Текст книги "Слишком красивая, слишком своя"

– …обязательно сообщи мне.

– Да, Адам, еще не забудь, что в субботу мы идем к Нерсесянам, а у меня ни одного подходящего платья…

– Детка, я все помню! Ладно, до встречи, будь хорошей девочкой, Лулу…

Последняя фраза была произнесена совсем тихо. Наде даже показалось, что она и вовсе ослышалась, на самом ли деле он произнес это слово. И почему ее, Надю, оно вдруг так взволновало?..

Адам ушел.

– Лиля, миленькая, как он тебя назвал? – тут же спросила Надя.

– Кто? – захлопала глазами Лиля.

– Лилька, ты в курсе, что Шелестова в Алькиного мужа влюбилась? – вдруг встрепенулась Рая. – Они целую ночь трепались. И музыку слушали!

– Что-о? – вытаращила глаза Лиля, моментально переключившись.

– Райка, дура! – в отчаянии закричала Надя. – Ты опять! Лилечка, не слушай ее – она невменяемая!

– Ты влюбилась в Леона?

– Не влюбилась! Просто у нас был один небольшой разговор и совместное прослушивание музыки – когда я у Альки осталась ночевать.

– Ты ночевала у Альки? – удивилась Лиля. – Надо же… Насколько я помню, она еще никого у себя ночевать не оставляла. Да и в гости к ней не допросишься.

– Лиля, Райка все врет!

– Да знаю я, что Райка врет, – вдруг улыбнулась Лиля. – А ты, Надежда, тоже хороша – разве не видишь, что она специально тебя заводит… По-моему, в Леона Велехова невозможно влюбиться. Он какой-то… – Лиля с недоумением передернула плечами.

– Чокнутый, – подсказала услужливая Рая. – Даром что композитор! Нет, не все композиторы ненормальные, есть вполне приличные – те, кто музыку к песням сочиняет, мюзиклы всякие… А Велехов что? Симфонии да оратории… Тьфу! Их сейчас никто не слушает.

– Дело тут в другом, – сказала Надя. – Леон – Алькин муж. А я неспособна предать Альку. Ну, равно как тебя, Лиля, и тебя тоже, Рая. Есть вещи, которые делать нельзя ни при каких условиях!

Лиля с Раей переглянулись.

* * *

«…Влюбленность можно приравнять к эмоции, а любовь – к чувству. Не всякий заметит разницу, но она есть. Эмоция кратковременна, она возникает под влиянием момента, а чувства могут длиться годами. Но это не значит, что у эмоции меньше прав – иногда она достигает такой силы, что способна, словно молния, испепелить того, кто ее испытывает, и окружающих в том числе… А тихий огонек чувств (может, именно потому и тихий, что задача его – гореть максимально долгий срок) вряд ли способен вызвать столь грандиозные разрушения…» – старательно переводила Надя пафосный текст Гюнтера Клапке.

– Видел бы ты Раю и Гену Колесовых, геноссе Клапке! – с досадой пробормотала Надя. – У них уже десять лет эмоций – молнии, взрывы, торнадо и извержения вулканов…

Но из головы у нее не шел Леон Велехов.

Она жалела о том, что не стала защищать его вчера, когда Рая и Лиля пренебрежительно отозвались о нем. Не стала потому, что подруги и так уже подозревали ее.

«Леон просто хороший человек. И талантливый!» – уверяла себя Надя.

Она вспоминала его улыбку, глаза, неловкость, его слова, то, с каким выражением лица он поднял с полу шаль и снова укутал Надю…

И музыка… Его музыка теперь постоянно слышалась Наде – отдаленные переливы мелодии, печальной и легкой.

Леон Велехов был ни на кого не похож. Он был не мужчиной – мечтой.

«Я не знаю, влюбилась я в него или нет, но он мне нравится. Он мне ужасно нравится! Это не взрыв эмоций, не самум, не ураган – он просто мне нравится… И что плохого в том, что он мне нравится? Я же не собираюсь уводить его от Альбины, я вовсе не хочу становиться его любовницей – я просто думаю о нем. Разве я не имею на это права?..»

Но что-то подсказывало ей, что нет, не имеет права.

За окном было утро. Август, начавшийся дождями и северным ветром, вдруг сменил гнев на милость – снова сияло солнце, снова было лето. И эти чудесные теплые дни ей не с кем было разделить!

Надя отошла от компьютера и прижалась лбом к стеклу. «Что же я за несчастная такая! Две недели пыталась влюбиться, Райка с Лилькой из кожи вон лезли, чтобы познакомить меня с кем-то, – и на тебе, не успела вернуться из санатория, как влюбилась в Альбининого мужа! Ну да, именно влюбилась – чего уж себе лгать…»

Наде хотелось смеяться и плакать одновременно.

Леон Велехов был везде – в этом солнце, в этом легком августовском воздухе, в перезвоне трамваев, в прозрачном небе, в полете птиц над городом…

«Я влюбилась. Ладно, так уж и быть, признаюсь себе – я влюбилась. В этом нет ничего плохого. Это пройдет. Кратковременная эмоция!»

И тут зазвонил телефон.

– Надежда, ну куда ты пропала? – утомленным голосом произнесла Альбина.

Надя вздрогнула – точно подруга могла догадаться о ее мыслях.

– Никуда я не пропадала, – стараясь держаться непринужденной, легкомысленно-веселой интонации, защебетала она. – Дома сижу, перевожу своего Клапке… С Лилей и Раей недавно встречалась – они, кстати, деньги для тебя передали. Ты случайно в центр не собиралась выбраться? Я бы тебе тогда их вернула… А ты бы сумку мою заодно захватила!

Идея встретиться с Альбиной где-нибудь в центре была самой удачной – тогда бы Надя точно не пересеклась с Леоном Велеховым. Не знать, не видеть, забыть как можно скорее…

– Да бог с ними, с деньгами! Надежда, я неважно себя чувствую, – сказала Альбина просто угрожающе-утомленно. – Это все из-за давления. Ладно, ерунда… Дело в другом – я очень беспокоюсь о тебе.

– Почему ты обо мне беспокоишься? – похолодев, спросила Надя.

– Ты же там без паспорта сидишь. Мало ли что! И без зонтика… Они у тебя в сумке остались.

– У меня есть еще один зонтик… И паспорт мне не очень нужен. Зачем он мне, этот паспорт…

– Надежда, не говори чепухи – паспорт всегда нужен, – строго произнесла Альбина. – А ну как тебя милиция остановит? И потребует документ…

– Меня никогда милиция не останавливала, ни одного раза!

– В общем, Леон сегодня будет в районе Арбатской. Около трех. Ты сможешь подъехать? – голосом, не терпящим возражений, произнесла Альбина.

– Да, – сказала Надя, и сердце у нее упало. Леон… Леон!

– Смотри, только не опаздывай! У Леона очень мало времени, у него в Консерватории какое-то важное дело…

Надя положила трубку на рычаг.

«У него мало времени… Отлично! Скажу: «Ах, Леон, не буду тебя задерживать, кстати, я тоже страшно занята…» Я суну ему деньги для Альки, он отдаст мне мою растреклятую сумку, и мы разбежимся. Дел-то всего на полминуты!»

Надя посмотрела на часы, а потом стремглав бросилась в ванную. Сунула голову под кран, принялась ожесточенно намыливать ее, хотя волосы были еще чистыми. Потом так же ожесточенно принялась сушить их феном. Потом вытряхнула все содержимое косметички на стол, дрожащими руками принялась выдавливать себе на ладонь тональный крем…

«Мамочки, что же я делаю?! Я совсем с ума сошла…»

Она стерла с ладони крем салфеткой и заставила себя успокоиться. Никакого макияжа, никаких сногсшибательных нарядов, никаких ухищрений. Это просто встреча на полминуты.

В центре метро «Арбатская», несмотря на середину дня, была целая толпа народу. Люди сновали туда-сюда, и эта суета сбивала с толку.

Надя прислонилась спиной к холодной мраморной стене недалеко от перехода на «Боровицкую» и беспомощно огляделась. Леона нигде не было видно. Наверное, она приехала раньше назначенного срока…

– Надя…

Леон, оказывается, стоял совсем рядом, держа за ремешок ее сумочку.

– Добрый день, Леон, мне очень некогда! Вот деньги, держи… – забормотала она. – Я беру свою сумочку, огромное мерси за нее… – Она чуть ли не силой вырвала у него из рук свою сумку и вознамерилась нырнуть в подошедший к платформе поезд.

– Минутку, – неожиданно произнес Леон, успев схватить ее за локоть. – Ты куда?

«Ты куда…» Зачем он спрашивает, зачем пытается остановить? Она не должна смотреть на него – ведь это преступление против Альбины! Но было уже поздно – она стояла напротив него и снизу вверх, точно завороженная, смотрела в зеленовато-серые глаза Леонтия Велехова.

– Какая разница… Ты ведь тоже опаздываешь куда-то, ведь так? – сказала Надя, осторожно пытаясь высвободить свою руку.

– Я уже никуда не опаздываю! – улыбнулся он.

– Но Альбина сказала…

– Послушай, Надя, да что с тобой? – с удивлением спросил он. – Ты сегодня какая-то странная. Словно ты меня боишься…

– Ты меня не знаешь, – мужественно произнесла она. – Я вообще очень странный человек.

– Ты правда торопишься, или мы можем немного пройтись по Арбату?

– Арбат я не люблю, а вот по бульварам пройтись можно… – не отдавая себе отчета в том, что же она такое делает, неожиданно для себя самой ответила Надя.

– Замечательно.

Они пошли в сторону эскалатора.

– Как Альбина?

– В общем, неплохо, хотя резкая смена погоды на нее всегда влияет.

– Как же ты ее бросил? – укоризненно произнесла Надя.

Они стояли на эскалаторе. Надя поднялась на ступеньку выше – и теперь была почти вровень с Леоном. На нем были полотняные брюки, светлая рубашка с короткими рукавами – в общем, самый обычный вид, тысячи мужчин проходят мимо в таких же брюках и таких рубашках…

– Я ее не бросал. Я и так все время с ней. Я просто хотел немного пройтись… – серьезно произнес Леон.

– Со мной?

– Да, с тобой. А что? Мы же ничего плохого не делаем.

«Еще как делаем! – мысленно завопила Надя. – Это ты ничего плохого не делаешь, но я-то в тебя влюблена!..»

Они вышли из метро, потом спустились в пешеходный переход, через дорогу перебежали на Никитский бульвар.

– Столько народу… – пробормотала Надя. – Просто удивительно, сколько людей в это время…

– И все пьют пиво, – усмехнулся Леон.

– А ты его не любишь?

– Так… – он пожал плечами, – не имею ничего против.

– О, значит, ты его не любишь! – засмеялась Надя.

– Мне кажется, большинство людей его тоже не особенно любит, – он кивнул на скамейки, на которых гроздьями сидели отдыхающие. – Просто не знают, чем себя занять. А так вроде дело какое-то…

– А как ты проводишь свободное время? – полюбопытствовала Надя. Она неожиданно забыла о том, что она влюблена и что надо терзаться муками совести, – просто шла рядом с Леоном и смотрела на него. Какие у него волосы, глаза за стеклами очков, какие у него руки… Ей нравилось на него смотреть.

– Ну, по-разному, – пожал он плечами. Судя по всему, композитор Велехов просто не знал, что такое свободное время. – Послушай, Надя…

– Что?

– Тебе действительно понравилась та музыка, которую я играл тогда?

– Очень! – горячо сказала она. – А что?

– Я хочу открыть тебе один секрет… – зеленовато-серые глаза смотрели весело, испытующе. – Я решил сделать из нее композицию. В общем, та тема, которую ты слышала, будет основной, кроме того, я ее еще дополню и исправлю.

– И что за композиция? У нее есть название? – с восторгом спросила она.

– «Золотой дождь», – сказал Леон. – Это будет электронная музыка. То есть созданная с помощью компьютера. С помощью секвенсора, миди-клавиатуры, сэмплов, плагинов и прочих хитрых штучек.

– Ах, ну да, я слышала про электронную музыку… Только почему же дождь ты назвал золотым?

– Потому что моя композиция про Данаю.

– Господи, я поняла! – обрадовалась Надя. – Я знаю эту историю… Данаю заточили в неприступную крепость, но влюбленный в нее Зевс все равно сумел туда проникнуть и овладеть ею…

– В виде золотого дождя, – закончил фразу Леон. – Да, все так.

– Ой, как интересно!

Никитский бульвар закончился, начался Тверской.

– Послушай, Надя… – вздохнув, сказал Леон. – Буду честным – на самом деле я хотел с тобой сегодня встретиться. Я придумал для Альбины повод – ну, что у меня неотложные дела в центре. И предложил ей позвонить тебе – с тем чтобы передать тебе сумочку. Но дел у меня никаких нет – просто я хотел тебя увидеть!

Надя вздрогнула.

Как? Неужели и Леон думал о ней?

– Почему ты хотел меня увидеть? – медленно спросила она.

– Потому что… Словом, это почти фантастика, невероятное, невозможное совпадение! Как раз накануне – накануне того дня, когда ты осталась у нас ночевать, – я начал придумывать эту музыку. Первые, пока неясные темы… Пытался обозначить характеры героев… У меня была уже эта мелодия дождя, правда, пока бесформенная, но дальше дело не шло – я не мог представить себе самую Данаю. Работа у меня не ладилась, я словно ждал какой-то подсказки.

– И?..

– И я увидел тебя. Ты стояла у окна в моей собственной квартире и слушала, как барабанят капли дождя по карнизу. Ты стояла вполоборота, и смутная улыбка бродила у тебя на губах. Я тогда понял, ты – Даная, ты ждешь любви, ждешь, когда золотой дождь прольется на тебя…

В самом немыслимом сне Надя не могла представить подобный поворот сюжета – она стала мечтой композитора, моделью, образом, фантазией, воплощенной в мелодию!

– Что ты такое говоришь… – неуверенно пробормотала она, едва не споткнувшись на ровном месте.

– Осторожней, – Леон подхватил ее под локоть. Прикосновение его ладоней обожгло, потому что Надя моментально представила, как эти ладони могли бы скользить по ее телу…

– Леон, то, что ты сказал, очень лестно для меня… Но… – Надя с трудом подбирала слова, – как к этому отнесется Альбина?

– Альбина ничего не узнает, – помрачнел он. – Зачем? Она никогда не лезла в мои дела, для нее главное – чтобы у композитора Велехова был налажен быт. Чтобы вовремя был приготовлен завтрак, чтобы рубашка поглажена, а белье накрахмалено… Альбина очень хочет быть идеальной женой.

– Но ведь и плохо, если так! – вскричала Надя. – Она, значит, старается, из кожи вон лезет, несмотря на слабое здоровье, а ты вдруг находишь свое вдохновение где-то на стороне!

– Ну уж ничего не поделаешь, – все так же мрачно произнес он. – И уже от меня не зависит. Да и не догадается она о тебе… Как она поймет, что в этой музыке – ты? Твои волосы, глаза, смех… Надя…

– Что?

– У тебя ведь правда никого нет? – осторожно спросил он.

– Правда, – отвернувшись, нехотя ответила она. – Год назад я развелась со своим мужем, и с тех пор я одна.

– Я помню – его звали, кажется, Егор, да? Вы с ним были у нас с Альбиной на свадьбе…

– Точно. Мы расстались с Егором – и твоя Даная сама, добровольно, заточила себя в неприступную крепость. Но упорно продолжает ждать, что на нее прольется золотой дождь… – с усмешкой произнесла Надя.

Они снова нырнули в подземный переход. Потом миновали памятник Пушкину, пошли по Страстному бульвару. Их словно гнала вперед какая-то невидимая сила – и нельзя было остановиться, невозможно расстаться друг с другом…

– Что же делать? – спросил Леон.

– Я не знаю… – пожала плечами Надя.

– Я все время думаю о тебе. Это так странно – ведь я знал тебя раньше! А тут словно в первый раз увидел…

– Так ведь и со мной то же самое! – не выдержала, пожаловалась Надя.

Они были уже на узеньком, каком-то неровном Петровском бульваре – кривые старинные особняки лепились с обеих сторон.

И именно на этом бульваре (Надя даже запомнила место, с точностью до одного шага!) ее жизнь вдруг переменилась. Потому что Леон повернул Надю к себе и поцеловал. Они стояли в лучах вечернего золотого солнца, вокруг шумели проезжающие мимо машины, и целовались. Душа ее протестовала – то, что они сейчас делали с Леоном, было преступлением против Альбины. Но оттолкнуть Леона было невозможно – Надины руки сами тянулись к нему и прижимали к себе. Теперь она была уверена, что ждала именно этого человека и что вся ее жизнь складывалась именно таким образом, чтобы приблизить эту встречу…

– Ты такая… – произнес Леон, задыхаясь. – Ты мне не снишься, нет?

– Как же так получилось? – с изумлением сказала Надя. – Я не понимаю… Как же так?!

Они снова пошли вперед и теперь говорили уже только о том, как неожиданно влюбились друг в друга. После Петровского был Рождественский, потом Сретенский, а потом Чистопрудный бульвар.

И только на Чистых Прудах Надя почувствовала, что устала. Они сели в открытом летнем кафе и лихо распили на двоих бутылку белого венгерского вина. Они болтали, смеялись, вздыхали. И по-прежнему говорили только друг о друге, но странным образом вино подействовало на Надю отрезвляюще.

Она вдруг заметила, что наступают сумерки, а когда зажглись фонари, то и вовсе испугалась.

– Леон, уже поздно, – тревожно сказала она. – Мне пора.

– Тебя кто-то ждет? – спросил он, поцеловав ей руку.

– Не меня, а тебя! Послушай, Альбина там, наверное, с ума сходит…

– Я предупредил, что, наверное, задержусь.

– Но не до ночи же!

– Хорошо, я тебя провожу…

Надя немного покапризничала – дескать, не маленькая, сама до дома доберусь, но Леон проявил твердость.

Он поймал такси, и в наступивших сумерках они полетели к Надиному дому. «Что же такое произошло… – лихорадочно думала она, изо всех сил прижимаясь к плечу Леона. Мимо мелькали разноцветные огни, доносились обрывки музыки – не город, а сплошной карнавал! – Зачем он сказал, что тоже ко мне неравнодушен? Теперь мне еще труднее будет забыть его…»

Хлопнула дверца машины, Леон пошел рядом с Надей к ее подъезду.

– Зачем ты отпустил такси? – беспомощно оглянулась она. – Вот глупенький…

– Ерунда, еще поймаю, – улыбнулся Леон.

– Куда ты идешь?

– За тобой.

– Зачем? Вот мой подъезд…

– Я провожу тебя до квартиры.

В лифте они стояли обнявшись. Это было так мучительно, так остро – ощущать его рядом, – что Надя едва не плакала. А потом он каким-то непостижимым образом (как именно, она не поняла) оказался вдруг в ее квартире. Сначала в прихожей, а потом в ее безалаберной комнате с огромным шкафом, похожим на космический корабль.

– Все, Леон, уходи! – Надя поцеловала Леона в последний раз и подтолкнула его к двери. – Пожалуйста!

– Я позвоню тебе?

– Зачем? Ради бога, незачем все это затягивать… – Она щелкнула выключателем, и зажегся свет, разогнав вечерние августовские сумерки.

– Да-да, ты права… – Он тоже поцеловал ее, в полной уверенности, что это уж точно – в последний раз.

– Леон!.. – укоризненно.

– Я тебе все-таки позвоню… – умоляюще.

– Нет! Ну, хорошо – как-нибудь…

– Завтра?

– Н-нет… Хотя ладно, завтра. Только сейчас – уходи!

– Зачем ты меня гонишь? – с упреком спросил Леон. – Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я уходил!

– Не хочу, – согласилась Надя. – Но Альбина…

– Она ничего не узнает. Мы ведь не расскажем ей, правда? – Леон целовал Надю в шею – там, где начинались волосы, его ладони лежали у нее на плечах, гоняя по телу все тот же невыносимый жар.

– Нет!

– Все, я больше не могу… – пробормотал Леон с отчаянием и сдернул с носа очки. Он рванулся к дивану и потянул Надю за собой. Он целовал ее, он гладил ее, стискивал и прижимал к себе – и каждое его прикосновение жгло ее огнем. И она тоже впивалась в него, целовала, гладила и стискивала. Ей нравилось, как пахнет его кожа, нравилось, как трепещут его ресницы на ее щеке. Он стянул с нее платье… она, закусив губы, торопливо расстегивала пуговицы на его рубашке…

Будь что будет. Гореть ей в аду…

Они прижались друг к другу – теперь им ничто не мешало, теперь их разделяла только кожа.

Леон поцеловал ей грудь, скользнул рукой по бедру.

– Ты… – сквозь сжатые зубы прошептала Надя.

– Ты… – едва выдохнул он.

И в этот кульминационный момент – еще мгновение, и они упадут в пропасть! – зазвонил телефон, стоявший возле дивана на журнальном столике. Громко, настойчиво, непреклонно. Надю словно ударило током.

– Не отвечай! – прошептал Леон.

Замерев и прижавшись друг к другу, они слушали эти упрямые трели. Потом они прекратились.

Но едва только Леон снова потянулся к Наде, как раздались другие трели – это надрывался его сотовый в ворохе одежды, лежавшей на полу.

– Это Альбина! – в ужасе прошептала Надя. – Она тебя ищет!

– Надя…

– Пожалуйста, молчи!.. – Она оттолкнула Леона от себя, одним движением натянула на себя платье, прямо на голое тело.

– Надя!

– Ничего не было, ничего не было… – пробормотала она. – Леон, ты должен уйти! Немедленно.

Несколько мгновений он смотрел на нее неподвижными, зеленовато-серыми, прозрачными глазами, потом стал быстро одеваться.

– Хорошо, – ожесточенно произнес он. – Но я скажу Альбине – а я давно хотел ей сказать, даже еще до тебя, что больше не могу жить с ней рядом…

– Нет, ничего ей не говори! – Надя быстро прикрыла ему ладонью рот. – Ты убьешь ее. Мы сейчас чуть не совершили ошибку!

Он ушел, и некоторое время Надя старалась успокоиться. Хотя сделать это было почти невозможно…

«Какая же я свинья! – с ненавистью подумала она. – Забыла о том, что Альбина – моя лучшая подруга. Самая-самая, лучше Лильки и Райки в сто раз! Она для меня на все готова, а я… Она вытащила меня из этого дурацкого санатория, когда Лилька и Райка забыли про меня и занимались своими проблемами, привезла к себе домой, оставила у себя ночевать… Пригрела у сердца змею, что называется! Никогда себе не прощу. А Леону, если он вздумает мне позвонить…»

И Надя стала придумывать, что она скажет Леонтию Велехову, если он вдруг снова попытается ворваться в ее жизнь.

Полночи она придумывала убедительные и строгие слова – настоящую проповедь, пока сон не отключил ее разум. А во сне к ней пришел Леон – и было все, чего они не успели сегодня сделать.

* * *

– Что это с тобой? – подозрительно спросила Лиля.

– А что? – испугалась Надя и посмотрела на себя в зеркало.

– Да ты на себя не похожа! – возмутилась Лиля. – Вся какая-то белая… нет, даже не белая, а зеленая, и глаза в разные стороны смотрят! Работаешь по ночам, да? У компьютера облучаешься?

– Лилька, глупая, да он в сто раз безопаснее телевизора, перед которым ты по полдня сидишь!

– Ой, только не надо мне зубы заговаривать… – с раздражением отмахнулась Лиля. – Рассказывай, что случилось.

Мгновение Надя колебалась – в самом деле, она привыкла всем делиться с подругами, но сейчас был не тот случай. Хотя… Проблему ведь можно обрисовать и общими словами.

– Лиля, я… В общем, все из-за моего одиночества. Мне кажется, я схожу с ума… – неловко промямлила Надя. – Я схожу с ума без любви! Что посоветуешь?

– Так я и думала! – возликовала Лиля, которая считала себя спецом по части того, что касалось этой сферы человеческих отношений. – У тебя, Шелестова, слишком завышенные требования к мужчинам, что ты весьма наглядно в санатории, где мы отдыхали, и продемонстрировала. Снижать планку надо, снижать! Ты так до старости своего принца будешь дожидаться…

– Но что же делать?! – с отчаянием воскликнула Надя.

Лицо Лили озарила напряженная работа ума.

– В общем, так, – сказала она торжественно через пару минут. – В среду вечером у Зинки день рождения. Она тебя не приглашала, но это мелочи – к ней все без приглашения валят…

– Лиля, я так не могу!

– Хорошо-хорошо, я добьюсь, чтобы Зинка сама тебе позвонила и пригласила. Так вот, короче – пойдем на день рождения вместе. У нее куча всяких знакомых – может, удастся найти среди них хоть кого-нибудь для тебя. Только, Надежда, предупреждаю – обойдись на сей раз без этих твоих штучек…

– Без каких? – вздохнула Надя.

– Ну, в общем, без этой твоей разборчивости. Тебе просто гормонов не хватает – понимаешь, просто гормонов! – вот почему тебе так плохо.

«Мне не хватает Леонтия Велехова, – подумала Надя. – Но план у Лили неплохой – ведь недаром говорят, что клин клином вышибают!»

На следующий день Надя отправилась в магазин. Было бы как-то неудобно появиться у Зины Трубецкой без подарка…

С подарками была напряженка. В первом же отделе продавщица предложила ей приобрести набор из шампуня, кондиционера и специального бальзама для волос – роскошная корзина с отделкой из лент и цветов. Надя чуть было не купила, но вовремя вспомнила, что ни разу не видела Зининой шевелюры. Вдруг она и вправду лысая, как Райка говорила?

Потом был отдел сувениров – фарфоровые статуэтки, хрустальные безделушки, глиняные поделки, шкатулки и все такое прочее, исключительно бесполезное и тем не менее очень дорогое. Надя остановила свой выбор на шкатулке – по крайней мере, в нее Зина сможет складывать свои драгоценности. Зина любит золото.

И тут Надин взгляд уперся в разложенные на прилавке бусы из самоцветов и хрусталя. В голове промелькнуло смутное воспоминание – кажется, кто-то говорил ей о том, что бусы должны ей идти. Перед зеркалом она приложила к шее длинную связку из красно-оранжево-коричневых камешков.

– Это изделие известной европейской фирмы, – с гордостью произнесла продавщица. – Исключительно вам подходит!

Надя дрогнула и бусы купила, несмотря на то, что были они тоже безбожно дороги…

Дома она достала из шкафа одно из своих любимых платьев – не оранжевое, не красное, а нечто цвета рябины, которую уже успело прихватить первым морозом, длинное, облегающее талию, многослойное снизу. Она любила это платье безответно – купила его когда-то, но так ни разу и не решилась надеть по причине радикальной расцветки. Сегодня, кажется, пришел заветный час.

На шею – бусы. А заколку надо снять, пусть волосы свободно лежат на плечах…

Надя повернулась перед зеркалом – кажется, неплохо. Интересно, понравилось бы Леону?.. «Я не должна думать о нем, – строго одернула себя Надя. – Я не имею права…»

С минуты на минуту должна была подъехать Лиля. И в это время зазвонил телефон.

– Алло!

– Это я, – раздался в трубке голос Леонтия Велехова. Легок на помине!

– Зачем ты звонишь? Леон, мы не имеем права обманывать Альбину!

– Погоди, Надя, не ругай меня! – умоляюще сказал он. – Я как будто не в себе. Я все время о тебе думаю.

– Я тоже не в себе! – парировала она.

– Давай встретимся, пожалуйста, прошу тебя! Хотя бы на минуту. Я должен сказать тебе…

В это время кто-то требовательно зазвонил в дверь.

– Нет, я не могу! – прошептала Надя. – И вообще, мне некогда… Лиля Лосева ко мне пришла!

Она бросила трубку и, подобрав подол, босиком помчалась к двери.

– Лилька, ты? Ой, я еще не совсем готова… – Она распахнула дверь и увидела на пороге вовсе не Лилю, а своего бывшего благоверного. Егора Прохорова. – Ты?!

Она сделала несколько шагов назад. Егор нахально зашел, широко раскрытыми глазами уставившись на Надю.

– Нет, это не Лиля, это я, – замедленно, чуть растягивая слова, произнес он. – А вы что, куда-то собрались с ней? Извини, Надя, я без предупреждения…

– Что тебе надо? – холодно спросила она.

– Я хотел забрать кое-какие вещи, и… Ты знаешь, Надя… – Егор замолчал, продолжая изумленно и растерянно разглядывать ее платье, бусы на шее, разметавшиеся по плечам волосы. – Я вот еще что…

– Что? Ну что? Какие вещи ты еще не забрал? – ненависть моментально наполнила ее. – Ах да…

Надя полезла в шкаф, швырнула в Егора свитер. Потом вспомнила, что за диваном еще должна быть коробка с какой-то ерундой, которую Егор не забрал, покидая жену год назад. Пыхтя, она выдвинула коробку на середину комнаты.

– Вот. Забирай и катись.

– Надя. Послушай меня, Надя, – Егор схватил ее за плечи, но она вырвалась, кипя от ярости. – Давай поговорим, как нормальные люди. Надя!

– Я не собираюсь с тобой говорить. Бери вещи и катись к своей подружке!

– У меня нет никакой подружки, – заявил Егор.

– Да что ты?! – всплеснула руками Надя, язвительно усмехаясь. – А к кому же ты ушел год назад?

– Я никуда не уходил! Просто ты меня выгнала, – упорствовал ее бывший благоверный. – Это была ошибка… Надя, прости меня. Пожалуйста. Столько времени прошло, ты должна меня простить!

– Я не забуду эту твою «ошибку» и через сто лет! – завопила Надя, затопав босыми ногами. – Ты скотина, Прохоров, я тебя ненавижу!

– Надя, ты только выслушай меня… Да, я совершил ужасную ошибку – тогда, год назад, – терпеливо стал объяснять Егор. – Ты выгнала меня и правильно сделала. Но я не к той женщине ушел, я больше с ней и не встречался – я просто ждал, когда ты немного успокоишься…

Упоминание о «той женщине» подействовало на Надю как удар тока.

– Ах, ты жда-ал… – задыхаясь, прошептала она. – Ты ждал целый год…

– Это правда. И у меня никого больше не было. Никого, – с гордостью заявил Прохоров. – Потому что я знаю твой характер – тогда бы ты меня точно не простила. Надя, ну же…

– Как я тебя ненавижу… – зажмурившись, застонала Надя. – Если бы ты только знал!.. – Дрожащими руками она стала шарить вокруг и наткнулась на чайник. Молниеносным движением швырнула фарфоровый чайник в голову Егора – тот едва успел увернуться. С пушечным грохотом чайник взорвался, врезавшись в стену, и по обоям потекли чаинки. – Как. Я. Тебя. Ненавижу!!!!!!!

Он подскочил к ней, схватил в охапку, не давая вырваться. Надя билась, словно в конвульсиях. Наконец затихла – но не потому, что смирилась, а потому, что у нее кончились силы.

– Я тебя люблю, – сурово сказал Егор, опустившись на диван, посадив Надю к себе на колени, но предусмотрительно крепко держа ее руки. – Я дурак. Но я тебя люблю.

Надя сделала судорожный вдох и… вздрогнула. Она уже забыла его запах. Егор немного пах табаком и еще чем-то теплым – как нагретая на солнце ткань. У него были темно-русые негустые волосы, серые глаза и нос с горбинкой, которую она называла французистой. Надя обо всем этом тоже почти забыла, но сейчас, когда Егор был прямо перед ней, она все отчетливо увидела, и новая волна отчаянной ненависти накрыла ее. И она опять тоненько застонала.

– Перестань! – слегка встряхнул ее Егор. – Сколько можно… Давай поговорим наконец как нормальные люди. Я люблю тебя и хочу вернуться. Я даю тебе слово, что больше не повторю своей ошибки. Никогда.

Наде тоже так много хотелось сказать ему – как сильно она его ненавидит, как готова его убить, как не верит ни единому его слову…

Но в этот момент в дверь снова позвонили.

– О господи… – прошептал Егор. – Принесла же кого-то нелегкая… В общем, так, Надя, ты подумай над моими словами, а я еще вернусь.

Он разжал руки, и Надя выскользнула из его рук. Выпрямилась и побрела, качаясь, открывать дверь Лиле. На сей раз пришла действительно именно она.

В коридоре Егор с Лилей столкнулись. Они со странным выражением взглянули друг на друга и молча разошлись.

– Чего это он? – подозрительно спросила Лиля, когда дверь за Егором Прохоровым наконец захлопнулась.

– Ничего… – буркнула Надя. – Он негодяй и скотина. И опять вещи свои оставил… – Она пнула босой ногой коробку, стоявшую посреди комнаты, и скривилась. – О, как же он мне отвратителен!..

Лиля пожала плечами. На ней было бледно-розовое облегающее платьице и лиловый блестящий плащ.

– Ладно, Шелестова, ты готова? Кстати – неплохо выглядишь… Егор тебя хоть оценил?

– Меня это не волнует, – пробормотала Надя. После ухода бывшего мужа на нее вдруг напала страшная усталость. Может, Егор что-то вроде энергетического вампира? Ну тогда слава богу, что они не живут теперь вместе… – Я, Лилечка, Зине подарок купила. Миленькую такую шкатулку…

– Зачем? – изумилась Лиля.

– Ты же сказала, что у нее день рожденья!

– Ну да, день рожденья! Только не у нее, а у ее Шерри… Шерри – йоркширская терьерша. Зина ее обожает.

– Тьфу ты… – с досадой пробормотала Надя. – Ладно, шкатулку оставлю себе. В общем, я готова, Лиля, только туфли сейчас найду…