Текст книги "Стремянка в небо"

Проклиная про себя многословность парня и собственное самодовольство – а иначе откуда взялось спокойствие и нутряное желание послушать, что накосячили глупые горожане? – Петя вскочил:

– Пойдем.

Федор немедленно вскочил с табурета вслед за ним и, ничего не спрашивая, устремился к двери.

– Хоть обуться-то дай, – проворчал Петя, всовывая ноги в кроссовки и путаясь в шнурках.

На улице заметно стемнело.

– Куда мы?

– К участковому, куда же еще. 911 у нас еще не ввели. – Петя нервничал, оттого и грубил. Однако Федор не обиделся.

– А‐а, – протянул он и замолчал, только напряженно сопел. Его волосы растрепались еще больше, чем раньше. Прямо сказать, они стояли торчком.

Участковый Сергей Иваныч жил в соседней деревне. Неближний свет, если дело касается правопорядка. Но жители Вышелеса давно привыкли обходиться без власти. Преступлений, достойных Петровки, там не случалось, а с буянами жители справлялись своими силами. Да и буянил-то народ, исключительно перепив спиртного, что вызывало если и не одобрение, то понимание точно.

Местному стражу правопорядка исполнилось всего двадцать семь. Был он щекаст, русоволос и смотрел на мир василькового оттенка глазами. Однако ж молодость и не совсем брутальная внешность его работе не вредила. Не по годам ответственный и рассудительный, он пользовался среди населения уважением, отчего и звали его полным именем-отчеством – Сергей Иваныч.

До деревни, где жил участковый, они добрались быстро, хотя к тому времени темнота основательно пропитала воздух, не оставив на западе даже закатной полоски, которая обычно горит долго. Впрочем, время еще было не поздним. А если и поздним, то в их ситуации это ничего не меняло.

Звонок Петя искать не стал, попросту забарабанив в шершавые от рассохшейся краски доски забора. За забором последовательно раздались: визгливый лай, грохот цепи, шаги и звонкий голос, вопросивший:

– Кого там еще черти несут?

– Меня, Сергей Иваныч.

Надо отдать участковому должное, дверь он открыл без проволочек, попутно цыкнув на владелицу визгливого лая. Лай мгновенно умолк.

– Что случилось? Пожар? Враги?

В голосе участкового чувствовалось некоторое раздражение. Причина раздражения стала понятна чуть погодя, когда рядом, скромно опустив глазки, нарисовалась девушка. Присмотревшись, Петя узнал рыжую продавщицу Аньку и искренне порадовался за Сергея Иваныча. К Аньке тот дышал неровно давно, но кокетка не обращала на парня никакого внимания. Или делала вид. И вот теперь дело, видимо, пошло на лад.

– Хуже, Иваныч. Экспедиция пропала.

Все признаки раздражения исчезли с лица участкового, оно даже вытянулось, потеряв привычную округлость.

– Проходите, – отрывисто произнес он и посторонился, пропуская гостей.

Рассказ много времени не занял. В отличие от Федора, Петя излагал события коротко и по существу. Участковый, слушая, смурнел все больше и больше. Иногда он обращался к Федору за подробностями, тот готовно отвечал, иногда запинался, подыскивая точные слова. Растекаться мыслию по древу парень не пытался, видно, подуспокоился, да и не забалуешь у Сергея-то Иваныча. Умеет он со свидетелями разговаривать, сразу вспомнишь все нужное, не отвлекаясь на постороннее.

– Завтра с утра собираем мужиков и прочесываем лес, – наконец вынес он вердикт.

– Но как же… – попытался возразить Федор.

– А смысл искать сейчас? – понял его Сергей Иваныч. – Темно.

– Ой, что творится! В болоте потопли, бедные! – прижала ладони к щекам Анька. Она давно сидела и слушала, самым незаметным образом ухитрившись присоединиться к компании. От любопытства у нее даже рот приоткрылся. Неудачнее высказаться было нельзя. В менее толерантном обществе за такую реплику человека вежливо попросили бы выйти за дверь – ну или не очень вежливо. Однако здесь карательные меры ограничились недовольными взглядами.

– Только развиднеется, пойдем, – решил участковый. – Я пока по домам пройдусь, мужиков соберу. Со мной пойдете? – посмотрел на ребят он.

– Нет, – отказался Петя. Федор снова попытался возразить и снова запнулся.

– Мы у себя народ соберем, – закончил Петя.

Так и порешили. Сергей Иваныч поспешно начал собираться. В качестве форменного мундира он прихватил только фуражку. Удивительно, но с джинсами и камуфлом она смотрелась вполне органично. Анька с горящими от любопытства глазами увязалась за ним. Гости тоже не стали задерживаться.

Обратно шли молча, говорить не хотелось, да и не поговоришь особо, когда все внимание уделяется исключительно лужам и ямам под ногами. Лишь у деревни Федя открыл рот, но лучше бы он этого не делал, поскольку сказанное не добавило хорошего настроения, а, наоборот, сгустило тревогу до почти физической субстанции.

– Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, – замогильным голосом произнес он. – На маршруте по вашим местам пропала группа туристов. Никто из них так и не был найден. Там, где они останавливались в последний раз, остались все ценные вещи, включая фотоаппараты и коронки из желтого металла.

По листьям зашлепал дождь. Петя промолчал.

Глава пятая

Петя еще не видел последнего привала туристов и в бледных потемках совсем еще раннего утра смотрел на него с интересом. Сзади кто-то засопел. Покосившись за плечо, он обнаружил одного из односельчан. Тот, словно гусак, вытянул шею и во все глаза таращился туда же, куда и Петя. Ему даже показалось, что любопытный односельчанин вот-вот потеряет равновесие и упадет.

Мысль, что он выглядит точно так же, удовольствия не принесла, и Петя принял отсутствующе озабоченный вид: мол, за туристов он беспокоится, но не видит здесь ничего необычного. Смотреть и впрямь было не на что. Ну рюкзаки, потемневшие от росы, ну скатки палаток, подумаешь! Сразу внимание привлекали лишь кучки тряпок и кинокамеры в количестве трех штук, небрежно валявшиеся в траве. Каким же надо быть распустехой, чтобы так бросать дорогую технику! Кучки тряпок – Петя насчитал их ровно двенадцать – располагались на разном расстоянии друг от друга, но не больше трех метров. Приглядевшись, он заметил среди них поблескивающие часы и несколько нательных крестов. Вот тогда ему и стало плохо. Если поднапрячь воображение, то вполне можно представить на их месте людей. Люди стояли, двигались, разговаривали – а потом раз, и осталась от них только одежда. Видимо, хорошим воображением отличался не один Петя, потому что рядом заохали, закрестились, кое-кто забормотал молитвы. Он и не подозревал, что среди односельчан такое количество набожных людей. Впрочем, сейчас Пете было не до этого.

– Ну что, идем цепью? – пробормотал участковый – зрелище произвело впечатление и на него, – откашлялся и уже более уверенно продолжил: – Скоро приедут опера – проводить следственные мероприятия. К месту происшествия никому не подходить, а то, не дай Бог, улики затопчете своими ножищами. …Старайтесь держаться ближе друг к другу. Не забывайте перекликиваться, – предупредил он.

Мужики вразнобой закивали и решительно таранили кусты.

«Эге-гей!.. Отзовись!.. Есть кто живой?..» – раздалась перекличка. Она становилась все глуше и глуше, затем смолкла совсем.

– А ты чего стоишь?

Петя очнулся от созерцания рюкзаков и торопливо рванул в лес, оглашая его криками. Мужики уже исчезли из виду, но это его не беспокоило – он тоже был местным, а значит, заблудиться ему не грозило. Мало-помалу лесная подстилка сменилась черничными угодьями с редкими проплешинами мха и веерами рыжего папоротника. Ничего не происходило, лес выглядел пустым, как и подобает приличному сентябрьскому лесу, однако Петя не расслаблялся, бдительно оглядывая окрестности. Под ноги он не смотрел, и, как показали дальнейшие события, совершенно зря. Он не заметил, как редкие проплешины мха слились в единое покрывало, закурчавились и приобрели интенсивно зеленый цвет. Опомнился Петя только тогда, когда странный яркий мох поднялся почти по щиколотки. Петя удивился такому чуду и присел на корточки, во все глаза рассматривая необычное явление – подобного мха в здешних лесах он никогда не видел. Да еще в таком количестве!

Однако ботанические изыскания и поиск людей не совсем сочетаются друг с другом. Поэтому Петя встал, внимательно огляделся. Тут-то его и проняло: он совершенно не узнавал леса, который еще с детства исходил вдоль и поперек. Повсюду, куда только дотягивался взгляд, рос тот самый ярко-зеленый мох, разбавленный папоротником в два человеческих роста. Дополняли нереальную картину невысокие березки с квадратными стволами. Петя почувствовал, как по его спине побежали мурашки, крупные, как первые капли летнего ливня. И такие же холодные. Да и кто бы остался спокоен, если вокруг происходят чудные изменения. Почему-то Петю особенно впечатлили квадратные березки. Накативший вслед за этим ужас влил в тело энергию и заставил бежать, не разбирая дороги. Этого делать не стоило, поскольку уже через несколько шагов мох поднялся по пояс, хватая за ремень своими зелеными пальцами. Совсем близко зазвучали голоса. Они перекликались, звали друг друга, в них слышались те же самые страх и растерянность, что заставили бежать Петю. Еще немного, и Петин голос присоединился бы к их хору. К счастью, парень оказался крепче, чем ожидал сам. С трудом задавив панику, он заставил себя мыслить здраво. Остановился. Огляделся еще раз. Вроде в той стороне мох пониже… Значит, туда… И, как оказалось, не прогадал: буквально через несколько минут проявились привычные черничники. Петя обрадовался им как родным. Рванув в их направлении, он споткнулся и… Вокруг снова стоял до боли привычный лес.

«Привидится же!» – пробормотал он. Дыхание рвалось хриплыми вздохами, в ушах стучало. На всякий случай Петя отбежал подальше и только тогда плюхнулся на пятую точку, привалившись спиной к нормальной, круглой – он специально проверил! – березе и зашарил в кармане в поисках сигарет. Курить хотелось смертельно. В чувство его привела только пятая затяжка. Однако всласть покурить было не судьба. Из-за деревьев вывалилась толпа агрессивно, как ему показалась, настроенного народа. Они все что-то одновременно кричали, размахивали руками. Среди них Петя заметил несколько мужчин в форме спасателей с остроухой псиной на длиннющем поводке. Собака виляла хвостом и укоризненно смотрела на Петю.

– Вы чего? – только и смог выговорить он.

– Того, – передразнил его один из спасателей, мужчина с седым ежиком волос и цепким взглядом серых глаз. – Мы тебя пять часов искали. Тоже мне, местный житель!

– Сколько-сколько часов? – слабо переспросил Петя. Голова у него закружилась.

Все наперебой принялись объяснять. Из сумбурного рассказа вырисовывалось следующее.

Петя ушел на поиски туристов и пропал сам. Хватились его не сразу. Никого не удивило, что мобильный парня упорно талдычит на двух языках «абонент временно недоступен», – такое во владимирских лесах не редкость. Но вот когда он не появился на контрольный сбор, да с учетом пропавших туристов… Тогда все встали на уши, и часть людей принялась искать персонально Петю. А тот словно испарился в воздухе.

– Меня же всего полчаса не было, – стек он спиной по березе.

– Потом расскажешь. Идти-то можешь? – сочувственно поинтересовался все тот же спасатель. Он больше не казался рассерженным, и даже его стальной ежик плотно прилег к черепу.

– Могу, – соврал Петя. Парню совершенно не улыбалось с помпой въехать в деревню на носилках. Подколов потом не оберешься, спустя пятьдесят лет и то вспоминать будут. С другой стороны, место в местной истории ему уже обеспечено. О репутации можно не беспокоиться.

– Туристов нашли? – поинтересовался он.

– Нет, – угрюмо ответил уже Сергей Иваныч. – Никаких следов.

– Ага… – Петю переполняли впечатления, пережитый страх тоже давал о себе знать, поэтому ему срочно, до щекотки под коленками захотелось рассказать о том, чему он стал свидетелем.

– Они, наверное, в зеленые мхи попали. Я тоже в них побывал, еле выбрался.

– Что за место? – подобрались спасатели. Остроухая псина насторожилась.

«Настоящий профессионал», – подумалось Пете. Крупные собаки всегда были его слабостью.

– Место, где растет зеленый мох, – начал объяснять он, с ужасом понимая, что ему не поверят. Слишком уж фантастическая история с ним приключилась. – Находится где-то там, – неопределенно повел он рукой. – Может быть, метрах в пяти. Там еще растут квадратные березы и гигантские папоротники…

Подумал и добавил:

– Да и сам мох больше, чем по пояс. И голоса слышатся, тени какие-то бродят.

Все молчали. Петя и сам бы многозначительно молчал, услышав такое, поэтому людей он хорошо понимал.

– Бред, – наконец-то выразился «ежик».

– Бред, но доля смысла в нем присутствует, – не согласился другой спасатель. – А иначе как объяснить исчезновение туристов? Да и одежда эта… Я бы понял, если бы они отправились гулять без рюкзаков, но без одежды вряд ли. Так что – не знаю.

– Инопланетяне их похитили, – внезапно выдал мужик, тот самый, который утром сопел над плечом Пети. Фраза звучала до того абсурдно, что никто не нашел, что возразить. Ободренный молчанием, мужик понесся дальше:

– А что, разве неправда? Ученые докопались, город у них тута был пять тыщ лет назад.

«Гнездо у них здесь», – пробормотал Петя.

– Пожили они и улетели. Чего уж им не понравилось, непонятно, только до сих пор сюда с визитами шастают, людей на опыты забирают.

При слове «опыты» Петино подсознание опять выдало картинку, на этот раз совершенно непотребную. Почти воочию Петя увидел огромный анальный зонд. Судя по виду, зонд еще не отмыли от предыдущего опыта. Медленно и зловеще эта огромная дура приближалась к визжащему страдальцу, в котором легко угадывался известный голливудский актер. Того, кто держал ее в руках, видно не было, но не вызывало сомнения, что на морде – лице? – этого существа играло садистское выражение. Вслед за картинкой всплыло название: «Контакт». «Дурацкий фильм», – Петя постарался поскорее выкинуть картинку из головы. Если бы во рту не стояла вселенская сушь, он бы сплюнул.

– Мужик, ты чего несешь? – отмер один из спасателей.

– Вру, думаешь? – обиделся тот. – В газете все прописано, черным по белому. Да не абы кто писал, а профессор, уважаемый человек!

– В какой такой газете?

– «Спид-инфо», – гордо ответствовал мужик.

– Тьфу ты! – Все тот же спасатель от души сплюнул. – Начитаются хрени всякой, и инопланетяне у них сразу летают. Места здесь, конечно, глючные, геологический разлом, не хухры-мухры, но не до такой же степени. Еще вампиров вспомни!

– А и вспомню! – загорячился мужик.

«Вампиры… плохое самочувствие… белый дым…» Мысль дурацкая, но интересная. Петя обещал себе додумать ее позднее, сейчас же элементарно не хватало сил.

Готовый вспыхнуть спор затушил командир спасателей.

– Хорош базарить, – прикрикнул он. – Пострадавшего домой, а остальные продолжают искать. Еще светло, так что время у нас есть.

Петя машинально глянул на солнце. Оно рубило листву рыжими пластами света, заметно склоняясь к западу. «Хренасе погулял», – удивился он, но удивился вяло, скорее по привычке – организм устал реагировать на потрясения и сказал громкое «фи». Народ как-то незаметно рассосался. Рядом переминался с ноги на ногу только давешний мужик, любитель «Спид-инфо». Его, как самого умного, отрядили проводить Петю до дома. Во избежание, так сказать, – чтобы снова не потерялся. Мужик не просто переминался, он не забывал нервно оглядываться по сторонам, видать, история с зеленым мхом запала ему в самую душу.

– Пошли, – вздохнул Петя, тяжело поднимаясь на ноги.

До деревни рукой подать: всего лишь шесть километров. Для сельского жителя подобные переходы не являются чем-то из ряда вон выходящим, особенно если он живет в маленькой деревушке среди лесов, вплотную примыкающих к заповеднику.

Конечно, Владимирская область не Сибирь, но своя непроходимая тайга там есть. Когда-то она тянулась на сотни километров: болота перемежались мрачными ельниками, светлые лиственные леса взбегали вверх, к продуваемому всеми ветрами сосновому простору и снова опускались, чтобы сойти на нет в топких низинах. Так было, пока, как всегда, не вмешался человек. Сейчас это всего лишь часть былого великолепия, но и то, что осталось, производит впечатление, а главное, требует серьезного к себе отношения. Беспечным горожанам нечего делать во владимирской тайге. Им хватит и веселого подмосковного леса, где самой большой опасностью является гадюка под кустом или голодный клещ.

В тайге же, пусть и растерявшей свою языческую мощь, нужно вести себя осторожно, если не хочешь утонуть в болоте или просидеть на дереве долгие часы в ожидании, когда уйдет разъяренный кабан. Здесь нет гуляющих старушек, готовых словоохотливо указать дорогу, нет и служителей, отвечающих за поведение вверенных им зверей, впрочем, как и решеток, за которыми оные звери находятся.

Тайга не обладает сознанием, но является существом, равным человеку по силе. Тайга живет, дышит, грезит о чем-то своем. Люди, живущие с ней бок о бок, постепенно пропитываются исходящими от нее волнами. Они начинают жить по лесным законам, хотя полностью разделить с тайгой ее грезы, стать их частью не получится никогда. Причина тому – разум. Мы получили в дар божью искру, а лес боится огня. Наверное, именно поэтому законы, по которым жить миру, устанавливает человек. Ума бы нам, правда, побольше.

Но лес все равно могуч. За примером далеко ходить не надо. Еще не так давно, каких-то семьдесят-восемьдесят лет назад, через Владимирскую область проходила дорога. Хорошая дорога, оживленная. По ее окоему множились деревни с каменными церквями, множились, как грибы после дождя, монастыри, а уж постоялых дворов и вовсе немеряно было. Где все они теперь? Стоило перестать пользоваться дорогой, как признаки цивилизации исчезли, округу заполонил лес, и только изредка в чащобе можно наткнуться на почти целую церковь, ну или монастырь.

Пока шли до дому, мужик, не переставая, трендел об инопланетянах. У Пети создалось впечатление, что тот лично побывал у них на корабле и давал советы при строительстве инопланетянского города. Очень хотелось стукнуть зануду по голове, но Петя с детства отличался миролюбивым характером и драки не приветствовал. Слабость, поселившаяся в ногах после приключения, тоже не способствовала решению конфликта силовым путем. Приходилось терпеть, отделываясь невнятными «да», «ну надо же», «ни за что бы не поверил». В общем, когда показалась родная деревня, Петя вздохнул с облегчением.

Глава шестая

Дома Петю встретили картофельные оладьи с грибной подливой и сгорающая от любопытства мать. Справедливо полагая, что приключение скрыть все равно не удастся, он подробно рассказал о своих блужданиях в зеленых мхах. Мать ахала и всплескивала руками. Страха за сына она не испытывала – Петя предусмотрительно представил все в юмористическом виде. Этакий случившийся с ним дурацкий анекдот.

Когда в Петю перестали влезать оладьи, появился усталый Федор. Его радушно пригласили к столу. Тот отказываться не стал, охотно принял дымящуюся тарелку и энергично заработал ложкой. В кухне воцарилось молчание. Федор полностью отдался процессу приема пищи, Петя, сыто откинувшийся на спинку стула, за ним наблюдал. Потом мать подала чай. Пили его с конфетами и вишневым вареньем. Осторожно трогая губами обжигающе горячий напиток, Федя рассказал о том, что произошло после ухода Пети, хотя рассказывать было особо нечего. Походили. Покричали. В ответ тишина и никаких следов.

– Завтра снова надо идти, – закончил он. – Еще обещали прислать вертолет и побольше спасателей.

– Дело, – оживился Петя. – Я тоже пойду. Все равно завтра выходной.

После чая решили отправиться к Арменычу. День был слишком насыщен событиями, их хотелось обсуждать, а не переваривать в одиночку в скрипучей темноте дома. Да и сто грамм бы не помешало. Для успокоения нервной системы.

Шотик Арменович как будто чувствовал приближение гостей. Он уже ждал их за накрытым столом, где среди жаренной с луком картошки и домашних солений взблескивала запотевшая бутыль с самогоном. Самогон у Арменыча получался знатный. Заморский виски рядом с ним казался дешевым пойлом. Этот самогон хотелось пить маленькими глоточками, оценивая букет, закатывая глаза и причмокивая. Рецепт благородного напитка старик хранил в строжайшей тайне, ни для кого не делая исключений. Правда, однажды, будучи в хорошем расположении духа, он обещал передать его Пете, но лишь на смертном одре. Пете любопытно было узнать секрет, однако старика он любил и рассчитывал, что тот еще задержится на этом свете.

– Я не пью, – быстро предупредил Федор, со страхом глядя на почти трехлитровую емкость.

– Я тоже, – успокоил его Петя. Он выставил на стол банку маринованных маслят еще прошлогоднего сбора. – Посидим, поговорим, ну, может, по стопочке выпьем, чтоб не на сухую.

Расселись. Федор было выбрал стул у холодильника, но Шотик Арменович его шуганул – стул с мягкой спинкой находился в стратегически удобном во всех отношениях месте, и право его занимать имел только хозяин. Федор этого не знал, поэтому бестактность и совершил.

– Мне чуть-чуть, – попросил он, ерзая на предоставленной табуретке.

– А никто тебе много и не нальет, – парировал Арменыч, наливая по полной. Наливал он профессионально: быстро и ровно.

Выпили молча, без тостов.

– Хорош зараза, – выдохнул Петя. Многоградусная жидкость колючим шариком прокатилось по пищеводу. Судя по тому, как просветлело в голове, в кровь она всасывалась мгновенно. Резко захотелось солененького. Оттенить, так сказать.

Шотик Арменович правильно оценил его ищущий взгляд и пододвинул миску с квашеной капустой. Ее кусочки, порезанные длинно и тонко, одуряюще пахли рассолом с легким уксусным оттенком. Они лоснились от масла и дразнили аппетит выглядывающими то тут, то там яркими квадратиками моркови и красного сладкого перца.

Согласно распространенному мнению, между первой и второй – промежуток небольшой. В корне неверное утверждение. Те, кто его проповедуют, ценят пошлый градус и не знают истинной радости застолья. Подстолье и алкоголизм – вот их удел. Великий князь Владимир однажды сказал, что «питие есть веселие Руси». Конечно, пить надо меньше, но если уж такая оказия случилась, почему пить надо грустно? Застолье – сама по себе вещь веселая и не только. Она еще самодостаточная. В нем органично сливаются желание выпить и желание пообщаться, пусть и на тему «ты меня уважаешь?».

Если одно из них перевешивает, это что угодно – пьянка, клуб по интересам, но не застолье. Хотя, если честно, князь вряд ли сказал бы то, что сказал, если бы знал, что его слова станут обвинением всему русскому народу в алкоголизме, проверенном временем и лечению не поддающемся. Этот князь – и великий князь, что бы о нем ни говорили потомки, ибо великий человек всегда неоднозначен, – всего лишь неосторожно высказался. Возможно, он любил веселые застолья. Грузины, например, до сих пор их любят. А норманны? Если убрать героическую (и романтическую) составляющую их рая, то получится вечный пир с последующим мордобоем, тоже вечным. Вот где кошмар! Но почему-то потомков викингов алкоголиками не считают, хотя пьют они – не дай бог никому.

Князь Владимир ухитрялся не только пировать, но и заниматься государственными делами, чем и прославился. Отсюда вывод: питие есть веселие Руси, и, ради бога, не нужно создавать из этого философскую концепцию о преемственности времен, то есть наследственном алкоголизме нации. Сейчас пьют совершенно по другому поводу: низкий уровень жизни, невозможность провести досуг более культурно, по крайней мере для большинства. Сейчас часто вспоминают Советский Союз, но, если отбросить ностальгию, некоторые идеи, появившиеся в то время, вполне можно использовать во времени настоящем. Например, доступность высшего образования, бесплатные кружки по интересам, социальная защищенность.

За Петей, чья юность прошла в дикие девяностые, наверное, присматривал компетентный ангел-хранитель. Половина его сверстников во второй половине жизни стали алкоголиками со всеми вытекающими: тухлыми мозгами и отсутствием желаний. Хотя нет, одно желание у них все-таки было: иметь выпивку каждый день. Его же эта беда обошла стороной. Став старше, от спиртного он начал отказываться сознательно, делая скидку на гулянки с хорошими друзьями, что происходило не так уж часто. Спитые лица некоторых старых знакомых вызывали у Пети брезгливую жалость, его даже посещал страх, что он вполне мог оказаться на их месте. Встречая таких знакомых, он каждый раз убеждался, что поступает правильно.

Пока все хрустели тем, что приглянулось, Петя рассказал Арменычу о событиях сегодняшнего дня. Излагал он сухо, не отвлекаясь на эмоции и оценки.

– Что говорит по этому поводу твой Оккам? – закончив, поинтересовался он у Арменыча. Поинтересовался не без затаенного торжества. Он уже вызнал, что таинственная бритва, кромсающая окружающий мир, сужая его до скучных и сухих явлений, всего лишь принцип, сформулированный средневековым монахом и гласящий, что «не следует множить сущее без необходимости». Умом он этот принцип понимал и даже одобрял, но скучал при этом безмерно. Вот не хватало ему в жизни этакой чертовщинки. Наверное, виновата прабабушка. Это она рассказывала маленькому Пете сказки, где ведьма летала на помеле, черт рассыпался поутру искрами, а за печкой жил домовой. Взрослый Петя в них не верил, но он и не подозревал, что, исчезни они из его подсознания, жить ему станет гораздо скучнее. Взвоет он от своей размеренной жизни с новым телевизором, обстановкой и стиральной машиной.

– Молчит, – развел руками тот и добавил: – Надо думать.

Пока думали, распили по второй. Петя искоса глянул на Федора. Тот азартно ловил в миске скользкие маслята и выглядел вполне довольным жизнью. На его лице играл румянец, который мог быть вызван как алкоголем, так и свежим деревенским воздухом.

– Может, ты заснул, и тебе все привиделось? – с надеждой вопросил Арменыч.

– Нет, – отмел его инсинуации Петя. – Ночью я, конечно, спал так себе, но ведь это не повод засыпать в лесу, да еще в разгар поисков.

Старик расстроился:

– Жаль, богатая версия. Во сне все что угодно привидеться может.

– Ну извини, – развел руками Петя.

– А таблеточки?

– Я тебе что, наркоман? – возмутился Петя.

– Я ж про другое! – заторопился Арменыч. – Мало ли, голова заболела. Ам таблеточку. И не ту. Перепутал, со всеми бывает.

– Скажешь тоже, – обиделся Петя. – Тебя послушать, так у нас дома склад сильнодействующих лекарств, причем россыпью.

– Болотные испарения? Галлюциногенные? – задумчиво протянул Арменыч.

Тут Петино терпение окончательно лопнуло.

– Более реальные версии есть? – осведомился он.

– Нет, – вздохнул Арменыч и машинально разлил по третьей.

Выпили, закусили, помолчали.

– Ничего я не понимаю, – признался Арменыч. – Одно могу сказать: чудес не бывает. Все и всегда можно объяснить, а если нельзя, то просто наука до этого еще не дошла. Туристы эти… Возможно, обычный криминал, но почему тогда ценные вещи на месте?.. Ничего не понимаю, – повторил он.

– Оп-пера приедут. Завтра. Сегодня машина сломалась, – вклинился в разговор Федор. Судя по рубленым фразам и невнятному выговору, самогон Шотика Арменовича произвел на него неизгладимое впечатление. Уже с третьей рюмки.

– У‐у, Сатурну больше не наливать, – озабоченно посмотрел на него Петя. – Отсутствие практики – страшная сила.

Парень услышал и очень обиделся.

– Наливай! – махнул он рукой и едва не навернулся с табуретки. Глаза у него были пьяные-пьяные.

– Тебе уже хватит.

– Ну и ладно, – проворчал Федор.

Сам собой разговор свернул на природу непознанного и отношение к этому непознанному человека. Шотик Арменович был великолепен. Блистая эрудицией и ораторским искусством, он доказывал, что тайна есть всего лишь нерешенная задача и что самое чистое удивление и радость ждут человека только на пути познания. В процессе, так сказать.

Петя не соглашался. По его мнению, такое понятие, как «тайна», имело право на существование. Она должна вызывать сладкое томление и трепет, дрожать в далеком мареве и будоражить воображение. Тайна и ее открытие – разные вещи, и смешивать их не следует.

Петина эрудиция оказалась слабее, чем у Арменыча, а уж про доказательную базу и говорить не приходилось, поэтому в качестве аргументов он использовал эпитеты «гребаный романтик» и «пошлый прагматик», чем себе несколько противоречил.

Федор тоже попытался поучаствовать, но на него не обратили внимания. Наверное, он имел что сказать, но заплетающийся язык сослужил парню дурную службу, сделав его речь малопонятной для собравшегося общества. В конце концов он мирно задремал, уронив голову на скрещенные руки.

Когда банка опустела на две трети, а доводы спорщиков иссякли, Шотик Арменович заявил, что желает любоваться луной.

– Из небесной дали она смотрит на мою прекрасную Грузию, – воздел он руку. – Я буду любоваться ею и вспоминать родину.

– Вах, – уважительно сказал Петя и упал. Табуретка с грохотом отлетела в сторону. Впрочем, Петя не расстроился и, не вставая с пола, затянул:

– Где же ты, моя Сулико?!

– Не ушибся? – Арменыч помог ему встать и вывел: – Долго я томился и страдал!

– Где же ты, моя Сулико?! – грянули они хором.

Пелось хорошо, душевно. Отсутствие слуха и незнание большей части текста совершенно не мешало. Малину испортили соседи. Эти черствые люди, глухие к лучшим порывам души, начали стучать в стены и требовать тишины.

– Пшли смотреть на луну, – решительно потянул Петя Арменыча. – Нас здесь не понимают.

– Пшли, – согласился старик, и, обнявшись, они вышли во двор.

Луна действительно была прекрасна. Желтая, словно вызревший сыр, она почти не затмевала звезд, лишь подчеркивая бархатную черноту ночи.

Шотик Арменович плюхнулся на скрипнувшую скамейку и откинулся на стену дома. Лицо он подставил небу.

– Хорошо!

– Хорошо, – выказал солидарность Петя. В голове у него бродил хмель, а луны на небе почему-то оказалось две. – На какую из них будем смотреть?

– Ты на правую, я на левую, – вопрос не вызвал у Арменыча удивления. Судя по всему, он тоже видел спутницу Земли в двойном количестве.

Несколько минут они старательно таращились на два янтарных полудиска в обрамлении переливающихся звезд.

– Что-то мне нехорошо, – пробормотал Петя. Мир вокруг него начал выплясывать тарантеллу, от чего желудок сжимался и норовил спрятаться в горле.

– А ты поблюй, – гостеприимно предложил Шотик Арменович, кивком указывая на роскошную клумбу Катерины Павловны.

Петя, конечно, напился, но не настолько, чтобы потерять инстинкт самосохранения. Катерина Павловна в гневе была страшна, да и нехорошо блевать в соседские клумбы. Невоспитанно.