Текст книги "За фасадами старинных особняков. Экскурсия по самым известным петербургским домам"

Дом графов Бобринских

Адмиралтейский канал, 33

Этот дом с только что рассмотренным домом на Мойке, 106, связывает не только светская жизнь, но и владельцы – представители дома Романовых.

Мало кто из живущих вблизи площади Труда сразу ответит на вопрос, где на Адмиралтейском канале находится дом 33. Этот дом неизвестен по номеру. Все знают его как «Дом Бобринских». И бесспорно, он является самым значительным зданием на набережной Адмиралтейского канала.

По сути – это великолепный усадебный ансамбль, где перед фасадом его главного дома со стороны канала раскинулся сад, а с другой стороны здания – мощеный дворик, открывающийся на Галерную улицу.

Весь участок, занимавший большую площадь от Адмиралтейского канала до Галерной улицы, в XVIII веке принадлежал сенатору, действительному камергеру и директору ассигнационного банка, петербургскому богачу Петру Васильевичу Мятлеву. Из справочных книг следует, что дом для него был переделан в 1792–1796 годах архитектором Луиджи Руска. (Но возможно, дом был построен заново, так как архивных сведений существования на этом месте старого дома не имеется.)

При этом владельце здание имело форму в виде буквы «П». Его фасад выходил на Галерную улицу и одноэтажными флигелями с двух сторон обрамлял мощеный дворик. Со стороны канала находился обширный сад.

В 1797 году, после смерти Екатерины II и воцарения Павла I, дворец перешел к внебрачному сыну Екатерины и графа Григория Григорьевича Орлова – Алексею Григорьевичу Бобринскому. С тех пор до 1917 года домом владела семья Бобринских. О наиболее интересных представителях этого интригующего рода стоит рассказать.

Алексей Григорьевич родился 11 апреля (22 апреля по новому стилю) 1762 года в Зимнем дворце. Сразу же после рождения он был передан гардеробмейстеру Василию Григорьевичу Шкурину, в семействе которого наравне с другими детьми Шкурина он воспитывался и проводил первые годы своей жизни. В 1775 году по распоряжению императрицы Алексей был передан И. И. Бецкому. Тогда же ребенку, носившему имя Алексей Григорьевич, была дана фамилия Бобринский (по названию села Спасское, второе название которого – Бобрики). Это село было куплено Екатериной II для «материального обеспечения» сына еще в 1763 году. По воспоминаниям Бецкого, в то время мальчик был слабого здоровья, робок, застенчив, владел французским и немецким языками и знал лишь азы арифметики.

Вскоре юноша был зачислен в Сухопутный кадетский корпус, где находился под особым наблюдением Рибаса, довольно часто посещая Бецкого.

В 1782 году Алексей окончил обучение в корпусе с Малой золотой медалью и был выпущен из него в чине поручика армии. В том же году Екатерина II пожаловала ему герб, тем самым определив в дворянство. Вскоре в звании поручика Алексей был направлен в лейб-гвардии конный полк, откуда, согласно уставу кадетского корпуса, вместе с другими лучшими воспитанниками был уволен в связи с путешествием по России и за границу. В этой компании он ознакомился с русскими городами, осмотрел лучшие европейские столицы и в 1785 году прибыл в Париж. Все его путешествие совершалось на проценты с денег, положенных на его имя императрицей. Но их ему не хватало, так как он, возможно, узнав о своем происхождении, не избежал общей увлеченности молодых людей женщинами и игрой в карты. Путешествующие с ним кадеты имели значительно меньшее денежное содержание, это вызывало их недовольство. Когда об этом узнала императрица, кадетов отослали в Петербург, а Алексей Бобринский продолжил жизнь за границей.

Екатерина, не допуская Алексея в свой круг, издалека постоянно следила за успехами и жизнью своего сына. В письме к известному Мельхиору Гримму она просила, чтобы тот взял его под свое попечительство.

При посещении Лондона он по просьбе Екатерины находился под опекой русского посла графа С. Р. Воронцова, от которого императрица знала обо всех похождениях Алексея, который в своих увлечениях без разрешения опекуна уезжал и возвращался в Париж.

Во время нахождения за границей он был произведен в секунд-ротмистры. По приказу императрицы прибыл в Ригу, и оттуда отправлен в Ревель. Все это время за ним следил и направлял «на путь истинный» Завадовский. Через своего опекуна Бобринский неднократно просил Екатерину разрешить ему вернуться в Петербург и поступить на службу.

Но императрица не спешила возвращать его. Однако Алексей стал взрослым, ему надоело переезжать с места на место. Он хотел завести семью и иметь постоянное место жительства. И, так как ему не разрешалось проживание в Петербурге, он с «высочайшего разрешения» купил замок Обер-Пален близ города Юрьева (Дерпта) и женился на баронессе Анне Владимировне Унгерн-Штернберг.

Узнав об этом, Екатерина пожелала познакомиться с избранницей сына. Наконец-то Алексей со своей супругой был приглашен в Петербург, где ласково принят Екатериной. В то же время ему дали понять, что проживание в Петербурге неугодно для императрицы. Он вынужден был вернуться в свое имение и жил там до кончины матери.

После смерти Екатерины II его сводный брат, император Павел I, зная о желании Алексея жить в столице, через прокурора графа Самойлова сообщил ему свое желание видеть его в Петербурге «и из оного выезжать он может, когда ему заблагорассудится». По-видимому, Павел, не допускавшийся до «большого двора» и вынужденный довольствоваться жить в Гатчине и Павловске, как нельзя лучше понимал своего сводного брата.

А. Г. Бобринский тотчас же направился в Петербург и сразу явился к Павлу. В тот же день, 12 ноября 1796 года, Павел назначил его командиром эскадрона конной гвардии, произвел в генерал-майоры и возвел в графское достоинство Российской империи. Одновременно император подарил ему бывший огромный дом графа Орлова, так называемый Штегельманский дом. Но немного позднее этот дом был куплен у Бобринского для Александровского сиротского института, а на эти деньги у Мятлевых был приобретен дом-дворец на Галерной.

В этом доме А. Г. Бобринский останавливался по прибытии в Санкт-Петербург. Здесь, отдавая дань моде и своему увлечению астрономией, он устроил башенку, служившую обсерваторией. Но большую часть жизни он проводил в полюбившемся ему местечке Тульской губернии Богородицке, где занимался сельским хозяйством и минералогией.

Он умер в 1813 году, оставив жену, дочь и трех сыновей. После смерти Алексея Григорьевича его жена с детьми избрала постоянным местом жительства петербургский дом на Галерной улице.

По свидетельству современников, его жена, графиня Анна Владимировна, отличалась «веселым характером, добротою в намерениях и простотою в обычаях». Возможно, это и привлекало Пушкина в дом Бобринских, где он неоднократно обедал. «Праздники ее (Анны Владимировны) были не только блистательны, но и носили отпечаток вкуса и художественности», – писал В. Вересаев. Ее ценили и уважали при дворе. По высказываниям современников, “не имея никакого придворного звания, она и в интимном придворном кругу, и на придворных торжествах шла в уровень со статс-дамами”».

Сохранились воспоминания о том, что Бобринская очень тепло относилась к Пушкину и не раз, по словам поэта, «выводила его из беды, когда он делал промахи против придворного этикета». Так, например, 18 декабря 1834 года Пушкин записал в своем дневнике: «Придворный лакей явился ко мне с приглашением быть в Аничковом дворце. В девять часов мы с женой приехали. На лестнице встретил я старую графиню Бобринскую, которая всегда за меня лжет и выводит из хлопот. Она заметила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами). Граф Бобринский (сын) велел принести мне круглую. Мне дали одну, такую засаленную помадой, что перчатки у меня промокли и пожелтели».

Молодой человек, граф Алексей Алексеевич Бобринский, велевший подать новую шляпу поэту в Аничковом дворце, был старшим сыном Бобринских. Как и мать, он очень ценил поэта. Алексей Алексеевич был, как сегодня бы сказали, талантливым «предпринимателем». Его, как и отца, интересовало сельское хозяйство. Он изобрел новый вид сеялок, усовершенствовал плуги и другие сельскохозяйственные орудия, стал основателем нескольких сахарных заводов.

При А. А. Бобринском архитектором Михайловым была произведена крупнейшая переделка дома на Галерной, где его жена, Софья Александровна, по моде того времени, устроила свой салон. Графиня Софья Александровна, урожденная Самойлова, была фрейлиной императрицы Марии Федоровны.

Бракосочетание Бобринского с Самойловой вызвало много толков, так как молодые плохо знали друг друга, их союз произошел по сговору родителей. Но, вопреки ожиданиям, брак их оказался счастливым. Чувство любви и привязанности они пронесли через всю жизнь.

Отцом Софьи был граф Александр Николаевич Самойлов. По этой, отцовской линии, она приходилась внучатой племянницей известному князю Г. А. Потемкину (дочерью его старшей сестры). Став фрейлиной императрицы Марии Федоровны, она во дворце близко сошлась и стала подругой другой, будущей императрицы, Александры Федоровны.

Как отмечал П. А. Вяземский, «она была кроткой, миловидной, пленительной наружности. В глазах и улыбке ее было чувство, мысль и доброжелательная приветливость». А. Я. Булгаков, сообщая в 1818 году Вяземскому о поездке императрицы, писал: «А едут с Марией Федоровной: Александр Львович Нарышкин – для шуток, Альбедиль – для денег, Туркестанова – для ума, графиня Самойлова – для рожицы». Она обладала даром привлекать к себе окружающих. Так, узнав о свадьбе Софьи Александровны, увлеченный ею граф Перовский прострелил себе указательный палец правой руки.

Внешность Софьи Александровны воспринималась по-разному. Если мужчинам она казалась красивой, то графиня Фикельмон, навестившая Бобринских в их доме на Галерной в октябре 1831 года, написала: «Вчера я нанесла визит Софье Бобринской… она пользуется репутацией любезной и остроумной женщины. Я совсем не нахожу ее красивой…»

Бобринские были хорошо приняты в высшем свете. Уже говорилось, что Софья Александровна стала близкой подругой жены Николая I. Дочь Александры Федоровны, великая княгиня Ольга, вспоминая мать, отмечала, что Бобринская «была одной из тех ее подруг, которая внутренне более всех ей подходила. Софью Бобринскую знали немногие ввиду того, что она редко бывала в обществе, но эти немногие ценили ее. Я никогда не слышала от нее ни одного пустого слова, и если я, будучи ребенком, не могла следить за тем, о чем они говорили с мама, то все же я чувствовала что-то необыкновенное в ее разговорах и мыслях. Если мама брала нас с собой, чтобы навестить ее, это было для нас всегда большой радостью. Когда она приезжала в Зимний дворец, мама запиралась с ней в красном кабинете».

«Графиня Софья Александровна Бобринская, – писал П. Вяземский, – была женщиной редкой любознательности, спокойной, но неотразимой очаровательности. Графиня мало показывалась в многолюдных обществах. Она среди общества, среди столиц, жила какою-то отдельной жизнью – домашнею, келейною; занималась воспитанием сыновей своих, чтением, умственной деятельностью; она, так сказать, издали и заочно следила с участием и проницательностью. Салон ее был ежедневно открыт по вечерам. Тут находились немногие, но избранные».

Она была знакома со многими писателями того времени, приходивших в ее салон, чтобы «отдохнуть от умственных трудов». Известно, что ею еще в 1819 году был увлечен В. А. Жуковский и даже думал на ней жениться. В ее салоне бывал Вяземский, братья Виельгорские, Пушкин… Приходили мадам Хитрово с дочерью. Как писала графиня мужу, с ними она говорила только о Пушкине… Но в салоне Бобринской были приняты и недоброжелатели поэта – граф Нессельроде с супругой, Геккерн, Дантес. По воспоминаниям Жуковского, «прелестнейшая из графинь на свете» во время интриг против Пушкина активно обсуждала ситуацию с императрицей Александрой Федоровной.

Долгое время шел спор о том, причислять ли С. А. Бобринскую к друзьям Пушкина из-за того, что она и после дуэли поддерживала добрые отношения с Геккерном. Но, в конце концов, спор решился положительно. Тщательный анализ архива Бобринских в отношении Бобринская – Пушкин убедительно показал, что «Софья Александровна относилась к Пушкину отнюдь не враждебно».

Следующий владелец дома, их старший сын – Александр Алексеевич стал юристом. После успешного окончания Санкт-Петербургского университета в 1840 году служил в губернском правлении, занимаясь там хозяйственными делами города. Позднее, будучи «ратником петербургского ополчения», участвовал в Русско-турецкой войне 1853–1855 годов.

В 1861 году был назначен гражданским губернатором Петербурга и членом попечительского совета учреждений императрицы Марии Федоровны. За три года его губернаторства, помимо множества текущих дел, в Петербурге была учреждена Охтинская богадельня, произведено освещение улиц керосиновыми лампами, устроено движение конки по Невскому проспекту, по Садовой улице и от Дворцовой площади на Васильевский остров.

С 1869 по 1872 год Бобринского избрали предводителем дворянства Санкт-Петербургской губернии, с 1896 года – членом Государственного совета.

Помимо служебных обязанностей он серьезно занимался генеалогией. В 1890 году составил и издал справочник «Дворянские роды, внесенные в Общий гербовник Российской империи». Этот справочник состоял из двух томов и включал краткие сведения о всех родах начиная с XVI века и до 1885 года. Причем эти роды были систематизированы не в алфавитном порядке, а располагались по мере появления в исторических документах. Стоит отметить, что этот документ и поныне пользуется спросом у историков.

Женой Александра Алексеевича была Софья Андреевна Шувалова, дочь Андрея Петровича Шувалова и Феклы Игнатьевны Зубовой, урожденной Валентинович.

Софья Андреевна обладала яркой и необычной внешностью, которая неизменно привлекала художников. Сохранилось много ее портретов. В 1878 году по ее ходатайству был открыт Мариинский приют, который она возглавляла до 1903 года. У них родилось пятеро сыновей.

Их старший сын, главный и последний хозяин родового дома на Галерной улице, Алексей Александрович был, пожалуй, одним из самых ярких представителей фамилии. Он стал не только выдающимся государственным и общественным деятелем, но и известным ученым.

В 1870–1872 годах он учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Но, не окончив его, по предложению правительства поступил на государственную службу в канцелярию Комитета министров и уверенно продвигался по иерархической лестнице. Был председателем «Совета объединенного дворянства», предводителем дворянства Петербургской губернии, сенатором, с 1912 года – членом Государственного совета. Был избран депутатом от правых Третьей Государственной думы. Накануне Первой мировой войны 1914–1918 годов был председателем Совета Русско-английского банка. Во время войны – товарищем министра внутренних дел и с 1916 года – министром земледелия.

Еще в молодости он увлекся историей и археологией, лично проводил археологические раскопки близ Керчи и в Киевской губернии, обследовал более тысячи курганов. В результате собрал богатейшую коллекцию старинной бронзы, которую передал Киевскому музею древностей и Московскому обществу естествознания. В кругу исследователей известно, что именно Бобринский нашел уникальный золотой скифский гребень, находящийся ныне в Золотых кладовых Эрмитажа. Результаты раскопок были опубликованы им в доисторической, классической и русской археологии. Эти научные труды содержат богатейший археологический материал и до сих пор являются настольными книгами археологов.

Кроме того, А. А. Бобринский вел большую общественную работу. Он состоял в Комитете по созданию Исторического музея в Москве, был вице-президентом комитета по устройству Музея изящных искусств (ныне ГМИИ имени А. С. Пушкина), являлся президентом археологической комиссии, членом различных зарубежных археологических обществ, членом Комитета по изучению Средней и Восточной Азии.

В 1889 году Алексей Александрович Бобринский был избран вице-президентом Российской академии художеств.

К 1912 году он стал одним из самых богатых и влиятельных людей России. Ему принадлежали 52 тысячи десятин родовой земли в Киевской, Курской, Орловской, Симбирской, Таврической и Тульской губерниях, дома в Санкт-Петербурге и Москве, пять сахарных, два винокуренных завода и две мельницы.

Будучи членом Государственного совета в группе правых сил он, наблюдая за деятельностью Совета, написал такую эпиграмму:

 
Государственный совет – интересный документ;
Мало ягод недозрелых, больше старцев переспелых
Да десятка два вождей из министров прежних дней.
Заседаем очень пышно, сзади многого не слышно.
И бюджет плетем спеша лишь шесть месяцев спустя.
 

Алексей Александрович не принял переворота 1917 года, был на стороне Колчака. После революции жил в Киеве, где некоторое время состоял в монархическом «Совете государственного объединения России». В 1919 году эмигрировал.

Алексей Александрович был женат на Надежде Половцовой, дочери организатора Русского исторического общества, бывшего Государственного секретаря А. А. Половцова и Надежды Юньевны, внебрачной дочери великого князя Михаила Николаевича, которая была «подброшена» в дом барона Штиглица и стала его приемной дочерью.

Хочется отметить, что союз Алексея и Надежды связывает и два замечательных особняка, находящихся неподалеку друг от друга: особняк Бобринского, стоящий от Адмиралтейского канала до Галерной улицы и особняк Штиглица, стоящий от Английской набережной до Галерной улицы. Здесь они находятся почти напротив друг друга.

У Алексея и Надежды Бобринских в России родились дочери Екатерина, Домна и Софья и сын Алексей. Все они умерли за границей. Необычна судьба их двоих детей: Софьи и Алексея, а также их внука Николая.

Софья, 1887 года рождения, вошла в историю как одна из первых в России женщин автомобилисток и летчиц. Она была членом Императорского Российского автомобильного общества (ИРАО) и единственной женщиной среди участников автопробега протяженностью 3200 км в 1910 году по маршруту Санкт-Петербург – Псков – Киев – Гомель – Москва – Тверь – Санкт-Петербург. Летную подготовку прошла в Париже в 1911 году, а в 1914 году получила удостоверение летчицы. В нем она значилась как «авиатриса» – так в то время называли летчиц. После этого Софья подала заявление о зачислении ее в авиацию и отправке в действующие войска. Получив отказ, ушла на фронт сестрой милосердия. В эмиграции работала шофером такси.

Пожалуй, самым необычным представителем рода Бобринских стал Николай Алексеевич Бобринский, который признал советскую власть и стал в СССР выдающимся зоологом. Он закончил Московский университет, преподавал там, уже будучи профессором, зоологию позвоночных. Одновременно читал лекции по этой науке в Ташкентском университете и Московском областном педагогическом институте, работал в Дарвиновском музее. Стал автором трудов по зоогеографии и фауне СССР. Написал и издавал учебники по зоологии. Умер в 1964 году в Москве.

Наиболее известные Бобринские, не жившие в доме на Галерной: Алексей Павлович – внук Екатерины II.

Старший сын Алексея Павловича – Владимир Алексеевич, являлся депутатом Второй, Третьей, Четвертой Государственных дум. Во Второй думе он был одним из лидеров умеренных правых, в Третьей – активным сторонником реформатора П. А. Столыпина. Являлся рьяным проводником политики русификации национальных районов России. После 1917 года, как и его брат, входил в монархический «Совет государственного объединения России». В 1919 году эмигрировал.

Но вернемся к родовому петербургскому гнезду Бобринских на Галерной и набережной Адмиралтейского канала. Этот дом-дворец занимает большой участок. Его границы, соседствуя с жилым домом, проходят по набережной Адмиралтейского канала, набережной Ново-Адмиралтейского канала и Галерной улице. Он находится в глубине от набережной Адмиралтейского канала и Галерной улицы. Главный вход и фасад этого дома-дворца с Галерной улицы, на которой находятся кованые монументальные ворота с бюстами на пилонах. За воротами – парадный двор, с двух сторон обрамляемый служебными флигелями. Здесь главный дом-дворец акцентирован выступающим ризалитом, оформленным в виде ионического портика. Портик украшен аллегорической скульптурой. Этот фасад сохранил вид, приданный ему еще архитектором Л. Руска.

Со стороны Адмиралтейского канала перед дворцом оформлен небольшой сад. В саду сегодня, как и прежде, растут уникальные для города породы деревьев: клен, пихта, ясень, липа. Эти деревья были посажены Бобринскими. Садовый фасад дворца оформлен значительно нарядней, чем со двора. Он имеет два полуциркульных ризалита по краям и четырехколонный коринфский портик с фронтоном в центре. Металлическая ограда с Адмиралтейского канала завершалась на углу небольшим круглым двухэтажным садовым павильоном-беседкой. Эта беседка в сторону Галерной улицы продолжается закрывающим участок со стороны Ново-Адмиралтейского канала высоким каменным забором, украшенным скульптурными головками.

Сохранились предания, что именно в этой беседке был установлен телескоп и пристрастившийся к астрономии А. Г. Бобринский отсюда наблюдал за звездами. Далее, со стороны Ново-Адмиралтейского канала, по одной линии с забором стоит выходящая торцовой частью двухэтажная часть главного дома. Сюда выходят балконы одной из парадных гостиных. До Галерной улицы дворец-усадьбу продолжают служебные флигели.

Этот фасад со стороны канала, как и внутренние помещения, в 1822–1825 годах по желанию владельцев дворца был переделан архитектором А. А. Михайловым. Здесь, со стороны сада, Михайлов создал замечательную анфиладу парадных гостиных, которые начинаются с Синей, где установлено огромное зеркало, и заканчиваются Танцевальным залом. Весьма интересны ротонда, которая примыкает к Синей гостиной, Красная гостиная, отделанная уникальной штофной тканью, и Парадная лестница с небольшой обходной галереей. Все гостиные имеют превосходную роспись, по предположению А. Н. Петрова, исполненную замечательным мастером конца XVIII – начала XIX веков Джованни Скотти. Изысканные двери с золоченой лепниной и лепными десюдепортами хорошо дополняют украшение анфилады.

Парадные залы были исполнены с таким мастерством и вкусом, что некоторые богатые аристократы пожелали иметь в своих домах похожие анфилады. Сегодня мы можем видеть хорошо сохранившуюся парадную анфиладу залов в Юсуповском дворце на Мойке, исполненную позднее тем же архитектором, Михайловым, но расписанную уже не Скотти, а учениками его школы. К счастью, залы анфилады в большей части сохранены и отреставрированы.

Как известно, находившийся в дружеских отношениях с хозяевами дома великий Пушкин восхищался этой анфиладой.

Мы знаем, что у Екатерины II была прихоть: хоронить своих любимых собачек в садах. Могилы их сохранились в Царскосельском саду вблизи Екатерининского дворца, целое кладбище домашних животных находится у стены Гатчинского дворца. Бобринские, очевидно, следовали примеру императрицы, так как, по преданию, на возвышении у стены соседнего дома было небольшое кладбище домашних животных. Так предполагалось согласно существовавшей легенде, но последняя реставрация сада этого не выявила.