Текст книги "Линии судьбы. Стихи"

Линии судьбы
Стихи
Татьяна Славина

© Татьяна Славина, 2017

ISBN 978-5-4485-8864-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Линии судьбы

 
Просеивая знаки Зодиака,
Качается ночное решето.
Судьбы моей встревоженная птаха
Из линий на руке свила гнездо.
 
 
Сплелись в нехитром этом птичьем доме
Любовь и смерть, надежда и борьба.
Я жизнь свою яйцом держу в ладони,
Сожмешь сильней – и хрустнет скорлупа.
 
 
Доколе мне судьбу свою лелеять
И ждать, когда же вылупится смерть?
Долой яйцо! В созвездье Водолея
Мочалкой звезд с ладоней рок стереть!
 
 
Упасть с размаха в ночь и вновь родиться
В рассветной перламутровой росе
И снов своих лучистую жар-птицу
Вертеть на карусельном колесе!
 
 
Мне все теперь известно и понятно,
Цепями обстоятельств не звеню.
Я Зла сотру позорящие пятна
И светлую накину простыню.
 
 
Доверчиво, наивно и открыто
Я выберу дорогу Доброты.
Подкову счастья лунное копыто
Мне прямо в руки сбросит с высоты.
 

Зимняя прелюдия

 
Предзимье. Стылая листва.
В последний раз заосенило.
Встает дымами синева,
Как загустевшие чернила,
 
 
Несут морозы на хвосте
Нетерпеливые сороки…
Я ухожу из теплых стен
Искать ненайденные строки.
 
 
Иглистой звездною стерней
Ноябрь царапается в веки,
Кленовой рыжей пятерней
Луна барахтается в ветках,
 
 
В тиши лишь треск твоих шагов.
И вдруг услышишь на рассвете:
На черных клавишах пеньков
Галоп разыгрывает ветер.
 
 
И вдруг увидишь, что роса
На паутине блещет гаммой,
И вдруг захочешь исписать
Полнеба новыми стихами,
 
 
Развеять облачную гладь
И самой срочной телеграммой
Навстречу будущим буранам
Как челобитную послать.
 

Россия

 
В синем небе гряды облаков,
Словно богатырь, пришедший снизу,
Распахал владения богов,
Чтоб земную высеять пшеницу.
 
 
И, хотя не верил в чудеса,
Из тяжелой пригоршни рабочей
Вместо зерен звезды разбросал
В бирюзу рождающейся ночи.
 
 
И откуда этакий размах,
Эта прыть и сказочная сила?
Лишь одну на свете знаю мать,
Сыновей таких она растила.
 
 
Пусть сейчас – иные времена,
Измельчал народ в возне крысиной,
Только нам уверенность нужна,
Что с колен поднимется Россия,
 
 
Что родит она богатырей,
Как пророчат сказки и былины,
И добро посеют исполины.
Пусть же так случится поскорей!
 

Рыболов

 
Береза веником распаренным
Хлестала небо по бокам.
Лежал закат вальяжным барином
И улыбался рыбакам.
 
 
Не торопливо и не мешкая,
Струилась светлая река,
Но неподвижною усмешкою
Сияла дуля поплавка.
 
 
Легла тумана пена мыльная,
С пустым садком иду домой.
Что ж, ты опять сегодня, милая,
Смеяться будешь надо мной.
 
 
А я хочу, чтоб как-то вечером
Ты вдруг увидела, как я:
Вот солнце катится доверчиво
В камыш, на листьев острия,
 
 
Вот самой первой нотой робкою
Ночную тишь спугнет сверчок,
Вот месяц острою бородкою
Влюбленных ловит на крючок.
 
 
Тогда в тебя протяжным оханьем
Вольется гул колоколов
И ты поймешь: не ради окуней
Сидит у речки рыболов.
 

Дискотека

 
Казалось, этот тонкий звук
Вонзался в уши острой спицей,
Устав ломаться и дробиться
О лес беснующихся рук.
 
 
Казалось, ярый, дикий свет
С внезапной тьмою перемешан,
И к потолку не шар подвешен,
А сгусток звезд, планет, комет.
 
 
Казалось, в жутком, вязком сне
Толпа вопила и орала,
И я никак не понимала,
Зачем, зачем все это – мне?
 
 
Под купол неба, мокрый снег —
Из темноты, табачной вони,
Стряхнуть обрывки какофоний
И раствориться в тишине!
 
 
Все, что осталось за спиной,
Так суетно и скоротечно…
Я ухожу во тьму и вечность
По хрупкой корке ледяной.
 

«Я заморочена порошею…»

 
Я заморочена порошею,
Ищу, где чище и свежей,
Сквозь фонарей седое крошево
Бегу из чащи этажей.
 
 
Шаги печатями непрочными
Штампуют площадей листы,
Сквозят вдоль улиц многоточьями
Мои летучие следы.
 
 
Последний дом присел на корточки
Перед последним фонарем,
А дальше – поле в снежной корочке,
Исконопаченной зверьем.
 
 
В простор пружиной древней брошена,
Не то – слежу, не то – троплю,
Я долгожданно и непрошено
Вплетаюсь в заячью петлю.
 
 
Мне все грехи мои прощаются,
А позади, шагов за сто,
Опушка города качается,
Как шар на ниточке следов.
 

Облако

 
Ходит облако по городу —
Заблудившийся козленок
На дрожащих тонких ножках
Зыбких струек дождевых.
Их копытцами исколоты
Пятерни лапастых кленов
И блистающие ножны
Прорастающей травы.
 
 
Ходит облако по городу,
Между зонтиков пасется,
Все окутывает мглистой
Зябко-серой пеленой.
Только вдруг, незримо вспорото,
Небо брызнет шалым солнцем,
И на радуге повиснет
Золотистое руно.
 

Город детства

 
В седые прописи дорог
Так много вписано ошибок,
И время, вьюгой пролетев,
Тряхнуло в кудри серебром,
Но как родительский порог
Есть городок мой на отшибе:
Всегда поймет, за все простит
И осенит своим теплом.
 
 
Брожу по улочкам глухим,
К Хоперским струям припадаю.
Как душу лечит их покой!
Как воздух свеж и сладковат!
И вдруг проклюнутся стихи,
Взлетят с казачьих песен стаей,
Стаккато звонких каблучков
Пробьет Урюпинский асфальт.
 
 
Рассвета рыжего коня
Лихой рукой взнуздает кто-то,
И шашкой острой обелиск
Разрубит сумрака поток…
Нет, мой Урюпинск для меня
Не средоточье анекдотов —
Столица сердца моего,
Родной хоперский городок!
 

Лесное озеро

 
Настояно на листьях старых,
В зеленой чаше берегов
Лесное озеро блистало,
В глубинах пряча мрак веков.
 
 
Неторопливо, вяло, сонно
Улитки грызли стрелолист,
И водомерки невесомо
Меж листьев лилии неслись.
 
 
Сюда, лесной пленившись сказкой,
Пришла я, не заметив грязь,
И утонула в тине вязкой,
В мещанской луже растворяясь.
 
 
Хопер забыла в кручах белых,
Где ветер чешет ковыли,
Забыла степь, где песни пела,
Где крылья за спиной росли.
 
 
Казалось, здесь – в тягучей дреме —
Пройдет остаток дней моих,
Что ничего не нужно, кроме
Однообразия и книг.
 
 
Но вдруг, пронзая толщу леса,
Пробилось солнце сквозь листву,
И поняла, что бесполезно
И так бездарно я живу!
 
 
Закинув голову к лопаткам,
Гляжу туда, где неба синь,
Где облаков седые прядки
Завиты на ветвях осин.
 
 
И как паук за паутину,
За лучик солнечный берясь,
Я выползаю вверх из тины,
С себя отряхивая грязь.
 

Первый снег

 
На землю падал первый снег,
Снежинки таяли в истоме,
И вот уже тропинка тонет
В их легкокрылой пелене.
 
 
Уже маячит чей-то след
Поверх пушистой промокашки.
Снежинок белые букашки
Закоченели на земле.
 
 
Так аккуратно лес прикрыт,
Кострищ не видно и бутылок,
Рябины зарево остыло,
Укрыто снегом до поры.
 
 
Вспугну с ветвей чечеток стаю,
Снежинки с варежки стряхну.
Снег – не навечно, он – растает,
Растопит солнце тишину
 
 
И одуванчиками брызнет
В зеленом сумраке полян,
И, наливаясь соком жизни,
Листва вспорхнет на тополях.
 
 
И снова сердце молодое
К любви метнется напролом…
Я первый снег ловлю в ладони,
Отогревая губ теплом.
 

Метель

 
Метель безумной королевой
Над спящим городом летит,
Меча направо и налево
Серебряное конфетти.
 
 
Ловя в безмолвье соло скрипки,
Швырнет аккорд снежинок – нот,
Качнет фонарь, калиткой скрипнет
И леденец луны лизнет.
 
 
Боготворю тебя, стихия!
Мчусь в белом пламени сгореть.
Рассыплю искрами стихи я
На первозданном серебре.
 
 
Забыть постылых буден четки,
Очаг и теплую постель,
Когда окошкам хлещет щеки
Метель, метель, метель, метель!
 

«Завораживают годы…»

 
Завораживают годы,
Повернуло время вспять.
Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты?
Мягко стелешь – жестко спать.
 
 
Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты —
То ли ангел, то ли бес?
Заполняются пустоты
Преисподней и небес.
 
 
Ты готов держать экзамен
Вне тупой темницы тел?
Раскаленными глазами
Фары шарят в темноте.
 
 
Но не видно всей дороги,
Только маленький клочок:
Из ковриги – только крохи,
Из сокровищ – пятачок.
 
 
Как узнать в шерстинке козьей
Весь клубок своих дорог?
По полям рассыплет осень
Копны – картами Таро.
 
 
Нагадай мне, золотая,
Не покой, не тишь, да гладь.
Я, к вершинам улетая,
Силюсь путы разорвать.
 
 
Тьму отряхивая с крыльев,
Жгу в огне земную блажь,
Сытой жизни тупорылье
И приличий антураж.
 
 
И под пьяную икоту
Мне вослед помянут мать…
Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты?
Дай-то Бог себя узнать!
 

Синица

 
Весна деревьям только снится,
Кусты к земле сугробы гнут,
Но шилом звонкая синица
Зимы проколет тишину.
 
 
И солнцем брызнет из прорехи
Ее коротенькая трель,
Разбудит вдруг ручьи и реки,
Из крыши выдоит капель.
 
 
Пусть март маячит на пороге,
Но я подумаю всерьез,
Что без веселой желтой крохи
Не одолеть весне мороз.
 
 
Не зря пичуга суетится.
Как долго ждали песни той!
Звени, звени, звени, синица —
Весенний ключик золотой.
 

«Закат накапал крови в лужи…»

 
Закат накапал крови в лужи
Поверх дорожных простыней,
И стон стихов – все глуше, глуше,
А рев толпы – сильней, сильней.
 
 
Убить, топтать, сломать, развеять,
Последний факел затушить!
Сверкает ночь оскалом зверя
Сквозь городские этажи.
 
 
И дьяволицею рогатой
Луна колдует до утра…
Но одинокою лампадой
Маячит в сердце свет Добра.
 
 
Трепещет крошечное пламя,
Воюя с темной мошкарой.
И с обожженными крылами
Во мраке сгинет злобный рой.
 
 
Пусть мал отважный светлый воин —
Звезда меж глыбами планет,
Но справедливо мир устроен:
Тьма только там, где Света – нет.
 

Слепой дождь

 
Льется дождь с крутошеих крыш
Жеребячьей веселой гривой.
Город мчится по лугу в рысь,
Как табун лошадей игривых.
 
 
Брось дорогу к босым ногам —
И тебя с головой окатит
Разноцветная радуга
Бубенцами звенящих капель.
 

Городская осень

 
Дома – подпорки заводских дымов,
Линялый ситец – заменитель неба.
Трясусь в трамвае. Голос Адамо
Хрипит в кармане зябнущего негра.
 
 
Выпрыгиваю. Серая толпа
В заботы дня из грез меня уносит,
И лишь табличкой желтой – «листопад»
В глаза мне глянет городская осень.
 
 
А дома листья желтые у ног,
Еще живя, умрут и отпылают,
И мой знакомый озорной щенок
Их рыжий тлен заливисто облает.
 

Безответная любовь

 
Солнце тянет канаты лучей,
Юнгой мечется меж облаков.
Поняла я, что нет мелочей,
Если счастье – как горсть пятаков.
 
 
Бросишь в нищую шапку души
Мимоходом улыбку свою —
Я коплю этих взглядов гроши,
На углах пред тобой предстаю.
 
 
Но когда ты подаришь другой
Море синего счастья в глазах,
Не смогу я сказать ничего,
Не смогу узелок развязать.
 
 
Просто солнца расколется лед,
Просто выстудит душу мороз,
И грошовый мой клад упадет,
Как веснушки, девчушке на нос.
 

«Зажгу свечу, чтобы в дрожащем свете…»

 
Зажгу свечу, чтобы в дрожащем свете
Всплыл образ твой на матовой стене.
Тебя прошу сегодня я ответить
Всего одним лишь словом: да – иль нет.
 
 
На плечи – тени вдовьим покрывалом,
Луна блестящим шариком в окне…
Скажи мне, грустно без меня бывало?
Ты головой качаешь – нет, нет, нет.
 
 
Скажи, в своей далекой синей дали
Ты глаз моих не вспомнил никогда,
Скажи мне откровенно – угадала?
Ты головой киваешь – да, да, да.
 
 
Я поняла: меж праздников и буден
Я для тебя, как прошлогодний снег,
Ты обо мне жалеть едва ли будешь.
А ты в ответ молчишь – ни да, ни нет.
 

«Королевы в трауре ходят в белом…»

 
Королевы в трауре ходят в белом,
Кто попроще – в черное рядятся,
Посыпают волос переливы пеплом,
Чтоб они не сияли радостно.
 
 
Я из тех, кто попроще. Я черным крепом
Драпирую свои страдания,
И сияние дня для меня нелепо,
Как прощения ожидание.
 
 
Мне б в ночи раствориться – и тьма излечит,
Станет боль моя жгуче-маленькой.
Только ночь мне туманом укрыла плечи —
Королевскою белой мантией.
 

Этюд в серых тонах

 
Занесла меня «нелегкая» – судьба
В серый край печальных облаков,
Серый дождь тоски в глаза мои упал
Без веселых радужных подков.
 
 
Пруд в туманном парике стоит седом,
Серых чаек жалкий переклик,
Серый ветер, как лохмотья на святом,
И луны – монашки бледный лик.
 
 
На палитре блекло-выцветших небес
В серых тучах серая дыра.
И одна другая краска только здесь:
Моя густо-черная хандра.
 

«За окном – оптическое чудо…»

 
За окном – оптическое чудо:
Светотень контрастна, словно жизнь.
Все к стеклу припали, ловят чутко
Сетью глаз тяжелой тучи ширь
 
 
И расплав пробившегося солнца,
Ретушь труб, пастельный клуб дымов.
Только ветра тройка пронесется —
И рассыплет мрак из-под подков.
 
 
Так и счастье: вспыхнет на мгновенье —
Смотришь на него, раскрыв глаза,
А оно уж кануло в забвенье,
Как в воронку полудня – роса.
 

«Вот и снег на землю лег…»

 
Вот и снег на землю лег,
Жарко клены отпылали.
Между нами – снова лед,
Отчуждения кристаллы.
 
 
Поманил, слегка согрел —
И поверила наивно:
Снова лето на дворе,
И листвою вьются ивы.
 
 
Только нет, по стеклам луж
Снег лишь топчется уныло.
Просто бабье лето луч
На прощанье уронило.
 

«Мне сорока подарила цветок …»

 
Мне сорока подарила цветок —
Тонкий-тонкий, белый-белый стебелек:
Под окошком на снегу ее следы,
Словно крестиками вышиты цветы.
 

«Наклонившись сиротливо…»

 
Наклонившись сиротливо,
В старом парке плачет ива.
Ей бы к речке, в ширь разлива,
Как же в городе тоскливо!
 

«Сломалась девственность весны…»

 
Сломалась девственность весны,
Покрылась пылью зелень веток,
И гул грачиной тишины
Сменился россыпями ветра.
 
 
Мой пыл любовный потускнел,
Как медный чайник без ухода.
Я поклоняюсь Сатане,
Ему закладываю годы,
 
 
Чтоб обменять их на часы
Другой любви, а может – старой.
Невмоготу мне от весны,
Жить в пустоте несносно стало.
 
 
Хочу мужских, чуть грубых рук
И твердых губ немую ласку.
Хочу поверить даже в сказку,
Замкнув любви волшебный круг.
 

Снежный человек

 
Разыгралась метель на площади,
От снежинок не видно звезд.
Нынче ночь вороною лошадью
В торбе неба жует овес.
 
 
Тают снежные зерна белые
На молочных губах дымов…
Нынче мне надоело бережно
Пеленать головы комок.
 
 
Прочь платок! Пусть поземка курится —
Размечу я волос покой,
Куролесить пойду по улицам
Королевой снеговиков!
 
 
Буду в окна снежками метиться,
Меж березовых белых вех
Мне в метель непременно встретится
Снежный ласковый человек.
 
 
Он заглянет в глаза не холодно,
Отогреет ледяшки губ.
Мы вдвоем побредем по городу
Сквозь морозную сипуху.
 

«Я сегодня озябла, как…»

 
Я сегодня озябла, как
Ледяная луна,
Что огрызком от яблока
Стынет в ветках одна.
 
 
Надкусили и бросили —
Вероломства печать.
Как в предутренней просини
Жизнь по новой начать?
 
 
Душу выскрести веником
И в потемках прозреть
Средь лжецов и изменников
И предателей средь?
 
 
Обнаженное деревце,
Ледяная луна…
На тебя ль мне надеяться?
Предана. Предана.
 

«Разметался снег меж сосен …»

 
Разметался снег меж сосен —
Поминальная кутья:
Умерла под утро осень
В сером саване дождя.
 
 
Скорбь оформилась в кристаллы,
И в часовне у зимы
Все шептала я, шептала
Похоронные псалмы.
 
 
Вдруг замрет тоскливо сердце:
Мой черед уже грядет,
Ни укрыться, ни согреться —
Снегопад и гололед.
 
 
Занесут мой след метели,
Я была – иль не была?
Пожалеют о потере
Только сосен купола.
 
 
Солнца диск – просвиркой пресной
Отражается во льду.
– Нет, зима, – шепчу в бреду,
– Вот придет весна – воскресну
И подснежником взойду!
 

Закат над асфальтом

 
Уходит день. Сейчас незримый кто-то
В коктейле сумерек смешает свет и тень,
И будут пить из чашки небосвода
Его дома через соломинки антенн,
 
 
И звуки станут матовей и глуше,
Умолкнут стайки беззаботных птичьих нот.
Их, как шары из елочных игрушек,
Поочередно вечер в вату завернет.
 

Казачья песня

 
Ой, летели над Хопром – рекой
Гуси-лебеди над моей тоской,
Над моей тоской, над моей бедой,
Над головушкой моей молодой.
 
 
Как душа-казак уходил в поход
Не на день-другой, а на целый год.
Не суму к седлу привязал с утра —
Сердце девичье увез со двора.
 
 
Под калиновым зеленым кустом,
Шашкой срубленный, спит он вечным сном,
И не ягоды снегом схвачены —
Сердце девичье с ним горячее.
 
 
Как, казачке мне, бессердечною
Над рекою жить быстротечною?
Гуси-лебеди быстрокрылые,
Принесите мне сердце, милые!
 

Лазоревый цветок

 
Вдалеке от больших дорог,
Где ветрам укорота нет,
Пламенеет в степи цветок,
Мой любимый лазорев цвет.
 
 
Припев:
Расцветает в степи весной,
Нипочем ему солнца зной,
Как казачьей любви пожар,
Как багрового солнца шар.
Оттого так казачкам люб,
Что листва, как казачий чуб,
Что листва, как казачий чуб,
А цветы – словно пламень губ.
 
 
Ни за что не сорву цветки
Пусть в степи каждый год цветут,
Зорькой ясною казаки
К ним любимых своих ведут.
 
 
Припев:
Расцветают в степи весной,
Нипочем им ветра и зной,
Как казачьей любви пожар,
Как багрового солнца шар.
Оттого так казачкам люб,
Что листва, как казачий чуб,
Кучерявый казачий чуб,
А цветы – словно пламень губ.
 

Урюпинску

 
У Хопра – приюта уток диких —
Лег, припав к сентябрьским садам,
Мой Урюпинск – ласковый и тихий,
Не чета столичным городам.
 
 
Здесь легенды бродят рядом с былью,
Сказки вьют волшебный хоровод,
Из осколков звезд и лунной пыли
Ночь ему корону создает.
 
 
Здесь чубы казацкие развесив,
Встали клены – внуки старины.
Здесь березки юные как песни
Солнечного трепета полны.
 
 
Он, старик, как в сказке, с каждым годом
Молодеет на десятки лет.
Мой Урюпинск, мой любимый город,
Самый лучший город на Земле!
 

Экологическое

 
От слов пустых, от фальши и от брани
Уйти хочу в росистые луга
И, утонув в пронзенной солнцем рани,
Молиться всласть языческим богам.
 
 
Хочу, как встарь, в тумане раствориться,
Ласкать ногой травинок острия
И, муравьям заглядывая в лица,
Искать, как прежде, смысл бытия.
 
 
Но луг не тот, и лес – не тот, и – поле:
Здесь нынче льют кислотные дожди,
Здесь деревцам, лысеющим от боли,
Из ядовитой почвы не уйти.
 
 
Где тишина речей не знала сроду,
Не молнии, а сварки пересверк.
Здесь, милостей не ждущий от природы,
Господствует «разумный» человек.
 
 
Я не из тех, кто панацею ищет,
На митинги, признаюсь, не хожу.
Я родничок без митинга почищу
И дерево без речи посажу.
 
 
И, может быть, когда-то, через годы,
Услышав в новых соснах ветра шум,
У страждущей, поруганной природы
Я для внучат прощенья испрошу.
 

Воспоминания солдата

 
Он вспоминает Сталинград.
Мелькают лентой кинохроник
Свинцовый град,
Солдатский мат,
Молитвы всем богам подряд,
Дубов простреленные кроны —
Он вспоминает Сталинград.
 
 
Он вспоминает Сталинград…
Как жжет ладони «козья ножка»!
Закурим, брат?
Но снова – ад,
И снова «Мессеры» летят,
И смерть кругом – не понарошку.
Он вспоминает Сталинград.
 
 
Он вспоминает Сталинград.
В углу грохочет телеящик.
Атака, взрыв. Ура! Ура!
Как просто в кадре умирать!
Киношный бой – всего игра,
Но он-то видел – настоящий!
Он вспоминает Сталинград.
 
 
Он вспоминает Сталинград,
Седой небритый старый воин.
Он сыт и пенсией доволен,
Но почему тому не рад?
В глазах ослепших – не парад:
Друзья идут за рядом ряд.
И боль потерь – сильней стократ
От безвозвратности утрат…
Он вспоминает Сталинград.
 

«Уходят старики из жизни в мир иной…»

 
Уходят старики из жизни в мир иной
И в замерших сердцах войну с собой уносят,
Но снова нам грозят уже другой войной,
И матушка-Земля другой бедой на сносях.
 
 
Вот отдадут приказ – и станет ясно вдруг,
Как хрупок этот мир, как ненадежны крыши,
И смерти воронье сомкнет кровавый круг,
И небо захлестнет огонь удавкой рыжей.
 
 
Пока что – далеко, пока что – не у нас,
Но памятью свербит в какой-то хромосоме,
Как свастика клеймом по миру расползлась,
Оставив смерти след в российском каждом доме.
 
 
Опять чужой сапог стремится всех топтать,
Монетой и штыком швыряя на колени.
Россия, где ж твои могущество и стать?
Неужто все ушло с ушедшим поколеньем?
 

Игра 1990

 
Тасуют колоду правительства снова.
Кто выпал тузом, кто – шестеркою бит,
Тот – жертвой локаута пал заказного,
А этот – опять заявляет кюбид.
 
 
Хохочет чужой размалеванный Джокер:
Куда, мол, суешься, российский дурак?
Сидел бы тихонько в реформенном шоке,
Пасуя, скрывая досаду и страх.
 
 
Припас козырей политический раут,
Валюта рекою зеленою прет.
Но нашу Россию опять проиграют,
И картою битою будет – народ.
 

Петушиная песня

 
Между глыб облаков тугих
Разгоралась заря, играя,
И горланили петухи
По станице от края к краю
 
 
А один, в грудь зарю вобрав,
Строгий утренний хор ломая,
Всех заливистее орал
На заборе у тетки Марьи.
 
 
И когда растворился мрак
В помутневшей воде озерной,
Тетка Марья с крыльца сошла,
По ладони рассыпав зерна.
 
 
Сына тетка в тот день ждала,
А петух и не знал о госте.
Покачался на прутьях лап,
Подошел, потянулся к горсти —
 
 
И забился в оковах рук,
Вырываясь, ломая перья…
Все раскатистей поутру
Петухи у соседей пели.
 
 
Только вдруг топорища свист —
Жизнь и песнь оборвались разом…
Солнце медленно всплыло ввысь
Золотым петушиным глазом.
 

«Как это просто…»

 
Как это просто:
Линейность просек,
Сыпучесть проса,
Ромашек россыпь —
Как в книжке пропись.
А разве проще,
Коль в сердце – прочерк?
Пусть кто-то просит,
Бросает розы
К причальным тросам —
Мой шрам уж сросся.
Когда-то в прошлом
Я утром росным
И сквозь порошу
Бежала в рощу
Сквозь парк заросший:
Любовь непрочна.
И вот ты брошен,
А в сердце – прочерк.
 

Письмо

 
За окном такая тишина —
Хрупкая, морозная и светлая!
Серебристой льдинкою луна
Затерялась где-то между ветками.
 
 
Иней на стекло успел прилечь
Трепетными белыми ресницами,
Кошкой за спиной мурлычет печь…
В эту ночь осеннюю не спится мне.
 
 
Спрятав огонек под абажур,
Письма недописанные комкаю.
Я заветных слов не нахожу,
Чтобы были чуткие, негромкие.
 
 
За окном ночная синева
Хрупкая, морозная и светлая.
Где найти мне нужные слова:
Самые простые и заветные?
 

Утро

 
Погоди, не зажигай огня!
Хочешь, я тебе открою чудо?
Хочешь, покажу рожденье дня
Звонкого, с заиндевелым чубом?
 
 
Хочешь? Ну, смотри: редеет мрак,
И мороз своих узоров звенья
На стекле выводит кое-как,
Потеряв ночное вдохновенье.
 
 
Все светлей. Над крышами дымок.
Воронье засуетилось где-то.
Им, горластым, видно, невдомек,
Что сейчас, сейчас свершится это…
 
 
Вот оно! Едва заметный луч
Смело и свободно в ночь ударил,
Как призыв, как к вдохновенью ключ,
Как разгадка тайны мирозданья.
 
 
И рассвет в замерзшее окно
Бьет тугим искрящимся каскадом,
Как в хрусталь игривое вино
На застолье праздника богатом.
 
 
Солнце всходит, словно свежий хлеб
С корочкой румяною на блюде.
Новый день родился на земле!
Пусть же этот день счастливым будет.