Текст книги "Великая иллюзия"

Глава 4. Неизвестно что

– Нет, никак нельзя. Мы вас на территорию пропустить не можем. Приказ.

– Но это место происшествия, разве нет? Я криминальный обозреватель пресс-службы Главка Екатерина Петровская, мы всегда работаем вместе с оперативной группой. Скоро и наш телеоператор подъедет.

– Здесь и с опергруппой пока туго, конь не валялся. И какой еще телеоператор? Да вы что?! Нет, мы вас пропустить не можем. Категорически запрещено.

Диалог с неумолимыми патрульными происходил у ворот дома на холме в лесу в подмосковном Полосатово. Место Катя еле нашла по навигатору, вбив туда адрес. Выехать в Полосатово ее попросил шеф пресс-службы, позвонивший утром. Катя как раз открывала припаркованный во дворе ее дома на Фрунзенской набережной свой маленький «Мерседес Смарт», который верно продолжал служить ей. В субботу она планировала приехать в пустой офис пресс-центра в Никитском переулке – в период пандемии сотрудники пресс-службы чередовали дежурство «в присутствии» с удаленкой. В тишине выходного дня Катя собиралась переделать все накопившиеся дела. Однако ее шеф сам позвонил ей.

– Все меняется, Екатерина, – объявил он, выслушав ее. – С делами в Главке я сам завтра разберусь, а ты, пожалуйста, отправляйся в Полосатово прямо сейчас, не откладывая. Там очень странный случай приключился. Они сами озадачены – я звонил в тамошний отдел полиции только что. Их начальник после трех суток дежурства домой уехал, но они его снова вызвали, ждут. В Полосатове сейчас так же скверно, как и везде. Много заболевших среди личного состава, работать практически некому. А тут, как на грех, странные и зловещие загадки… Если предчувствия меня не обманывают, Екатерина, а ты знаешь – я редко ошибаюсь, это тот еще случай. Особый. Нам, пресс-службе, его упустить нельзя. Но будь крайне осмотрительна и осторожна на месте происшествия. Возможно, тебе там дадут более четкие инструкции, и ты их выполняй.

Однако, пока в Полосатове, где она прежде не бывала никогда, ей не только не дали «четких инструкций», но вообще гнали прочь.

Катя готова была уже сдаться. Она оглядывала высокий деревянный забор, крашенный суриком, – ничего не видно, кроме крыши дома, верхушек деревьев. У забора всего две сиротливые полицейские машины. У ворот со взломанным замком патрульные не просто в полицейской форме, но и в противогазах!

Визг тормозов. У забора лихо остановился огромный «Гелендваген», сияющий черным лаком и хромом. Из него вышел высокий широкоплечий статный мужчина – шатен с серыми глазами, облаченный в строгий черный костюм и белую рубашку (галстук приспущен), и решительно шагнул к патрульным.

Катя замерла. Хотя… что скрывать… она знала, чувствовала, что все скоро случится, возможно, именно так после вчерашнего вечернего…

– Полковник Гектор Борщов. Спецпредставитель и советник-референт Совета национальной безопасности. – Мужчина небрежно вскинул в сторону патрульных не привычную красную «корочку», а новомодный бейдж с гербом. – Вы что за самодеятельность разводите, сержант? Что за маскарад с противогазами? Здесь рядом правительственная трасса, царский поезд и конвой уже в пути, вы сечете серьезность момента? Или мы с вами в детском саду в игрушки играем? А? До-о-оложить обстановку!

– Товарищ полковник, чрезвычайное происшествие. Труп обнаружен на участке домовладения. Странный какой-то… Выставлены здесь в качестве поста, чтобы ограничить доступ на участок. А тут пресса права качает! Лезет! – патрульный, бормоча, кивнул на хранившую молчание Катю.

Полковник Гектор Борщов искоса мельком тоже глянул на нее.

– Пресса? Где? – Тон его резко изменился, этакий тревожно-капризный фальцет, как у булгаковского Фагота. – Вы бредите, сержант? Рядом правительственная трасса, маршрут уже согласован и задействован. Какая пресса, а?

– Да вот же она, перед вами, а я воспрепятствовал!

– Не пререкаться! Чтобы никакой прессы у меня. Под вашу персональную ответственность. А это не пресса, это коллега из пресс-службы подмосковного Главка, пропустить разрешаю только ее одну. – Полковник Гектор Борщов легонько, очень бережно подтолкнул ошеломленную Катю вперед, надвигаясь всей своей массивной атлетической фигурой на оробевшего патрульного, тесня его на участок. – Работает только она здесь без ограничений с полным допуском. Остальных гнать! И я не понял юмора – что значит труп странный?

– Товарищ полковник, я лучше сейчас нашего эксперта-криминалиста позову.

Патрульный развернулся, приоткрыл ворота и ушел. Второй остался на месте. В проеме ворот Катя разглядела ухоженный участок с цветами, дорожками, автоматической поливкой и каменный двухэтажный особняк, выкрашенный охрой.

– Здравствуйте, Катя, – тихо и совсем уже другим тоном произнес полковник Гектор Борщов.

– Здравствуйте, Гек. – Катя обернулась к нему. Они смотрели друг на друга.

Через участок к ним двигалась призрачная белая фигура в маске и костюме биозащиты, какие носят врачи в коронавирусной красной зоне.

– Эксперт-криминалист Павлов, пока в отсутствие начальника отдела, он скоро будет, я за старшего здесь. – Он глянул на бейдж полковника Борщова и сразу стал чрезвычайно деловит. – На текущий момент ситуация следующая: мертвая женщина в саду. Давность смерти около трех суток, причина пока не установлена. Других жильцов в доме нет. Особняк, как мы выяснили, принадлежит некой Гришиной Регине Федоровне. Судя по всему, это и есть погибшая. Обнаружил ее случайный свидетель.

– Ворота грубо взломаны, – заметил Гектор Борщов. – Ваш случайный свидетель – вор-взломщик?

– Студент, сын замглавы Роскомнадзора, ехал на велосипеде на реку. Его насторожили птицы, воронье, кружившее над участком. Он перелез через забор. Ворота мы сами взломали, когда сюда прибыли. И кстати, до правительственной трассы здесь пятнадцать километров.

– Не пререкаться, вся прилегающая к трассе территория отрабатывается на предмет национальной безопасности, – полковник Гектор Борщов и его осадил. – Мы с коллегой из пресс-службы сейчас пройдем на участок и сами посмотрим и оценим.

– Проходите, но встаньте здесь. Ближе нельзя пока. – Эксперт-криминалист повернулся и повел их к дому. Остановился на углу.

– Катя, вы держитесь за мной, ладно? Тут что-то действительно непонятное, – шепнул Гектор Кате.

Словно и не было всех тех долгих месяцев после того, как они виделись последний раз. Как будто они расстались только вчера…

Катя кивнула. Она растеряла все слова. Все случилось так внезапно…

Яркий огненный торнадо ворвался в летний августовский день, в ее новую жизнь…

С усилием она заставила себя сконцентрироваться на том, что открылось ее взору – на удалении стол, покрытый бумажной рваной скатертью. На нем посуда, опрокинутая бутылка вина, бокал, чайная чашка, чайник. Садовые кресла валяются в траве. Маленькая заводь и декоративный горбатый мост. Вокруг пышный цветник, клумбы, розарий. Липы, голубые ели, туи…

Пятна на траве – одни солнечные, светлые, другие – черные. Мертвые вороны, птичьи трупы. Их много. Птицы валяются и на траве, и на декоративном горбатом мосту, и на садовой дорожке.

Чуть поодаль от стола рядом с опрокинутым креслом лежит в траве тело.

И отсюда, от угла дома, его рассмотреть невозможно.

– Студент, что забрался через забор на участок, перепугался так, что даже в полицию сначала не позвонил, ринулся на папину дачу, сел в машину и помчался в частную клинику в Одинцово – сдавать тесты и анализы крови. Только оттуда уже позвонил в полицию. Я с ним потом говорил коротко – он мне кричит, как безумный: это, мол, вирус мутировал, новый смертоносный штамм объявился, – устало доложил эксперт-криминалист. – Вбил себе это в голову парень. До сих пор в клинике на обследовании. Сейчас народ психованный стал, истерит. Но я, когда прибыл, решил сначала вызвать из экспертного управления нашу новую службу биологической защиты, чтобы они отработали все и взяли образцы и анализы на предмет обнаружения неизвестных вирусов и патогенов. Без этого осмотр места и трупа мы производить пока не будем. Надо ждать. Они сейчас уже приедут, звонили мне.

– А что вас встревожило, помимо дохлых ворон? – спросил Гектор Борщов.

– Вид и состояние тела. У женщины я визуально не нашел никаких внешних ран или повреждений. Но на траве и в почве полно крови. И труп весь в ней, засохшей. Погибшая быстро истекла кровью, причем та выступала из ее пор через кожу. У мертвых ворон окровавленные клювы. Да, они всю ее расклевали за дни, пока тело лежало в саду. Однако у некоторых птиц кровь, как я увидел, выступала из глаз… При таких обстоятельствах мы не можем начать осмотр тела и места без отработки противоэпидемиологическим подразделением.

– Грамотно поступили, осмотрительно, – похвалил его Гектор Борщов. – Но, может быть, это не мутация вируса, а яд. Отравление.

– Яд? – Эксперт-криминалист глянул на него, словно и его только что самого осенило.

– Вы в дом покойной не заходили?

– Пока нет.

– Какие-то личные вещи ее обнаружены в саду?

– Шаль, шлепанцы, ее мобильный валялся в траве – я его попробовал включить. Он в нерабочем состоянии, возможно, влага, роса ночная тому причиной. Картина такая – она чаевничала в саду одна, выпивала и внезапно умерла.

– Ворота были заперты?

– Изнутри. И калитка садовая. А дверь дома открыта.

– А почему вы один здесь?

– У нас треть сотрудников в самоизоляции сидит, а треть болеет. Привитые все. Умерших, к счастью, нет. Все, кто есть сейчас в дежурной оперативной группе, здесь. Начальник отдела Блистанов трое суток дежурил, я его опять вызвал из дома, но пока он из Перхушково своего доберется сюда, в Полосатово… И потом, мать моя начальница, наш…

– Как, как вы его назвали?

– Капитан Блистанов. – Эксперт кашлянул. – Он после трех дежурных бессонных суток не совсем адекват. Ему время нужно в форму прийти.

– Соседей опросили?

– Нет, ничего пока не успели.

– Соседями мы с коллегой из пресс-службы займемся. – Гектор Борщов глянул на Катю, стоявшую рядом. – Раз надо ждать спецов биозащиты.

– Тут нет соседей. А отработкой территории правительственной трассы, между прочим, служба ФСО занимается, при чем здесь спецагент – советник Совбеза? – Эксперт-криминалист был не дурак, он начинал хамить.

– Не пререкаться. Вы представляете, кто перед вами? В гробу я видел вашу ФСО. – Гектор Борщов расправил широкие плечи. – В лесу, когда сюда ехал по бетонке, заметил две дачи. Ни фига себе избушки. Туда мы сейчас с коллегой и направимся.

В дачном лесу, пронизанном светом и солнцем, выглянувшим из-за свинцовых туч, тщетно обещающих долгожданный ливень, Катя, замедлив шаг, произнесла четко и звонко.

– Гектор, вы появились эффектно, как в античной пьесе – бог-решала из машины. Троя, как всегда, рулит?

– Не рады мне, Катя? – Он остановился.

– Да что вы, нет, очень рада! – Катя сразу заволновалась, потому что увидела – он и сам взвинчен до предела. Все напускное, весь его стеб и апломб разом исчезли, как только они остались вдвоем – на лесной тропинке, ведущей к соседним дачам. – Я беспокоилась о вас, Гек. Думала…

– Обо мне? Правда? А что вы обо мне думали, Катя? – Он смотрел с высоты своего роста. На лице его очень сложное выражение – радость, мальчишески-отчаянное смятение и одновременно… скрытое, которое, однако, не сдерживается уже ну никак! Никакими железными усилиями воли и самоконтроля, перехлестывает через край, выходит из берегов, сверкая гранями надежды, испуга, решимости, дерзости, счастья, печали…

– Я сильно тревожилась за вас все это время. Где вы пропадали?

– В разных местах, то там, то здесь. А что еще вы обо мне думали?

– Я хотела, чтобы вы были в безопасности. Целы, невредимы, не ранены. И чтобы вы скорей вернулись.

– Куда? В Москву?

– Да! И еще чтобы все стало опять… как тогда в Староказарменске, когда мы вместе расследовали то убийство.

– Катя, я вернулся. Я здесь.

– Но я не понимаю… что вас сюда, на дачи, привело? Вы знаете эту женщину? Погибшую?

– Нет, понятия не имею, кто она, так же, как и вы пока. А как я здесь оказался… – он шагнул к Кате. – Я сюда за вами ехал. Я преследовал вас.

– Преследовали меня?

– Пока ехал, держа дистанцию за вашей машиной, все думал, прикидывал, как вам объяснить свое появление. Решил, что лучше чистую правду сказать. Я ждал все эти месяцы… ну весточки от вас. Мейла, звонка… Надеялся – как мы тогда с вами договаривались… что вдруг потребуется вам помощь моя в чем-то. Но вы крайне независимы и самостоятельны, Катя. Так и сто лет могло еще пройти… А я не в силах ждать так долго. Я должен был вас увидеть. Чтобы все… ну мир окружающий какой-то смысл для меня обрел вновь.

– Вы воевали? То, про что вы тогда говорили, помните? Совсем маленькая частная армия, ЧВК и вы?

– Недолго. Я три месяца в госпитале лежал, когда плановые операции возобновили. И потом еще в частной клинике проходил реабилитацию.

– Вас ранило? – У Кати снова, как и вчера вечером, потемнело в глазах.

– Нет, это другое. – Он глядел на нее в упор. Не опускал взор свой долу.

Его освещало сейчас солнце. И Катя, вглядываясь в его облик, искала в нем и прежнее, и новое…

Шлемоблещущий Гектор…

Я Гектор Троянский…

Они не упоминали о вчерашнем. О перефразированном стихотворении «Сон», что он послал ей вечером в мессенджере. Но Катя знала – его послание как фон сейчас, как рефрен в их столь сдержанной внешне и такой скрыто эмоциональной беседе.

– А как вы узнали, что я еду на работу? – Она искренне недоумевала.

– Я не знал про Полосатово. – Он усмехнулся уголком рта. – Утром приехал к вашему дому. А вы вышли из подъезда и сразу к машине – вид такой деловой, строгий, серьезный. Я аж оробел. Пока с духом собирался – вы уже на набережную вырулили из двора. Я рванул за вами.

– Но суббота же, Гек! Выходной, а вы меня у подъезда ждали, как же это… И потом, мы сейчас много из дома работаем. Я вообще никуда не выхожу.

– Вы по субботам и воскресеньям часто утром бегаете в Нескучном саду.

Катя лишь головой покачала – вот, значит, как у нас дела обстоят… Он за ней следил! Шлемоблещущий Гектор…

– Идиот я, да? Ну, гоните меня теперь в шею. Заслужил.

– Гек, вы неисправимы. Ваше появление и то, как вы сразу всех местных построили… У меня просто слов нет! Но вы же тогда уволились из ФСБ, как же теперь…

– В конторе я больше не служу.

– А документы? Ваш ошеломительный для местных бейдж референта Совбеза? Он настоящий?

– У меня все всегда настоящее. – Он уже улыбался. Это был тот самый прежний Гек – из их общего прошлого, которое еще не окутала тьма, из времени, когда все были живы, а тайное пока так и оставалось тайным, сокровенным. – Катя, вы ведь сюда приехали работать, материал собирать для статьи. А вас не пускали здешние обормоты. Я легонько на них наехал. Зато теперь мы с вами в самой гуще событий. Вы получите сенсационный материал. Для вас работа, как я заметил, всегда на первом месте. Должен я вам как-то компенсировать то наше прошлое дело, о котором вы так и не написали ни строчки.

Катя вспомнила их тайную переписку в мессенджере. Его пронзительное, отчаянное, нежное…

Катенька…

И снился мне Сияющий Огнями…

Вечерний…

Его вопрос

Одна?

Вспомнились ей и его прежние стихи, которые он сочинил для нее сам, выдав за строки убитого боевиками брата-близнеца.

Я позову, но ответишь ли ты?

Подашь мне какой-то знак?

Все это как тайная музыка сейчас, как аккомпанемент. Хотя вслух они обсуждают иные вещи.

– Хорошо, договорились, – очень сдержанно и вежливо ответила на его вопрос Катя. – Давайте побеседуем с соседями Регины Гришиной, если это действительно она там мертвая в саду.

В первом дачном доме, куда они постучались в калитку, им никто не открыл. Дом стоял запертый, с закрытыми ставнями. Участок весь зарос.

А из-за высокого зеленого забора второй лесной дачи им ответил женский голос:

– Что вам угодно?

– Мы из полиции. Несчастный случай с вашей соседкой Гришиной, – объявил Гектор.

– С Региной? А что случилось?

Калитку открыла женщина в возрасте, одетая по-дачному, но дорого и стильно. Узрев Гектора Борщова, столь похожего на блистательного Джерарда Батлера, она не отрывала от него глаз. И не закрывала болтливого язвительного рта.

Глава 5. Кладбище

– Скончалась? Регина? – Пожилая дама испуганно округлила глаза и всплеснула руками, когда Гектор, представившись и узнав ее фамилию, объявил ей о смерти соседки. – У нее наверняка повторный инфаркт. Первый случился полтора года назад и едва не убил ее!

– Когда в последний раз вы видели свою соседку? – спросила Катя. – Вы с ней дружили, общались?

Дама перевела на нее взор, с трудом отрываясь от созерцания Гектора Борщова, уже пустившего в ход свое врожденное обаяние.

– Мы не особо дружили, мы соседствовали. Мы с мужем не живем на даче постоянно, только летом и ранней осенью. Мой муж работал в первом департаменте МИД. Сейчас мы на пенсии. Регина из нашего, так сказать, круга, она свой дом себе сама заработала. У нее имеется прекрасная жилплощадь на Старом Арбате, но она там не жила, сидела на даче практически безвылазно, восстанавливала здоровье свое. А виделись мы… когда же мы виделись? Вроде не очень давно… не помню точно… Регину я случайно встретила в нашей роще, мы с мужем гуляли на закате, а она по тропинке шла в сторону кладбища.

Дама-соседка так и сказала «прекрасная жилплощадь», а не «квартира». В тоне ее дребезжали ржавые завистливые нотки.

– Вороны кружили над домом, целая стая, – заметил Гектор. – Вы разве не видели черных птиц?

– Здесь лес кругом. – Дама оглядела большой ухоженный участок. – И я не имею привычки считать облака, я постоянно занята. Муж после перенесенного ковида с постели еле до туалета добирается, а сиделка от нас сбежала, мерзавка. Вы сказали, вороны слетелись на участок? Так что же это… она там мертвая лежала?! Не один день?

Они молчали. Дама-соседка испуганно ахнула и прикрыла рот рукой. До нее дошло.

– Боже мой… Регина… бедная… без помощи… Так страшно умереть… Совсем одной… Ну конечно, это сердце. Регина сильно сдала за последние полтора года. Раньше была такая энергичная – за собой следила, постоянно косметолога навещала, красилась то в брюнетку, то в блондинку, хотела пластику делать, по магазинам ездила. Но потом умер ее единственный сын, а сама она от горя схлопотала инфаркт. И все закончилось…

– А чем она занималась? – спросила Катя. – Чем на жизнь зарабатывала?

– Она подвизалась на разных должностях сначала в Торгово-промышленной палате, ну а потом в Министерстве путей сообщения. – Сочувственные ноты вновь пропали из тона соседки. – Она была деловая женщина, самостоятельная. Хваткая. Сама себе заработала за свою жизнь столько, что могла спокойно уйти на покой, жить в своем красивом доме полностью обеспеченной. Однако… смерть сына подкосила ее кардинально.

– У потерпевшей должен быть обширный круг знакомств и общения, – заметил Гектор нейтрально. – Такая умная и наблюдательная женщина, как вы, конечно, составила себе мнение о ее знакомых?

– Регина мне весной, в мае, когда мы с мужем приехали на дачу и я к ней зашла, сказала с горечью, что она затворилась от мира после смерти сына. И пожаловалась, что ее окружают одни шакалы, гнусные алчные люди, у которых ничего святого.

– А кого она могла иметь в виду, как по-вашему? – уточнил Гектор.

– Конечно, свою дальнюю родню, кого же еще? – Соседка хмыкнула. – У нее близких родственников совсем нет, но есть две двоюродных сестры. Такие неприятные особы. Одна – старая дева, а вторая замужем. Им, наверное, все теперь и достанется. И ее деньги, и недвижимость.

– У нее дом большой, прекрасно ухоженный участок, как мы видели, – заметила Катя. – Она сама вела хозяйство или у нее имелась помощница?

– Садового дизайнера это я ей порекомендовала еще несколько лет назад. А Регина мне в благодарность весной дала контакты своей домработницы Карлы, она филиппинка. Работящая, аккуратная, без претензий. Я очень ею довольна. Она приезжала к нам на дачи и убиралась у меня и у Регины. Правда, та ее в последнее время приглашала довольно редко. «Убирушка» – так ее Регина прозвала – Карла имеет один большой недостаток, за все годы жизни в Москве она так и не удосужилась выучить нормально русский. Я с ней по-английски объяснялась. А уж как Регина выходила из положения – жестами, наверное. Мимикой.

– Вы не могли бы дать нам телефон вашей филиппинки? – попросила Катя. – Нам необходимо будет с ней побеседовать.

– Сегодня суббота, она как раз здесь, в Полосатове, у Маевичей, их хоромы новые вылизывает с утра. – Дама достала из заднего кармана дачных брюк мобильный, пролистала контакты. – Я Маевичам ее спроворила – сейчас так все передают надежную прислугу с рук на руки, рекомендуют.

Катя записала номер домработницы Карлы.

– Вы сказали, что видели вашу соседку по дороге на кладбище, – напомнил Гектор. – Там могила ее сына?

– Нет, он похоронен рядом с ее матерью на Кузьминском кладбище, в их семейной могиле. Хотя удивляюсь, как она добилась, чтобы его там похоронили, наверное, деньги заплатила, и немалые. – На лице дамы-соседки промелькнула некая очень сложная гримаса, Катя не поняла ее смысла в тот момент. – И у нас здесь нет никакого кладбища.

– Но вы же сами сказали…

– Это ее кладбище, Регины. – Соседка понизила голос. – Поляна в лесу. Она там хоронила всех своих питомцев.

– Питомцев?

– У нее постоянно умирала живность, которую она то и дело заводила в доме. Кошку она взяла из приюта и через пару недель похоронила в лесу, затем взяла в приюте кота. Сдох и он. Потом были еще птицы… Я как-то из чистого любопытства дошла по тропинке до поляны. Неприятное зрелище. Кладбище домашних животных. Они постоянно умирали в ее доме. – Дама-соседка помолчала. – Не знаю, как на кого, на меня это произвело гнетущее впечатление.

– А кого она хоронила в день вашей встречи? – спросил Гектор.

– Она несла в руках обувную коробку, перевязанную ленточкой. Сказала мне, что это ее попугай корелла. У нее были с собой лопатка садовая и секатор. Усмехнулась так криво – вот решила прогуляться… заодно и похоронить милого дружка. Она так назвала птицу. После инфаркта она ходила медленно, осторожничала.

Они поблагодарили соседку, покинули дачу. На лесной дороге Катя сразу вытащила мобильный и набрала номер домработницы Карлы.

Гудки… гудки… А затем шепелявый женский голос ответил:

– Hello?

– Я говорю с Карлой? – спросила Катя по-английски, сразу решив проявить настойчивость. – Я офицер полиции Петровская, назовите свою имя и фамилию.

– Карла Гуэрра, – прошелестели на том конце перепуганно.

– Карла Гуэрра, банк данных не выдает регистрационный номер вашего разрешения на работу в нашей стране, где именно и когда вам его выдавали?

На том конце Карла захлебнулась испуганным бормотанием. Катя поняла – она на верном пути, сейчас дожмем иностранку-нелегалку.

– Вы не имеете разрешения на работу, тем не менее вы трудились в качестве экономки (Катя намеренно употребила английское слово housekeeper, а не homehelper – помощница по дому) на дачах у разных хозяев, в том числе у Регины Гришиной. За отсутствие регистрации и разрешения на трудовую деятельность вам грозит депортация из страны при отказе от сотрудничества с полицией. Вы поняли меня?

На том конце забулькали:

– Yes! Yes! Yes!

– Вы где сейчас находитесь? – строго продолжала допрос по-английски Катя.

Карла затруднилась ответить – мол, дома убираюсь у госпожи Веры… Polosatovo… Особняк у реки…

– Как вы туда добирались? На своей машине?

– Нет, нет, на автобусе – на шоссе остановка под названием «Пляж».

– Через час на этой остановке, – приказала Катя. – Если не появитесь, вам грозит арест за неповиновение требованию полиции и депортация.

В трубке пылко поклялись Святым причастием, что через час прибегут бегом на автобусную остановку.

Гектор наблюдал за переговорами.

– Шок и трепет. – Он усмехнулся. – Какие в вас, Катя, таланты скрыты. Мне самому прям захотелось встать по стойке «смирно». Английский у вас свободный. А мой с запинкой… Суровенько вы ее расплющили ментально. Подчинили разом.

– Я ее запугала. – Катя убрала мобильный в сумку. – Они бесправные здесь. Застряли многие из-за пандемии. Платят им гроши, а они боятся возразить. Это люди-тени, Гек. Мигранты. Но иначе ее никак не вытащить. А расспросить ее про хозяйку нам необходимо. Что-то мне кладбище домашних животных не понравилось совсем. Что бы это значило?

– Время у нас есть до встречи с домработницей, а вот и тропинка. – Гектор кивнул. – Айда глянем сами, что там и как – совсем по Кингу или по мотивам?

– Здесь пять тропинок. – Катя обозревала сумрачный от набежавших облаков подмосковный лес. – Как вы можете угадать, какая именно нам нужна?

– Я просто знаю. Рефлекс определения направления у меня профессиональный. – Он указал на тропинку, уводящую в самую чащу.

Они двинулись вперед – прочь от дач.

– Вы сказали – были то там, то здесь… Воевали. Это в Сирии? – спросила Катя.

– В Сирии.

– Я так и знала.

– Потом еще три недели на Кавказе. Почти пятизвездочный горный зимний курорт.

– Вы все шутите, Гек.

– А вот и полянка.

Странное зрелище открылось их взору. Среди густых кустов – вытоптанная плешь. Девять маленьких земляных могилок-холмиков. Некоторые совсем крошечные. На каждой сгнившие, засохшие букетики садовых цветов. На некоторых бумажные расплывчатые фото с цветного принтера – вдавленные в землю, распадающиеся на части от влаги. Еле разберешь, кто изображен – кошка, попугай корелла, ящерица.

Гектор наклонился низко, разглядывая холмики и портреты покойных.

– Баба, кажется, была с приветом, – констатировал он.

Из рощи он вывел притихшую Катю кратчайшим путем – через пару минут они подошли к забору дачи Регины Гришиной. Возле ворот – два микроавтобуса подразделения биозащиты. На участке люди в пластиковых костюмах и шлемах. Двое потащили специальные бокс-носилки для перевозки трупа.

– Тут все небыстро, – заметил Гектор. – А мы с вами, Катя, уйдем на север и переждем, выбивая инфу из нелегалки.

И не успела она ахнуть, он приподнял ее легко и подсадил, точнее, умыкнул, словно разбойник с большой дороги, в свой огромный черный сундук на колесах, даже не спросив, на какой машине она-то желает ехать – может, на своем «Смарте»!

И покатили – по хлипкому мостику через реку Липку.