Текст книги "Природа осмысленности слова"

Глава 4
Психологические и психофизиологические исследования структуры слова

Слово – центральный элемент языка, его фундамент и его здание. Все производимые человеком высказывания, как и воспринятая из окружения речь, состоят из отдельных слов и их соединений. Изучение слова, его природы, удивительной структуры, объединяющей ментальную и материальную части, особенностей его функционирования составляет важнейшую область общей психологии.

Слово реализуется посредством соединенного функционирования ряда важнейших компонентов человеческого организма, действующих в условиях социально организованной и использующей язык среды. В число этих важнейших компонентов входят голосовые органы (голосовые связки, артикуляторный и резонаторный аппараты) и органы чувств человека (слух, зрение и другие анализаторы). В круг значимых компонентов, использующихся при функционировании слова, включаются специализированные мозговые зоны и отделы, ответственные за обработку вербальных сигналов, их запечатление, хранение и актуализацию. Необходимыми для реализации вербальной способности компонентами являются также функциональные структуры мозга, осуществляющие когнитивно-ментальную деятельность человека. Обязательным условием нормального развития и функционирования перечисленных компонентов человеческого организма является также наличие социальной среды, использующей разработанный язык.

Помимо психологии, изучением понятия слова занимается лингвистика. Слово считается основной единицей лексикона и характеризуется как важнейшая, центральная единица языковой системы в целом. Выразительно отозвался об этом явлении Ф. де Соссюр: «Слово… есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму как нечто центральное во всем механизме языка» (Соссюр, 1999, с. 68).

Психологами, лингвистами, психолингвистами, философами, логиками проведены десятки и сотни разработок для характеристики понятия слова, предложены разные его определения. Однако даже общая структура слова остается до сих пор не до конца описанной.

Продуктивный подход к проблеме структуры слова предложил в начале ХХ в. логик и философ Г. Фреге. Он разработал простую схему, где обозначил основные стороны структуры слова – так называемый семантический треугольник, который и сейчас оценивается специалистами как лучшая минимальная схематизация именования (Степанов, 1998, с. 94).

На рисунке 2 обозначены три основных элемента слова: объект называния, называющее объект слово и понятие, соответствующее объекту. Соединительными линиями показана условная связанность этих элементов.

Рис. 2. Семантический треугольник Фреге.

Примечание: 1 – денотат: предмет, вещь, явление действительности, в математике – число, и т. д.; 2 – знак (в философии и математической логике – имя): в лингвистике – фонетическое слово, в математике – математический символ, и т. д.; 3 – понятие о предмете, вещи: в лингвистике – сигнификат, в математике – смысл имени, или концепт денотата

Предложенная схема удобна, поскольку наглядно и в совмещении представляет основные элементы слова и предлагает логически обоснованную форму анализа этих элементов. Такая схематизация может облегчить психологу интерпретацию материала.

Попробуем с психологической точки зрения провести анализ данной схемы, составленной на логическом основании и описывающей содержание функций ее элементов с логической точки зрения. Нам же требуется понять структуру слова как действующего компонента психики говорящего человека. Поэтому мы примем позицию рассмотрения слова как структуры, существующей в пределах когнитивной сферы человека в качестве действующего элемента его нервной системы. Тогда первым из обозначенных элементов схемы в нашем контексте будет не предмет, вещь, а продукт восприятия индивидом объекта внешнего мира, зафиксированный в долговременной памяти воспринимающего мир человека. В когнитивной сфере запечатлевается форма объекта, его функции, цветовые, звуковые, вкусовые, обонятельные и другие образные и абстрактные его свойства. Кроме отдельных объектов, индивид воспринимает и называет словом последовательности событий, сцены, фреймы; у него формируются обобщенные образы действительности, отражаемые в его лексике. Индивид называет словом не только наблюдаемые явления, но также и абстрактные, известные ему из книг, и даже плоды своей фантазии. Все отмеченные и зафиксированные памятью характеристики объекта становятся составными элементами структуры слова и входят в процесс именования. Использование избранной формы словесного обозначения сохраняется при изменении контекста предъявления объекта, качества отдельных его признаков (одежды, прически и т. п.).

Второй элемент схемы Фреге, названный им знаком (в конкретном случае – фонетическим словом), также может быть рассмотрен как компонент когнитивной сферы человека. В устной речи это производимый человеком звук, имеющий выработанную акустическую форму. В процессе порождения речи звук образуется говорящим человеком с помощью голоса и органов артикуляции. В письменной речи знак выступает в форме записанного слова, графемы, производимой человеком при помощи системы моторных навыков. В ситуации, когда индивид воспринимает устную или письменную речь другого человека, речевые сигналы улавливаются соответствующими органами чувств – слуховым, зрительным и др. Во всех перечисленных и оставшихся за скобками случаях названные функции осуществляются с участием системы реакций, вырабатываемых в слуховом, зрительном, моторном и других анализаторах головного мозга человека. В структуре каждого произносимого и воспринимаемого человеком слова существует компонент, обеспечивающий протекание названных реакций.

В организации первого и второго элементов структуры слова имеется как сходство, так и различие. Общее их свойство заключается в конкретности характера тех психофизиологических реакций, на основе которых они функционируют. Различия проистекают из их функций. Функция первого элемента состоит в удержании в памяти или припоминании названия объекта (вызова из памяти) либо понимания (узнавания) воспринятого звучания. Функция второго элемента – организация произнесения заготовленного слова и организация восприятия услышанного слова. Эти различия, в соответствии с задачами нашего контекста, пока оставим без рассмотрения. Важно то, что в обоих случаях функции обоих элементов могут быть описаны в терминах протекания объективных процессов, что позволяет нашему исследованию оставаться на твердой объективной почве.

Важной для обсуждения оказывается проблема, в чем конкретно состоит связанность называющего слова с объектом называния, в какой форме она осуществляется, т. е. каков характер связи между вершинами треугольника в данном случае? Нередко молчаливо подразумевается, что между объектом называния и называющим словом устанавливается временная связь. О том, что связь является временной по своему характеру, свидетельствуют многие случаи, происходящие в жизни людей, когда те или иные изменения (травмы, болезни, старческий возраст) вызывают мозговые нарушения с потерей возможности нормально пользоваться словом. В теоретическом плане для объяснения характера связи между словом и объектом привлекается понятие условного рефлекса. В некоторых случаях ставились простые опыты на детях для доказательства, что эта связь имеет условно-рефлекторный характер (Кольцова, 1967). Однако прямых свидетельств этого утверждения получено не было, что не мешало, однако, за неимением лучшего, продолжать пользоваться прежде установившимся мнением.

Обратимся к третьему элементу треугольника Фреге – понятию, смыслу имени, концепту денотата. Эти ключевые слова входят в одно смысловое поле с такими психологическими категориями, как сознание, рефлексия, значение, смысл, понимание. Они образуют одну из серьезнейших областей психологии, содержание которой вряд ли легко открывается даже маститым специалистам. Не зря, наверно, наиболее распространенное психологическое определение понятия сознание прибегает лишь к самому общему описанию его как «высшей формы отражения», без каких-либо позитивных его характеристик.

Проблема тормозится с самого начала подступа к теме сознания, когда встает вопрос о разработке онтологии относящихся к ней явлений. Возможно, поэтому редко кто из современных авторов, занимающихся темой сознания, опускает упоминание давней метафоры У. Джеймса, предложившего описать сознание как поток впечатлений (James, 1890). В этом потоке переплетаются и сменяют друг друга обрывки мыслей, ощущений, воспоминаний, они находятся в постоянном движении и образуют причудливые «нелогичные» сочетания. Данное представление получило широкое распространение и оказалось популярным не только в научном, но и в литературном мире. Видные писатели, в том числе в нашей стране (Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский и др.), использовали его для описания внутреннего мира героев своих произведений.

Впрочем, существуют и научные широкие определения сознания, когда в его круг включаются мышление, понятия и др. Тема сознания привлекла внимание философов и философски ориентированных психологов уже в XIX столетии: были предложены крупные идеи – такие, как теория апперцепции В. Вундта, интенционального акта Ф. Брентано, потока сознания У Джемса, рефлексии Э. Титченера. Сознание трактовалось прежде всего как представленность, явленность субъекту тех или иных содержаний.

В отечественной психологии темой сознания занимались С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев и др. Согласно С. Л. Рубинштейну, сознание – это психическая деятельность, состоящая в рефлексии мира и самого себя. «Единицей» сознательного действия является целостный акт отражения объекта субъектом, включающий единство двух противоположных компонентов: знания и отношения. По А. Н. Леонтьеву, «Сознание в своей непосредственности есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен он сам, его действия и состояния» (Леонтьев, 1975, с. 59). Функция сознания состоит в том, чтобы субъект мог действовать на основе возникающего субъективного образа. А. Н. Леонтьев подчеркивает системность сознания и описывает его психологическую структуру, включающую значения, личностный смысл и чувственную ткань.

К теме сознания в том же ключе обращался В. П. Зинченко. Во многом он остается на позициях преимущественно философского взгляда на предмет: обсуждает «квазипредметность» и «феноменологический» характер сознания, абстрактность самой его идеи, отсутствие его приуроченности к субъекту или объекту и т. п. В то же время автор отмечает и психологические качества сознания: «отчетливо осознаваемый образ, поле ясного внимания или содержания памяти, воспоминания, очевидный результат мыслительного акта, осознание собственного Я» (Зинченко 1997, с. 33), специально обсуждает чувственную ткань образов и биохимическую ткань действия и любой формы активности вообще. Эти качества относятся к онтологии и бытийности сознания.

Тему сознания глубоко изучает В. М. Аллахвердов, считая его ключевым и едва ли не самым многозначным термином психологии и многих других наук (Аллахвердов, 2000, 2005). В философии сознание как идеальное противопоставляется материальному, в физиологии обычно обозначает уровень бодрствования и противопоставляется сну, в социологии выступает как рациональный регулятор поведения. В психологии сознание выступает как эмпирический феномен осознанности и понимается также и как теоретический термин, обозначающий «высшую форму отражения», «интегратор психических функций» и т. п. Таким образом, сознанию приписываются совершенно разные и не совместимые друг с другом значения (Аллахвердов, 2005, с. 181–185). В результате всей этой онтологической неопределенности понятия у автора возникает кардинальный вопрос: поддается ли оно вообще разгадке?

Свой путь для характеристики феномена сознания избрал П. Тейяр де Шарден. Рассматривая «подъем сознания» как ступень в общем ходе эволюции Земли, всего живого, человека, автор наделяет сознание способностью мыслить, творить, производить ментальные операции абстрагирования, обобщения и особенно – осуществлять рефлексию. По его мнению, эти психические качества лежат в основе возникновения ноосферы, содержащей плоды человеческого хозяйствования на земле, создания промышленности, сельского хозяйства, культуры (Тейяр де Шарден, 1987). Обратим внимание на то, что, анализируя ступень возникновения сознания человека, Тейяр де Шарден рассматривает материальные предпосылки этого: резкое увеличение размеров мозга человека, его прямохождение, при котором освободились руки и сократилась нижняя челюсть, что дало возможность использовать ее не только для жевания, но и для артикулирования звуков. Данное описание свидетельствует: автор далек от того, чтобы видеть в феномене сознания только квазипредметность или приписывать ему феноменологический характер.

Еще один поворот в рассмотрении темы сознания можно видеть в разработке и активном использовании в публикациях конца 1990-х годов понятия «языковое сознание». Этот термин, предложенный в психолингвистическом сообществе, казалось бы, содержит в себе потенциал сближения психологии и лингвистики. Данная тема привлекла большой интерес специалистов смежных профессий. Курс на изучение языкового сознания давал надежду на то, что внимание ученых направляется на важнейшую научную проблему, равно близкую как психологии, так и лингвистике. Ожидалось, что здесь будут выявлены средства характеристики сознания через язык. Этим путем мог бы быть найден путь приобретения сознания младенцем, который в конце первого года жизни начинает применять наделенные смыслом слова.

Однако специалисты в области психолингвистики избрали свой аспект исследования термина «языковое сознание». Стал широко применяться метод свободных и направленных ассоциаций, были проведены обширные исследования ассоциативно-вербальной сети. При этом варьировались экспериментальные условия, менялся набор использования исходных слов, применялся материал разных национальных языков. Были выявлены прямые и обратные связи, охватывающие более миллиона словоупотреблений.

Полученные данные стали рассматриваться в качестве материального субстрата языковой способности субъекта. По мысли инициаторов темы, языковой тезаурус носителя языка представляет его языковое сознание. В тезаурусе выделяется ядро, включающее конечное число «знаний-рецептов». Ядро языкового сознания является лингвистической проекцией бытия человека. Оно сохраняется на протяжении его жизни, ориентирует в окружающей действительности и составляет основу его языковой картины мира. Можно видеть, что этот подход обнаруживает ориентацию на оценку глобальной структуры языкового тезауруса человека. Вместе с тем, данное направление исследований языкового сознания оставляет открытым вопрос, правомерно ли усматривать в лексиконе и ассоциативном тезаурусе проявление сознания человека, как это явление описывается в психологии и философии. Для позитивного утверждения этого тезиса не было получено достаточных доказательств.

В нашем представлении о психофизиологической базе слова мы ориентируемся на позицию Е. Н. Соколова, писавшего, что «предметом психофизиологии является изучение механизмов возникновения субъективных явлений: восприятий, представлений и семантических структур» (Соколов, 2010, с. 5). Система нервных (нейронных) механизмов организует взаимодействие поступающих импульсов, формирование ответных реакций и проверку адекватности производимых действий, сохранение и актуализацию воспринятых сигналов. Наша задача состоит в объяснении того, как в рамках этой системы работает такое центральное психологическое понятие, как слово.

С точки зрения психологии, структура слова – многогранный объект, имеющий форму сложного акустического сигнала в устной речи и форму зрительного образа в письменной речи; оно соотносится с действительностью, имеет определенную семантику. Психологическое содержание участвует в формировании и передаче мыслительного содержания от одного человека к другому, может быть знаком эмоций говорящего человека, орудием передачи его намерений, средством общения. Особую значимость в нашем контексте имеет понятие семантики (значения, мысли, передаваемой словом). Важно выяснить, каким образом семантика взаимодействует с механизмом вербального процесса, в той или иной форме воплощается в нем.

Поскольку слово – стабильно функционирующий элемент вербальной системы, то в норме особенности каждого слова представлены в стабильной специализированной нервной структуре. Как это анализировалось выше, в когнитивной сфере запечатлевается форма объекта, его функции, цветовые, звуковые, вкусовые, обонятельные и другие образные и абстрактные его свойства. Кроме отдельных объектов, индивид воспринимает и называет словом последовательности событий, сцены, фреймы. Фонетическое слово также является компонентом когнитивной сферы человека. В устной речи это производимый человеком звук, имеющий выработанную акустическую форму. Письменный знак слова и система используемых моторных навыков для его написания также запечатлевается в когнитивной сфере человека в слуховом, зрительном, моторном и других анализаторах головного мозга. Все отмеченные и зафиксированные памятью характеристики, относящиеся к слову, становятся составными элементами психофизиологической структуры, получившей в психофизиологии название логоген. Данным термином обозначаются психофизиологические образования, функционирующие в составе ткани мозга и выполняющие психологические операции. Достигнув ясности в понимании этого вопроса, мы можем в дальнейшем в равном значении использовать как объективные психофизиологические понятия типа «нейрон», функциональные структуры», так и понятия психологического профиля, не относящиеся непосредственно к мозговому субстрату: «слово», «его значение», «семантика».

Термин логоген предложен Дж. Мортоном (Morton, 1979). Он удачно отражает содержание понятия посредством своей этимологии: первая его часть, лого– (от гр. Аоуо^ – слово), связывает его со сферой языка, а вторая (ген) – с его естественной телесной базой.

Идее Дж. Мортона близко понятие нервной модели стимула, подробно разработанное Е. Н. Соколовым (Соколов, 2003). Понятие возникло при исследовании нейронных процессов, протекающих при многократных воздействиях стимула и формировании его следа в пластичных нейронах мозга. Данный след образует специализированную для данного стимула нервную структуру, т. е. его нейронную модель. Изучение особенностей этой структуры проводилось в русле разработки ученым теории ориентировочного рефлекса. Показано, что нервная модель зрительного стимула обладает свойством многомерности, в ней фиксируются все параметры моделируемого сигнала, как простые, так и сложные: форма, цвет, интенсивность и длительность воздействия стимула, его комплексные признаки, их различные сочетания. Эти признаки были выделены в экспериментах на основе показателей, свидетельствующих об изменении того или другого свойства стимула, вызывающего ориентировочную реакцию.

Полученные факты дают основание считать, что механизм формирования нервной модели вырабатывается при усвоении сигналов различных модальностей, в том числе словесных. След словесного стимула фиксирует многие качества и стороны слова, т. е. является многомерным. В него включаются признаки обозначаемого объекта, моторные программы произнесения, звучание, производимые объектом действия, сцены, связанные с восприятием объекта, и др. Взрослый грамотный человек приобретает также графический образ слова, моторный навык его написания, его грамматические варианты. Таким образом, в онтогенезе ребенка в его нервной системе путем формирования нервной модели, соответствующей каждому слову, накапливается состав и объем его лексики. То же происходит у взрослого человека при изучении им новых языков.

Приведенные характеристики имеют пока в основном теоретическое и логическое основание. Однако в современной науке постепенно накапливаются экспериментальные свидетельства отражения мозгом многих перечисленных компонентов логогена. Так, Л. Барсалоу и соавторы показали тесную связь вербальных структур с другими структурными когнитивными образованиями и с поведением человека (Barsalou, Simmons, Barbey, Wilson, 2003). Изучая мозговые механизмы языка методом картирования мозга, П. Пульвермюллер обнаружил, что функционально единая структура логогена в анатомическом плане оказывается распределенной по различным структурам мозга человека: при предъявлении испытуемому слов, обозначающих движения рук, ног или языка, активировались проекции зон мозга, функционирующие при реальных движениях (Pulvermueller, 2001, 2005). Показано различие в организации логогенов, соответствующих существительным и прилагательным: логогены существительных имеют в коре головного мозга более широкие связи со структурами разных модальностей (Simmons, Pecher, Hamann, Zeelenberg, Barsalou, 2003). Мысленная обработка слов, обозначающих эмоциональные состояния, вызывает соответствующую им лицевую экспрессию (Niedenthal, 2007).

Названные здесь разработки существенно расширяют характеристику структуры логогена. Тем не менее, содержательное и конкретное описание функционирования логогенных структур, особенно с учетом их полноценного участия в вербальном процессе, продолжает оставаться малодоступной для исследователей областью. Научные данные по этому вопросу на сегодняшний день достаточно скупы. В связи с этим положением вызывает особый интерес экспериментальное исследование, в котором воспроизводилась ситуация формирования семантического компонента слова (см. ниже).