Текст книги "Эта чудесная жизнь"

Когда-то люди думали, что в будущем они перестанут жечь уголь, или там, газ, поскольку горение этих продуктов значительно загрязняет атмосферу. Люди были уверены, что скоро они начнут потреблять энергию Солнца. Или ветра! То есть, получать электричество от солнечных, либо ветряных батарей. Нет, не вышло. То есть, вышло, и долгое время пользовалось популярностью, но оказалось, что это, все же, достаточно дорогое удовольствие, особенно в масштабах целого мира. С самого начала на изготовление тех самых солнечных батарей расходовалось много ресурсов, и, к тому же, подобные батареи требовали частых замен. Не везде им находилось применение из-за капризов Солнца. Утилизировать их тоже было сложно… Порой затрат энергии на производство, а потом переработку израсходованных материалов – требовалось больше, чем добытой из них энергии. Природа при производстве и утилизации батарей – тоже загрязнялась. Те же самые минусы касались добычи энергии из ветра, из приливов и отливов, и прочего.

А когда случалась непогода, эти батареи могли легко выйти из строя: панели солнечных батарей залепляло снегом, а ветряки обледеневали на морозе и переставали крутиться.

Вот энергия движения – это проще и дешевле. И никаких отходов, способных негативно повлиять на природу.

Ученые изобрели приборы, требующие для своей работы минимума усилий, то есть, человеку даже не приходилось особо напрягаться. Нажал несколько кнопок, и на тебе, освещение в квартире на весь день. Прошел Лабиринт – позволил работать кухне. И электричество при этом не терялось, сразу шло в дело. А раньше оно, со всеми этими электростанциями, еще как терялось, на каждом-то передаточном звене.

…Я прошла Лабиринт (под бодрящую какофонию звуков!), и оказалась внутри Столовой.

Столовая – очень просторное помещение. Но народу в этот момент здесь присутствовало не так много, в основном, «дальние» знакомые, я с ними и не общалась особо, так, «привет-пока». От общения ведь тоже устаешь, никто не хочет перегружать свою нервную систему.

Я приблизилась к раздаче, провела Оком перед считывающим устройством. Поднялась панель, и откуда-то из глубин кухни ко мне выкатился поднос с завтраком. Лично мой набор всех нужных витаминов и микроэлементов, и необходимое мне количество жидкости.

Я взяла поднос, хотела уже сесть у окна, но тут из обычного входа появилась Дина с коляской, в которой сидел Ники, довольный и веселый. Через обычный вход проходили мамы с маленькими детьми, и такие как Нина, то есть, люди, давно живущие на Земле.

– Рита! Привет, давай вместе! – сразу крикнула мне Дина, и потащила Ники к раздаче. Я заняла трехместный столик на нашу компанию, придвинула специальный стул для малыша.

Прибежала Дина, усадила Ники рядом со мной, потом убежала за подносами – своим и для сына.

– Привет, – сказала я Ники. – Привет, мальчишка!

Он захохотал, закрыл себе лицо ладонями, потом растопырил пальцы и принялся таращиться на меня озорными глазами.

– Ой, а где Ники? Где наш Ники? Он же только что был тут! – притворно испугалась я.

Ники захохотал, отвел ладони от лица, потом опять спрятался за ним.

– Дай лапку! Дай свою чумазую лапку… Будем дружить, да, мой мальчик?…

Мы с Ники соединили на миг свои ладони, Оком к Оку.

Примчалась Дина с подносами.

– Ты представляешь, не хотел никуда идти… Еле его выманила. Пошел только, когда я сказала, что Рита придет.

– Лита, – звонко произнес Ники.

– Да, Рита. Где у нас Рита, а?

Ники потянулся ко мне, пришлось наклониться к нему. Он с чувством обнял меня за шею, а затем звонко поцеловал в щеку. Это ужасно растрогало меня. Я тоже поцеловала Ники, в макушку.

– Ники, давай есть, а то остынет. Ну-ка, что у нас тут… попробуй, – Дина указала на тарелку перед ним, затем сунула в руки сына ложку.

Ники затряс головой, протянул к лицу Дины свою ладошку с Оком.

– Так я и знала! – укоризненно произнесла она. – Рита, мы сейчас…

Она схватила Ники на руки, и убежала в общественную туалетную комнату, что располагалась неподалеку.

Вернулась скоро, опять посадила Ники на его стул.

– Забыл, и я тоже хороша, не стала его контролировать перед выходом, – пожаловалась она, кивнув на сына.

– Ничего. Я вот сегодня одеяло на дезинфекцию не сразу закинула, пришлось возвращаться. А Лара вообще много чего забывает! Что она, на Око свое не глядит, что ли… А, Дина! Давно хотела спросить. Это тяжело – растить ребенка?

– Нормально, – ответила Дина. – Да я, в общем, спокойно ко всему этому… У Ники сейчас особый период, он привыкает к самостоятельной жизни. Раньше мне, на мое Око все сигналы от него дублировались, а теперь нет. Он сам за себя, да, Ники? – она провела рукой ему по плечу.

– Сам! – радостно, с гордостью произнес Ники.

– В следующий раз один пойдешь в туалет, ладно? Без мамы? – сказала ему Дина. Потом обернулась ко мне. – Он и сейчас сам дома со всем справляется, но это дома, а здесь ему без меня еще немного непривычно.

– Ники молодец, – сказала я, не отрывая взгляда от сына подруги. – И вообще… Знаешь, я о чем иногда думаю? Как раньше тяжело было мамочкам. Все это… не за столом будет сказано, ты поняла.

– И не говори. Но у Ники очень рано сформировалась связь между его мозгом, вернее, имплантом в его мозге и Оком.

– Иннервация.

– Да, иннервация. Теперь почти все – без проблем.

Мы замолчали, глядя на Ники, который довольно уверенно ел ложкой густую бело-розовую смесь из тарелки. А ведь совсем недавно ему на раздаче выдавали бутылочки с жидким питанием…

– Я бы хотела такого малыша, – не выдержала, призналась я.

– Повзрослеешь – родишь.

– Ты уверена? А вдруг Истина не позволит мне иметь детей? – засомневалась я.

– Пройдешь тесты, и все равно родишь, – убежденно произнесла Дина.

– Ларе вон даже тесты не помогают, – напомнила я. – А они с Дэном, между прочим, день и ночь мечтают о детях.

Дина ничего не ответила. Она почему-то избегала разговоров о Ларе. Та чем-то не нравилась моей подруге.

– Ты не ешь совсем, – подвинула ко мне поднос Дина.

Мы принялись за завтрак.

Основа завтраков, впрочем, как обедов и ужинов, делалась из одного неизменного сырья. Из водорослей. Менялся только цвет блюд, и их консистенция…

У меня в тарелке лежал прямоугольный кусок пищи бело-розового цвета, твердый и хрустящий, и бледно-желтая смесь, отделенная от него бортиком, нежная и густая. Я любила сочетание хрустящего и вязкого, и чтобы хрустящее было таким… немного нейтральным на вкус, а вязкое – обязательно острым, насыщенным. И Истина знала мои вкусы.

Дина же предпочитала еду в виде воздушного суфле, и чтобы одним куском, и все, никаких особых сочетаний хрустящего и вязкого, или там, мягкого с твердым, моей подруге не требовалось. Вот и сейчас у нее на тарелке лежал довольно большой, высокий пласт пищи желто-оранжевого цвета, который слегка колыхался, когда она отделяла от него ложкой кусочки.

Перед Диной стоял полный стакан воды, в моем стакане воды было чуть поменьше. Консистенцию пищи, сочетание вкусов и прочее, повторяю, учитывала Истина, питье тоже выдавались индивидуально, кому сколько требовалось.

Иногда мы с Диной ели в виртуальном режиме, то есть, пища, полученная на раздаче, виделась нами как старинные яства из прошлого. Именно виделась, а не становилась таковой.

Для этого надо было провести пальцами по Оку, и мысленно сформулировать задачу, которая через имплант в головном мозге передавалась Истине. Истина расшифровывала задачу, и посылала решение этой задачи обратно в имплант. Имплант же транслировал готовую картинку в зрительные отделы мозга, и она синхронизировалось с окружающим миром. В результате человек видел уже «придуманную» Истиной картинку. Окружающая обстановка, люди вокруг – все это оставалось неизменным, а вот содержимое тарелки менялось, трансформировалась в нечто изысканное на вид. Получалось смешение правды и вымысла. Аналог галлюцинаций. Снов наяву!

Раньше для этих целей пользовались очками виртуальной реальности, когда изображение транслировалось на сетчатку. Потом распространились линзы, которые надевались на глаза и тоже транслировали изображение на сетчатку. Но теперь, с приходом Истины, даже в линзах нужда отпала. Оно и экономнее – не требовалось делать отдельных, специальных устройств, и ресурсы планеты не тратились понапрасну.

Нынче при рождении ребенку сразу внедрялся в мозг тот самый, специальный имплант. Или наногаджет, мини-компьютер – можно и так его было назвать… Чип с Оком помещался тоже при рождении, сразу, на ладонь левой руки. По мере взросления ребенка – росло и Око, сам экран, вернее. Ребенку он никак не мешал, да и вообще, обычно Око выглядело незаметным, сливалось с ладонью, и на ней даже можно было разглядеть все борозды и складки, по которым в совсем далекие времена особые люди пытались считать судьбу человека, как это… не помню название сего мистического процесса. Но не полезу в Мемори уточнять. Лишняя для меня информация, в любом случае. Я интересовалась историей, но никак не мистикой.

Как я упоминала ранее, Око – связано с имплантом в мозгу человека. Эта связь налаживалась мгновенно, а по мере взросления лишь совершенствовалась. И, с какого-то момента, уже даже не обязательно было четко формулировать свои мысли для того, чтобы получить желаемое. Достаточно лишь смутного ощущения. Некоего движения души, что ли… Истина угадывала и его.

Око, помимо других его функций, отражало потребности ребенка, напоминало ему о чем-либо, направляло – с помощью сигналов, посылаемым на него из импланта. А компьютерный имплант в мозге, само собой, был связан с Истиной.

Если же ребенок вдруг почувствовал себя плохо, или он оказался в затруднительной ситуации, сигнал от его импланта шел к Истине, а Истина мгновенно пересылала сообщение родным и близким ребенка – с малышом что-то не в порядке, позаботьтесь о нем!

…Я уже упоминала о том, что с Истиной стало проще и легче жить. Кроме того, что люди перестали заваливать Землю мусором, и упростился, облегчился быт, но еще и болезни, терзавшие человечество, тоже прекратились. Почти прекратились. Благодаря развитию генной инженерии теперь рождались только жизнеспособные, здоровые младенцы. Потом, по мере взросления, легче было отследить начальные симптомы некоторых недугов. И тут опять на помощь приходила генная инженерия. Истина мониторила человеческий организм, и, если что не так с каким органом, то происходило примерно следующее: Око просило своего хозяина отправиться на процедуру. В медицинском павильоне, Медикале, у человека отщипывался микрокусочек больного органа, в него встраивался здоровый ген, и затем тот же кусочек внедрялся обратно, туда же, откуда взяли, и орган скоро восстанавливался, становился здоровым. Словом, касаемо человеческого здоровья, Истина все что могла, исправляла еще при зачатии, а если вдруг возникал сбой впоследствии, то она тоже легко все корректировала.

Что Истина мониторила постоянно – пульс, насыщение крови кислородом, давление, температуру человеческого тела.

Время от времени Истина проводила общий анализ крови, и, если выявляла какие-либо отклонения, то направляла человека на процедуру.

Лекарств не существовало. Кроме одного – успокоительного! Разгулявшиеся нервы до сих пор лечили с помощью фармы. Да, можно было внедрить в человека более сложный имплант, и он каким-то образом воздействовал бы на нейроны, заставляя человека успокоиться. Но производство подобных имплантов оказалось бы слишком дорогим удовольствием. Устройства попроще, те импланты, что находились в мозге каждого из нас, вполне удовлетворительно решали все основные проблемы.

Словом, Истина сочла, что в подобных случаях – внезапного волнения, или сильных, мучительных переживаний – удобнее и дешевле воспользоваться старыми добрыми уколами успокоительного.

Лишь над инфлюэнцей Истина была не властна.

Поэтому, едва только у кого-то резко и сильно повышалась температура (что свидетельствовало о начале эпидемии инфлюэнцы) – начинался карантин.

Подытожу: все лечение человека шло теперь через Медикал, и имело две основные формы: «сходить на укол», и «сходить на процедуру». Редко, но случалось – когда в павильоне лечили какие-то травмы. А, забыла, еще роды в Медикале происходили…

В сущности, если опять вспомнить о трансгуманистах прошлого, то в чем-то они оказались правы. Современные люди теперь корректировали свои, слишком сильные эмоции – уколами, а физические проблемы – процедурами.

Это оказалось дешевле и проще, чем создание «человека совершенного» с безупречной психикой и идеальным физическим здоровьем.

Единственный минус существующего положения дел – это то, что павильоны Медикала изнашивались. Их время от времени приходилось менять. Пусть их и быстро меняли (замена вполне укладывалась, например, в промежуток между завтраком и обедом одного дня), но народ всегда нервничал, а вдруг что случится, именно в этот момент, когда старый Медикал меняют на новый? Но пока никаких проблем в эти короткие промежутки времени, кажется, не возникало.

Почему я говорю «кажется».

На самом деле, произошел один непонятный момент. В нашем районе номер 12.

Не так давно, перед тем, как пришло время менять Медикал, последней его посетительницей оказалась Лара. Ее тогда на процедуру отправили… Ей провели эту процедуру, а потом, буквально в тот же день, поменяли старый павильон Медикала на новый.

А вот с Ларой словно «сбой» какой произошел после того, это многие замечали.

Или дело вовсе не в поломке старого Медикала, а просто так совпало?

Ведь Лара, если вспомнить, всегда отличалась каким-то особенным характером, слишком эксцентричным, что ли.

Словом, если не рассматривать случай Лары, то благодаря Истине физическая жизнь человека значительно улучшилась. Оптимизировалась, подтянулась к идеалу.

В общем и целом люди вообще стали внешне одинаковыми. Да, мужчины чуть повыше, а женщины чуть пониже, и волосы у них длиннее… А, ну и грудь у женщин присутствовала, как я могла забыть! Хотя понятно, почему забыла, грудь у всех женщин сейчас была примерно одинаковая, совсем небольшая. Ведь иначе понадобились бы эти самые лифчики, из прошлого.

Изучая в Мемори прошлое человечества, я узнала, что женской груди раньше придавалась очень большое значение. У людей даже существовал культ женской груди! Ее делали то больше (с помощью специальных имплантов), то меньше, то меняли ее форму… Уйма материалов и земных ресурсов, усилий – тратились на один этот орган. Все это не несло никакой практической пользы. Чисто для любования, и чтобы еще сильнее подстегнуть либидо у мужчин. Я вот не понимаю, зачем его надо было подстегивать именно таким образом, за счет женской груди? Если у мужчины проблемы с либидо, не проще ли, в случае его ослабления – принять лекарство, это ж дешевле и экономней, чем кучу земных ресурсов тратить на совершенствование женской груди?…

Сейчас грудь у всех женщин выглядела примерно одинаково – совсем небольшая и аккуратная, ее не требовалось обязательно чем-то поддерживать, какой-то отдельной конструкцией, типа тех самых лифчиков.

Отныне не существовало толстых и худых людей, поскольку питание Истина сделала индивидуальным. Когда надо съесть все, что тебе положили на тарелку в Столовой, потому что сверх того, лишнего – уже нигде не найдешь.

– Рита… Рита! Где ты все время как будто витаешь? – спросила меня Дина.

Я обнаружила, что сижу и смотрю в окно, забыв о завтраке.

– Ты знаешь, я как будто не в себе, правда, – не выдержала, призналась я своей старшей подруге. – Только Медикал почему-то не шлет мне приглашения на укол… Или скоро пошлет? Может быть.

– А что с тобой? – с интересом, немного испуганно, спросила Дина.

– Я все время думаю. Вот честное слово, думаю и думаю, не могу остановиться. Все время что-то сравниваю, анализирую… Как в прошлом было, и как сейчас, что такое жизнь, и в чем ее смысл… А еще я очень много стала чувствовать. Вот сегодня утром проснулась, и все вокруг мне показалось таким странным, необыкновенным, словно я в первый раз увидела этот мир!

– Но это неплохо, – подумав, сказала Дина. – И вообще, ты же еще ребенок, твое воображение расторможено…

– Да сколько можно быть ребенком! Мне уже футболки как раз впору стали, – шепотом произнесла я. – Я размерами тела – уже как взрослая, понимаешь?

– Значит, скоро тебя официально признают взрослой, – улыбнулась Дина.

– И что будет?

– Что будет… с одной стороны, ты сможешь найти себе пару, родить детей. С другой стороны, взрослость – она никак не чувствуется. Я серьезно, по себе сужу. Ники, доедай. Все-все доедай, ты слышишь? – обратилась Дина к сыну.

Мы, все трое, скоро закончили с завтраком. На тарелках ни крошки не оставили. Да и вообще, это неприлично – оставлять недоеденное. Неприлично по отношению к этому миру…

С едой, опять замечу, раньше творилась полная неразбериха. Сначала люди голодали, их косила смерть от неурожая, потом так вышло, что одни народы голодали по-прежнему, а другие уже нет. Перед появлением Истины начался новый перекос – в сторону переизбытка еды.

Еду стали выбрасывать.

Росли горы гниющей еды, которая выделяла парниковые газы, а они, в свою очередь, изменяли климат на планете. Даже больше того, значительная часть будущей еды была уже заранее «обречена».

Сначала часть урожая оставалась гибнуть на полях: потому что человеку, который его выращивал, было дешевле оставить его на поле, чем потратиться на сбор всего урожая.

Затем часть собранного урожая тоже выбрасывали, потому что фрукты и овощи не соответствовали так называемым «стандартам красоты» (не тот размер, цвет, вес, количество пятнышек на кожуре).

Затем урожай и продукты, сделанные из него, доставляли в магазины – те места, где их покупало население. Причем изначально продуктов доставлялось много больше, чем надо было. Таким образом создавалась видимость изобилия. Хорошим магазином считался тот, где полки ломились от продуктов. Часть товара выбрасывали просто потому, что его было слишком много, другую часть – потому что заканчивался срок годности.

Ну, а дальше часть еды выбрасывали люди уже у себя дома.

А если учесть то, что под пастбища для животных и плантации сельскохозяйственных растений шли уникальные экосистемы, вырубались леса, и гибли животные, расходовались водные ресурсы, то изобилие еды оказалось не меньшей напастью для человечества, чем ее отсутствие.

Что ж, получается, Истина решила и эту проблему.

…Я отнесла свой поднос с пустой тарелкой и пустым стаканом обратно к раздаче. Там в отдельное окно заталкивались подносы с посудой. Где-то в глубинах кухни посуда с помощью сильного обдува подвергалась очищению. Поэтому доесть все, что тебе выдали – это еще и правило хорошего тона.

Чем чище посуда, тем проще ее привести в порядок, и подать потом на ней уже обед, или ужин. Если еда оставалась на тарелках, то дольше происходил процесс очищения посуды, больше энергии расходовалось, быстрее изнашивалась вся эта кухонная система, в которой готовилась еда в Столовой для всего района…

Дина тоже отнесла пустую посуду. Затем помогла Ники затолкать его поднос в приемное отверстие. Усадила Ники в коляску.

– Мы – гулять, ты, если хочешь, присоединяйся к нам, – обернулась ко мне Дина.

– Я пока Нину хочу дождаться. Ты понимаешь… – я не договорила, неопределенно повела головой.

– Понимаю, – опять серьезно ответила Дина.

Левую ладонь защекотало.

Я подняла руку, и мое Око отразило веселую мордочку Ники.

– Дина… ты посмотри, это Ники! – я, удивленная, показала свою ладонь Дине.

А мальчишка, сидевший в коляске, захохотал радостно.

– А ты у него уже в списке друзей? Когда ж он успел? Ники, поверни ко мне свою ладошку… Да, точно! – Дина склонилась над сыном, заглянула в его Око. Обратилась ко мне: – Слушай, я постараюсь переадресовать на себя все его запросы, а то он скоро всех окружающих начнет дергать почем зря… Вот, мы освоили и эту функцию, оказывается, – с иронией произнесла она.

– Ну и хорошо, ну и замечательно, теперь мы с тобой всегда на связи, да Ники? – подмигнула я мальчику.

– Да-а! – радостно ответил он.

Дина с Ники покинули Столовую, а я села за одноместный столик, чтобы никто ко мне не подходил, решила дождаться Нину.

В помещение из Лабиринта зашла Лена, моя соседка сверху (я с ней была в очень хороших отношениях). Лена жила одна, без пары, ее сын давно уже повзрослел и уехал. Войдя, она мне улыбнулась, я ей тоже.

Выглядела моя соседка с верхнего этажа всегда бодрой, подтянутой; ростом она – немного выше, чем обычные женщины, и со спины, думаю, Лена казалась даже моей ровесницей. И, лишь когда поворачивалась лицом к собеседнику, можно было понять, что она уже давно взрослая.

Лена села за отдельный столик со своим подносом, а потом из обычного входа появился Алекс, другой наш сосед, и решительно двинулся к раздаче. Мне он кивнул, Лену словно не заметил. И он тоже сел за одноместный столик со своим подносом.

– Алекс, ты здоров? – немедленно обратилась к нему Лена.

– А что такое? И ты, разве, не видишь, я не хочу ни с кем общаться, специально сел отдельно… – огрызнулся Алекс.

Они, Лена и Алекс, мне кажется, являлись между собой ровесниками. Понятие возраста давно ушло в небытие, теперь люди делились лишь на две категории – взрослые и дети.

А вот раньше общество весьма трепетно относились к прожитому человеком времени, я знала об этом из Мемори. Употреблялись определенные градации возраста, порой унизительные – старики, молодые, пожилые…

Так называемые неравные браки – осуждались. Хотя люди, родившиеся с большим разрывом во времени, могли быть вполне счастливы друг с другом, но общество все равно не отказывало себе в желании позлословить. И вообще понятие «возраста», как я поняла, накладывало ограничения на все сферы тогдашней жизни, так что порой измученный человек сам, добровольно, отказывался от многого. Типа, не положено ему по возрасту, например, любить, искать себе пару – и все тут, надо доживать в одиночестве (при условии, конечно, что человек мечтал о паре). Хотя, бывало, что даже ровесники в паре не могли найти общий язык. Какая разница, старше тебя человек, или младше, если между вами возможна гармония, и этот союз не ущемит главные желания и потребности каждого?

Уму непостижимо, как люди когда-то сами себя умудрялись мучить…

Но Истина урегулировала и эту проблему, понятие «возраста» она просто-напросто отменила. И правильно. Смысл думать о том, что можешь, а что нет, на что имеешь право, а на что и замахнуться нельзя? Не проще ли, не разумней – все просчитать, оценить с математической точностью свои возможности, психологическую совместимость с тем, с кем собираешься контактировать, насколько у вас двоих совпадают желания и приоритеты…

Я, между прочим, одно время увлекалась чтением старинных книг, и там просто ужас какой-то описывался, как все в далеком прошлом были несчастны – и в любви, и вообще. И сами страдали, и других заставляли страдать, и на преступления шли, и опять – мучились, мучились, мучились… Мне под конец все это так надоело, что я совсем забросила чтение художественной литературы.

– А почему ты прошел сюда не через Лабиринт, а через обычный вход? – опять напустилась Лена на Алекса. – Вечером опять в полутьме сидеть будем.

– Не придумывай. Никогда мы в полутьме не сидели. И вообще, я сегодня устал, – холодно ответил Алекс.

– Ты взрослый. Ты сильный мужчина, отчего ты устал, да еще с утра пораньше… – фыркнула она.

Подобные разговоры не были приняты в обществе (никто ни перед кем не обязан отчитываться!), так что Лена, наверное, сейчас поступала неправильно, придираясь к Алексу.

Но я в этот момент находилась на стороне Лены. Алекс мне не то что бы не нравился, нет… Но я его не понимала, честно. Он сам обожал прицепиться с какой-нибудь ерундой к любому, кто попадался на его пути, и втягивал своего собеседника в долгий спор.

А смысл его речей? Переливание из пустого в порожнее, скучная болтовня. Поэтому я старалась избегать общения с Алексом, мне не хотелось тратить свое время впустую.

Лена быстро позавтракала, затолкала поднос с посудой в чистку, и убежала.

Алекс методично и вдумчиво ел свой завтрак – россыпь темных шариков, вероятно, хрустящих; к ним прилагалась оранжевая, очень густая подливка. Ах, да у него мои вкусовые предпочтения, оказывается, и почему-то противно от этого…

Но тут мне стало не до Алекса: в Столовую, через обычный вход, зашла наконец Нина. Она двигалась с трудом. Последнее время у нее, судя по всему, не хватало сил. Уж к Нине никто бы не стал придираться (равно как и к Дине с непоседой Ники), почему она не через Лабиринт сюда заходит.

– Нина, привет! – бросилась я к ней, обняла.

– Тише, тише, Рита, ты меня уронишь… – засмеялась она.

– Давай, я тебе помогу…

– Я сама…

– Я помогу тебе потому, что люблю тебя, а не потому, что ты нуждаешься в помощи, – возразила я. Взяла Нину под руку, повела ее к раздаче. Нина была чуть выше моего плеча. И это, к сожалению, тоже напоминало о том, что Нина жила на свете совсем уже давно, очень давно.

Волосы ее – белые-белые. Седые. Морщины на лице, пигментные пятна на руках, а кожа на предплечьях совсем дряблая, пугающе нежная и как будто пустая…

Нина провела дрожащей ладонью перед считывающим устройством.

– Принесу поднос тебе, ладно? Ты садись пока.

– Ладно уж, командирша, – усмехнулась Нина, и зашагала, чуть пошатываясь, к двухместному столику.

Если подумать, то Нина была совсем не ласковой по характеру, а наоборот, очень сдержанной и суховатой. И меня она решила взять в воспитанницы когда-то не потому, что я ей как-то особо нравилась, или ей стало меня жалко… Она призналась однажды, что тогда вдруг почувствовала меня не чужой себе. Своей.

Да, в первую очередь, конечно, это Истина, по каким-то там своим параметрам, сочла Нину наиболее подходящей кандидатурой на роль моей воспитательницы. Но нельзя и отметать желание Нины – стать для меня близким человеком.

Ведь как обычно бывало, если происходило грустное, и ребенок вдруг терял родителей… Тогда кто-то из наиболее подходящих взрослых получал от Истины сообщение: а готов ли он стать воспитателем этого ребенка? Иногда ведь люди отказывались, я о таком слышала, и что, это их право, даже если они идеально подходили на данную роль… Что ж, в этом случае Истина присылала сообщение следующей кандидатуре… Правда, говорят, первые ряды потенциальных воспитателей – самые подходящие. Вторые-третьи – уже не все так идеально в отношениях взрослый-ребенок.

Когда мои родители умерли от инфлюэнцы, вот только-только это стало известно, Нина сама пришла ко мне, взяла за руку, и повела к Ловемату. Вернее, сначала она отправилась со мной к Медикалу, чтобы я там получила укол успокоительного. Я, честно сказать, тогда вообще мало что соображала от горя. Истина мне прислала сообщение на Око, что мне надо на укол, но я даже не отреагировала на это сообщение, оно не дошло до моего сознания.

Так вот. Нина явилась ко мне, взяла за руку, и повела сначала к Медикалу, где укол привел меня в чувство, а затем – потащила к Ловемату.

– Давай ты сюда положишь свою ладошку с Оком, Рита, а я сюда, – сказала она тогда мне, указав на поверхности Ловемата две большие кнопки, расположенные на расстоянии друг от друга.

– Зачем? – безучастно спросила я.

– Проверим нашу совместимость. Разрешит ли мне Истина стать твоей воспитательницей, – деловито ответила Нина.

Мы приложили ладони Оком, каждая к своей кнопке, и нажали на них. Кнопка под моей ладонью сначала словно сопротивлялась, а затем ощутимо продавились, и тогда у меня возникло ощущение, что я и впрямь совершаю некое действо.

Заиграла негромкая музыка, вокруг взвились хороводы разноцветных огоньков, они закружились вокруг Ловемата. Не на самом деле, конечно, они закружились, а в виртуальной проекции… Это Истина послала сигнал в компьютерный имплант, что находился у меня в мозге, а отреагировавший имплант, соответственно, послал проекцию праздничного фейерверка, по нейронным сетям, в зрительные отделы моего головного мозга. Проекция же – синхронизировалась с окружающим миром. И я словно «увидела» фейерверк, наяву, своими глазами.

Тоже самое произошло и с Ниной. И она «увидела» огоньки, и музыку – «услышала…» Потому что с улыбкой принялась вертеть головой, следя за светящимися хороводами вокруг.

Потом мы с ней одновременно взглянули на свои ладони, и там Око каждой показало одинаковые картинки – двух схематичных человечков, один больше, другой меньше, взявшихся за руки.

– И что? – пробормотала тогда я растеряно.

– Это значит, я теперь буду твоей воспитательницей, – сказала Нина. – Истина одобрила мою кандидатуру. Ты теперь не одна, Рита. Я с тобой.

Не знаю, может, это самовнушение, или действие успокоительного усилилось, но мне стало ощутимо легче в тот момент. Когда я поняла, что теперь у меня, сироты, есть отныне близкий человек.

В принципе, никаких особых изменений в нашей с Ниной жизни не произошло. Просто нас с Ниной поселили по соседству, в этот самый дом, где мы и продолжаем жить до сих пор. Нину отправили на первый этаж, меня на второй.

Я была уже довольно самостоятельной, когда потеряла родителей, а так, наверное, нас с Ниной поместили бы в одну квартиру, под маркировкой «женщина + ребенок», но тут этого не произошло.

Правда, я проводила у Нины все свободное время, и только спать уходила к себе. А, и учебные программы я штудировала у себя, в своей Камере.

Со временем я успокоилась, печаль из-за смерти родителей все меньше терзала меня. Конечно, тут и уколы успокоительного тоже сыграли свою роль… Боль постепенно отступила.

Прошло время. Я уже не нуждалась постоянно в своей воспитательнице, хотя и продолжала к ней частенько заглядывать.

Потом, не так давно, в наш дом заехали Дина с Ники. Я очень сдружилась с Диной, и Ники мне тоже ужасно нравился. Нина поощряла нашу с Диной дружбу.

Я, конечно, формально еще не считалась взрослой, и некоторые вещи мне по возрасту были недоступны, но соображала я всегда неплохо.

Думаю, Нина, с какого-то момента специально стала держать меня на расстоянии, отсылала все куда-то, потому что не хотела, чтобы я уж слишком к ней привязывалась. Она ведь очень давно жила на Земле, а значит, могла в любой момент умереть. Я ей немного подыгрывала, каюсь. Делала вид, что я постоянно чем-то занята, что у меня куча интересных развлечений, словом, я пыталась ее успокоить таким своим поведением.

Хотя, возможно, она и это понимала тоже, и, в свою очередь, подыгрывала мне.

У Нины имелись собственные, родные по крови дети – сын и дочь, они, наверное, были еще старше Алекса и Лены, поскольку у Нининых детей выросли уже свои дети, а у тех детей родились еще дети… Нина – прабабушка.