Текст книги "Венчание со страхом"

– Нет, зимой их перевозят в институт. Обезьяны живут здесь только до октября. Здесь есть теплые вольеры. Ничего, обходятся. И преотлично себя чувствуют. Даже простуды редки.

– А привозят их когда?

– Весной.

– Точнее?

– В начале апреля.

– В начале апреля… Ну, Бог с ними, с мартышками, со змеями… Я вот что хотел у вас спросить. В прошлый раз вы так расстроены были – не смог я. Насчет Калязиной мои вопросы будут. В то утро вы ведь с ней о чем-то говорили перед самым ее уходом. Ну, у ворот, не помните?

СТОП. А вот это уже интересно. Он насторожился, хотя в лице его ничего не изменилось. Зато что-то изменилось в Ивановой. Она вздрогнула и опустила глаза.

– Мы говорили о ее внучке. А откуда вы знаете?

– Кто-то сказал, не помню уже. А что, девять двадцать – это была ее обычная электричка?

– Да.

– И она всегда по утрам именно на ней и ездила?

– Всегда. Если опоздать, тут перерыв до трех часов.

– А-а, – Никита склонил голову набок. – А что вас так озадачило в прошлый раз, Зоя Петровна? Собственно, это я и собирался у вас узнать сегодня. Для этого и ехал из самой Москвы.

– Озадачило? – Она облокотилась на стол. – Вы считаете, что смерть бабы Симы меня всего лишь озадачила?

– Смерть Калязиной вас опечалила. Но было и еще что-то, что вас именно озадачило, но вы попытались это скрыть.

– Вы ошибаетесь.

– Я редко ошибаюсь. А с женщинами я обычно промашек не даю, – начальник отдела убийств самодовольно улыбнулся. – Когда Соловьев в прошлый раз опрашивал вас как свидетельницу, вы что-то недоговаривали. Почему?

– Да потому, что представители вашей профессии порой делают из мухи слона! Из ничего вдруг возникает целый ком домыслов и сплетен. Версии – так это у вас называется.

– Имели случай близко познакомиться с нашей деятельностью?

– Имела, – Иванова нахмурилась, – когда моя мать с моим отчимом-дураком расходилась. Очень даже имела. Вот поэтому и не хочу я впутывать…

– Кого?

Иванова отвернулась.

– Никого. Вы ошибаетесь, – сказала она мягко. – Ваша профессиональная сверхпроницательность и то, что «не дает» промашек с женщинами, на этот раз вас подвели.

Колосов поднялся. Ах ты пышка, так ты еще и коготки показываешь, царапаешься!

– Так, значит, говорите, Калязина и близко к клеткам не подходила. Игнорировала шимпанзе ваших, – сказал он, меняя тему. – Мне вот в прошлый раз Званцев тоже близко запретил подходить. Хотя, – он уже направлялся к дверям, – я б не утерпел, запрет нарушил. Милейшие зверюшки. Я б и погулять их на травку выпустил, а то сидят как в карцере.

– Так и было раньше, – Иванова вздохнула. – Пока не произошел тот инцидент.

– Какой инцидент?

– Когда Хамфри бросился на бабу Симу. С ним что-то случилось. Он ведь совсем ручной был. Цирковой. Никогда ничего подобного себе не позволял.

Глава 8 МАМА, МАМОЧКА…

Гречко занялась подготовкой к опознанию, а Катя и Сергеев, не мешкая, двинули к родителям Кораблина на Речную улицу.

– Значит, со мной? Прежние времена решила вспомнить? – спросил Сергеев. – Не забыла, как мы с тобой за Костей Слесаренко гонялись, ну, который нумизмата в Братеевке обул на все его антикварные и юбилейные сбережения.

Катя помнила все распрекрасно – было такое дело четыре года назад, когда она еще работала следователем в Каменске.

– Мальчик этот, Стасик, насколько я помню, жил со старшим братом и матерью, – напутствовала их Ира. – Брат – так, беспутный, полнейшая пустельга. А мать – трудяга. На «Новаторе» монтажницей вкалывала. Я вместе со Строевой, помнится, обыск у них в квартире делала, так этот Стасик, ему лет семь тогда было, прямо по пятам за нами ходил. Видите ли, любопытно ему было, как тетя-следователь работает. Потом, когда брат уже у нас в ИВС сидел, тоже наведывался ко мне: передачки приносил – белье, сигареты. Тихий такой, словно мышонок. Брата, по всему видно, любил очень.

– А мать? – спросила Катя.

Ира пожала плечами.

– Я ее только раз и видела, когда допрашивала насчет старшего сына. Она простая, ну, обычная совсем. Все только о работе, о работе.

– Что ж, черт возьми, эта простая ребенка-то своего не хватилась? Ведь его четверо суток дома нет! – выходил из себя Сергеев. – Она закладывала?

– Нет, вроде не похоже было, – отвечала Ира.

На Речной улице, словно гигантские спичечные коробки, среди зелени тополей и лип теснились хрущевки-пятиэтажки, выкрашенные в салатовые и небесно-голубые цвета. Имелся здесь и старый запущенный двор с покосившимся «грибком» и развалившейся песочницей.

У дома с булочной на первом этаже Сергеев остановил машину.

– Квартиру Ира не помнит, ничего, нам сейчас горсправка информацию выдаст. – Он уверенно направился к группе старушек, сидевших на лавочке у подъезда. Вид у них был как у галок на заборе – любопытный и выжидательный.

Кате сразу вспомнился садистский стишок о том, как какая-то старушка «недолго мучилась в высоковольтных проводах». Особенно ее умиляла в этом стишке строчка о «поджаренном брюшке».

– Гражданочки, где у вас тут Кораблины проживают? – осведомился Сергеев.

Старушки переглянулись.

– В сорок шестой квартире, – ответила одна в цветастом байковом халате и белом платочке.

– А вы хто ж Любови нашей будете? – поинтересовалась другая – в толстой вязаной кофте. («И как не испечется! В такую-то жару!» – подумала Катя.)

– А мы, бабушки, родственники. Дальние, – ответил Сергеев, направляясь в подъезд.

– Хахаль ейный, – скрипнула старушка, поясняя мысль другим – более глухим и недогадливым товаркам.

– Хахаль? А вторая-то хто ж? Эта, в длинной юбке, на каблучищах?

Катя поняла, что обсуждают ее, и поспешила следом за начальником Каменского розыска.

Сорок шестая квартира располагалась на пятом этаже под самой крышей. Сергеев долго звонил в обшарпанную дверь. Наконец за ней послышалась какая-то возня.

– Кто? – спросил заспанный женский голос.

– Милиция. Откройте, пожалуйста.

Прошло минуты две. Затем дверь приоткрылась. В щель выглядывала всклокоченная женщина, придерживавшая на полной груди расходившийся полосатый халат.

– Вы Любовь Кораблина?

– Ну. А что?

– Где ваш сын?

– Как где? Срок отбывает. Он сбежал? – ее глаза округлились.

Катя отметила, что женщина – босая, и еще, что у нее под халатом явно ничего больше нет. Заметил это и Сергеев, засопел.

– Я спрашиваю вас о вашем младшем сыне. О Стасике.

Женщина дернула плечом.

– Где ж ему быть? Во дворе небось шлындрает.

На скулах Сергеева заиграли желваки.

– Когда он ушел из дома?

– Да позавтракал и ушел.

«Вот те на, Ира-то обозналась, шли, значит, впустую», – подумала Катя и невольно вздохнула с облегчением: слава Богу, что этот Стасик жив.

– А вы почему не на работе? – сухо спросил Сергеев.

– Любань, кто там? Чего надо? – За спиной женщины зарокотал хрипловатый баритон, и возник его обладатель – низкорослый, кряжистый и волосатый мужик в застиранной майке и весьма нескромных плавках.

– Из милиции тут, Коля.

– Ну? – Колян уперся в Сергеева мутноватым взглядом. – Штой-то?

– Вот отчего мы не на работе, интересуются, – хихикнула женщина.

– А мы в отпуске. В бессрочном. Что ж, это теперь властью запрещается? – Колян оттер Кораблину татуированным плечом. – Зарплату не плотят, зато личной жизнью жить дают. Ну, что надо-то?

– Вы кто такой? – спросил Сергеев.

– Прохоров Николай. На слово поверите или паспорт предъявить?

– Войти позволите? – Сергеев шагнул вперед.

– Отчего ж. Только на «корочку» вашу взгляну прежде.

Он долго и придирчиво изучал удостоверение Сергеева, наконец сказал:

– Ишь ты, май-о-ор. Ну, майор, заходи – гостем будешь, пузырь поставишь – хозяином станешь.

Катя хотела было пройти следом за Сергеевым в полутемный коридор, как вдруг сбоку открылась дверь сорок пятой квартиры. В щель высунулась белобрысая головка – мальчишка лет восьми смотрел на Катю снизу вверх.

– Вы к кому, тетя? – спросил он тоненько.

– К Стасику Кораблину.

– А его нет.

– А где же он? Во дворе гуляет?

Мальчишка шмыгнул курносым носом.

– Его мать из дома выгнала.

Катя наклонилась, снизила голос до шепота:

– Ты точно знаешь?

– Ага. Он колбасу какую-то съел и банку кокнул с огурцами. Так его дядя Колян выпорол, а он его водку в унитаз вылил. Ну, чтоб в расчете быть. Тогда мать его выбивалкой по голове и вон. Я все видел и слышал. Он сказал, что больше домой не вернется.

– Когда это было?

– На той неделе еще.

– Припомни день, пожалуйста.

Мальчишка только пожал плечами.

– Тебя как зовут? – спросила Катя.

– Павлик.

– Не Морозов, случаем?

– Не-а.

– Павлик, а что в тот день по телевизору показывали?

– Про инопланетян мультяшку. Там кибер на землю прилетел и начал наших, ну, людей…

– Павлик, а когда ты Стасика в последний раз видел?

– Тогда и видел. Мы во дворе постояли. Он сказал, что домой не пойдет, все равно его Колян запорет.

– А куда он пошел, не знаешь?

Мальчишка помотал головой – точно одуванчик на ветру.

– А с кем он дружил?

– С Вовкой Подколзиным из второго подъезда. Только тот в Турцию с родителями уехал, давно еще. Еще с Жуком.

– Жуком?

– Ну да, из седьмого дома. Ну ладно, мне рыбок пора кормить, тетя. – Мальчишка юркнул за дверь.

Катя, задыхаясь от гнева, вошла в квартиру Кораблиных. В комнате с неубранной постелью и зашторенными от жары окнами за круглым, покрытым изрезанной и прожженной клеенкой столом сидели Сергеев, Колян и Кораблина.

– Да придет пацаненок, проголодается – явится, – ворчал Колян. – Он у нас парень смышленый, чего вы?

Катя поняла, что Сергеев пока не сказал им о смерти Стасика. Начальник розыска говорил мало, больше слушал. Но Катя всю эту подлую ложь слушать не желала.

– Так, значит, Стасик после завтрака убежал? – спросила она гневно. – После какого, интересно, завтрака?

– То есть как? – Кораблина заколыхалась на стуле.

– А так, что завтрак этот был еще в прошлый понедельник! – взорвалась Катя. – Вы что, мадам Кораблина, что вы нам тут зубы заговариваете? У вас ребенка уже целую неделю дома нет! Вы ж его выгнали, как котенка, за банку с огурцами!

– А-а, моя милиция, это которая бережет и бдит за мной, – Колян усмехнулся горько. – Ну все знают! Все! И о том, как свое дитя уму-разуму учить и как бабу свою…

– Потише, потише, – Сергеев грозно сдвинул брови. Были они у него черные и густые. – А почему вы вводите нас в заблуждение?

– Да ваше-то какое дело?

– Где Стасик? – спросила Катя Кораблину. – Неужели за семь дней вы даже не попытались узнать, что с ним? Вы же мать, Господи!

– Да что с ним будет-то? Он у Светки наверняка околачивается, – заворчала Кораблина. – Он и раньше, как нашкодит, все к ней бегал.

Сергеев встал.

– Кто эта Светка?

– Жена моего старшего. Она учительницей в школе, где Стаська учится.

– Нет его там, – сказал Сергеев.

Катя поняла, что будет дальше, повернулась и пошла вон из квартиры. На лестничной клетке ее настиг звериный вопль Кораблиной.

– Сволочь, вот сволочь! Ну и мамаша! – Катя исходила яростью в кабинете Иры Гречко, куда вернулась в Речной. – Ребенка выгнала, чтоб с мужиком амуры крутить не мешал. Из-за этого все, я сразу поняла – квартира-то однокомнатная. А банка – это только предлог.

– Надо же! Прежде как ломовая лошадь вкалывала, а теперь на тебе – друга сердца завела. Как его, Колян, да? Ну как раз, – Ира покачала головой. – Выходит, кому-то отпуск по безработице на пользу.

– Только не Стасику, – Катя села на краешек стола. Щеки ее пылали. – Я завтра к вам вернусь, если получится. Сергеев обещал Жука установить. И к учительнице съездим. Странно, однако, у уголовника – жена учительница.

– Он не уголовник. Брат Стасика просто обалдуй. Но, как ни странно, добрый. И красивый тоже, – заметила Ира. – Не в мамашу.

– Это кто у нас красивый? – В дверях появился не кто иной, как Леша Караваев – загорелый, взволнованный и запыхавшийся. – Девочки-труженицы, салют! Салют, милые! Эх, двадцать пятый кабинет, опять как в прежние времена, прям душой у вас тут отдыхаешь! Катюш, серьезно, возвращайся к нам, а?

Появление влюбленного Караваева несколько разрядило обстановку. Катя понемногу успокоилась.

Леша сдержал обещание, узнал про дачу: «Хозяева в Германию подались к родственникам, на лето сдают за четыреста».

– А для кого дача? – поинтересовался он.

– Для одного парня с мальчиком. Представляешь, взял и усыновил китайчонка.

– Китайчонка? А где он его раздобыл?

– Не знаю еще, – Катя вздохнула. – Но хороший парень, друг моих друзей. Надо помочь.

– Хорошему человеку поможем, – пообещал Караваев. – Дай ему мой телефон. Пусть звякнет мне и подъедет в Братеевку, вместе и дом посмотрим и, если подойдет, дельце сладим. Ну, ты сейчас куда?

– Она ко мне, – Ира начала собирать вещи. – Семь уже. Ты у меня, Катька, останешься. Чего тебе сегодня возвращаться, а завтра на автобусе сюда тащиться? Своим на работу с утра позвонишь.

Катя хотела было согласиться, но… увидев, какими глазами (ну прямо по семь копеек) Караваев глядит на Иру, передумала: «Нет, надо сматывать удочки. Не мешать тут. Он ее сейчас домой провожать потащится – за этим ведь явился. Глядишь, дело и сладится. И в Чечню ехать погибать геройской смертью не надо будет».

– Нет, Ир, не могу. Я Вадьке обещала вернуться, и не поздно.

– Вадим Андреевич? Приветик ему от меня, – Караваев ухмыльнулся. – Давно он к нам не заглядывал. Передай, мол, Караваев рад будет.

Катя посмотрела в зеркальце «на дорожку». Гречко и Караваев пошли провожать ее до автобусной остановки. Катя мысленно пожелала удачи влюбленному Леше.

Последнее, что она увидела в окно автобуса, было Ирино темно-зеленое платье, мелькнувшее в толпе на привокзальной площади.

Глава 9 ТАИНСТВЕННЫЙ СЛЕД

На следующий день ехать, однако, в Каменск не пришлось. В десять вечера Кате домой позвонил Горелов и сообщил, что «Криминальный вестник» срочно требует интервью со следователем-»важняком», ведущим дела по крупным хищениям металла. «Я уже договорился, – сообщил он. – Завтра в одиннадцать подойдешь к нему».

Ну что ж, в Следственное управление так в Следственное управление, ей было не привыкать, когда вдруг вот так все ее планы летели ко всем чертям. Но перед «важняком» надо было посетить еще одного не менее информированного и ответственного сотрудника.

В четверть десятого Катя уже барабанила в дверь колосовского кабинета. Она жаждала первой сообщить ему о том, что личность мальчика установлена.

Никита сидел на краю письменного стола и названивал кому-то по телефону. Кате он улыбнулся сонно и вежливо.

«Чуть свет уж на ногах, – подумала она. – Вот работка-то, ей-Богу! И как к нему не придешь, он всегда в обнимку с телефоном, вроде и при деле. Делопут несчастный!»

Ей вспомнился и другой «делопут» – Вадя Кравченко. Вчера, когда она, еле живая от усталости, добралась из Каменска, она застала его у себя, мирно похрапывающим в кресле перед включенным телевизором, где шла трансляция Олимпийских игр из Атланты. На полу возле кресла стояла батарея пустых пивных банок: видно было, Вадя вовсю наслаждался отпуском, данным ему Чучелом. На жалобные сетования Кати он реагировал сухо:

– Слишком поздно домой являетесь, мисс. – С минуту глядел на экран, где жилистые спортсменки, похожие на породистых лошадок, бежали марафонскую дистанцию, а затем глубокомысленно изрек: – Интересно, что почувствует мужик, если трахнет приятную даму средних лет – вон ту блондиночку, например, только что отмахавшую полный марафон? Будет ли какая-нибудь разница в объективной реальности, ma cher11
  Дорогуша (фр.)


[Закрыть], данной нам в ощущении?

Катя поддала носком туфельки пивные банки. Кравченко поймал ее за руку, поцеловал, затем притянул к себе.

– Такое амбре, Вадим Андреевич, прямо ничего человеческого, сплошной «Тюборг», – запротестовала она, вырываясь.

– Пиво не нравится, да? Вот привереда! – он томно вздохнул. – Ну ничего, сейчас отобьем амбре. Вот этот аромат тебе по вкусу, я знаю. – И не успела Катя оглянуться, как он сграбастал со стеллажа флакончик туалетной воды «Живанши», забытый ею утром, выдернул пробочку и опрокинул его себе в рот.

Подобные штуки дурного тона Кравченко откалывал, либо когда был под сильными шарами, либо когда явно не в духе. Катя не стала разбираться. «Живанши» ей было безумно жаль.

– Ты звереешь от безделья, – сказала она. – Займись, дружок, делом. Позвони завтра своему Павлову, передай вот этот телефончик. И завтра же можете отправляться в Братеевку к Караваеву, он вам дачу покажет.

– К Лешке? – Кравченко знал опера так же давно, как и Катя. – О, это всегда пожалуйста. Я вот только забыл, какой коньяк Леша любит – дагестанский или армянский? Что мы там пили в прошлый раз?

Утром, перед тем как Катя ушла на работу, Кравченко забрал телефон в постель и начал названивать Павлову и Мещерскому.

– Князюшка тоже поедет, – сообщил он. – Ему твои менты роздых дают. Тайм-аут для самообразования в языке барба. Так он там напереводился со своих экзотических наречий – еле языком ворочает.

Катя, впрочем, подозревала, что в плохой дикции Мещерского виновато не только его профессиональное усердие, но и хлебосольство Петрова: начальник отдела по борьбе с наркотиками умел ублажать ценные кадры.

Она вспоминала все это под монотонное бурчание Колосова в телефонную трубку, как вдруг кое-что заставило ее прислушаться и вникнуть в смысл беседы повнимательнее.

Никита звонил Ивану Егорову – начальнику экспертно-криминалистического отдела Новоспасского ОВД.

– Вань, вот тот след, что изъят с убийства Калязиной, ты уже занимался им? – спросил он.

– А что тебя интересует? – По голосу Егорова было ясно, что тот торопится. – Слушай, у нас оперативка тут у самого…

– Погоди секунду. Там этот босяк, ну, Челкаш этот… ну, ты что-нибудь о самом следе мне сказать можешь? Это срочно.

– Что? Та-ак. Негативный изолированный след. Вдавленный на мягком грунте. К сожалению, сильно деформированный, к тому же основательно размытый, несмотря на все наши старания. Тот, кто его оставил, видимо, поскользнулся. Проехал всей стопой по грязи.

– Для идентификации он пригоден?

– Не думаю. Там ведь не менее двенадцати родовых признаков требуется. Столько не наберем. О том, кто его оставил, можно сказать, что он среднего роста. Это все, пожалуй.

– Значит, Вань, если я приведу подозреваемого, ты не сможешь сравнить его следы и…

– Вряд ли, я же сказал.

И тут Колосов задал свой вопрос, который так удивил Катю:

– А ты точно уверен, что это след человека?

– То есть как? – Егоров хмыкнул. – А чей же еще? Марсианина, что ли?

Колосов помолчал.

– Вань, я так понял: полной уверенности, ну, этих двенадцати родовых признаков у тебя ведь нет, так?

– Ну и что? Чей же это след может быть, как не человеческий? – Егоров кашлянул. – Ну ты, Никита, даешь, где-то вчера хорошо время проводил. «Алька Зельцер» принимай, помогает… говорят.

– Да подожди ты! Шуточки еще свои… Этот след похож на человеческий, так?

– Естественно, – Егоров говорил терпеливо, как заботливый отец, беседующий со своим умственно отсталым сыном.

– Но на все сто процентов сказать, что это человеческий след, ты, ввиду отсутствия ряда признаков, не можешь, так? – настаивал Никита.

– Я же сказал: след деформирован, смазан. Из него мало что выжмешь.

– Ну ладно. Спасибо, Вань. Извини, что задержал.

– Эй, послушай! А чей след ты хочешь там обнаружить?

Но Колосов уже повесил трубку.

Чей след! Скажешь, о чем думаешь все эти дни, – засмеют в главке. Или на комиссию пошлют – провериться: шарики за ролики не зацепились ли у начальника «убойного»? А то вместе с экземой от «нервов» и не то еще наживешь. Лучше уж пока помолчать.

Он вздохнул и выжидательно взглянул на Катю. А той только этого и надо было. Она взахлеб начала рассказывать ему обо всем, что вчера удалось сделать в Каменске. Колосов смотрел на нее, а в голове его вертелось давнее, детское: «Сорока-сорока, кашу варила…»

– Я после оперативки с Сергеевым свяжусь, – пообещал он. – Хоть здесь стронулось с нуля, и на том спасибо.

– Никита, а что там за след такой? – спросила Катя.

– Это по убийству старушки в Новоспасском.

– А почему нечеловеческий? – прошептала она, испуганно округлив глаза. – А чей же он?

Колосов сел, сцепив крепкие кулаки, уткнул в них подбородок. Сказать ей? Так она сразу туда кинется. Сенсацию будет из ничего лепить. Нет, лучше подождать.

– Чей след? – повторила она капризно. – Ты уснул, что ли?

– Тут так просто не объяснишь, Кать. Ты ведь этим делом прежде особо не интересовалась.

– Мало ли! Теперь вот интересуюсь. Ты меня заинтриговал.

– Я и сам заинтригован.

– Ой, Никита!

– Что ой? Я ж говорю, тут надо начинать с самого-самого начала.

– Ну так начни!

Он взглянул на часы.

– Оперативка сейчас, я пошел.

Катя поднялась с сожалением: вот так всегда он, как лис, вывернется, когда информацию давать не хочет.

– Значит, ты теперь заинтересовалась? – спросил Колосов, закрывая кабинет. – Ладно. Может, это и к лучшему. Смеяться не будешь?

– Я? Над кем?

– Надо мной.

– Никита!

– Ладно, – он улыбнулся. – Будет время – загляну. Начнем все сначала. В Каменск поедешь?

– Да, завтра.

– Удачи.