Текст книги "Родео для прекрасных дам"

– Сколько вы прожили вместе? – Марьяна задала этот вопрос, чтобы удержать ее от рвущегося наружу потока рыданий.

– Господи, всю жизнь… Четверть века… В декабре должна была быть годовщина нашей серебряной свадьбы.

– По закону я должна признать вас, Светлана Петровна, законным представителем потерпевшего по уголовному делу. Распишитесь здесь, ознакомьтесь с правами. – Марьяна вручила ей постановление. – Не имеет смысла скрывать от вас обстоятельства гибели вашего мужа – точнее, обстоятельства его убийства.

– Убийства? – шариковая ручка застыла в руке Светланы Петровны.

– Да, у нас есть веские основания говорить о том, что муж ваш был убит.

– Я так и знала, боже мой, я так и знала, я предчувствовала… Я так боялась!

– Вы кого-нибудь подозреваете? – прямо спросила Марьяна. – Что-то было, да? Вашему мужу угрожали?

– Как его убили? – Светлана Петровна смотрела на Марьяну умоляюще. – Скажите, я должна это знать.

– У нас есть подозрения, что ваш муж был отравлен.

– Отравлен?!

– Да, отравлен. – Марьяна нагнулась и включила диктофон, лежавший в нижнем ящике стола: – Так что же случилось?

– Я не знаю, но я чувствовала… Я боялась сама не знаю чего. Знаете, ведь как бывает: как только человек устраивает свою жизнь хорошо, удачно, у него сразу появляется тьма завистников и врагов. А по телевизору каждый день только и слышишь – того предпринимателя убили, этого застрелили в подъезде. Я врать не буду – в последние годы бизнес мужа и его компаньона сильно пошел в гору. Это и радовало и… в общем, верите, я страшилась этого успеха, боялась этих сумасшедших денег. Как чувствовала, что придется за это расплачиваться.

– Вы кого-то конкретно подозреваете? – спросила Катя. – Или это больше ваши интуитивные догадки?

– Нет, нет, никого конкретно я не подозреваю. Что вы! – Светлана Петровна замахала руками. – Я просто… Ведь недаром говорят, женское сердце – вещун.

– А что за бизнес был у вашего мужа? – Марьяна записывала.

– Поставка строительных материалов, цемента, леса, потом разработка песчаных карьеров, благоустройство территорий, строительство дорог – они с компаньоном брались за разные направления. Так ведь легче сохранить капитал: то одно на подъеме, то другое, а то и все вместе.

– А поточнее? – спросила Катя.

– Поточнее я не могу вам сказать. Леня особо со мной по деловым вопросам не советовался. Я от всего этого далека – у меня гуманитарное образование. Это надо вам с его компаньоном поговорить, Орестом Григорьевичем Усольским.

– Вашего мужа Владлен звали, а Леня – это Леонид, – заметила Катя.

– Он терпеть не мог своего имени. На Влада не отзывался. Я всю жизнь, все наши совместные годы звала его Леней, о господи, – Светлана Петровна всхлипнула. – Убили, господи, все-таки убили его… Как же я этого боялась, как боялась…

– А в каких они были отношениях – ваш муж и этот его компаньон Усольский? – спросила Марьяна.

Что-то в ее голосе заставило Светлану Петровну поднять голову и быстро вытереть ладонью слезы, струившиеся по щекам.

– Нет, нет, – она даже головой затрясла. – Что вы, что вы… И думать так невозможно, преступно думать. Орест – честный, порядочный человек. Понимаете? Честный. У него – душа, понимаете? Они с Леней много работали, плечо к плечу, поэтому и дела пошли в гору. Они очень гармонично дополняли друг друга в деловом плане – мы все это видели.

– Кто это мы, простите? – спросила Катя.

– Ну, мы все… Жена Ореста Нателла – моя подруга. Очень близкий мне человек. Если хотите знать, наши мужья и сошлись накоротке благодаря нам. Ой, сколько лет назад это было… Мы были так молоды. Мы с Нателлой и с Зиной – это другая моя подруга – учились в одном классе. И с нами же в этом классе учился и Орест. А потом старший брат Нателлы поступил в военный институт, познакомился там с моим Леней, подружился с ним. Познакомил меня с ним. А Нателла еще на первом курсе вышла замуж за Ореста. Потом и я вышла замуж за Леню… Вы поймите, это близкие, родные нам с мужем люди, поэтому подозревать Ореста в том, что он мог… – Светлана Петровна осеклась.

– Успокойтесь, мы пока никого не подозреваем. Мы выясняем с вашей помощью все обстоятельства, – Марьяна невозмутимо строчила в своем протоколе. На вдову поглядывала изредка, словно не хотела смущать ее, сбивать с толку. – А как же так получилось, что Владлен Ермолаевич уехал в «Парус» отдыхать без вас?

– Так и получилось. – Голос Светланы Петровны дрогнул.

– Вы ведь живете в коттеджном поселке «Радуга» – это ведь совсем недалеко от «Паруса», на противоположном берегу озера. У вас там и так место прекрасное, зачем же ехать в отель?

– Мужу порой хотелось отдохнуть от домашней обстановки, побыть на людях, встретиться с приятелями. Туда в «Парус» приезжают многие, знаете ли…Там европейский сервис, бассейн крытый с подогревом, теннисные корты.

– И часто он вот так перебирался на другой конец озера? – спросила Катя.

– Нет, но… В общем, бывало, уезжал.

– А вы с ним не ездили?

– Нет, – Светлана Петровна скорбно вздохнула.

– И опять нет смысла скрывать от вас, – сказала Марьяна. – В тот вечер, накануне убийства, с вашим мужем в номере отеля была женщина. Некая Юлия Олейникова. Секретарь.

Светлана Петровна молчала.

– Вы знали об их связи? – прямо спросила Катя.

– Да, – Светлана Петровна кивнула. – Ну что вы на меня так смотрите? Я знала, что он ездит туда, в этот клуб, с девками. Знала. Не отпустить его я не могла, понимаете? Мои слова ничего бы не решили, не изменили.

– И давно у вас так с мужем было? Вот так? – Катя вздохнула.

– Последние годы. Он и раньше был такой, но… В последние годы, с возрастом это стало в нем доминировать.

– Что доминировать?

– Жадность к жизни, к ее удовольствиям. Молодые женщины, – Светлана Петровна посмотрела на Катю, затем на Марьяну, – это ведь одно из главных мужских удовольствий, мерило успеха… Я терпела. Я не могла ничего изменить и уйти не могла. Я его очень, очень любила. Он был с юности моим единственным мужчиной, отцом моей дочери… Не удивляйтесь, разве я такая одна? Так, как я, живут сотни, тысячи женщин. Терпят. А потом все проходит, – Светлана Петровна вздохнула, – потому что наступает осень. Старость. И я ждала этого момента. Только… только вот теперь уже ничего этого у нас с Леней не будет.

Марьяна встала из-за стола, прервав свой протокол на полуслове. Катя видела – все сказанное Авдюковой, эти самые вдовьи показания невольно задели ее за живое. Манера ее общения с Авдюковой была снова совершенно иной, чем, например, вчера с охранником Лосевым. Марьяна не только понимала вдову – она явно сочувствовала ей. И это сочувствие накладывало отпечаток на весь допрос.

– Да, вы правы, – Марьяна обернулась. – Вы не устали? Продолжим?

Светлана Петровна кивнула. Потянулась и поставила свою черную лаковую сумочку, которую до этого держала, как спасательный круг, в руках, на соседний свободный стул.

– Когда ваш муж планировал вернуться? – спросила Марьяна.

– В среду, – Светлана Петровна сделала глубокий вдох. – Обычно он уезжал дня на два – не больше.

– Скажите, – не выдержала Катя, – а какие-нибудь особые привычки у вашего мужа имелись?

– Привычки? Особые? – Светлана Петровна повернулась к ней. – Как это? Ну, он курил, как и все.

– А как с алкоголем дело обстояло? – быстро спросила Марьяна.

– Алкоголиком он не был.

– Неужели совсем не пил?

– Позволял себе, – Светлана Петровна понурилась. – Господи, конечно же, позволял. А кто не позволяет? На отдыхе, с друзьями, ну и, естественно, с этими.

– С кем? – спросила Катя.

– С девицами, со шлюхами своими!

В тоне Светланы Петровны теперь сквозила горечь и обида. Катя подумала: видимо, отъезды Авдюкова «на тот берег озера» немало попортили ей крови. Возможно, она даже пыталась протестовать, ставить семейный вопрос ребром. Но признаваться в этом на допросе не хотела.

– А еще какие-нибудь привычки у вашего мужа были? – спросила она вдову.

– Простите, я…

– Ну, мы вот слышали: он любил нарзан.

– Да, он выпивал бутылку нарзана каждое утро натощак. Это все его увлечение водолечением, минеральная диета доктора Сухова, кажется, или Плахова, – Светлана Петровна вздохнула: – Леня чем только не увлекался – и йогой, и раздельным питанием. Форму хотел сохранить и тонус, силу. – Она вдруг покраснела, произнеся эти слова. – Он чувствовал свой возраст и не желал мириться с ним. Отсюда все и вытекало – и эти поездки, гулянки, доступные девицы, коньяк в номер, и как следствие – мочегонные стимуляторы по утрам – нарзан.

– Значит, каждое утро он выпивал бутылку нарзана, это вошло у него в твердую привычку, – подытожила Марьяна. – Что, прямо с постели, что ли?

– Да, как только глаза открывал. В этом и состоит идея этого водолечения – выпивать натощак утром, лежа в кровати, бутылку минералки. Чего только не выдумают эти господа лекари, правда? – Светлана Петровна грустно усмехнулась. – Он и меня пытался приобщить. Но я не смогла. С ночи, извините, как проснешься, и так мочевой пузырь переполнен, а тут такая нагрузка – почти литр нарзана.

– Он сам заботился о том, чтобы бутылка с нарзаном утром всегда была под рукой? – спросила Катя.

– Он всегда напоминал об этом Паше – это наша домработница, почти член нашей семьи, еще у моих родителей жила. Простите, а почему вы меня об этом спрашиваете?

Катя переглянулась с Марьяной и ответила уклончиво:

– Мы выясняем некоторые детали.

– Еще у него была привычка громко петь, моясь в душе, – сказала Светлана Петровна тихо. – И всегда одно и то же – «Сердце, тебе не хочется покоя, сердце, как хорошо на свете жить». – Она вдруг снова всхлипнула, закрыла рот ладонью. Закашлялась, полезла в сумку за бумажной салфеткой.

Они ждали, пока она успокоится. Марьяна налила из электрочайника теплой воды в стакан, заботливо подала Светлане Петровне.

– Скажите, пожалуйста, а кто еще, кроме вас, знал о том, что муж ваш едет в «Парус»? – спросила она, когда очередной порыв горя потихоньку улегся.

– Мы все знали, – всхлипывая, ответила Светлана Петровна.

– Кто же – все?

– Я, Паша, Алина – это наша дочь. Она позвонила вечером, и я сказала ей, что папа уехал.

– А компаньон вашего мужа Усольский Орест Григорьевич?

– И он знал. Он же оставался в офисе, так сказать, на хозяйстве. И другие тоже знали. Я своими ушами слышала: перед тем как уехать, муж в кабинете все говорил, говорил по телефону: мол, еду на пару дней, измотался, расслабиться надо.

– Другие – это кто же такие? – спросила Марьяна.

– Ну, его знакомые, деловые партнеры. У него их немало – и в администрации, и в структурах разных.

– Фамилии бы вы не могли назвать нам?

– Ой, разве всех вспомнишь? – Светлана Петровна нахмурилась и начала называть фамилии, только успевай записывать в протокол. Некоторые фамилии принадлежали людям очень известным.

– Скажите, а кем был ваш муж раньше, до того как он занялся бизнесом? – с любопытством спросила Катя.

– Он был военным. Работал в Министерстве обороны, вышел в отставку в звании полковника, – ответила Светлана Петровна.

– Усольский в прошлом тоже был военным?

– Нет, Орест совсем из другого теста, – Светлана Петровна усмехнулась. – Он не способен мостить крепостные рвы пехотой и, не моргнув глазом, топить свою конницу на переправе.

– Что? – несколько удивленно переспросила Катя.

– Качества полководца – у Ореста они напрочь отсутствуют.

– Ну, это, наверное, хорошо?

Светлана Петровна снова грустно усмехнулась:

– Да уж, неплохо. Я вас умоляю, – она жалобно посмотрела на Катю, потом на Марьяну. – Не причиняйте мне и всем нам дополнительных страданий – Орест Григорьевич не имеет ко всему происшедшему никакого отношения. Убийцу мужа надо искать в другом месте.

– Где же это, подскажите, – весь вид Марьяны выражал сочувствие и внимание.

– Они в апреле выиграли тендер на освоение карьеров в Зуеве, – сказала Светлана Петровна. – У них были очень серьезные, влиятельные конкуренты. Леня говорил – «драка будет жестокой». Там, в этом Зуеве, – там же форменная мафия! Я просила Леню не связываться с ними, но он меня не послушал. Это они с ним расправились, они же на все готовы ради денег.

– А у секретарши вашего мужа, этой самой Юлии Олейниковой, не могло быть мотива для убийства? – спросила Марьяна. – Как на ваш взгляд?

Щеки Светланы Петровны вспыхнули.

– Я думаю, этот вопрос надо задавать не мне, а ей, – ответила она сухо.

– Извините, но я подумала, может быть, вы…

– Стану на нее наговаривать вам? Наводить тень на плетень? Нет, я никогда бы до этого не унизилась.

– А вы вообще-то с этой Олейниковой встречались?

– Я ее видела пару раз на банкетах. А так… каждый раз, как я звонила в офис мужу, я попадала на нее – она брала трубку, она же менеджер, секретарь.

«Лучший способ успокоить вдову, – подумала Катя, – это спросить о секретарше покойного мужа. Вон и слезы сразу высохли. В глазах – сплошная оскорбленная добродетель».

– Не думаю, что эта девица в чем-то виновата, – продолжила Светлана Петровна. – Она слишком… легкомысленна, смешна для такого ремесла.

– Ремесла? – переспросила Марьяна.

– Вы же сказали, что Леню отравили. Господи, неужели это был цианид?

– Нет, это был не цианид.

– Только не говорите, что это был крысиный яд.

– Это была концентрированная уксусная эссенция, – сказала Марьяна. – Ваш муж с одного глотка сжег себе все…

Она не договорила – Светлана Петровна пронзительно вскрикнула и грузно начала сползать со стула на пол.

Глава 9
МАЙ-ЧАРОДЕЙ

Обмороком вдовы и закончились первые Катины впечатления от этого дела. Марьяна решила, что «на сегодня достаточно», и отложила окончание беседы со Светланой Петровной на «после похорон». Не стала она пока официально допрашивать и подругу Авдюковой. По словам Марьяны, с Зинаидой Александровной Вирта следовало встретиться приватно. Присутствие Светланы Петровны могло сковать свободный полет фантазии и поток сплетен, которым обычно так невинно грешат на допросах близкие друзья и подруги фигурантов.

– Если сможешь, позвони в понедельник вечерком, – сказала Марьяна. – Будет готова экспертиза по самой бутылке. Наши копаются, как кроты, можно подумать, у них работы невпроворот. Бездельники! Я когда еще им пистолет по делу Мамонтова на исследование отдала – до сих пор ни ответа, ни привета.

– Что-то ваш уголовный розыск совсем Авдюковым не интересуется, – заметила Катя. – Фактически нераскрытое убийство у них, а они к тебе за эти дни даже не зашли, не поинтересовались.

– Я с ними вот так общаюсь, – Марьяна открыла папку и продемонстрировала Кате кипу не подшитых в дело копий отдельных поручений. – Этого вполне достаточно. Пока. И чем реже их рожи видишь, тем лучше.

Катя вспомнила – в уголовном розыске Щеголевского ОВД в прошлом работало немало друзей мужа Марьяны. Неужели она со всеми переругалась?

– Но без помощи уголовного розыска работать по такому делу сложно, – робко возразила она. – А если не общаться, не контактировать…

– А кто тебе сказал, что я с ними не контактирую? Вот читай – черным по белому: «поручаю установить», «поручаю проверить», – Марьяна потрясла зажатыми в горсти копиями. – А если не выполняют в срок, я тут же вот – телегу начальнику, рапорт персонально на каждого.

– Ох, и склочница ты, Марьяна.

– Я склочница? Не надо. Есть дисциплина и порядок. И я, в отличие от некоторых, садиться себе на шею не позволю, – Марьяна длинным гибким жестом потянулась через стол к пачке сигарет. Закурила. – Что бы там ни говорили, Катя, что бы ни пели, а правда в том, что они нас не уважают. Я имею в виду мужиков. Особенно здесь, в милиции. Мы для них – кость в горле, особенно если по служебным показателям опережаем, растем, звания быстрее получаем. У нас тут одно время начальником паспортного стола сделали Веру Званцеву. Помнишь, у нас с Киселевым на новоселье была – рыженькая такая? Так вот – года не проработала, сожрали. Только потому, что ей подполковничья должность светила. Не перенесли такого удара наши – женщина руководить ими будет. Болваны! – Марьяна потихоньку распалялась, начинала гневаться.

Катя, не со всем услышанным согласная в душе, невольно залюбовалась ею – гнев придал бледному лицу Марьяны краски. Она как-то вся сразу оживилась, встрепенулась, похорошела. Она словно рвалась сразиться с кем-то, помериться силой и этим своим, таким искусственным, таким нарочитым гневом.

– Но в одиночку вести такой запутанный случай невозможно, – Катя покачала головой. – Ты не можешь одна всего предусмотреть, за все отвечать.

– Отвечает за дело так и так следователь. А разбираюсь я не одна. Ты вот со мной. Это твой материал будет. Сенсация. И они, – Марьяна особо выделила голосом это ненавистное для себя словечко, – обобрать тебя не смогут. А то привыкли себе приписывать все успехи – мы раскрыли, мы задержали, мы в прессе осветили. Фигу им с маслом, подружка!

Ну что Катя могла ответить? Ссориться с Марьяной она не хотела. Читать ей глупые прописные истины язык не поворачивался: Марьяна и сама все отлично понимала. Просто сейчас в связи с вполне понятными причинами она воспринимала окружающую действительность вот так. Да и что можно было ей возразить? Что все мужики, в том числе и те бедняги – приятели ее бывшего мужа из розыска, – ангелы? Что Макс Киселев, бросивший ее с ребенком на руках ради другой, ни в чем не виноват? Что она еще встретит кого-нибудь на своем пути – принца семи морей, рыцаря дальнего Запада, влюбленного олигарха с яхтой и футбольным клубом, нобелевского лауреата, Мельмота-скитальца, графа Дракулу или, может, какого-нибудь нищего, но жутко благородного представителя правоохранительных органов, давно, тайно и безнадежно влюбленного в нее, ждущего своего часа?

Катя возвращалась домой на автобусе. Москва, до которой было рукой подать, в этот субботний день была непривычно пустой и сонной. Все еще с вечера пятницы рванули за город, на природу. Потому что в воздухе, на земле и на небесах царствовал теплый, безветренный, солнечный май. Май-чародей.

Ровно половину воскресенья Катя посвятила генеральной уборке дома. Чистота и аскетичный порядок, граничащий с минимализмом жилища Марьяны, буквально подкосили ее, вызвав жгучую, чисто женскую зависть. Дело дошло даже до мытья окон. Руки Кати, защищенные резиновыми перчатками, терли, драили, полировали, мыли, выжимали, гладили, развешивали, отряхивали. Душа же и мысли были далеко-далеко. Там, где-то на востоке, где солнце восходит, где ни дорог, ни людей, ни электричества, где только горы, покрытые шапками снега, и альпийские луга, пестрые от цветущих тюльпанов.

Мысленно она приказывала в первую очередь себе – услышать, увидеть, что там.

Звонок телефона – длинный, настойчивый.

– Катя, Катька моя родная, это я!

Вот так – есть, значит, телепатия на свете. Обмен мыслями на расстоянии. Если очень захочешь, окликнешь – тебя услышат и отзовутся.

– Вадик, ты где? Плохо слышно? Ты как? У вас все в порядке?

– Все в порядке. Не волнуйся. Все хорошо у нас! – голос «драгоценного В.А.» был бодр и весел, хотя и приглушен тысячами разделявших их километров. – Мы лагерь разбили у подножия горы Талгар. Тут стойбище пастухов, отары. Серега Мещерский тебе пламенный привет передает. Слышь, как кричит радостно? Серег, ша, это моя жена. Все приветы только через меня.

– Вы здоровы? Не голодные там? – заволновалась Катя.

– У нас все классно. Экспедиция что надо, с адреналинчиком. Катя, ты знаешь – твой муж, оказывается, весьма недурно держится в седле. Завтра начинаем подъем в горы. А вчера были на охоте. Сэнсэй…

– Кто? – Катя напрягала голос и слух.

– Мы так Кара-Мергена, егеря, зовем. Ух, дядя крутой! Горы как свои пять пальцев знает. Стреляет, как бог. Серега в него по уши влюблен. Оставаться даже хочет, в ученики набивается. А вчера барс в горах ревел – мы слыхали. Ты себе не представляешь! Тут такие места. Пленительно, феерично!

– С тобой как-то связаться можно? – надрывалась Катя.

– Тут сегодня геологи. У них спутниковый телефон. Потом, когда пойдем дальше, у нас будет только рация. Звони в «географический клуб», там штаб, они будут знать, где мы. А как спустимся снова к цивилизации, я тебе позвоню. Ты как, скучаешь там без меня?

– Очень, Вадичка!

– Ага, смотри мне. Я сам скучаю. Ты вчера мне во сне приснилась.

– Что? Не слышу, помехи трещат.

– Во сне приснилась. Ну все, тут времени на звонок в обрез, другие ждут. Целую тебя, Катеныш.

Катя положила умолкшую трубку – бедный, бедный, одинокий Катеныш… Один как перст в четырех стенах. Она вышла на балкон – Фрунзенская набережная, залитая полуденным солнцем. Москва-река, белый пароходик отчаливает от пристани. На том берегу в парке тополя давно уже оделись листвой. Май, май на дворе.

Она машинально вернулась к уборке – выключила стиральную машину, включила пылесос. Интересно, отчего это, когда мужчины вырываются из дома, у них так меняется, так веселеет и хрипнет голос? Становится таким мужественным, таким обаятельным? От свободы, ветра и спирта, что ли? «Драгоценному» там хорошо. Он счастлив. А она?

А что, если Марьяна права? Пусть даже и не во всем. Вот Вадик, например. Когда речь заходит о том, чтобы им отдохнуть вместе – съездить всего на две недели на море, например в Крым или в Анталию, сколько у него сразу находится отговорок? Да миллион! Ехать в мае – ни в коем случае, потому что он уже обещал Сереге участие в экспедиции. А это две недели долой. Остается от его отпуска еще две недели, но… Ехать с ней, Катей, в июне – ни-ни, невозможно. Потому что чемпионат Европы по футболу, а это святое. Ехать в июле – бред, потому что пик сезона, жара несусветная и сумасшедшие цены. И август отпадает – работодатель не отпустит, и сентябрь, и октябрь…

А заикнись она, что поедет отдыхать одна, – сразу крик, скандал. Как, жена уезжает, а он, «драгоценный», остается! Буря эмоций. Чуть ли не вселенская катастрофа.

Катя в сердцах пнула ни в чем не повинный пылесос – проклятие! А может, и точно Марьяна права?

Но тут она внезапно вспомнила, какой была ее подруга в первые годы своего замужества. Каким был Макс Киселев, каким был их дом – эта тесная двухкомнатная квартирка, где сейчас так все убрано, вымыто и так пусто. Марьяна изменилась радикально. И от этих перемен у Кати отчего-то вдруг заныло сердце.

Нет, нет, нет, не надо нам такой доли. Мы лучше потерпим, переживем как-нибудь, только не надо этого нам.

Тут ей вспомнились слова вдовы Авдюкова о терпении. Так вот она, значит, что имела в виду. Но теперь и у нее ситуация изменилась. Она – вдова. А ее муж убит.

Если убийство раскроется, подумала Катя, это действительно будет неплохой материал. И не только для одного «Криминального вестника». Можно будет выжать целую историю и для какого-нибудь толстого женского журнала. Надо по-быстрому разделаться со статьями, которые висят на ней, как на криминальном обозревателе пресс-центра, и вплотную заняться делом Авдюкова. Толк будет, если дело раскроется. Только вот блеснет ли удача с раскрытием?

Как же все-таки попала бутылка с уксусной эссенцией в двести второй номер?

Кто ее мог подложить? По логике вещей, тот, кто знал о том, что Владлен Ермолаевич Авдюков каждое утро натощак, лежа в постели, выпивает целую бутылку нарзана, добиваясь мочегонного эффекта. Почки свои промывает. А кто об этом знал? Знали все домашние – жена, домработница, которая и ставила дома в спальне бутылку. Дочь наверняка знала. Любовница – эта самая загадочная Юлия Олейникова, исчезнувшая из отеля среди ночи. А также об этом знали горничные «Паруса» – Вероника Мизина и ее напарницы. А это значит… раз были в курсе горничные отеля, знал и весь белый свет. Поди дознайся, кому они еще об этом говорили? Менеджеру, стюардам, распоряжающимся пополнением фригобаров. Да и сам Авдюков своего увлечения водолечением ни от кого не скрывал. Это как в случае с новой модной диетой – узнал, немедленно поделись с другим, обсуди, соблазни попробовать.

И все-таки это был человек, который знал привычки Авдюкова. Только это знание могло подтолкнуть его к выбору такого способа убийства: подмену бутылки с нарзаном, стоявшей на тумбочке у постели, бутылкой из-под воды «Серебряный ключ», наполненной концентрированной уксусной кислотой.

А Владлен Ермолаевич Авдюков в ту ночь к тому же еще и выпил лишнего. У него, наверное, горло пересохло. Все горело внутри с перепоя. Вот он, проснувшись среди ночи, и потянулся в темноте к тумбочке, нашарил бутылку, которая должна была там быть, отвинтил пробку и…

Как глотают из горла минералку, лежа в кровати? Залпом. То-то и оно – залпом. Хотя, лежа на подушке, так не получится – захлебнешься. Надо приподняться. Но неужели он не почувствовал бьющего в нос запаха уксусной кислоты? Выходит, что нет. Может быть, оттого, что был сильно пьян, а может, и по иной какой причине. По какой?

Что же даст дактилоскопическая экспертиза? Чьи отпечатки на той бутылке?

И кто совершил подмену? У кого была реальная возможность это сделать? Несомненно, у Юлии Олейниковой, находившейся с Авдюковым в тот вечер в одном номере. И… у горничной Мизиной, которая утверждает, что поставила на тумбочку бутылку с гостиничным нарзаном. Мог и кто-то третий, неизвестный, зайти в номер в отсутствие Авдюкова и Олейниковой. Но это значит, что у него должен был быть ключ от двести второго номера.

Неужели Марьяне придется проверять и допрашивать весь персонал «Паруса»? – тревожно подумала Катя. Это же на долгие месяцы работа. А в конце ее, возможно, тупик – полное отсутствие доказательств, следственно-причинных связей и…

Нет, надо начинать с простейшего. В дебри забраться всегда успеем. А простейшее сейчас – это Юлия Олейникова. Она, несомненно, уже знает о смерти своего любовника. Интересно, а знает ли о том, что для следствия она сейчас уже не свидетель, а подозреваемая номер один?

Мысли и догадки переполняли Катю. Было воскресенье – солнечный май. «Драгоценный» уже дал о себе знать, и можно было не бояться пропустить этот долгожданный звонок. Она наскоро прикончила уборку – долой все, долой, да здравствует свобода! Остаток воскресенья она провела в уютном летнем кафе в Нескучном саду, попивая китайский чай. Наслаждалась сразу двумя порциями фруктового мороженого – в одной вазочке бананово-дынные шарики, а в другой лимонно-шоколадные. Хотела заказать бокал белого вина – вон под тот белый прогулочный пароходик с красавцем капитаном, приятелем «драгоценного». Но, вспомнив Марьянины откровения, не стала. Женщина, пусть и очень еще молодая, но пьющая в одиночестве в воскресный день на веранде летнего кафе, – это, знаете ли, аллегория всего того, чего сама Катя искренне себе не желала. Чур, чур, меня, Май-чародей, подальше, подальше!