Текст книги "Мойры сплели свои нити"

Татьяна Степанова
Мойры сплели свои нити

Редактор серии А. Антонова

Дизайн обложки Е. Петровой

Издание осуществлено при содействии «Литературного агентства Ольги Рубис»

© Степанова Т. Ю., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Татьяна Степанова – подполковник полиции, потомственный следователь с престижным юридическим образованием, поэтому в ее книгах следствие ведут профессионалы.

Из-под пера автора вышло 50 романов, проданных суммарным тиражом более 8 миллионов экземпляров.

Права на издание детективов Татьяны Степановой проданы в Германию и Польшу.

По книгам «Готическая коллекция» и «Темный инстинкт» сняты телевизионные фильмы.

Главную роль в последнем исполнила Любовь Казарновская. Романы писательницы позволяют читателю побывать в литературной «комнате страха».

Таинственные убийства, почти осязаемая атмосфера преступления, томительное и тревожное ожидание чего-то неведомого, пугающего…

Глава 1
Зевс-громовержец

Он возник на ночной дороге подобно фантому.

Под дождем в сполохах молний он медленно ковылял по пустынному проселочному шоссе. Протягивал вперед руки, словно умоляя их остановиться.

Гектор Борщов резко дал по тормозам. Призрачная фигура застыла в нелепой позе с воздетой вверх правой рукой в трех метрах от капота его внедорожника.

Никто не знает, как бы развивалась вся эта совершенно невероятная история, если бы на темной подмосковной дороге Гектор и Катя Петровская, заговорившись, не пропустили поворот на федеральную трассу и не очутились на безлюдном глухом проселке в полях, когда в небе бушевала поистине тропическая августовская гроза.

Молнии сверкали ежесекундно. Удары грома сотрясали облака и землю. Дождь лил стеной. Неудивительно, что в такую непогоду даже навигатор не особо помогал и они просто заблудились.

И вдруг на дороге в свете фар и сполохах молний появился человек.

– Ты больной?! Под колеса бросаешься? Жить надоело? – крикнул ему Гектор Борщов, выскакивая из внедорожника.

Катя замешкалась, возилась с молнией дождевика, который ей привез Гектор.

Когда она вслед за ним подошла к незнакомцу, застывшему, словно в ступоре, на дороге с поднятой вверх рукой, она внезапно ощутила тревогу.

Что-то здесь не так…

Нехорошо…

Скверно…

И этот незнакомец…

Хотя она, кажется, видела его уже и… совсем недавно…

Но то, как он выглядит сейчас, – уму непостижимо!

– Эй, что с вами? Вы в порядке? – Полковник Гектор Борщов сам выглядел озадаченным, а уж он повидал на своем веку немало всякого странного. – Ты откуда здесь взялся?

– Зонт… я поставил его на крышу, зацепив за дверь. Дворники не справлялись. Я вышел их поправить. – Незнакомец смотрел мимо них в темноту, словно и не замечал, что они стоят рядом. Взгляд пустой, бессмысленный. – Вспышка… Я ослеп…

– Какая вспышка? – Гектор заглядывал ему в лицо. – О чем вы говорите?

– Она привязана к пластиковому креслу веревкой!!! – громко хрипло выпалил незнакомец. – Она на террасе дома. Не того, что строится. А старого, деревянного. Я вижу ее… Столько крови… на полу целая лужа… И на стене – брызги… Кровь… кровь…

Пауза.

Катя сразу растеряла все слова и вопросы.

Голос незнакомца, когда он произносил это, внезапно резко изменился – остался все таким же сиплым, однако превратился в срывающийся тонкий фальцет.

Нечеловеческий какой-то голос. Птичий.

Или почти детский.

А на вид парню под тридцать или немногим меньше.

И мороз бежит по коже, лишь представишь, что ребенок способен кричать вот так.

– Половина ее лица почти отрублена. Топор вонзился со всего размаху. Зубы… она оскалила зубы… У нее горлом хлещет кровь. С топором в голове она рванулась и поднялась вместе со стулом, задела стену… Часы с кукушкой… Старые… Они свалились на пол. Желтые обои в цветочек… Фонтан крови… Она даже не могла закричать. Топор отрубил ей язык… Вспышка…

Незнакомец внезапно выпрямился, вытягиваясь в струну, и с воздетой рукой вертикально, как статуя, начал падать в сторону Кати.

Она бы не удержала его – он грохнулся бы на мокрый асфальт.

Гектор подхватил его под мышки.

– Огонь, – прошептал незнакомец. – В их доме начался пожар.

Синие сполохи – взвыв сиреной, возле «Гелендвагена» Гектора остановилась полицейская машина Кашинского УВД.

Катя даже не заметила, как она подъехала, – до того ее потрясли слова незнакомца.

– Что у вас? ДТП? – из машины высунулся патрульный.

– Не авария. Мы сами пока никак не поймем! Человек на дороге. И ведет себя неадекватно. – Катя наконец-то подобрала слово – неадекватный…

Именно так в тот момент она и могла его описать.

– Пьяный или нарик? – патрульные приблизились к Гектору Борщову, удерживавшему на весу незнакомца.

Тот не потерял сознание. Не отключился. Он просто словно утратил способность стоять на ногах. Взгляд его был все тот же – пустой и бессмысленный, при этом одновременно устремленный куда-то вглубь, в себя.

– Алкоголем от него не пахнет, насчет наркоты не знаю. – Гектор как мешок встряхнул незнакомца, стараясь поставить его на ноги, – тщетно.

– А почему он так выглядит? – спросил один из патрульных.

На незнакомце были черные брюки и белая рубашка. Галстук-бабочка. Рубашка промокла насквозь и вся пестрела темными пятнами.

Грязь… нет, копоть. Сажа.

И волосы… Его темные кудрявые мокрые от дождя волосы тоже пахли гарью.

Не дым, но гарь…

Запах большого пожара?

Катя огляделась по сторонам – тьма. Она надвинулась на них со всех сторон. Но в ночи нигде не видно зарева.

– Вы из пресс-службы главка ведь, да? – патрульные узнали Катю. – А это кто с вами?

– Полковник Борщов, – Гектор представился сам.

– А шизик, он ваш знакомый?

– Да нет же, нет! – заверила патрульных Катя. – Мы его увидели сейчас на дороге. Он шел оттуда. – Она указала направление. – И он… Слушайте, да это же тромбонист!

– Кто? Какой тромбонист? – Гектор воззрился на Катю удивленно.

– На сегодняшних похоронах и поминках начальника здешнего УВД полковника Варданяна играл джазовый оркестр – весь вечер в ресторане загородного комплекса. – Катя внимательно всматривалась в лицо незнакомца. – Я его узнала. Он тромбонист джазового оркестра. Гек, он менял тромбоны во время игры – то один брал, то другой. Я еще обратила внимание – его инструменты звучали по-разному, то ниже регистр, то выше, траурные мелодии, причем армянские. И он в ресторане тоже неловко двигался. Он хромал.

– Лужа крови на полу, море крови, – отрешенно, однако очень внятно, четко повторил тромбонист. – Топор разрубил ей лицо. Разрубил ее мозг.

– Он твердит о каком-то убийстве, – объявил Гектор насторожившимся полицейским. – Так, коллеги, сажайте его в свою машину. Может, придется вызвать сюда на место еще кого-то, смотря по обстоятельствам, невзирая на ваши местные печали, похороны и поминки. Мы сейчас с коллегой проедем вперед по дороге – в том направлении, откуда он шел. Глянем, что и как.

Гектор передал тромбониста озадаченным патрульным. Те стали усаживать его на заднее сиденье полицейской машины. Но давалось это с трудом – словно куклу деревянную они заталкивали. У тромбониста не гнулось тело.

Левая брючина его задралась, и Катя и Гектор увидели, что у него вместо ноги – современный стальной протез, на который надет щегольской концертный ботинок.

– Он безногий, инвалид, – Гектор нахмурился. – Катя, мы проедем, посмотрим сами, что впереди на дороге. Мы сейчас вернемся, – бросил он патрульным.

– Может, нарику «Скорую» вызвать? – спросил один из них.

И в этот момент тромбониста бурно стошнило прямо на мокрый асфальт.

– Точно обколотый! Или «колес» наглотался. Ну, урод, если салон нам уделаешь, пеняй на себя! – заорал в гневе патрульный. Милосердие его как ветром сдуло.

Катя и Гектор вернулись в машину. И на малой скорости поехали вперед.

Катя обратила внимание, что за все время, пока они находились на дороге, по глухому проселку, кроме них и патрульных, больше никто не проехал. Ни одной машины. Ни легковушек, ни большегрузов.

Никого.

– Гек, что это такое? – спросила Катя.

– Спокойствие, только спокойствие. – Гектор вглядывался в темноту. – А вон и тачка.

На перекрестке стояла машина с распахнутыми дверями – задней и передней со стороны водителя. Катя и Гектор вышли из внедорожника и направились к ней. Грозовой ливень сменился редким дождем, капли дробились в лужах воды, заполнившей дорожные ямы и выбоины.

Перекресток оказался пересечением проселка и бетонки. Она направо уводила в темноту – Катя с трудом различила очертания какого-то строения за забором на фоне леса. Влево бетонка вилась в поле в направлении рощи. Сквозь деревья мелькали редкие электрические огни.

Дальше по проселку виднелся освещенный съезд к автозаправке, стоявшей вдалеке от дороги. До нее, правда, было весьма прилично.

У брошенной машины с открытыми дверями не горели фары. Катя, подойдя, различила в воздухе сильный стойкий запах гари и нагретого металла. Капюшон черного дождевика, привезенного заботливым Гектором, то и дело сползал ей на лицо, закрывая обзор. Она выглядывала из-под него и путалась в длинном дождевике, словно гном. Гектор откинул капюшон своего черного дождевика и осмотрел машину, салон.

– «Рено Логан» с ручным управлением, старая модель, – констатировал он. – Инвалидка. А это что еще здесь?

На распахнутой двери со стороны водителя находился некий предмет – Катя сначала даже не поняла, что перед ними. Антенна? Но то был большой зонт, напрочь лишенный ткани купола – ее обгорелые клочья свисали вниз с голых обугленных спиц. От зонта несло горячим металлом. Навершие было полностью расплавлено. Пластиковая ручка сгорела и тоже оплавилась. Зонт упирался спицами, которые почернели от копоти, в дверь и крышу машины.

– Передняя шина со стороны водителя спущена и обуглена. – Гектор наклонился над колесом. – И диск оплавился.

Он обошел «Рено». Катя держалась за ним. На заднем сиденье – два музыкальных футляра. И клетчатый плед.

– Тромбоны, его музыкальные инструменты, – сказала Катя и…

Споткнулась обо что-то.

Ноги ее запутались в чем-то мягком, мокром.

На асфальте валялся пиджак от концертного смокинга. Катя наклонилась и подняла его. Положила на капот.

– Тромбонист в нем выступал. Они все облачились в черное. Траур же. Весь их джазовый оркестр, – пояснила она.

– Странно приглашать джаз на похороны начальника полиции, – заметил полковник Гектор Борщов. – На таких мероприятиях больше востребованы духовые и литавры, нет?

– Маэстро – вроде знакомый покойного. Его земляк, армянин. Так мне пояснил мой шеф пресс-службы, я тоже джазу на похоронах удивилась. Но это, видимо, дань памяти покойному.

– Диаспора, они друг за друга горой. – Гектор полез в бардачок, вытащил пачку документов. – Бумаги водителя на месте.

Он быстро просмотрел их.

– Зарецкий Евгений Георгиевич. Наш тромбонист?

– Гек, что здесь стряслось? А?

Гектор убрал в карман дождевика документы.

– Есть одно предположение, но давайте, Катенька, сначала посетим автозаправку.

– Машина же до нее не доехала, – заметила Катя.

– Там может быть камера. Вдруг нам повезет? – Гектор взял Катю за руку и повел ее к внедорожнику.

На автозаправке они очутились уже через пять минут.

– На дороге ЧП. Есть пострадавший. Камеры у вас имеются? В рабочем состоянии? – спросил Гектор вышедшего на их сигнал-гудок рабочего.

На автозаправке в поздний час находились всего двое из персонала – заправщик и оператор – он же кассир, он же охранник. Гектор повторил оператору свои вопросы. Катя всегда поражалась его манере моментально подчинять себе всех и все, брать ситуацию под контроль. Вот и здесь, на заправке. Ей даже не пришлось возвещать – полиция! Хотя Гектор Борщов никогда ни к какой полиции не принадлежал. Но общались работники заправки именно с ним и отвечали ему, словно сразу уразумев: этому человеку лучше подчиниться.

– У нас только одна камера в рабочем состоянии осталась. – Оператор покорно, не требуя у Гектора никаких удостоверений и корочек, впустил их в служебное помещение: на столе монитор. – А что случилось-то?

– ЧП почти рядом с вами на проселке. Вы ничего такого не слышали? Подозрительного? – деловито спросил Гектор.

– Гроза с вечера бушевала. У нас в громоотвод как шарахнуло! Я думал, крышу снесет. И потом сверкало и громыхало прямо над нами, очень близко. – Оператор переключил монитор на камеру внешнего обзора. – У нас только кусок дороги прилегающий просматривается. А какой временной промежуток вас интересует?

– Весь, как гроза началась и дождь полил, – ответил Гектор Борщов.

Он расстегнул молнию дождевика и по привычке сунул руки в карманы брюк своего черного строгого костюма.

Катя отметила, что он не сменил свой черный костюм с прошлой ночи, которая ее сильно встревожила. Так и приехал за ней в дальний подмосковный Кашин, чтобы лично забрать ее и отвезти домой с поминок полковника Варданяна.

Они стояли у монитора и просматривали запись с камеры. Ничего. Серый экран. Таймер отсчитывал минуты. Пустая дорога. Ливень. Видимость очень плохая.

– Ни одной машины, Гек, – заметила Катя.

– Не торный у вас тракт, – бросил Гектор оператору.

– Потому что раскопали все впереди, у Разлогов, – ответил тот со вздохом. – Агрохолдинг теплицы новые вознамерился строить, тянут они туда с начала лета газопровод и силовые кабели. Через полтора километра все перекопали. Местные знают, и дачники в курсе, поэтому сюда уже месяц никто не сворачивает. Весь бизнес нам порушили. До осени будут рыть. А приезжих, кто впервые здесь, мало. И потом, на повороте на федеральную трассу ГИБДД дорожный знак поставила – объезд.

– А мы, Катя, знак пропустили, – сказал Гектор. – И тромбонист Зарецкий несведущ в здешних местах, кажется, тоже.

На экране монитора не происходило ничего – все та же серая картинка. Катя подумала: нет, они ничего не узнают путного на автозаправке.

Как вдруг…

Гектор что-то заметил, а она, растяпа, как всегда, нет – он потянулся сам к компьютеру и, не спрашивая разрешения, быстро, профессионально переключился на дальний обзор, одновременно укрупняя кадры.

Все размыто, нечетко. Ливень.

Катя увидела на экране монитора машину – светлую, ту самую. «Рено». Она въехала в кадр и остановилась.

Гектор еще больше укрупнил кадр. Видимость ухудшилась, картинку размыло, однако можно было различить, как…

Из машины со стороны водителя вышел человек. Он неловко тянул что-то за собой.

Зонт. Он пытался раскрыть большой черный зонт под проливным дождем в сполохах молний. Раскрыл и… засуетился. Сунулся было к лобовому стеклу, к дворникам…

Зонт… Я пытался поправить дворники…

Катя вспомнила слова тромбониста.

С зонтом в руках ему было это делать сложно, и он водрузил его наверх, уперев в дверь и в крышу машины. Нагнулся, начал поправлять дворник.

Вспышка.

То была молния!

Человек в кадре замер, затем, хромая, торопясь изо всех сил, обошел капот и начал поправлять второй дворник. Повернулся и распахнул заднюю дверь «Рено» – возможно, хотел что-то достать – куртку или плащ…

И в этот момент серый кадр разорвал яркий ослепительный сполох. Зигзаг! Вспыхнуло над самой машиной, над укрепленным на двери зонтом, который сыграл роль…

– Черт, молния ударила прямо в зонт, он стал проводником! – воскликнул Гектор. – Я так и думал, но…

На экране шли помехи. Уже нельзя было ничего различить.

А потом экран погас и таймер отключился, запись оборвалась.

– Зонт сгорел и расплавился, колесо обуглилось, мотор вырубился, тоже, возможно, сгорел. Как только бензобак не взорвался. – Гектор покачал головой. – Ну и ну! Случай на грани фантастики. А тромбонист, куда он делся после попадания молнии в машину?

Он стал сам перематывать запись с камеры вперед – ничего, никаких изображений. Затем снова возникла серая картинка, пошли помехи.

– Зарецкий при ударе молнии находился с другой стороны от зонта, да? – уточнила Катя.

Она все еще с трудом верила в то, что могло произойти. Однако снова вспомнила тромбониста – запах гари от него, пятна копоти на концертной рубашке.

– Здесь временной пробел в час двадцать, – сказал Гектор, сверяясь с таймером. – А еще примерно через четверть часа он возник перед нами на шоссе. Где он был все это время? Что он делал? И что он видел?

– Разве человек, переживший удар молнии, может что-то делать или видеть? – усомнилась Катя.

– Непосредственно в него молния не попала. Речь может идти о контузии. Или о посттравматическом шоке, судя по его состоянию. Но передвигался он сам – мы с вами свидетели. – Гектор обернулся к притихшему оператору автозаправки, который вообще не понимал, что происходит. – Так, запись эту скопируйте прямо сейчас, при мне. Может понадобиться для будущего расследования. Давайте, давайте, шевелитесь, флешка есть чистая? Нет? Нате, скопируйте на мою, – он протянул оператору флешку, которую достал из кармана черного пиджака. – Быстро, быстро, без лишних разговоров. Не пререкаться.

– При расследовании чего, Гек? – тихонько спросила Катя.

– Тромбонист… что-то видел, – так же тихо в тон ей ответил Гектор.

Он забрал флешку с записью, покровительственно поблагодарил работников «за содействие», и они вернулись к внедорожнику, выехали с автозаправки и направились к брошенной машине.

На перекрестке возле нее уже стояли два полицейских авто – патрульная и «УАЗ» подполковника Александра Веригина, временно исполнявшего обязанности начальника Кашинского УВД после столь неожиданной для всех гибели в ДТП прежнего начальника полиции.

Веригина, одетого по гражданке, в темный костюм, Катя видела на поминках в шатрах, установленных на территории загородного комплекса. Когда все приехавшие на похороны начали вечером разъезжаться, он отправился сопровождать до границ Кашина высокое министерское начальство. И вот, видимо, его вернули с полдороги подчиненные.

Глава 2
Гарпии

– Александр Павлович, фамилия водителя машины Зарецкий, он музыкант – тромбонист из джаза, что играл сегодня на поминках. Мы считаем, что в его зонт попала молния. – Катя сама обратилась к подполковнику Веригину, быстро рассказала, что они узнали и увидели на дорожной камере автозаправки.

– Он постоянно бубнил о каком-то убийстве, когда мои сотрудники вызвали меня. Я сначала, как и они, решил, что он наркоман и все выдумывает. Однако он заладил свое, завелся как механический апельсин – «она привязана к креслу, топор отрубил ей пол-лица, вонзился в мозг». Необходимо, конечно, проверить такое. – Веригин глянул на высокого Гектора Борщова, тот молча протянул ему документы, взятые из бардачка.

– А вы кто, собственно? – поинтересовался Веригин.

– Полковник Гектор Борщов.

– Слышал о вас. Как вы в Староказарменске разруливали непростую ситуацию. Кто не знает полковника Гектора Игоревича Борщова. – Веригин криво усмехнулся. – Быстро же сюда вас ветром попутным принесло. Когда такие фигуранты вырисовываются – вы моментально являетесь.

– Какие еще фигуранты? – спокойно спросил Гектор.

– Знаете, кто в той хате живет? – Веригин указал в сторону перекрестка, откуда бетонка уводила направо, в темноту, где скрывалось какое-то строение за забором. – Мамаша Кривошеева с сиделкой.

– Тележурналиста Кривошеева? – переспросил Гектор.

– Его самого. Полгода назад он купил здесь по дешевке дом. Сейчас много собственности на продажу выставлено. Он и подсуетился. В чудного джазиста с похорон шарахнула молния, но не убила. Вызвала этот его ступор – не ступор. Уж и не знаю, что это. Он вроде видел, как кого-то зарубили топором, причем сначала связали. А «Рено» его здесь брошен на перекрестке. Я парня лично осмотрел, когда на место приехал. На нем нет ни следов крови, ни ран, никаких внешних повреждений. Одежда вся мокрая и грязная. От перекрестка до дома Кривошеевых не более трехсот метров. Если музыкант после удара молнии куда-то отправился – что, в общем-то, невероятно, то только в этом направлении. И если что-то и видел, то у кривошеевских старух.

– Давайте сейчас вместе и проверим, – командирским тоном распорядился Гектор Борщов.

Патрульные остались возле «Рено» Зарецкого, подполковник Веригин сел за руль «УАЗа», Катя и Гектор в свой внедорожник, и через пять минут они затормозили возле сплошного высокого забора, в ворота которого упиралась бетонка.

Тележурналист Кривошеев, селебрити… В памяти Кати сразу явился образ – смесь истеричности, хамства, вседозволенности и бешеной озлобленности, почти граничащей с бесноватостью. Странно лишь, что мать столь обеспеченного, известного представителя массмедиа живет в кашинской глухомани, а не в его поместье на Рублевке.

За забором виднелись лишь крыша на фоне деревьев и верхняя часть застекленной террасы…

– Терраса, Гек, – шепнула Катя, когда они вышли. – Тромбонист твердил, что жертву привязали к креслу именно на террасе.

Тьма. Ни огонька.

Подполковник Веригин постучал в запертую калитку:

– Откройте! Полиция!

Нет ответа. Дом выглядел мертвым. Необитаемым.

– Эй! Есть кто живой? – крикнул громко Гектор и шарахнул кулаком в створ ворот.

– Убили старух, ограбили дом, – подполковник Веригин достал мобильный, позвонил патрульным. – Быстро сюда ко мне и вторую машину с маршрута вызывайте! Нам калитку сейчас болгаркой вскрывать придется.

Гектор смерил глазами забор, чуть отошел и… его фирменный удар ногой с разворота в створ ворот!

Стальной замок, запертый изнутри, треснул. Ворота со скрипом распахнулись.

На грохот во тьме раздался истошный поросячий визг.

В глубине дома на первом этаже зажегся свет. Тень пронеслась по темной террасе. Распахнулась входная дверь, и на ступеньках в свете тусклого садового фонаря появились две фигуры.

Тощая жилистая всклокоченная старуха в некогда дорогом атласном розовом халате, ныне грязном и засаленном. И толстая пожилая женщина крепкого сложения в спортивном костюме.

– Да что же это делается?! – заорала она. – Вы кто такие, чтобы ночью к нам домой вламываться?!

– Полиция… Мы думали… А у вас все в порядке? – Веригин лишь на секунду смутился и замешкался, затем решительно направился к дому. – Почему не открывали нам так долго?

– Да я на унитазе! Что я, с голым задом из уборной полиции открывать полечу? – выходила из себя тетка в костюме. То была сиделка.

Когда Катя вслед за Гектором приблизилась к крыльцу, она ощутила чудовищную вонь, что тяжелыми волнами наплывала со стороны обитательниц дома.

– Рядом с вашим домом ЧП. Мы решили, что к вам грабители забрались в дом, убийцы, – спасаясь от вони, Веригин тоже старался дышать ртом. – Так у вас… все хорошо?

– Нищие голодранцы! – заорала старуха Кривошеева, и ее фальцет снова сорвался на тот самый поросячий визг, что вспорол темноту.

– А почему у вас свет нигде не горит? В темноте ползаете?

– Так сынок сам лично нам все лампочки вывернул! В июне приехал и повыворачивал – мол, дни и так длинные, ночи короткие. Чего электричество зря жечь? Оставил нам лампочки на кухне, в уборной, да на террасе, где телевизор – ящик его. А верх сплошь темный у нас. Кому рассказать – такой сквалыга, жмот!

В этот момент старуха Кривошеева, никого не стесняясь, задрала полы своего грязного атласного халата, обнажая тощие ноги, и сунула руку в столь же грязные панталоны.

Она с торжествующим воплем выпростала руку наружу – кулак сжимал газовый баллончик!

Гектор с его мгновенной реакцией, схватив Катю в охапку, рванул в сторону. Веригин замешкался, и ему досталась порция «перцовки» в лицо. Он закашлял. Но больше всех пострадала сиделка.

Однако она не растерялась. Сгребла старуху Кривошееву за шиворот халата и силой поволокла ее в дом, кашляя, отплевываясь от «перцовки», изрыгая чудовищные проклятия.

Подполковник Веригин, тоже все продолжая кашлять, тер глаза, старался глубоко дышать после газового баллончика.

– Старые гарпии, – подвел итог Гектор Борщов, когда они покинули негостеприимный участок. – Но самое главное, что обе живы-здоровы. Если что-то и случилось нынешней ночью, то не здесь.