что же касается абортов на ранних сроках (до 12 недель), то официальная и неофициальная медицинская пропаганда в XX веке изрядно потрудилась, затуманивая этот достаточно ясный вопрос. Людям упорно внушали, что эмбрион не человек, что до трех (а то и до четырех!) месяцев плод не живой, что это просто комочек, кусочек ткани, разросшаяся клетка. Сыграли свою роль и материалистические теории: теория зарождения Вселенной, теория эволюции Дарвина.

И все равно не понятно, как удалось настолько расщепить массовое сознание. До трех месяцев не жил, а потом вдруг ожил? До трех месяцев был «не мышонок, не лягушка», а потом – раз! – и превратился в человека? Конечно, повлияли и особенности восприятия: чего не видишь, не осязаешь – того как бы и не существует. Даже сама технология аборта не дает возможности ни женщине, ни врачу увидеть целое – только кровавые сгустки.

Но все-таки самое главное – это желание людей обмануться, убедить себя в том, что они не совершают ничего страшного. Просто устраняют досадное обстоятельство, пришедшееся не ко времени и не к месту. И потому выгодно верить мифам, считая себя современными, цивилизованными людьми, в отличие от религиозных мракобесов. Тоже поразительный перевертыш: дикие, антинаучные представления о зарождении и развитии жизни символизируют прогресс, а неопровержимые научные факты объявляются чуть ли не тьмой средневековья.

Однако именно религиозные представления об аборте как о грехе детоубийства полностью подтверждены новейшими выводами науки. Между 18-м и 25-м днем со дня зачатия (3–4 недели беременности) у ребенка начинает биться сердце. К 20-му дню формируются основы нервной системы. После пяти с половиной недель ребенок двигает головкой, а в шесть недель – и всем телом, подобно уже рожденному ребенку. Но женщина почувствует эти движения гораздо позже, на 16—20-й неделе. В 43 дня уже можно снять энцефалограмму мозга. В 9—10 недель беременности малыш уже двигает глазными яблоками, глотает, шевелит язычком, икает, бодрствует и спит. На 11-й неделе – сосет большой палец, реагирует на звуки, внешний шум может его разбудить. К 11–12 неделям появляются ногти, к 16 неделям – ресницы. С 12-й недели беременности у ребенка функционируют все системы организма.

Американскому врачу Полу Роквеллу однажды пришлось делать операцию пациентке с внематочной беременностью. Вот что он об этом написал: «Зародышу было два месяца. Я взял в руки плаценту и увидел полностью сформированное человеческое существо мужского пола 1,5 дюйма длиной. Кожа его была почти прозрачна, а на кончиках пальцев легко различались тонкие артерии и вены. Младенец выказывал активность. Он плавал в жидкости пузыря, как настоящий пловец, со скоростью один круг в секунду… Когда плацента разорвалась, малыш лишился жизни. Мне казалось, что я видел перед собой мертвого зрелого человека».

А другой врач, тоже из Америки, Бернард Натанзон, сделал великое множество абортов, но, наконец, в нем что-то дрогнуло, и он задумался, так ли уж безобидны его действия. И решил провести исследование с помощью ультразвука, эмбрионоскопии, радиобиологии и др. После скрупулезных исследований Натанзон заявил: «Тот факт, что эмбрион есть отдельное человеческое существо со всеми своими особыми личными характеристиками, сегодня не вызывает сомнений».

Чтобы подтвердить свои выводы, Натанзон прибегнул к ультразвуковой киносъемке аборта трехмесячного (12-недельного) эмбриона. Фильм, названный им «Безмолвный крик», наглядно продемонстрировал, что ребенок в утробе матери предчувствует свою гибель. И когда к нему приближается абортивный инструмент, его сердцебиение учащается со 140 до 200 ударов в минуту. Он начинает двигаться быстрей и тревожней. И широко открывает ротик, словно беззвучно кричит.

Этот фильм, показанный несколько лет назад по телевидению США, потряс американцев, и многие люди, в том числе врачи, стали убежденными противниками абортов. Приведем лишь несколько цифр. В 1975 г. 80 % американских гинекологов производили аборты, а в 1994 г. таких осталось 20 %. Более 70 % федеральных американских судей сейчас выступают против абортов. Программа «планирования семьи» в США ужалась за последние годы на две трети.

Не потому ли исполнительный директор РАПСа И. И. Гребешева при одном только упоминании о фильме «Безмолвный крик» начинает (отнюдь не безмолвно!) кричать, что такие фильмы следует запретить, поскольку юные девушки могут впасть в депрессию, а некоторые даже покончить с собой. То ли дело, добавим от себя, раздавать им жизнеутверждающие буклеты, изданные РАПСом. Например, такие, где об аборте сказано: «Аборт не является лучшим (выделено нами. – Авт.) методом регулирования рождаемости».

Кстати, хочется добавить несколько слов и о любимом пропагандистском трюке «планировщиков». Они постоянно твердят, что дети должны быть желанными. И на это нечего возразить. Ну, конечно, должны! А как же иначе? Но из этого вовсе не следует, что нежеланных детей надо убивать. А именно такая дьявольская логика навязывается «планировщиками» обществу. Это все равно как заявить: «Каждый человек должен быть счастливым». И на этом основании уничтожать несчастных. Или провозгласить, что каждый пенсионер должен иметь достойную старость. А тех, кому государство таковую не обеспечивает, с полным чувством собственной правоты отправлять на тот свет.

Особенно «умиляют» в этой связи наши правозащитники. Если где-то проходят какие-нибудь феминистские конференции или «круглые столы», они с пеной у рта защищают «право женщины на аборт», «право на свободный выбор», «право распоряжаться собственным телом».

А как же быть с правом на жизнь? Разве «Всемирную декларацию прав человека», принятую на сессии ООН в 1948 г., уже отменили? И не надо лгать. Не своим телом распоряжается женщина, когда делает аборт, а чужим телом и душой. Другой жизнью, хоть и жизнью своего ребенка.

У защитников права на детоубийство есть и такой аргумент. Дескать, плод до 22 недель все равно нежизнеспособен, так что нечего из аборта делать трагедию. И опять бесстыжее вранье. Младенец вполне жизнеспособен, мы только что убедительно доказали это читателю, если не лишать его среды обитания – материнской утробы. Оставьте его там, и он будет спокойно набираться сил, дожидаясь рождения на свет.

А когда поборников «права на свободный выбор» совсем припирают к стенке, они пускают в ход свой последний аргумент. «Запреты, – говорят они, – приведут только к увеличению числа абортов. Притом они будут криминальными, а это рост материнской смертности, которая и без того у нас велика». Правда, абсолютных чисел опять-таки, как и в случае с поздними абортами, предпочитают не называть. И недаром, ведь материнская смертность от абортов составляет порядка 250 человек в год. На всю страну! Сравните это с тремя миллионами абортированных младенцев, и вам станет ясна вся степень ханжества апологетов детоубийства.

Теперь об увеличении числа абортов, если ввести запреты. Неужели вы действительно думаете, что их станет больше трех миллионов за счет подпольных, криминальных абортов? По этой бредовой логике следовало бы отменить все запретительные законы, то есть не судить ни за убийство, ни за грабеж, ни за растление малолетних, ни за теракты, ни за продажу наркотиков.

Собственно, к этому и призывают через разных своих агентов нарко– и порнодельцы, педофилы и прочие преступники. Сами-то они прекрасно знают, что чем строже запреты, тем меньше преступлений, поэтому в своих интересах пытаются одурачить общество. Хотя такие очевидные вещи не требуют подтверждения, все же стоит привести пример, касающийся темы нашего разговора. Пример очень наглядный, который советская история как будто специально припасла для нас. Когда в 1955 году после 25-летнего запрета аборты разрешили вновь, их число за год (т. е. к 1956 году) увеличилось на 1,5 млн.

Да-да, все с точностью до наоборот! Именно легализация абортов привела к их стремительному росту. Причем важно учесть, что в первое время после снятия запрета всегда действует остаточный страх: люди по инерции не делают того, что вчера было делать нельзя.

В общем, вся аргументация сторонников детоубийства построена на подтасовках и откровенном обмане. Говоря по правде, с ними не хочется долго полемизировать, ибо подробно объяснять, почему нельзя убивать беззащитных детей, тоже аморально. А то завтра с нас потребуют научных доказательств, почему нельзя есть человечину…

Лучше скажем о последствиях массовых абортов для общества. Теоретики феминизма любят называть сексуальную революцию единственной бескровной революцией в истории. Однако аборты в XX веке унесли сотни миллионов жизней. В нашей стране трудно найти семью, которая хотя бы раз не прибегала к аборту. Вдумайтесь: люди строят семейное благополучие на крови своих детей!

Это какое-то очень серьезное повреждение не только человеческого, но даже звериного инстинкта. Такой кровавый фундамент корежит все общественное здание. Семьи распадаются. Недаром число разводов в странах Запада начало катастрофически расти в конце 60-х – начале 70-х годов. Именно тогда там легализовали аборт. В странах же, где аборты не допускаются, и по сей день разводов гораздо меньше.

Помните, мы писали, что в Непале разводиться можно, но разводов у них нет совсем. Там в среднем приходится около 6 детей на семью, и аборты строжайше запрещены. В России же, по данным опросов, более 90 % распавшихся семей имели в своем «анамнезе» аборт. И это понятно. Даже когда люди не считают аборт детоубийством, после его совершения они начинают испытывать безотчетную неприязнь друг к другу, все равно как соучастники преступления. Что-то надламывается в их союзе, и очень часто эту поломку нельзя починить никакими усилиями. Жена не может простить случившегося мужу, муж – жене…

Очень точно выразил подобные переживания мужа поэт Дмитрий Кедрин в стихотворении «Беседа». Обращаясь к жене, решившей избавиться от ребенка, он говорит ей:

 
Послушай, а если ночью он вдруг тебе приснится?
Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,
Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы,
И волосы разовьются, старательно завиты,
Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,
Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..
Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской сказке
К охотнику приходили души убитых птиц…
Пускай за это не судят, но тот, кто убил, – убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой.
 

Современные люди вообще имеют довольно искаженные представления «о времени и о себе». Они уверены, что сегодняшний цивилизованный человек и цивилизация в целом гораздо гуманнее, чем были, скажем, 150–200 лет назад. История представляется им сплошной чередой войн и других кровавых потрясений.

Но 150–200 лет назад далеко не каждый мужчина совершал за всю свою жизнь даже одно убийство. В России «душегубов» были единицы. Что же касается военных кампаний, то в них участвовала малая доля мужского населения. Подавляющее большинство крестьян продолжало пахать и сеять. Ну а женщины-убийцы и вовсе были невероятной редкостью. Такие случаи буквально сотрясали общество. Сотрясали настолько, что крупнейшие писатели считали их достойными художественного отображения.

Вспомним лесковскую «Леди Макбет Мценского уезда». Образ женщины того времени был неотделим от образа матери и, соответственно, не совместим с эгоизмом, агрессией, стремлением к личному комфорту за счет детей. Это не значит, что тогда не встречались женщины эгоистического склада, но общественное порицание не позволяло им навязывать всем свою психологию. Даже очень богатые и знатные дамы, которые, казалось бы, вполне могли жить только для себя, тратили массу времени и сил на дела милосердия.

Официальное разрешение абортов нанесло сокрушительный удар по образу женщины-матери. Кроме дающей жизнь она стала и несущей смерть. И это не могло не отразиться на ее мировосприятии. Люди склонны оправдывать любые свои прегрешения. Чтобы убивать собственных детей, женщины должны были обрасти толстенной броней эгоизма, которая смогла бы заглушить не только голос совести, но и материнский инстинкт. Так эгоизм из индивидуального отрицательного свойства стал постепенно оформляться в положительную общую идеологию. Причем каждое следующее поколение, ориентируясь на мать как на образец, вырастало более эгоистичным, чем предыдущее.

И на сегодняшний день эгоизм так утвердился в нашей жизни, что аборт никого не возмущает и потому не нуждается в оправданиях. Все так вывернулось наизнанку, что оправдывать приходится многодетность. И как эгоизм, скорее, воспринимается желание быть матерью. «Нарожали, а теперь льготы им подавай… Государство не резиновое. Небось, когда рожала, никого не спрашивала. А теперь, видите ли, ей помощь понадобилась. Только о себе думают», – такие недовольные реплики, увы, нынче не редкость.

Было бы странно, если бы люди, которые с легкостью пошли на убийство своих детей, потом пеклись о чужих. Именно поэтому, как нам кажется, к концу XX века детство лишилось статуса неприкосновенности. Под разглагольствования о правах ребенка в мире стремительно нарастает вал насилия над детьми, вовлечение малолеток в проституцию и порнобизнес, процветает торговля детьми для пересадки органов, втягивание в войну семи-девятилетних мальчишек.

Кого сейчас ужаснет преступление «леди Макбет Мценского уезда», которая задушила подушкой малолетнего племянника своего мужа? Да современный человек за чашкой чая и не такое каждый день видит по телевизору. А недавно в газетах написали про женщину, замужнюю, работающую, мать двоих детей, которая родила еще двоих (близнецов) и бросила их в «очко» привокзального туалета. Младенцев чудом удалось спасти.

А мы все время кого-то обвиняем, проклинаем, требуем лучшей жизни, спрашиваем, за что, почему, кто виноват в нашей несчастности… Хотя какое право мы имеем претендовать на счастье и, тем более, обвинять кого-то в его отсутствии? Не раскаявшиеся, даже не осознавшие СВОЕЙ страшной вины?..

В 2003 году список социальных показаний для поздних абортов был все-таки сужен, причем существенно: с 13 пунктов до 4. Борцы за право женщины распоряжаться собственным телом отчаянно сопротивлялись, угрожая стремительным ростом смертности из-за криминальных абортов. Ведь, по их логике, от запретов всегда бывает только хуже. Но ничего подобного не случилось. Через год, будучи на конференции в одном из городов Республики Марий Эл, мы слышали выступление главного гинеколога, в котором прозвучали любопытные цифры и факты. Пока пресловутое распоряжение Черномырдина не было отменено и больше того, висело в женских консультациях на видном месте, чтобы каждая беременная могла узнать о своих правах, за год в этом маленьком городке производилось в среднем 90 поздних абортов. Когда же показания сузили и зловещий перечень убрали со стены, цифра упала с 90 до… 4. Как говорится, «почувствуйте разницу»!

Да и теперь, спустя еще 5 лет, никакого роста криминальных абортов, которым нас так пугали, не наблюдается. Но апологеты «планирования семьи» об этом предпочитают помалкивать.