Текст книги "Девушка на качелях"

«Не чужая… Ого!» – испугалась Агния.

– Мне пора, – сказала она. – До свидания.

– Агния, погоди. Сядь, пожалуйста.

Девушка послушно села в кресло.

Она, хоть и была не искушена в вопросах кокетства, тем не менее сразу почувствовала перемену в Орехове. Раньше он был строг и равнодушен, теперь – таял, словно масло на раскаленной сковородке. И все это потому, что у нее – новая стрижка?..

– Ты что делаешь завтра, Агния? – Орехов сел рядом, взял ее за руку.

– А что? – тихо спросила она.

– Давай куда-нибудь сходим?

Несмотря на то что Орехов переменил к ней свое отношение, Агния по-прежнему боялась его. «Да я вообще всех мужчин боюсь, – с неожиданным раздражением подумала Агния. – Всех подряд! А почему? Я же могу вертеть ими как хочу…»

– А куда?

– Я знаю один неплохой ресторан, – спокойно ответил Орехов. – Тебе должно понравиться.

– Я надеюсь.

– Тогда до завтра? Я зайду – часов в пять-шесть?

«Он зайдет, папа увидит его… Папе нравится Орехов. Он, наверное, хотел бы, чтобы Орехов ухаживал за мной… Ну уж нет, папу я не буду ставить в известность! – спохватилась Агния. – Это моя жизнь, мой выбор. Он не будет меня контролировать. Даже его одобрения мне не надо!»

– Нет. Ты позвони, я спущусь во двор.

– Но Борис Николаевич…

– Я не хочу, чтобы папа был в курсе моих дел.

– Ого! Ты с ним поссорилась?

– Нет.

Орехов помолчал, глядя на Агнию с легкой, едва заметной улыбкой. Потом спросил:

– А номер твоего сотового?

Агния продиктовала.

– Ну все, до завтра! – приветливо и уверенно произнес Орехов. У него зазвонил городской телефон. – Алло, майор Орехов слушает. Где? Когда? А Козленков не в курсе? И что?..

– До свидания. – Не дожидаясь, пока Орехов положит трубку, Агния вышла из кабинета.

В коридоре она остановилась на несколько мгновений. Голос майора – уверенный, резкий, безапелляционный – был отчетливо слышен и здесь.

Орехов – настоящий мужчина. Он в курсе всего, у него все под контролем, он не терзает себя лишними сомнениями. Эта прямолинейность, исключительная мужественность первоначально смущали Агнию. Он и она – такие разные… Но, может, в этом и плюс?

Чего она боится? Пора проживать свою жизнь, а не влачить существование старой девы, которая ото всех шарахается. Тем более она уже теперь не старая дева.

Милиционер у входа – тот самый, с автоматом, лихо отдал ей честь. И улыбнулся – с таким юношеским восхищением, с такой застенчивой приязнью, что Агния не смогла не улыбнуться ему в ответ.

* * *

– Эдик, это кто такая была? – в кабинете Орехова вновь появился Михаил Михайлович.

– Живет в соседнем подъезде. Как?

– Прелесть. Юна, хороша…

– Не так уж она и юна. Но хороша, да. И главное, Миша, она из хорошей семьи. Очень хорошей. Отец у нее – вот такой мужик.

– Так чего ж… Женись. На такой только жениться.

– Я вот тоже так думаю. Все должно быть серьезно. Если нет – ее отец мне яйца оторвет.

– Не все же эти стервы… А она – миленькая, нежная, очень трепетная. Агния… Агнец Божий. Мне понравилась. Славная, очень славная.

– Да. Я все присматривался… А сейчас думаю – лучше не найдешь.

– Если только совсем молоденькую дурочку.

– Можно и дурочку молоденькую найти. Только, Мишаня, через год-два она уже перестанет быть молоденькой дурочкой и превратится в ту же стерву. Молоденькие – они же как кот в мешке. Поначалу глазками хлопают, лепечут-щебечут, а потом сжирают мужика с потрохами. Некоторые думают – вот возьму молоденькую, вылеплю под себя – она ведь как пластилин в моих руках будет… А фиг тебе. Не будет. В тихом омуте черти водятся. Из этого нежного, румяного ангелочка вдруг вылезет баба – с железным характером, непробиваемая, которая попрет как танк, заставит себя беспрекословно слушаться, выхолостит, высушит душу…

– Да, да, ты прав, Эдик! Как ты прав… Ужасно. Ну их к лешему, этих молоденьких.

– А она, Агния наша, уже взрослый человек с давным-давно сформировавшимся характером. Она такая – уже навсегда. А ей далеко за тридцатник, прикинь?

– Да-а?! Я бы ей ни за что больше двадцати пяти… ну, в крайнем случае двадцати восьми не дал! И, кстати, Эдик, Бог просто так такие лица не раздает. Чистая душа, значит. О-о, она мне все больше и больше нравится. Пожалуй, если ты этой Агнией не займешься, я за ней приударю.

– Во тебе! Фигу с маслом.

– Эдик, ты чего! Я же шучу! Ненормальный… Чувство юмора-то должно быть?!

– А я уже завелся. Все серьезно! Я к ней давно приглядываюсь, говорю. Так, все бегала, бегала мимо девочка с косичкой по нашему двору… Счастье, Миша, всегда рядом. Вот возьму и женюсь.

– Да ты подумай еще…

– А чего думать? – с серьезным лицом произнес Орехов. – Меня сейчас буквально озарило, она – моя женщина. Мне сороковник. Ни ребенка, ни котенка… Два развода. Если я хочу и дальше делать карьеру, надо жениться… Кстати, Антипов уже прямым текстом намекал: «Эдуард, хочешь из замов в начальники – приведи в порядок свою личную жизнь!»

Пару минут мужчины молчали. А затем Михаил Михайлович хлопнул себя по коленям:

– Ладно, все хорошо, лучше этой Агнии нет никого… Это я понял. Но она – согласится ли?.. Она к тебе – как?

– Супер, – с уверенностью заявил Орехов. – Насчет этого не беспокойся. Мы с ней завтра договорились встретиться.

– Ну ты шусте-ер, брат…

– Я думаю, медлить нельзя. Она как-то похорошела вдруг резко… Отстригла свою дурацкую косу… И уже другой человек, другая женщина! Поразительно, как у них это получается… А с этим… новым имиджем… ее уже не пропустят. Так что мне надо шевелиться.

– Ты говоришь, она из хорошей семьи?

– У нее отец – нотариус. Серьезный мужик. Кстати, ко мне хорошо относится.

– Нотариус? У нотариусов денег куры не клюют… – одобрительно покачал головой Михаил. – Тебе второй зачет, Эдик.

– Да, он при деньгах… Но мне на деньги насрать, ты знаешь.

– Ой, вот не надо… категорично так… бескорыстный ты наш! Деньги ему не нужны, можно подумать!

– Нужны, врать не буду. Но… ты понимаешь, Миша, есть вещи поважнее. Вот как здоровье, например, – его же ни за какие деньги не купишь. Удача, фарт… Семья. Карьера. И потом, мне от ее папаши ничего не обломится. Я же не дурак, все понимаю, все вижу. Не тот он мужик. Он еще лет сто проживет, вон жениться собрался… И на вид тоже – даже полтинника ему не дашь. У них, наверное, это семейное… Гены, гены хорошие! Так что деньги тут ни при чем.

– Да-а… Даже не знаю, к чему бы еще придраться! – Михаил развел руками. – Что тут сказать? Совет да любовь.

– А чего тут говорить? У меня не тот характер, чтобы сопли жевать. Пришел, увидел, победил.

* * *

В том, что отец не будет против ее свидания с Ореховым, Агния нисколько не сомневалась. Отец давал ей определенную свободу. Даже больше того – Борис Николаевич никогда ничего ей не запрещал. Другое дело – как он комментировал поступки дочери, ее решения, ее знакомых…

После таких комментариев хотелось убежать, спрятаться, закрыться в платяном шкафу и больше ничего не делать, ни с кем не встречаться.

Первый роман у Агнии случился еще тогда, когда она училась в педагогическом институте. За ней стал ухаживать юноша с параллельного потока, Вадик. Дарил цветы, водил в кино, читал стихи. Очень романтично и красиво. Однажды Вадик завел разговор о браке…

Агнии Вадик нравился, ничего против брака она не имела (наоборот, ужасно хотелось фаты, белого платья, тостов, родного человека рядом, который бы ее любил, любил, любил, который бы говорил ей ласковые слова, которого тоже можно было любить, любить, любить, ласкать, говорить слова… И снова любить его, и жить ради него, и все, все – ради него! Чтобы прямо сердце трещало, разрываясь от любви и нежности!).

Поэтому Агния пригласила Вадика домой – познакомить с отцом. Отец был не против знакомства с Вадиком, наоборот – даже заинтересовался личной жизнью Агнии: «Ну-ка, ну-ка, кого ты там себе нашла, Агуша?.. Приводи!»

Вечер знакомства. Небольшой ужин с шампанским – в их с отцом квартире. Вадик вел себя скромно, беседовал сдержанно, не поднимая ресниц, словно девушка, деликатно вкушал приготовленный Агнией оливье.

Отец говорил с Вадиком – вежливо, с пристрастием спрашивал: «А вы где живете, молодой человек? В общежитии? А сами откуда? А, из Саранска вы… Где собираетесь после свадьбы жить? Снимать, да-да-да… Или у нас, да-да-да… На родину после института ехать не собираетесь? Нет, я так и думал. А родители у вас кто? Понятно. Что ж, тоже нужные профессии. А кем работать планируете? Учителем? Что ж… Учителя тоже нужны! И Агуша учителем будет, и вы учитель… Семья учителей, да-да-да…»

Вадик поначалу отвечал охотно, не думая, но потом насторожился. Насторожилась и Агния – отец, не произнося ни единого оскорбительного слова, тем не менее подводил разговор к одному. К тому, что не произносилось вслух, но угадывалось точно: «Ты, братец, прохвост. Но не на того напал! Я тебе не позволю жить здесь. Снимать квартиру – денег у тебя не хватит. И вообще ты за моей дочерью ради московской прописки ухаживаешь!»

После его ухода Борис Николаевич бросил в лицо дочери презрительное: «Ну и дура ты!» Все.

А на следующий день, когда Агния с Вадиком встретились в институте, Вадик (взвинченный, полный сарказма и желчи) заявил, что они расстаются. «Вадик, но почему? Тебя мой папа чем-то обидел? Да бог с ним! Действительно, будем жить на съемной квартире!» – попыталась успокоить жениха Агния. «А на какие шиши?» – «Но ты же сам сказал…» – «Это нереально! И все нереально… И вообще, такое отношение… зажрались вы, москвичи!»

После Вадика, где-то через год, к Агнии пристал на улице нахальный молодой человек: «Красавица! Вы моя мечта!» Он буквально «заговорил» Агнию. Оказался тренером по баскетболу. Звали Геной. Несколько встреч – в основном встречались на баскетбольных матчах и прочих спортивных мероприятиях, затем неизбежное знакомство с отцом.

Но и тот совместный ужин закончился плохо. Отец был человеком горячим, ну и новый знакомый, Гена, тоже покладистым характером не отличался. Слово за слово – поругались. Гена ушел, хлопнув дверью, отец долго орал, что только его бестолковая дочь способна отыскивать таких удивительных уродов и хамов, как Гена.

Некоторое время Агния еще продолжала встречаться с Геной, но отец неизменно отчитывал ее за глупость и неразборчивость в кавалерах: «Иди-иди к своему чемпиону… Пусть он тебя научит мячик бросать! Ни на что другое мозгов-то у него не хватает…»

И как-то само собой так получилось, что она и с Геной рассталась.

Потом Агния окончила институт и три года работала в школе. Тогда ей было не до романов – работа ей нравилась, занимала все свободное время, все мысли. За Агнией ухаживал физрук, но безуспешно. Он был на тридцать лет старше ее, сильно пил по вечерам, в одиночестве (это выяснилось позже, но чувствовалось всегда – уж больно вял, несчастен бывал он днем), и Агния, как ни старалась, влюбиться в физкультурника так и не смогла.

Потом отец сказал, что это глупо – корячиться за копейки, и предложил Агнии работать у него, в нотариальной конторе секретарем. Как не согласиться? Родной же отец зовет к себе… И вот тогда, когда Агнии было лет двадцать восемь, у нее случился очередной роман – с молодым человеком, системным администратором по профессии.

Очень приличным, очень скромным и сдержанным. Звали Юрой.

В гости к Агнии Юра отказался идти категорически. Он как-то сразу, инстинктивно, издалека – понял ситуацию с отцом Агнии.

Зато к себе Юра звал несколько раз – сидели, пили чай в присутствии его матери, добрейшей женщины, дерматовенеролога по профессии, которая была кладезем всяческих историй о своих пациентах. Очень часто Агния и Юра ходили на выставки и концерты. Очень много говорили и спорили об искусстве. Но дальше поцелуев и объятий дело не шло.

С Юрой Агния встречалась года четыре, в последний год начала догадываться, в чем дело. После нескольких случайностей (то бардачок в машине открылся, вывалив Агнии на колени стопку мужских журналов с откровенными красотками, то в его ноутбук она не вовремя заглянула, узрев там все тех же красоток, и т. д и т. п.). Словом, Юру реальность не интересовала. Да, а все время ее знакомства с Юрой отец остроумно смеялся над кавалером дочери. Причем Борис Николаевич, тоже в глаза не видев Юру, интуитивно и точно «угадал» его, называл Юру – «этот твой, любитель виртуальности».

И Агния с Юрой расстались.

…Но к Эдуарду Орехову отец уж точно никак не мог придраться. Настоящий мужчина.

Но пусть Борис Николаевич и хорошего не говорит. Ничего не говорит. Это ее, Агнии, жизнь. Все, хватит. К счастью, в субботу отца не было дома… Не пришлось врать – куда, с кем идет.

И вот в пять вечера раздалась трель мобильного.

– Алло, Агния? Я жду. – Эдуард.

– Иду.

Все просто, ясно, четко.

Агния надела пальто и, не застегиваясь, сбежала по лестнице. Это у них было семейное – они с отцом редко когда пользовались лифтом. Быстрее по ступенькам сбежать, с четвертого-то этажа…

– Агния… – Орехов подал ей руку, когда она выходила из подъезда. – Привет. Моя машина там, со стороны улицы… Во двор не проедешь. Паркуются тут не пойми кто… Надо ворота ставить, и как можно скорее! Тут лужа. Давай через двор?

Они пошли через двор.

– Ты не сказала отцу? – спросил Орехов.

– О чем? Что я с тобой? Нет.

– Что за кошка между вами пробежала… – усмехнулся Орехов, сверху вниз глядя на Агнию.

– Нет никакой кошки. Отец по делам уехал. Или к Полине. Я уж не знаю…

– Полина – это невеста Бориса Николаевича?

– Да.

Снег под ногами – истоптанный, темный. В деревьях кричат галки. Светло. Промозглый, свежий ветер…

На миг, проходя по двору, Агния опять вспомнила прошлое. Лето, компания молодых людей, девушка на качелях, переборы гитарных струн, смех – беззаботный, бездумный… Все счастливы, все живы. Вся жизнь впереди. Подумать только – прошло восемнадцать лет, и она, Агния, снова идет по тому же месту, но… как все изменилось! Что сбылось? Ничего. Счастье? Нету. Умерла мама, убили Марину.

«Надо спросить Эдуарда о Марине. Хотя – зачем? Прошлое не вернешь, ничего не исправишь. А я навек породнилась с убийцей. Нет, не породнилась, а… Как это назвать, каким словом определить то, что произошло позавчера? Но в истории моей жизни Григорий теперь прописан навечно».

…За воротами, у дороги, стояла машина Орехова – черная «Ауди».

– Прошу… – Эдуард распахнул перед Агнией дверцу. Сел на водительское место, потянулся назад, положил Агнии на колени розу. – Пристегнись.

«Может быть, я поторопилась? Кто гнал меня, кто заставил пойти за Харитоновым? Каких-то два лишних дня я могла подождать?! Ведь у меня теперь, кажется, есть тот, кого ждала всегда. Эдуард – это Рауль? Впрочем, лучше не думать, ни о чем не жалеть. Не гадать, не выгадывать, а… просто жить!»

Ресторан, в который Орехов привез Агнию, располагался в центре. Не так уж долго пришлось ехать, да еще без пробок почти – выходной день.

Внизу был гардероб. Разделись.

Агния – в том же офисном виде, что и ходила на работу. Черная узкая юбка до колен, белая блузка с высоким воротником. Краем глаза девушка поймала свое отражение в зеркале – не слишком ли просто, невзрачно она одета?

Хостес повела их с Эдуардом вверх по лестнице, в зал.

Нечто вроде отдельных кабинетиков, отгороженных друг от друга невысокими коваными ширмами, увитыми цветами. Все на виду, но вместе с тем – раздельно, уютно. В один из таких кабинетиков посадили и Агнию с Ореховым.

– Прошу… – на стол перед Агнией положили меню.

Агния принялась листать его – названия блюд, цены… Все очень серьезно и красиво. Тапер за роялем играл негромко и ненавязчиво. Агния не привыкла к таким ресторанам, они с Ингой посещали заведения, что называется, мидл-класса, где основными посетителями были студенты, мелкие клерки…

– Агния, ты что будешь? – Эдуард заглянул к ней в меню.

– Вот эту рыбу. Без гарнира, – Агния ткнула пальцем в картинку.

– Хорошо. Девушка, нам дорадо на гриле, отбивную из телятины с запеченным картофелем, жюльен, вот этот салат, вино калифорнийское… Агния, ты точно ничего больше не хочешь заказать? Нет? Ну ладно… Все. С десертом потом разберемся. – Сделав заказ, Эдуард чуть перегнулся через стол, взял Агнию за руку. – Рассказывай. Как живешь?

Агния подняла голову, сразу же попала в плен его взгляда – внимательного, цепкого. Уже не спрятаться.

– По-разному.

– А с отцом что?

– Да все в порядке! – отмахнулась Агния. – Послушай, Эдуард… а вы правда хотите с отцом наш двор в автостоянку превратить?

– Не весь. Часть. Хотим, чтобы часть двора отдали под строительство народного гаража. Прикинули – можем рассчитывать на тридцать пять машино-мест.

– Жалко двор.

Эдуард улыбнулся, показав крупные, красивые, чуть желтоватые зубы.

– Я закурю?

– Да, конечно…

Он щелкнул зажигалкой, пыхнул в сторону дымом:

– Ностальгия по детству? Понимаю. В одном дворе росли, хоть и в разное время. Помнишь – эти компании, детей разного возраста… Старухи все время на лавках сидели? Клумбы летом, зимой каток заливали!..

– Да, да… еще сирень цвела. Красиво.

– Допустим, сирень и сейчас цветет – в мае. Но дело в другом. Ты обратила внимание, Агния, что двор наш чаще стоит пустым? Нет ни старух, ни детей. Собачники иногда гуляют со своими этими… питомцами. Но мы с твоим отцом этих собачников гоняем – несознательные они, не научились убирать за собой. В общем, полное запустение…

– Заметила. А куда все делись, правда? – удивленно спросила Агния.

– Жизнь другая. Половина жильцов уехала, половина приехала – я этих, новых, в лицо не всех знаю. Все по дачам, по квартирам, детей одних уже редко выпускают… Из машины – в квартиру, из квартиры – в машину. Двор не нужен, а превращать его в собачью площадку… глупо.

– А старухи? Они же есть, я их видела! Почему они не сидят, как раньше, на лавочках? – с интересом спросила Агния.

– Даже старухи стали другими. – Эдуард раздавил сигарету в пепельнице. – Поэтому такой огромный двор надо использовать в своих нуждах. Машины-то куда девать? Кстати, а почему у тебя нет машины? Я бы на месте Бориса Николаевича не стал отпускать такую красивую девушку одну в город на своих двоих… Дураков много, сама знаешь! – Он провел ладонью по ее волосам. – Но все к лучшему…

– Все к лучшему, – согласилась Агния.

– Хочешь, я по утрам стану подвозить тебя до работы? Вечером могу встречать… когда будет удаваться, конечно. А то пошлю за тобой кого-нибудь из отделения – тоже есть такая возможность! Привезут-отвезут.

– Я что, хрустальная?

– Честно? Мне за тебя страшно. Ты… и вправду хрустальная. Не могу представить тебя в толпе, среди уродов всяких, в метро, в давке, на улице… Прости, – Орехов выхватил из кармана трепыхающийся сотовый. – Алло! Где? А… А я при чем? Вызывайте следственную группу, там Дорохов сейчас… Вот пусть он этим и занимается. Все, до понедельника. Нечего меня по пустякам беспокоить, – он с раздражением нажал на кнопку.

Им принесли заказ.

– Я только символически глотну… За тебя, – Эдуард поднял бокал и чокнулся с Агнией.

Агния выпила свой бокал до дна.

– Дай сигарету, пожалуйста.

– Ты же не куришь! – сухо произнес Орехов, но тем не менее щелкнул зажигалкой, помогая Агнии прикурить.

– Так странно… Мне кажется, что-то изменилось в этом мире, – пробормотала она, глядя в сторону.

– Я бы не хотел, чтобы ты менялась. Перестань… ты же не умеешь даже! – Орехов отнял у Агнии сигарету, раздавил в пепельнице.

– Почему ты так за меня беспокоишься?

– Не знаю. У меня профессия такая – людей спасать… – усмехнулся Эдуард.

– От них самих?

– Что? Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками. Можно напрямую?

– Да.

– У тебя кто-то есть?

– Никого, – ничуть не удивившись вопросу, ответила Агния.

– У меня тоже никого.

– А я тебя не спрашивала… – улыбнулась девушка.

Орехов заиграл желваками. «Я ему нравлюсь, – поняла Агния. – И он бесится. Но почему он так бесится-то?»

– Можешь спрашивать меня о чем хочешь, – отрывисто произнес Орехов.

– Хорошо. Ты помнишь Марину? – В голове у Агнии слегка шумело от вина.

– Кого? – вздрогнул Эдуард. – Какую Марину?

– Ее правда Харитонов убил?

– О господи… – мрачно прошептал Орехов. – Вот ты о чем…

– Мне отец сказал, что Харитонов – убийца. Я не понимаю… он же доктор! И – убийца… Разве так может быть?

– Все, девушке больше не наливать… – Орехов отставил бокал Агнии в сторону. – Послушай… Ты ни о чем не должна беспокоиться. У меня все под контролем. Я не дам тебя в обиду. Он что, приставал к тебе? Харитонов, в смысле?

– Нет.

– Ты не должна ничего бояться. Я с тобой, – Орехов провел тыльной стороной ладони у нее по щеке. – Ты мне очень нравишься.

– Десерт? – подошла официантка.

– Да, кофе… Агния, тут очень вкусные шоколадные пирожные. Ты будешь?

– Да. Пирожные и тоже кофе. Капучино, – кивнула Агния.

Они некоторое время сидели молча, слушая, как на эстраде тихо, словно рассеянно, тапер перебирает клавиши на рояле.

– Я не могу. Со мной что-то странное, – опять нервно закурил Эдуард. – Наверное, рано об этом говорить, но ты меня волнуешь… Сижу рядом, а у самого сердце сжимается.

– Ты был женат?

– Два раза. Детей нет. Что ты еще хочешь знать? Спрашивай, спрашивай.

– Что ты делал в ночь с тринадцатого на четырнадцатое?

– Что? В каком смысле? – вскинул брови Орехов, потом насупился, словно припоминая. И вдруг хлопнул рукой по столу: – Ты же шутишь! Ох, не могу… Агния! – Он захохотал, и девушка засмеялась вслед за ним. – Ты прелесть! – Он сжал ее запястье.

Чем дальше, тем сильнее он концентрировался на ней – Агния это чувствовала. Он уже ловил каждое ее слово, каждый взгляд, пытался предугадать ее желания. И это не могло не льстить. Раньше мужчины, подобные Орехову, никогда не ухаживали за ней. То, что происходило сейчас, ей нравилось. Приятно осознавать свою власть.

– Потанцуем?

На небольшом подиуме возле эстрады уже кружились две пары. Агния с Эдуардом тоже заскользили в медленном танце.

Орехов был выше своей партнерши на голову. Он прижимал ее к себе в танце – и Агния щекой касалась его груди. «Снаружи – мягкий, плотный… а внутри его – словно железо. Железный хребет. Он – другой. Тяжелый и очень сильный… Ми-ли-цио-нер!»

Агния ловила его дыхание – быстрое и теплое. Взволнованное. От Орехова едва ощутимо пахло одеколоном.

Рядом танцевала пара – молодой мужчина в клубном пиджаке, джинсах, с продуманным беспорядком на голове, и девушка в розовом мини-платье. Ботфорты, колготки в сеточку, белоснежные кудри и ротик сердечком… Торжество гламура! Она, эта девица, все время радостно хихикала – даже когда ее кавалер молчал. Агния обратила внимание на эту парочку еще и раньше – они вели себя так, как будто были здесь самыми главными.

– Эй, поосторожней там! – Эдуард увел Агнию от парочки, с очаровательным эгоизмом не замечающей никого и ничего.

И девица, и парень, немедленно уставились на Агнию с Ореховым – с обидой, недоумением, злостью. Как смеют им – таким продвинутым, таким необыкновенным – делать замечания! Подобное часто происходит – вдруг в общественном месте вспыхивает резко и почти без повода недоброжелательность, даже почти ненависть – между совершенно незнакомыми людьми.

– Все, я устала… Спасибо, – сказала Агния.

Эдуард отвел ее на место.

– Вот уроды… – поморщился он. – Терпеть таких не могу. Что он, что она…

– Я никогда ни из-за кого не злюсь, – честно призналась Агния. – Я всегда ухожу от конфликта.

– Даже если ты права?

– Я думаю, что спокойствие важнее скандала.

– Но вокруг столько уродов… Спускать еще им! Больно жирно.

– Эдик!

– Как ты сказала? Эдик? – Орехов засмеялся, быстро поцеловал Агнию в висок. – Эдик… Ты прелесть. Ты ангел.

Они еще посидели, болтая уже о пустяках (погода, новости, кино), потом Эдуард расплатился, и они направились к выходу из зала.

И тут, как назло, столкнулись на лестнице с той самой парочкой. Скорее всего, и парень, и девушка в розовом просто были навеселе и мало обращали внимание на окружающих. Ну, подумаешь, толкнул этот парень Агнию, замешкавшись на ступенях… Нечаянно же.

– Ой, – вырвалось у Агнии, и она в последний момент успела уцепиться за локоть Эдуарда.

– Ты, придурок. Не хами. Извинись перед девушкой, – моментально подобрался Эдуард.

– А что такого?

– Я сказал – извинись, быстро! – Эдуард схватил противника за плечо.

– Да пошел ты…

Раз – Эдуард лишь слегка тряхнул парня, и тот кубарем полетел по лестнице. Девица в розовом взвизгнула.

– Козел… – Парень поднялся, вытирая кровь, текущую из носа.

В ответ Эдуард молниеносно ударил его в челюсть. Девица опять взвизгнула.

– Эдуард, не надо. Пожалуйста, не надо! – крикнула Агния. Наверное, какой-то другой женщине, не такой, как она, понравилось бы поведение Орехова, его быстрая и жесткая реакция – «Обидел мою спутницу? Тогда получай в морду!». Но Агния физически чувствовала боль других людей, и вообще… Что-то первобытное, грубое было в этой сцене. Неправильное. Да, наверное, следовало сделать замечание этому парню, но никак не бить в лицо… «А если он не понимает? Если правда есть люди, которые слов не понимают, которые только кулака слушаются?» – вдруг сама себе возразила девушка.

– Урод… – презрительно произнес Орехов и протянул руку Агнии. – Пошли отсюда. Скоты… вот охота людям вечер портить! Быдло…

К ним уже бежал через вестибюль охранник заведения:

– Так, в чем дело? Что происходит?

Орехов прошептал ему на ухо несколько слов. Пара секунд – и лицо охранника приняло строгое, сдержанное выражение. Он понимающе кивнул Орехову.

– Молодой человек, вы бы вели себя приличнее! – укоризненно обратился охранник к парню. – Все ж таки общественное место…

Девица тихо плакала, парень молча вытирал кровь с лица.

Все.

На этом инцидент был исчерпан. Все его участники словно почувствовали – кто из них кто. Мини-спектакль, где каждый знал свою роль… Парень больше не лез на рожон.

Уже в машине Орехов сказал Агнии:

– Ты меня прости. Но иначе нельзя…

– А что ты сказал охраннику?

– Секрет фирмы. Но он не дурак. Он… они, эти ребята, сразу просекают, кто перед ними. Разбираются в людях. Со мной нельзя связываться. Себе дороже выйдет! И пацан этот тоже… урок ему на будущее.

– А они… они не станут тебя преследовать? Этот парень с девицей? – снова спросила Агния. – Вдруг запомнят номер машины, напишут заявление, что им нанесли тяжкие телесные повреждения…

– Тяжкие телесные… – засмеялся Эдуард. – Я тебя обожаю! Тяжкие телесные…

Через полчаса машина уже была возле арки у их дома.

Эдуард помог Агнии выйти из салона.

– Блин, опять не заехать… Достали!

– Ой… – Агния едва не поскользнулась – вечером похолодало, и лужи превратились в лед.

– Мы с твоим отцом с дэзом воюем. Набрали чурок в дворники, те ни хрена не делают… Могли бы хоть песком посыпать!

Агния, смеясь, опять поскользнулась. Сумерки, темнота, островки света от фонарей… Дорога во дворе, вдоль дома превратилась в каток – синевато-черный лед маслянисто поблескивал, отражая огни.

Орехов подхватил Агнию одной рукой (девушке осталось только обхватить его за шею) и с разбега, стремительно заскользил по льду.

– Ай! – в ужасе пискнула Агния. – Страшно… Упадем!

– Не упадем… Я пока еще хорошо на ногах держусь.

От Эдуарда Орехова исходила такая сила, такая мощь, такая неколебимая уверенность, что Агния в первый раз поняла, как это – быть словно за каменной стеной.

У подъезда Орехов поставил ее на землю.

– Отец уже дома, – Агния подняла голову. – Вон свет горит… Нет-нет, ты не провожай, дальше я сама.

– Точно, поссорились, – сказал Эдуард. – Но ничего, я вас помирю, – он приподнял лицо Агнии за подбородок. – Ты прелесть. Спасибо, что согласилась провести этот вечер со мной. Все было отлично.

– Да уж…

– Никогда ни о чем не переживай. Ни о чем не думай. Я буду за тебя думать… – Орехов наклонился, поцеловал ее.

«Рауль. Он – мой Рауль!» – подумала Агния и благодарно отозвалась на поцелуй. Холодный февральский ветер пробирал насквозь, но внутри – там, где сердце, – было горячо, словно переливалась раскаленная лава.

– Ты такая красивая. Такая нежная. Ты… – Эдуард с едва слышным стоном снова поцеловал ее. – Все, все, я пропал!

– Я пойду… – попыталась увернуться Агния. – А то сейчас отец начнет названивать. Поздно…

– До завтра? Нет, завтра не могу. Вечером в понедельник! Встретимся?

– Наверное.

– Никаких «наверное»! Чтобы сто процентов! – Орехов опять принялся целовать Агнию.

* * *

…Григорий допил пиво и, пока шла рекламная пауза (хоккейный матч между Россией и Канадой), отправился на кухню, к холодильнику – за другой банкой.

«Продуют наши, ясновидящим не надо быть… Уж больно сильные противники! Придется Покровскому тысячу отдавать».

Покровский – водитель, Вера Петровна – фельдшер, он, Григорий Харитонов, – врач. Вот он, экипаж линейной бригады «Скорой помощи».

Тысяча – пустяки, но сам факт… Не хотелось проигрывать. Сегодня был тяжелый день. С утра одни старики – в основном с жалобами на давление, на хронические болячки. Говорят, магнитная буря… Григорий привык к тому, что основные вызова́ приходились на стариков.

Их и жалко было, и досада брала. Одна и та же история – у стариков подскакивало давление, они вызывали «Скорую», начинали пить свои лекарства… И что? К приезду врачей давление уже падало. Если других серьезных проблем со здоровьем не было, в больницу класть не имело смысла. Эта была рутинная, обычная часть профессии…

Хуже другое – сегодня двое умерло до приезда «Скорой». Сердце и еще сердце. Два сердца остановились. Поздно. Не успели.

Оно, конечно, подстанций «Скорой помощи» в городе много, на каждый район – своя подстанция, по инструкции машина должна прибыть в течение пятнадцати минут… Но разве пробки на дорогах кто-то мог отменить?

Григорий давно уже привык ко всему. Комнаты, в которые он заходил, слились в одну – душную, теплую, наполненную запахом лекарств. Кровать – одна и та же, со слежавшейся подушкой, с больным (уже неважно кто – мужчина, женщина или ребенок), мечущимся или лежащим неподвижно – под скомканным горячим одеялом.

Осмотр больного. Руки ощупывают его тело, мнут живот. Руки Григория привыкли к чужой коже – в основном беспомощно-мягкой, сливочно-нежной, дряблой.

Родственники больного. Либо взволнованные донельзя, дрожащие, бестолковые в своей тревоге… Либо привыкшие к болезни своего родственника, четко и точно отвечающие на вопросы. Либо равнодушные. Безразличные. Или смирившиеся…

К своей работе, как уже говорилось, Григорий давно привык. Его профессия, вероятно, была не лучше и не хуже других… Бывали и веселые, забавные моменты. Некоторые истории становились даже легендами, такие удивительные истории, которые иначе как чудом и не назовешь. Все было.

Он, в общем, сам по себе человек нормальный, с чувством юмора, любящий жизнь во всех ее проявлениях. Но сегодня… Чего-то не того. Или дело в другом? Конец февраля, погода соответственная, мерзкая – межсезонье никому радости не доставляет!