Текст книги "Колдовские встречи"

 
Хочу я поделиться тайной,
Той, что хранила много лет.
Все в нашей жизни не случайно…
Я в лес ушла, едва лишь свет…
Сезон грибной уже в разгаре,
В лесу полно честных людей,
И все носились как в угаре
По сбору белых и груздей.
А я немного заплутала,
От дома далеко ушла,
Смотрю: в корзине места мало,
А тут маслят еще нашла…
Пока ходила за грибами,
То забрела в дремучий лес.
От страха лязгаю зубами,
Боюсь, чтоб Леший не подлез.
А он, подлец, водил по лесу,
Кружил по топям и холмам,
Играл со мной для интереса,
Мешая выйти мне к домам.
И я совсем уже сомлела,
И сил то не было идти.
И тут, увидев, обомлела:
Стоит избушка на пути.
Она стояла на дороге,
Открыты были окна, дверь…
Кого же вижу на пороге?
В дверях там человеко-зверь!
Мужская стать покрыта шерстью,
Копыта вижу вместо ног…
На пальце крупный светит перстень,
И освещает сей чертог.
Я думала, меня не видит,
И дом решила оползти.
Боялась, что меня похитит,
Ведь все могло произойти.
Но он смотрел, казалось, в душу,
Лишая воли и надежд…
Я понимала, что я трушу!
Картину видя без одежд…
Себя я обмануть пыталась,
Что смотрит мимо или вдаль.
И потихоньку, так старалась,
Удрать. Но потеряла шаль.
Она за ветку зацепилась,
И развевалась словно флаг.
А рядом мошкара резвилась.
На гул тот обернулся маг!
То существо на изготовке,
Вот-вот, и бросится вперед,
Я на виду, на самой бровке…
О, Боже! Он меня порвет!
Кто изнутри тем монстром правит?
Кто верх в мозгу его возьмет?
Что он в душе превыше ставит?
А, может, все же, повезет?..
Зверь раздувает ноздри страстно,
Глаза его огнем горят…
И понимаю, что напрасно
Пытаюсь отвести я взгляд…
С крыльца он сходит, бьет копытом…
И вот берет уже разгон.
Откинул в сторону корыто…
Ударился… И слышу стон!
Теперь не зверь, а человече,
Стоит печальный предо мной…
Я оглянулась – скоро вечер…
Ах, как мне хочется домой!
А он стоит и словно плачет,
И жалко стало мне его!
Но, боже мой! Ведь это значит,
Что не боюсь я ничего!
И словно бес в меня вселился:
К нему навстречу я пошла…
А он вдруг предо мной склонился…
Сама себя я превзошла!
Стою, смотрю, что будет дальше,
И вижу, он совсем поник.
И что его боялась раньше?
Не монстр он и не старик!
Как будто что меня толкнуло,
Его коснулась я волос.
Но тем его не отпугнула,
И слышу, тихо произнес…
– Никак меня ты пожалела?
Видать, не знаешь, кто я есть? —
Глаза поднял – в них страсть горела.
Я испугалась вновь за честь!..
До слез себя тут жалко стало!
Но как мне быть? Кругом ведь лес.
И тихо – тихо прошептала:
«Коль человек – ко мне не лезь…»
Когда от забытья очнулась,
За окнами стоял туман.
Смотрю – одна! Я встрепенулась…
Но вновь в проеме мужской стан!
И, кажется, что бьет копытом
Могучий сильный жеребец!
Но тело снизу то прикрыто!
И я запуталась в конец…
Я глубоко тогда вздохнула
И оглянулась тут вокруг…
Затем взяла я шаль со стула:
«Что ж, подойди ко мне, коль друг».
Копыта вытер у порога.
Ко мне тихонько подошел.
Я присмотрелась – нет ведь рога!
Раз так, то уж не черт зашел!
Итак, одной проблемой меньше…
Ему на грудь кладу ладонь.
А та густой покрыта шерстью.
Под ней горит такой огонь!
В его глаза взглянуть пытаюсь:
В них полыхает красный свет…
Сама в душе сомненьем маюсь:
Вдруг он сорвется? Али нет?
Но женскую натуру сложно
Остановить на всем скаку.
И видеть горе невозможно,
Нечеловечью ту тоску…
Себя в душе я проклинала,
Что продолжаю всех жалеть.
Хотя наверняка я знала:
Ему хомут нужней, мне – плеть.
А он вдруг стал подобно кошке,
Тереться об руку мою…
Как будто свет попал в окошко,
Посередь комнаты стою…
Он на колени опустился,
И вдруг к ногам моим припал,
Он так мне низко поклонился!
Такой тут беззащитный стал!
Ох, что ж творишь ты, Бабье сердце!
Мне голову совсем снесло…
Куда ж от мыслей теперь деться,
Меня, похоже, понесло…
Спиной прогнулся, как пантера,
А шерсть струится, словно шелк.
Глаза прикрыла, вот химера!
Ну как мне взять все это в толк?
Я глажу будто шкурку норки,
Мех так шикарен, холодит…
Вдруг натыкаюсь – словно горка!
Ах, боже мой-то! Паразит!
Пока глаза я закрывала,
Негодник снял свои штаны…
Но если бы я только знала
О происках всех сатаны!
По шкуре провожу рукою —
Уж больно шелковистый мех!
Ан снова шишка предо мною!
И слышу легкий нежный смех…
Глаза зажмурила сильнее:
Молитву буду я читать!
А голос стал еще нежнее:
«Боишься душу ты продать?
Но мне твоей души не надо…
Зачем мне, нелюдю, душа?
Мне ты нужна, моя отрада,
Уж больно телом хороша!»
Я так зажмурилась, трясусь вся…
Теперь он трогает меня…
Я не кричу, но так боюсь я…
Какое нонче время дня?
А губы не прикрыты шерстью!
И руки ласково – нежны…
И позабыла я о месте,
Да и копыта не важны!
И голова уж улетела…
А мех ласкает, холодит…
Теперь я полностью сомлела…
Очнулась – рядом он лежит…
И кровь моя на мех попала…
С девицами бывает так…
А демону вдруг плохо стало!
Не думала, что он – слабак!
Но в этот миг в нем зверь проснулся!
Что жаждал кровь мою испить…
Он встрепенулся, отряхнулся…
И снова стал меня любить!
Три дня меня держал в неволе.
То ласков был, и все шутя…
То зверя становилось боле,
Меня пугая, как дитя.
А после вдруг в штанах пришел он,
И стал меня благодарить,
Сломала, дескать, я оковы,
Решив себя ему дарить…
Исчезло древнее заклятье,
Ведь продержалась я три дня…
Смотрю: а он играет статью,
И нет копыт как у коня!
И шерсть на теле поистерлась…
А мне так жалко норки мех!
Я подошла и в грудь уперлась…
И снова слышу его смех.
– Мы кровью связаны с тобой, —
И между слов меня целует,
– И стала ты моей судьбой, —
Меня ласкает он, милует…
Когда домой я все ж вернулась,
Меня не приняла родня.
Была б худой, от ветра гнулась…
Я ж как цветок средь бела дня.
Они меня уж схоронили,
Когда нашли мои грибы,
С Нечистым в связи обвинили…
Ушла. Чтоб не было беды.
Ведь разобраться – были правы,
Коль человеко-зверь – судьба,
Тогда такие были нравы,
И с нечистью была борьба.
А я вернулась в те хоромы,
Где ждал меня мой меховой,
И целовались до истомы,
Теперь была и я изгой.
Жизнь пролетела как мгновенье,
Тому уж много – много лет…
Спасибо, путник, за терпенье,
Что бабки выслушал навет.
Она мне в ноги поклонилась,
И вдруг исчезла, как дымок.
Я оглянулся – тропка вилась,
И был мой путь еще далек.
Он вновь лежал в глубины леса,
Где на распутье трех дорог,
Вдали от нашего прогресса
Валун никто убрать не мог.
Тот камень, словно ключ от царства,
Не всех пускает он туда,
В свое лесное государство,
Где есть волшебная вода,
И где русалка правит балом,
Где змей в кристалле заточен,
Где видишь главное ты в малом,
И просто в колдовство влюблен.
 

 
Тропинка шла сквозь перелесок,
И птицы пели по пути…
Смотрю вперед, а там отрезок
Такой, что дальше не пройти.
Как будто трактором вспахали:
С водой большая колея.
А, может, Леший в той лохани
Купался, ждал пока меня?
И вдруг вода заколыхалась,
Я вижу: длинны волоса.
Вода стекает с них и, малость
Я прибалдел: вот так краса!
Упруги груди, бело тело,
И очень нежный тонкий стан…
Меня манит – шагнул несмело…
И встал столбом я: вот баран!
Девица над водой привстала,
Перехватило было дух!
Но там чешуйки вместо сала,
Как будто дали оплеух!
Я вспомнил древнее преданье:
«Русалка на ветвях сидит…»
Но тут пришло ко мне сознанье,
Что в ЛУЖЕ дамочка лежит!
Ан не иначе Леший водит!
Меня запутать норовит!
Вдруг слышу, рядом кто-то бродит,
И тихо-тихо говорит…
– Зачем пришли мы к этой луже?
Русалка тут, да Водяной…
Здесь не пройти, пока нет стужи!
Нам нужно путь найти иной…
Большие шапки над ушами,
У каждого в руке топор,
А ростом маленькие сами,
Вели степенный разговор.
– Идти отсюда недалече,
Но если лужу обогнуть,
Тогда придем мы лишь под вечер,
Уж больно длинным будет путь.
Срубили несколько деревьев,
И, бросив их наискосок,
Они, как будто бы в мгновенье,
Свой совершили марш-бросок.
А там еще тропа открылась:
– Смотри! Не заросла за год! —
Дорожка узкая чуть вилась,
И понял я – там в царство ход.
А Гномы пошагали дальше,
Русалка не преграда им…
Я не встречал такое раньше!
Глазам с трудом веря своим:
Деревья расступались сами,
Едва к ним приближался Гном,
Вдали пугливых видел ланей,
И терем в свете голубом.
Из осени попал я в зиму:
Везде отсветы хрусталя.
Что ни пенек – сплошные льдины,
И снегом скрытые поля.
То, может, царство Берендея?
Искрится всё и режет глаз!
Смотрю на ветки и робею:
Что не листок – хрустальный страз!
А дальше – будто паутина —
Она блестит, как из стекла.
Под ней прошел, пригнувши спину.
Давно здесь не было тепла!
Походкой к Терему нетвердой
Решился все же подойти.
Вдруг, вижу зверя с дикой мордой:
Он у меня встал на пути.
– Поди, дружок, не видишь? Гости
Пришли сегодня в этот дом, —
А я уж думал, на погосте
Закончу день свой. И с трудом
От мыслей горьких отряхнулся:
Стоит девица на крыльце!
Красива так! Я встрепенулся…
Но жизни нет в ее лице…
Я подошел и поклонился:
– Хозяйке дома мой привет.—
Встал в рост и снова подивился:
Как будто вижу легкий свет.
Она стоит как изваянье:
Кокошник, сарафан, улыбка…
Я присмотрелся – нет дыханья!
И на душе мне стало зыбко.
Девица вдруг от сна очнулась:
– Что ж, путник, в гости заходи, —
Ко мне спиною повернулась.
Тут зверь возник вновь на пути.
Он так вздохнул по-человечьи:
– Здесь, путник, нет совсем тепла.
Меня не бойся, изувечить
Могу я лишь с большого зла.
Вновь помолчал, собравшись с духом,
Подумав несколько минут…
Затем он почесал за ухом:
– Меня ты подожди-ка тут.
И быстро в терем он умчался.
Смотрю: вдруг волочет сундук.
В дверях с девицей повстречался,
Задел ее – раздался стук.
Она и правда, не живая!
Как будто тело из стекла…
И только шаль ее цветная,
Как клумба, что к ногам стекла.
Сундук открыл зверюга ловко
И подал мне большой тулуп.
И видел я – в нем есть сноровка,
И был он далеко не глуп.
Еще он помолчал немного,
И после начал свой рассказ:
– Не будет, путник, здесь смешного,
То очень уж печальный сказ…
Когда-то в этом доме жили
Большою дружною семьей,
Работали, детей растили,
Вставали рано, прям с зарей.
Дед умер, бабушка осталась:
Весь дом держала под пятой.
Молва была – с Нечистым зналась,
Его пускала на постой.
Сын возражать не смел бабуле.
Привык: нельзя перечить ей.
Коль сядет бабушка на стуле,
Перед окном – и черт при ней.
В гостиной зеркало хранилось,
С ним можно было говорить.
По вечерам оно светилось,
И начинало вдруг парить.
Ещё трюмо стояло в спальне,
Рядом с тяжелым сундуком.
Но вход в бабуле почивальню
Был на засове, под замком.
Когда ее там не бывало,
Никто не смел туда входить.
Она лишь внучке доверяла,
От бед мечтая оградить.
Итак, жила семья годами.
Бабуля, сын, его семья.
Обряды рода соблюдали,
И подрастали сыновья.
Затем как птицы улетели.
У каждого теперь свой дом…
И комнаты подопустели…
Но сказ то в общем не о том…
Кто ж знал тогда, что глаз положит
На девичий лебяжий стан
Сам Леший, с волосатой рожей,
И виться будет, словно вран.
Ему жениться захотелось.
Себя красавцем он считал.
Все надоело, все приелось…
Он никогда не отступал.
Но только был не люб он Деве.
Она дала ему отказ.
И перед носом хлопнув дверью,
К бабуле спряталась тот час.
А Леший ходит все кругами,
Всех обещает разорить.
Как фокусник, что рычагами,
На всех пытается давить.
Поля посохли, мрёт скотина,
В колодце нет почти воды.
Лихая началась година…
Пришла пора большой беды.
Как дальше жить? С таким вопросом
В вечор пристали к зеркалам.
Доверившись, стекла прогнозам,
И что же увидали там?
Стоит Лохматый, рядом Дева.
Кривой, и с запахом гнилья.
И лапу ей кладет на чрево!
Мол, то начало их житья…
Девица молча обернулась
И камень бросила в трюмо.
То взвизгнуло и к ней рванулось.
Затем осыпалось само.
Осколки сильно разлетелись,
Их все не удалось собрать.
А те, что сразу в тело въелись,
Плоть стали тут же пожирать.
Прошли лишь считаны мгновенья,
И вот ты видишь то, что стало.
Для девы нет теперь спасенья.
Кругом же снег. Похолодало.
Осколки те и в землю впились,
Листва теперь из хрусталя.
Но Лешему не покорились.
Никто. Ни люди, ни земля.
– А что же Леший? Он смирился?
– Он не приходит в зимний лес.
И хоть он страшно разозлился,
Здесь больше не творит чудес.
Зверь помолчал, вздохнув печально,
И вновь продолжил свой рассказ.
– Не помню многого детально,
Но льдом покрылось здесь все враз.
И терем тоже льдом пропитан,
И отливает голубым…
Вопрос мой не был неожидан:
– А что же с зеркалом другим?
В гостиной, что стояло раньше?
И что любило поболтать?
Его если спросить: что дальше? —
Возможно ли, ответ узнать?
А зверь вздохнул так горько – горько:
Оно молчит уж столько лет!
И ледяной покрыто коркой,
Не излучает больше свет.
Его мы растопить пытались,
И даже обогреть огнем.
Все бесполезно. Зря старались.
И только солнце ясным днем
Лучом лишь нежно пробегает:
По зеркалу, по сундуку,
Остатки жизни освещает
В гнезде замерзшем на суку…
И снова зверь молчит печально.
Я ж успокоиться не мог.
Вдруг зацепило: не реально!
А для гнезда каков итог?
Остатки жизни освещает…
В гнезде неужто, кто живет?
Спросил я зверя: может, знает?
Иль для словца? И он мне врет?
Зверь снова почесал за ухом,
Но промолчал тут меховой.
Иль плохо стало вдруг со слухом?
И вдруг в ответ: «Идем со мной… «
Мы терем обошли печальный,
Что в ореоле голубом.
За ним деревья – звон хрустальный,
И вижу – сук растет с гнездом.
Стволы – кристаллы без движенья,
Лишь легкий листьев перезвон,
Когда поймают дуновенья,
Иль просто легкий ветер – стон.
Отсвет у дома и у леса
Холодный, чуть в голубизну.
И вижу – на гнезде завеса,
Тут я за ветку потянул.
– А вдруг гнездо сорвется с ветки?
– Но ведь не видно жизни в нём!
– А если все же есть в нем детки,
А ты разрушишь хрупкий дом?
Но сук с гнездом меня манили,
И вновь я двинулся туда.
– Вы разве мало заплатили?
Нигде нет жизни и следа…
Гнездо светилось теплым светом,
Я тихо заглянул в него,
Надеясь получить ответы…
И, вдруг! Увидел я его…
Кулон лежал на самом донце,
А, может, это медальон?
И в нем светился лучик солнца,
Играя, как хамелеон.
Лучисто – желтый, серебристый,
То всполох, словно изумруд.
То гладкий, будто, то ребристый…
Не уж то к тайне ключик тут?
Я посмотрел – зверь чуть не плачет,
Он на колени вдруг упал.
Кулон прижал – и вид собачий
С лица его мгновенно спал.
На лапах ногти враз исчезли,
И вот кулон уже в руках.
Ошметки шкуры с тела слезли,
Я вижу силу в кулака…
А где стоял – сугроб растаял,
И пробивается трава…
– А я в душах уже не чаял, —
Едва расслышал я слова…
Я говорил, бабуля зналась
С Нечистым много – много лет.
В кулоне сердце оказалось,
А рядом – то ее портрет.
Девица та – мне дочь родная,
Бабуля – матерью была.
Все наперед, должно быть, зная,
Сюда сердечко убрала.
Мой образ тем же Лешим создан,
Чтоб дочку мог я охранять.
А ночью выть, смотря на звезды,
Себя по жизни укорять.
Пошел он быстрым шагом к дому,
Где дочь стояла у крыльца.
Кулон одел дитя родному,
И та признала в нем отца.
А медальон в тот миг раскрылся,
Все тело озарилось светом,
Луч солнца в небе появился,
И жар пошел, как будто летом.
Хрусталь на листьях стал капелью,
Исчез стеклянный перезвон…
Дождям теперь идти неделю,
Теперь вода со всех сторон.
И в доме стали ярче краски:
Там тоже начал таять лед,
Жить снова будут в этой сказке,
Коль скоро дело так пойдет.
А как же Леший? Вдруг он снова,
Решит девицу в жены взять?
Девчонка больно уж бедова!
Теперь и вовсе не унять!
Взять и уйти, но как же терем?
Ведь родовое здесь гнездо?
Задумались мы с бывшим зверем,
Ведь место это обжито…
И вдруг вдали мы слышим крики:
С горы спускается отряд.
В нагрудниках играют блики…
И вижу: каждый встрече рад.
Все подошли и очень чинно,
Расположилось у крыльца.
Из них, кто старший (сразу видно),
Тот поприветствовал отца.
И я признал тех самых гномов,
С чьей помощью сюда попал.
Как будто видел я фантомов,
О встрече с кем я так мечтал.
– Мы рады снова быть в долине,
И принести благую весть.
Про Лешего забудьте ныне,
Себе устроил сам он месть…
 

 
И поделились новостями,
Что Леший много лет женат.
И жизнь его кипит страстями,
Коль отведет куда он взгляд.
Тому пришло уж лет немало,
Как Грибников пугал в лесу.
Пока долина замерзала,
Себе он выбрал полосу:
Вдоль просеки, березы с краю,
Светло, тепло, полно грибов.
Малинки с веточек свисают —
Раздолье для гнилых зубов!
И как назло, на ту опушку,
Где Леший вздумал отдыхать,
Явились как-то две подружки,
Что в лес пришли грибов собрать.
А он храпит. Ни сном, ни духом
Не чует бабского тепла.
Одна из них над самым ухом
Промолвила: «Вот так дела!»
– Ты глянь, подруга, что за формы!
– Уж больно с виду неказист!
– Зато размер… Превыше нормы,
Подумаешь, не очень чист.
А посмотри, кто не из леса?
Они почище, постройней.
Посмотришь, вроде бы повесы,
Хватает же на пару дней.
Вот интересно: что за дядька?
Весь волосами он зарос.
Сам не велик, а ногти – глянь ка!
Такими не залезешь в нос!
Подружки мило улыбнулись,
И сняли дружно пояски.
Совсем, видать, они рехнулись,
Иль одичали, уж с тоски?
Но только Леший был спелёнут,
Так, что проснуться не успел.
Раздет, отмыт и в шаль завернут.
А дальше… Полный беспредел!
Они его и целовали,
И дружно делали массаж.
На части хоть не разорвали!
Такой устроили кураж!
Ох, черт мохнатый, сколько силы!
Сначала щеки он надул,
А после кровь согнал он с мины,
И снизу так затем пальнул!
Такого визгу лес не слышал!
А Леший тоже входит в раж.
Уж бабы обе еле дышат,
Их начинает бить мандраж…
Но Лесовик так разошелся,
Почувствовал такую стать,
То ни одной, то обзавелся
Двумя он сразу! Благодать!
Сам не заметил, как и руки
Освободились тут от пут,
И дамы поняли, что скуки,
Им долго дожидаться тут!
Мал ростом – это явно минус.
Отмыт, причесан – это плюс.
Глаза горят – сейчас накинусь,
И уж ни с кем не поделюсь!
Грибницы явно подустали,
Да и домой пора уже,
Везде одежду разбросали.
Тут оглянулись – в неглиже.
А Леший снова, словно кочет,
Все наступает и теснит,
Чем дальше, тем он больше хочет,
Сейчас покажет! Удивит!
Ведь существо то он лесное,
И с магией вовсю знаком,
И знание все колдовское
Соединил с своим концом.
И та, которой то досталось,
Смогла его едва принять.
И поняла, не обозналась,
Его теперь лишь хочет знать.
Подружка уяснила сразу:
Часа их два не растащить,
Вздохнула тихо: Вот зараза!
Меня смогла опередить!
Но, делать нечего, стемнело,
И появились комары,
Да и усталость одолела,
– Пойду я, ладно, до поры.
Подруга про грибы забыла,
Ей не до этого теперь,
Она в экстазе тихо выла:
– Мои грибы возьми скорей!
Мне не до этого, ты видишь?
Я завтра соберу ещё!
Иди, меня ты не обидишь!
Ох, как же любит горячо!..
Такая близость продолжалась
Меж них уж несколько часов.
И под устали оба малость.
Полно царапин от кустов.
И муравьи тела погрызли,
От комаров есть волдыри.
А Леший, словно злобный гризли,
Над ней все волшебство творит.
Ну, все, решил, готова баба,
Уже не дышит ни шиша.
А жаль, она такая лапа…
Он встал. – Куда пошел, Душа?
Как будто не было зарядки,
Она опять его звала!
– Дай мне хоть малую разрядки!
Ты ж меня вусмерть загнала!
А та блаженно улыбалась:
– Тебя то и возьму в мужья!
Она им словно любовалась,
– Вот только не люблю вранья!
Прошло не очень много время,
Им хату справили в лесу,
Для Лешего – семейно бремя,
Как будто чирей на носу.
Жена его голодна в сексе,
И хочет много раз на дню,
А у того уж все рефлексы
Почти завяли на корню.
К тому же детки народились:
Пяток Лохматый Лешаят.
Крупней отца, и все дивились,
На этих шустриков ребят.
И каждый есть желает нонче,
И каждому нужны штаны.
И Леший наш, подобно гончей,
Давно лишился тишины.
Все мысли угодить ораве,
Одеть, обуть и накормить.
Жене подсунул бы отраву,
Чтоб больше не могла родить.
В лес Колдовской заходит редко,
Тайком сбегая от жены.
Так что попал он в жизни метко,
Такая шутка Сатаны…
 

 
И гномы пошагали дружно,
Направившись в обратный путь.
Где были лужи – там окружно,
Спеша домой, чтоб отдохнуть.
Они судачили о многом:
Об урожае из камней,
Что уж пора заняться домом,
И сделать там ремонт дверей.
И что кристаллы созревают,
Их собирать давно пора,
Но цвета их пока не знают:
При входе там стоит гора,
Дает отлив зеленым цветом,
Недаром то – змеиный грот!
В сырую ль пору, жарким летом,
Там очень много змей живет.
Поведали, что в той пещере,
Есть и магический кристалл.
Согласно очень древней вере,
К себе тот друга призывал.
Когда-то вырастили пару
Для двух могучих Колдунов.
Один в грозу погиб. Удара
Не выдержал, и был готов.
Второй ушел гулять по миру.
Тому уж много – много лет.
Он камень продал ювелиру,
Как призрачно-зеленый свет.
Кристалл гулял из рук да в руки.
Но не любил он мужиков.
И заставлял терпеть их муки
На протяжении веков.
Ведь был кристалл тот женским камнем,
Своих хозяек обожал.
Во времени том стародавнем
Огнем на теле он сиял.
И явно был с мужским началом.
Любил лишь женскую он грудь.
И жалил он змеиный ядом
Врагов, пытаясь отпугнуть.
В роду рождались лишь девчонки.
И к ним переходил кристалл.
Едва попав под распашонку,
Он свет зеленый излучал.
Как змей попал в зеленый камень,
Не помнил он уже и сам.
Но если злился – пыль и пламень
Летели враз по сторонам.
Но время шло, и силу камня
Сумел мужчина подчинить.
Хоть Змеем был при том отравлен:
В себе он стал его носить!
Тот камень стал простым кристаллом,
И потерял живой он цвет.
И перестал он быть порталом,
Соединявшем мрак и свет…
Гном помолчал, пожал плечами,
Затем макушку почесал:
– Но, Змей, увы, с тех пор в печали.
И к нам он весточку прислал.
Он сам в кристалле жить не хочет,
Ему по нраву сей тандем.
Он о другом теперь хлопочет —
Для деток вырастить тотем.
Теперь ему нужны кристаллы,
Чтоб был в них магии заряд.
Он понимает, труд немалый,
Работы здесь на весь отряд.
Нужна здесь огненная самка,
Чтоб смог с ней спариться самец.
Стена из камня, как у замка,
А лучше, сразу пусть – дворец.
Создать условия для встречи,
Змею уговорить при том,
Пока в пути наш Змей, далече,
Для Колдуна построим дом.
Ведь он теперь носитель Змея,
И вместе с ним прибудет он.
Ему ведь отказать не смеет,
Он нераздельный компаньон.
И я решил еще остаться
В зеленом колдовском лесу.
Никак не мог я отказаться
От сказок, людям что несу.
Я гномами дом помог построить.
Хоть небольшой, но как дворец.
Зеленый камень в стены встроить,
Хрустальный разместить ларец.
В жилых палатах мебель справить,
Кровать под шелковым бельем.
И утварь кое-где поставить,
Чтоб Змей себя считал Царем.
В ларец кристаллы положили.
Горел в них очень тусклый свет,
Ведь их еще не зарядили,
Как сей магический предмет.
Едва с делами завершили,
Как с краю леса пришла весть:
Туристы лагерь там разбили.
В пути им быть часов так шесть.
И старший Гном довольно хмыкнул:
– Вот и семейство Колдуна.
И сам, как змей, он спину выгнал:
– Задача есть еще одна…
Змеиный грот светился светом,
А в воздухе висел кристалл.
В мороз ли, в слякоть, жарким летом,
Но голубым он отливал.
Он выделялся в той пещере,
Как будто жизнью жил своей.
Но развернуться в полной мере
Не мог, хоть не было дверей.
Хоть не был он прикован к гроту,
Его покинуть, как он мог?
Без мага-колдуна, чью квоту
На силу он в веках берег.
А тут такая весть благая:
Семья приедет Колдунов.
Кристалла сила точно знает:
Один из них – из ее снов.
Она должна предназначенье
Свое все ж выполнить, но так,
Чтоб не возникло и сомненья
У Гнома. Он ведь не дурак.
Дать жизнь магическим кристаллам…
Того ль ждала она века?
Она желала лишь о малом:
Взглянуть хоть раз на облака.
Покинуть темный свод пещеры,
Пусть как кристалл, украсив грудь.
Себя открыть для новой эры,
Чужую жизнь перевернуть.
Наутро шум на всю округу:
Колдун с семейством прибыл в лес.
Мальчишки – копии друг друга,
Да сразу трое – гномам стресс.
Две девочки, как из зеркалья,
И обе копии, как мать.
Глаза у всех с отливом стали.
А может с зеленью? – Как знать.
Гном снова почесал макушку:
– Детей с собой мы заберём.
Здесь все услышали кукушку:
– Прошу к столу. Уж время к трем.
Колдун на это улыбнулся,
И с хитрецой обнял жену.
Затем к мальчишкам повернулся,
И им он тоже подмигнул.
Те дружно обнялись сестрёнок,
И не подумав возражать.
Один лишь только постреленок
Стал маму за руку хватать.
Но гномы быстро всех заняли,
Кристаллы дали поиграть,
С себя которые тут сняли,
Скомандовав: «Обед и спать!»
А колдунам змей-камень дали,
И проводили пару в дом.
Что делать с ним – они не знали:
От камня дым пошел столбом.
Колдунья это увидала,
И что-то стала говорить.
Ведь явно властью обладала,
Кристалл чтоб этот усмирить…
 

Колдун

 
В себе я ощущаю Змея,
Как много лет тому назад.
И власти ныне не имею,
Хоть этому, пожалуй, рад.
За эти годы я смирился,
Что и хозяин я, и раб.
Своей судьбе я покорился,
Хоть чувствовал, порой, что слаб.
 

Колдунья

 
Чтоб жизнью зарядить кристаллы,
Он должен выйти из тебя.
И риск для Змея то не малый.
Он это делает любя.
Муж улыбнулся нежно – нежно,
И руку потянул вперед.
Вот облаком змеино – снежным
Змей тихо на ларец ползет.
 

Колдун

 
Возьми скорей второй ты камень,
И крепко в кулаке сожми.
И потерпи. Коль будет пламень.
Змея ведь женщина – пойми.
 

Колдунья

 
– Как бабушка учила в детстве,
Прижму я голубой кристалл. —
И, с долей женского кокетство,
Камень сильнее засверкал.
Затем взметнулось сине пламя,
И все увидели Змею.
И контур был ее хоть странен,
Ползет она в кровать – к белью!
Зеленый Змей заметил это.
Взметнулся. Взвился тут клубок.
Так много стало сразу света,
И вдруг последовал хлопок.
Зелено-синее свеченье…
И искры падали в ларец.
Волшебной силы извлеченье
Придумал в древности мудрец.
 

Колдун

 
Ты поняла, какую плату
Кристалл за это попросил?
 

Колдунья

 
– Давно готова я к диктату.
С тех пор, как змей меня любил. —
Взяла Колдунья синий камень,
И сильно сжала в кулаке.
Змея же, вспыхнув, словно пламень,
У ног свернулась как в клубке.
 

Колдунья

 
Коль ты живешь в груди с Змеёю,
И силу пользуешься её.
Я буду впредь теперь такою.
И в том решение мое.
Мы это обсуждали раньше,
Перед поездкой в этот лес.
И знаешь ты, что будет дальше.
Не обойтись тут без чудес.
И колдуны тут змей впитали.
Постель манила четверых.
Такой любви досель не знали.
Ни в этих землях, ни в иных.
Ларец с кристаллами на утро
Гномы в пещеру отнесли.
И змеи там поступят мудро,
Ростки чтоб магии росли.
А колдуны со всем семейством,
Отправились в обратный путь.
Практиковать чтоб чародейство,
Не пожалев о том ничуть.
В ларце же новые кристаллы
Своих хозяев будут ждать.
Под цвет воды весенне-талой,
Чтоб от проблем их ограждать.
Пройдут года в лесу волшебном,
И дети тоже подрастут.
И Гномы в рвении служебном,
Кристаллы каждому дадут.
 

* * *

 
Я благодарен за прогулку,
За встречу с гномами в лесу.
За дар – красивую шкатулку,
За сказки, что с собой несу.