Текст книги "Звезда моей души"

– Ну почему ты такая застенчивая неженка? – проворчала девушка добродушно-насмешливым тоном. – Чуть что, сразу сыплешь всякими пафосными «простите», «спасибо»…

Но я видела, что Ребекке приятна моя доверчивость.

– Все, давай договоримся впредь обходиться без реверансов. Ведь мы же друзья? – В ее голосе прозвучала непонятная мне тревога.

Я усиленно закивала.

– Заметано! – Лайил весело подмигнула и вытащила из потухшего камина кусочек угля.

«Кто умеет сам – тот делает, кто не умеет – тот учит других!» – частенько утверждал брат Флавиан, но, похоже, это выражение не имело никакого отношения к личным достоинствам Ребекки. Я изумленно наблюдала за тем, как она подошла к деревянной двери и очертила на ней большой круг, в который поместила еще один – поменьше, а в их центре – нарисовала жирную точку. Закончив с приготовлениями, моя охранница критически обозрела свое творение и достала из-за пояса кинжал.

– Вот, смотри внимательно. Метать кинжалы можно из положения сидя и стоя, на бегу и в прыжке, да хоть лежа. Наиболее важное для процесса правило – безошибочно выдержать баланс приложения силы и выбрать правильную траекторию полета. – Она взяла свой кинжал за кончик лезвия и плавно отвела руку назад, упруго согнув локоть. – Запомни, малышка, главное – представить, что твой нож уже вонзился в цель, точно в нужное место, поняла?

– Нет!

Ребекка сердито засопела, раздосадованная моей тупостью:

– Смотри на меня!

Девушка, размахнувшись, с виду совсем легко и непринужденно послала вперед увесистое оружие. Кинжал сделал полный оборот вокруг свой оси, пролетел через всю комнату и вонзился точно в середину мишени.

– Понимаешь, ты должна вообразить, что твоя рука стала очень длинной, дотянулась до двери и вонзила клинок ровнехонько в цель.

– У меня ничего не получится, Ребекка, – удрученно простонала я. – Ведь я же не воин, да и силы такой у меня нет.

– Твой стилет тем и хорош, что почти не требует приложения каких-либо усилий, – уверенно заявила моя наставница. – Настоящая эльфийская работа… – В голосе девушки сквозила легкая зависть. – Он отлично сбалансирован и легок, как пушинка. Давай иди сюда и попробуй!

Я послушно подошла к лайил, достала стилет из ножен и встала в подсказанную ею стойку. Сейчас, при свете заглядывающей в окно Уны, клинок показался мне еще более красивым, чем прежде. Почему все-таки сьерр Никто подарил мне это чудесное оружие? Полагаю, он не хуже меня знал о том, что я не обладаю ни малейшими навыками в боевых искусствах и неспособна прибить даже мышь.

Тут я заметила, что Ребекка нетерпеливо покусывает нижнюю губу и ждет. Я смутилась, попыталась взять стилет за лезвие, но тотчас же отдернула руку и уронила оружие на пол. Из двух моих порезанных пальцев сочилась кровь…

– Хм, думаю, тебе стоит держать его за рукоятку. – Ребекка вздрогнула, непроизвольно облизнулась, мельком взглянув на мои травмированные пальцы, и тут же отвела взор. – Да, так будет лучше…

Я ожесточенно дула на свои порезы, пытаясь вспомнить методику, с помощью которой мне еще в приюте удавалось быстро залечивать ссадины и ранки. Обычно для этого требовалось уединиться в укромном уголке, сосредоточиться и полностью расслабить мышцы… Жаль, но сегодня я не располагала подобными условиями, а поэтому мне не оставалось ничего иного, как просто поднять руку вверх и ждать, пока кровь не остановится сама собой.

– Ну и чего ты стоишь столбиком, словно суслик в полдень? – возмутилась не отличающаяся выдержкой лайил. – Больно? Сунь пальцы в стакан с водой и хватит отлынивать от тренировки!

Впрочем, в голосе Ребекки не чувствовалось особой строгости.

Я подождала еще пару мгновений, потом покладисто пополоскала два пальца в воде и взяла стилет за рукоять:

– Как это делается?

– А то я не тебе объясняла весь процесс всего миг назад! – Учитель из Ребекки вышел нетерпеливый. – Просто метни его для начала так, как тебе самой кажется наиболее удобным, а я укажу на допущенные ошибки…

Признаюсь откровенно, я никогда не обманывалась относительно своих более чем скромных способностей и не воображала, будто обладаю орлиной зоркостью или невероятной меткостью, приписываемой членам гильдии Охотников. А посему я решила положиться на удачу: старательно зажмурила один глаз (не знаю зачем), отвела назад дрожащую от напряжения руку и что есть силы запустила стилет в дверь…

«Словно полено швырнула! – с раскаянием подметила я, сгорая от стыда. – Неумеха!» Как и следовало ожидать, рукоятка оружия гулко ударилась о дерево чуть повыше намалеванного Ребеккой круга, и стилет позорно шмякнулся на пол.

– Вот видишь, ничего путного из моей учебы не выйдет! – печально сообщила я, стараясь сдержаться и не расплакаться. – У меня абсолютно нет координации, не развит глазомер, а руки вообще не из того места растут!..

– Как ты собираешься искать свое треклятое испытание, если все время повторяешь: «Ничего не выйдет»? – Лайил взбешенно сверкнула глазами, медленно подняла оружие с пола и подала его мне рукояткой вперед. – Вторая попытка!

Я покорно взяла стилет, поняв, что отделаться от воительницы мне не удастся, и сосредоточилась на предстоящем броске.

«Как там она говорила? Руку – что, а ногу – куда?» Плохо усвоенные инструкции хаотично вертелись у меня в голове, создавая сумбур в мыслях и смятение в душе. Шарро меня спаси, я никогда не сумею проделать все верно и правильно!

И тут неожиданно со мной приключилось то, о чем я даже помыслить не смела…

Глава 2

Мне показалось, будто кто-то незримый внезапно встал у меня за плечом, отечески погладил по затылку, а затем властно перехватил запястье, направляя бросок и вкладывая в мои мышцы свою силу. Зрение мгновенно стало острее во сто крат, мускулы налились доселе несвойственной им упругостью, а в душе взыграл боевой азарт. Теперь я ощущала себя не прежней стеснительной девочкой-эльфиечкой, слабой и беззащитной, как мушка-однодневка, а могучей воительницей, по навыкам и умениям во много раз превосходящей даже давно сроднившуюся с оружием Ребекку. Стилет соколом сорвался с моих пальцев, угрожающе свистнул в воздухе и по самую рукоятку вонзился в дверь, насквозь пробив толстую доску. Я звучно выдохнула через неплотно сжатые зубы, смакуя сладостное, постепенно утихающее бурление крови в венах и медленно спадающее возбуждение.

– Э-э-э… у-у-у… а-а-а! – оторопело произнесла лайил и закашлялась. Заботливо придерживая ладонью свою заметно отвисшую нижнюю челюсть, она хрипела и судорожно ловила воздух беспомощно распахнутым ртом.

Испугавшись этого непроизвольного приступа удушья, я торопливо схватила со стола наполненный стакан, тот самый, в котором недавно полоскала свои порезанные пальцы, и подала Ребекке. Лайил в два счета выдула смешанную с кровью воду… Ее глаза медленно выпучились, она сдавленно ругнулась, уронила опустевшую посудину, сделала несколько шагов назад, ударилась о кровать и спиной повалилась на аккуратно сложенное покрывало.

– Да чтоб меня мантикора три раза переварила! Что это было?

– Не знаю, – неопределенно пожала я плечами, подходя к двери и безуспешно пытаясь извлечь из нее намертво засевший в доске стилет. – Оно само, я не виновата…

– Как не знаешь? – скривилась лайил, не отводя ошеломленного взгляда от перекатывающегося по полу стакана. – Вот Тьма, ты специально мне его подсунула?

– Подсунула? – не поняла я. – Нет, я просто хотела тебе помочь…

– Ага! – Ребекка озадаченно подергала себя за мочку правого уха. – Помочь, значит? Само, значит? Да у нас просто так даже крысокошки не котятся!

– Так получилось! – виновато просопела я, упираясь ногой в косяк и что есть мочи дергая злополучный стилет.

Раздался громкий треск… Я пушинкой отлетела к кровати и плюхнулась точно на Ребекку, в довершение ко всему еще и приложив ее по лбу своим клинком, увенчанным изрядным куском доски, выломившимся из двери вместе со стилетом.

– Ой, извини! – жалобно пискнула я, скатываясь на пол и провинившимися глазами снизу вверх взирая на лайил, задумчиво потирающую багровую шишку, зреющую на ее белой коже, ровнехонько над переносицей. – Я не специально…

– Извинить за что? – задорно расхохоталась охранница, одним пальцем поднимая меня с пола. – За твои потрясающие неспециальные воинские навыки? Или за то, что ты дала мне выпить свою кровь? А ты хоть понимаешь, что теперь я даже на расстоянии буду чувствовать твой запах и смогу найти тебя в кромешной темноте?!

Я сконфуженно молчала, будучи не в силах подобрать подходящие слова, пока Ребекка рассматривала меня со странной смесью удивления и обожания.

– Забавно, – буркнула она себе под нос, на всякий случай испытующе щупая мой бицепс, легко умещающийся у нее в ладони. – И в высшей степени волшебно… Похоже, ты отнюдь не так проста, какой кажешься на первый взгляд. Возможно, ты и в самом деле станешь достойной Наследницей сгинувших кланов и сможешь ответить на мучающие меня вопросы.

– Какие? – осведомилась я, задирая подбородок и вопросительно всматриваясь в лицо рослой воительницы, возвышающейся надо мной на целых четыре головы.

– Увидим, – коротко усмехнулась она, покровительственно поглаживая меня по плечу. – Скажи, ты еще не отказалась от идиотского намерения выполнить наставления магов и отправиться на поиски своего первого испытания?

– Не отказалась! – упрямо заявила я и тут же осеклась, почувствовав себя неблагодарной эгоисткой. – Ребекка, я чрезвычайно признательна за помощь и оказанное гостеприимство, но пойми – у тебя нет передо мной никаких обязательств и ты вовсе не должна отравляться со мно…

– Ого, как пафосно мы заговорили! – Лайил иронично выгнула бровь, поправила перевязь для клинков, крест-накрест перечеркивающую ее мощную спину, а затем взяла со стола акинаки и вложила их в ножны. – Запомни, малышка, нельзя обидеть дружеской помощью, а вот отказом от дружбы – можно.

Я смущенно побагровела и прикусила свой глупый язык:

– Прости!

– Мы же уже договаривались, – мягко упрекнула меня охранница, снимая с полки вещевой мешок и складывая в него остатки продуктов. – И условились впредь обходиться без политеса и не тратить время на бессмысленные препирательства… Нам пора в путь!

– Ты все-таки идешь со мной? – забеспокоилась я. – Но ведь твое дежурство…

– Ерунда, они и так задолжали мне пару выходных. От начальства не убудет.

Девушка решительно подтянула пояс, привычным жестом проверила наличие своего воинского обруча, удерживающего надо лбом ее волосы, и завернулась в серый плащ:

– Идем! – Но вместо того чтобы направиться к двери, она почему-то шагнула в сторону камина…

– Хм! – Я озадаченно кашлянула, донельзя удивленная ее странным поведением.

Но вместо объяснений Ребекка пошарила рукой по каменной кладке, видимо на ощупь отыскивая нечто, недоступное моему взору.

– Заржавел, – сердито буркнула она. – Ведь после смерти деда я никогда им не пользовалась.

– Заржавел? – недоуменно переспросила я, тщетно напрягая зрение, но так ничего и не замечая.

– Шарнир, – девушка крякнула и всем весом своего мускулистого тела навалилась на один из боковых камней давно потухшего камина, – приводящий в действие люк потайного хо… – Договорить она не успела, потому что камень под ее рукой вдруг задвинулся в глубь стены, послышался надсадный грохот, и задняя панель камина медленно поехала вбок, открывая зев потайного хода.

Я восхищенно охнула.

– Прошу! – Ребекка жестом фокусника указала на освобожденный проход. – Он выведет нас на окраину города.

И я совсем уже намеревалась воспользоваться ее приглашением, как вдруг совершенно позабытый нами белый пес, до сего момента мирно дрыхнувший у кровати, с веселым гавканьем сорвался со своего коврика и, опережая меня, метнулся в провал темного туннеля, беззаботно взмахнув пушистым хвостом.

– Нахал! – Чуть не сбитая им Ребекка сердито подобрала упавший с плеч плащ и осуждающе посмотрела вслед торопыге. – И куда, спрашивается, он так вчистил?

– Это нетрудно узнать! – улыбнулась я, следом за псом спускаясь по твердым земляным ступеням, начинающимся сразу же по ту сторону камина.

– Дед ходил этим путем на свидания, – насмешливо рассказывала лайил, неслышными шагами покидая свой домик и нажатием на другой камень предусмотрительно закрывая проход за нашими спинами. – Поскольку родня Финдельберга не одобряла его выбор, он длительное время держал в секрете свою связь с человеческой девушкой.

– А как ее звали? – совершенно без задней мысли поинтересовалась я, глядя себе под ноги и непрерывно запинаясь об камни, в изобилии разбросанные по полу туннеля.

Ребекка замялась, но я как-то упустила из виду тот факт, что мой вопрос остался без ответа. Мы шли уже довольно долго, и я совершенно отвлеклась от окружающей действительности, погрузившись в мир грез и воспоминаний. Мысли блуждали где-то далеко, ибо я понимала – там, за спиной, я оставила не только бедный домик Ребекки, но и всю свою прежнюю, спокойную жизнь, возврата к которой не будет.

Куда я иду и что ожидает меня впереди? Возможно, я обрету счастье и верну утраченную любовь, но также вполне вероятно, что я погибну страшной смертью, сломавшись под грузом надвигающихся на меня испытаний… Видит Шарро, я готова принять все трудности, уготованные мне неумолимым роком. Я должна помнить: там, где нет горя, нет и радостей. Зависит ли мое будущее от меня или же оно предопределено заранее и окажется намного сильнее моего терпения, выдержки и благонравия? Верю ли я, что удача достается храбрым и сильным? Верю ли я в любовь и последний шанс на спасение нашего мира, напрямую зависящий от меня?

Совсем не случайно я вспомнила сейчас слова любимой песни Ардена, которую я однажды подслушала, будучи не замеченной им. Юноша лежал на крыше сарая, как обычно отлынивая от работы, и лениво перебирал струны гитары, что-то расслабленно мурлыкая себе под нос. А потом неожиданно взял несколько вступительных аккордов, и с его губ полилась прекрасная песня, похожая на безбрежную реку, несущую вперед, к новым свершениям и надеждам. Эти слова навечно запечатлелись в моей душе!

Я невольно подчинилась зову сердца и тихонько запела ту самую песню, чувствуя правильность выбранного пути, ведущего меня к моему Ардену:

 
Я думаю, что вовсе не напрасно
Весна приходит, растопив сугробы,
Ты о природе не суди пристрастно,
Мы все, по сути, слишком узколобы.
 
 
Нам не узнать, откуда ветры дуют
И почему летать умеют птицы,
Но наши души запросто рифмуют
Любви и жизни чистые страницы.
 
 
Нам не понять, за что такую муку
На род людской наслали злые боги,
Когда на нас обрушили разлуку
Да в жизнь ссудили разные дороги.
 
 
Не делят страсть по времени и силе,
Из чьих-то песен не воруют строки,
Мы ничего у жизни не просили,
Мы все, по сути, вечно одиноки.
 
 
Но думаю, весна не зря приходит,
Тоску и снег смывая свежей кровью,
Она нас в путь неведомый уводит,
В далекий край. За счастьем и любовью…
 

Последнее слово песни еще затихало в галерее подземного туннеля. Еще продолжала печально вздыхать Ребекка, очарованная красивыми образами, как вдруг я остановилась и замерла, напряженно вглядываясь в окружающий нас полумрак. Мои глаза медленно расширились, почти вылезая из орбит, ибо прямо перед собой я видела белого пса, жалобно повизгивающего, упавшего на землю и корчащегося в безудержных судорожных конвульсиях. Все его тело выгибалось дугой, а в следующий миг уже скрючивалось и сворачивалось в клубок, очевидно терзаемое жесточайшей болью.

На морде несчастного животного запеклась кровавая пена. Клубы пыли, поднятые этим затяжным припадком неведомой мне болезни, взмыли в воздух, полностью закрывая обзор. Но наконец-то мучительный собачий визг затих, а взвеянная им пыль осела. И тогда я потрясенно закричала, не смея поверить собственным глазам, потому что пес куда-то исчез, а на его месте я обнаружила…

Вот Тьма, я ничего не успела обнаружить, потому что Ребекка вдруг с рычанием бросилась вперед и мертвой хваткой вцепилась в распростертое на земле существо…

Жизнь соткана из бесчисленных бед, неприятностей и обязанностей, начисто лишающих ее какого-либо удовольствия. Эту досадную истину он усвоил уже в раннем детстве, будучи еще совсем глупым молодым щенком. Тогда его интересы не простирались дальше игры в камушки и вылазок в соседние пещеры, приводивших к стычкам с чужими семьями, которые усердно охраняли свои территории. Из рассказов старших членов своей стаи он четко усвоил – беззаботное существование Белых псов закончилось, когда из города ушли эльфийские кланы, неизменно покровительствовавшие роду ниуэ.

Согласно рассказам старейшин дружба с эльфами завязалась у ниуэ многие сотни лет назад, после того как крылатые воины Полуночных уничтожили мерзких детей богини Банрах – гигантских змей, населявших Лиднейское болото. Немногочисленным Белым псам, вторым после эльфов отпрыскам бога Шарро, оставался крохотный клочок более-менее сухой земли, расположенной в самом центре непроходимых топей, ведь все остальное пространство занимали змеи. А их ядовитые клыки и мощная чешуя оказались не по зубам Белым псам, загнанным в самую топь.

Но крылатые воины не ведали страха и не признавали преград. Они искали редкую голубую глину, необходимую для строительства их молодой столицы, а нашли несчастный народ ниуэ, погибающий от голода и загнанный в безвыходное положение. Но ведь всем известно, что безвыходной мы называем ту ситуацию, выход из которой нам не нравится… И выход имелся: ниуэ могли умереть и таким образом избавились бы от преследования со стороны жутких змей, но, как и все, они очень хотели жить…

Этот бой стал кровавым и изматывающим. Трупы изрубленных в куски гадов сбрасывали в болото, отправляя в объятия их злобной прародительницы. Поговаривают, что именно с тех самых пор змееликая богиня Банрах страстно возненавидела эльфов и поклялась отомстить. О да, бесспорно, она отличалась завидным терпением, присущим всем хладнокровным тварям, и умела ждать. Банрах не сомневалась – рано или поздно ей выпадет счастливый шанс и представится удобная возможность поквитаться с любимыми детьми ее слюнтяя-братца, пресветлого бога Шарро. Змееликая оказалась права – шанс действительно выпал… А пока, в ожидании лучших дней, богиня возмущенно следила за тем, как мертвые гибкие тела ее любимцев бесследно исчезают в багровой от крови трясине.

Что же вы натворили, неосторожные эльфы? Зачем, действуя вольно или невольно, вы напрочь рассорили брата и сестру, свет и тьму, добро и зло, двух великих богов, ставших наследниками древних Неназываемых – предтеч, уже мало интересующихся судьбой созданного ими мира… С того самого дня и завертелся неумолимый жернов рока, перемалывая души и судьбы, а царящее в Лаганахаре равновесие сил оказалось нарушено, уступив место черной зависти, мстительности и затаившейся до поры до времени жажде власти. В мир Лаганахара пришла война!

Разгромив лиднейских чудовищ, крылатые воины с триумфом вернулись обратно в строящийся Блентайр, привезя с собой не только искомую глину, но и отважных ниуэ, собратья которых во множестве полегли, сражаясь со змеями. Белые псы не обладали бессмертием, в отличие от своих благородных спасителей, недаром называемых Перворожденным и богоравным народом избранных. Эльфы кичились собственным величием и легкомысленно позабыли немудреную истину: чем выше взлетел – тем больнее падать. Они не хотели признавать того, что рано или поздно падают все, даже те, у кого есть крылья!..

Умение предвидеть будущее является чрезвычайно редким даром, который избранной расе не достался, а посему их нынешнее безоблачное процветание не омрачалось ни одной печальной мыслью. Действуя сугубо ради славы своего клана, Полуночные совершили новый подвиг – посетили неприступный горный хребет, опоясывающий долину Дурбан, и добыли сказочно прекрасный белоснежный мрамор с розовыми прожилками, из коего они возвели стены и башни своей столицы. Блентайр рос и хорошел буквально на глазах, обоснованно заслужив звание богатейшего города, равного которому не сыщешь во всем Лаганахаре. Мраморные карьеры Дурбана охраняли свирепые огнедышащие драконы, но и они не смогли противостоять силе эльфийских клинков и искусству магов из Звездной башни.

А между тем обогретые и привеченные в Блентайре ниуэ множились и благоденствовали, оказавшись неоценимыми союзниками и помощниками эльфийских кланов. Ниуэ построили подвалы и подземелья Блентайра, расширив для этих целей обширные природные пещеры, расположенные под городом, а потом стали хранителями и сторожами столицы. Отличаясь могучим телосложением, покладистым характером и безоговорочной преданностью, народ Белых псов добровольно выполнял функцию помощников обреченного на истребление клана и частично разделил его ужасную судьбу…

Финальная битва у Аррандейского моста изменила все. Отныне Блентайр принадлежал победителям: людям и их ближайшим прихлебаям – не ведающим жалости лайил, порождениям Тьмы.

Да, не в добрый час благородные эльфы проявили гостеприимство, приняв в своем городе кочевое племя людей, уставших от тягот бесконечных странствий и стремящихся к оседлой жизни. А следом за людьми в Лаганахар пришли лайил. Эти кровососы и паразиты поначалу скромно заполонили самые тихие улицы столицы, но быстро заявили о своих желаниях и потребностях, а затем и вовсе принялись безудержно рваться к власти, достатку и уважению.

Поговаривают, что лайил – результат неудачного эксперимента Банрах. Змееликая богиня пыталась создать расу безупречных бойцов, но где-то сильно ошиблась. Кровососы представляли собой что-то среднее между кошкой и человеком, не выносили прямых лучей Сола, пили кровь, отличались невероятной силой и гибкостью и не признавали никаких законов, кроме права сильнейшего. Они не чтили кодекс чести и не слышали зова совести, потому что последней у них просто не было. Лайил служили лишь самим себе, никогда не забывали нанесенные обиды и, как это и водится у слабых душой мерзавцев, не умели прощать и щадить. Некоторое время они униженно пресмыкались перед хозяевами города, но затем в одночасье перешли на сторону людей, став ближайшими слугами жестокой богини, покровительницы всего человеческого рода.

Итак, противостояние сил определилось окончательно: с одной стороны – два эльфийских клана, Полуночные и Полуденные, и их верные друзья ниуэ, а с другой – люди и переметнувшиеся к ним лайил. Возможно, все могло бы сложиться иначе, если бы в ход событий не вмешались предательство, амбиции и жажда мести. Ну а началось все конечно же с любви…

Дождавшись заветного часа, богиня Банрах жадно уцепилась за подвернувшийся шанс и сполна расквиталась с изрядно насолившими ей эльфами. Крылатые захлебнулись собственной кровью, потерпев страшное поражение в борьбе, а остатки их побежденного войска отступили из города, унося тело своего погибшего короля Арцисса, после произнесенного им предсмертного пророчества получившего прозвище Искупитель.

Его овдовевшая до свадьбы невеста, Эврелика Прекрасная, безудержно рыдала над погибшим, и четыре слезинки, скатившиеся по ее бледным щекам, превратились в четыре волшебные жемчужины, подобранные коварной магичкой Сильваной. Именно эта женщина и сумела добиться помощи богини, обеспечившей победу в решающем бою. Хотя нет, усилий Сильваны могло оказаться недостаточно, если бы на ее стороне не выступила сама случайность, способная в одночасье сносить города и уничтожать судьбы.

Их было трое детей из правящего человеческого рода: король Джоэл и две его сестры – чародейка Сильвана, лучшая ученица эльфийских магов, и жрица Чаншир, служительница богини Банрах. Впрочем, все почему-то забывают о том, что изначально их было четверо, но Родрик, младший отпрыск королевского рода (шестнадцатилетний избалованный мальчишка, высокомерный почище любого Перворожденного), грубо оскорбил Эврелику и пал от руки ее брата, Адсхорна Полуденного, правителя морских эльфов.

«Не впускайте в свой дом чужаков, дети мои!» – тщетно взывал добрый бог Шарро, но эльфы не послушались и позволили кочевникам осесть в Блентайре. Позднее город разделили по справедливости: морской клан Полуденных обосновался в Западном порту, крылатые Полуночные жили на юге – их квартал опоясывал здание Немеркнущего Купола, а люди получили северную окраину столицы. Скрытные лайил предпочли заграбастать самые опасные восточные улочки, а спокойные и чуть медлительные ниуэ выбрали нижний ярус города.

Тут нужно упомянуть и о третьем эльфийском клане – Повелителях мантикор, которые появлялись везде, приходили когда хотели и исчезали без предупреждения. Больше всего на свете они ценили свободу и встречный ветер в лицо, ведь им принадлежало все небо! Не наделенные врожденной способностью дышать под водой, как Полуденные, и не обладая собственными крыльями, как Полуночные, представители этого клана владели даром дружбы с мантикорами, поднимающимися гораздо выше и летающими куда быстрее любого эльфа. Их род не отличался многочисленностью, в нем насчитывалось едва ли три десятка юношей и девушек, а во главе Повелителей стояла родная сестра короля Адсхорна – юная Эврелика, наипрекраснейшая из всех дев Блентайра.

Столица отмечала праздник цветов, знаменующий середину лета, когда все они повстречались на площади Поющих Ручьев: принцесса Эврелика, король Полуночных Арцисс и его названый брат, король людей Джоэл. И вот тогда-то случилось это непоправимое несчастье, ибо два короля разом полюбили одну и ту же девушку, а она с первого взгляда влюбилась лишь в одного из них…

Мы много говорим о жизни, а значит, много говорим о любви. Хотя никто в мире не ведает, сколько нам еще ее осталось – этой жизни, а значит, любви. Нам бы еще жить да жить, а значит, любить, но получается, что мы вспоминаем об уже минувшей жизни, а значит, о минувшей любви. Или же мы мечтаем о будущем, ибо настоящего не существует, ведь в тот самый момент, когда мы о нем говорим, оно уже становится прошлым. Ход времени неумолим, ведь именно время без остановки вращает скрипучее колесо нашего существования, сменяя дни месяцами и годами, чередуя сезоны природных циклов и поколения людей. Уходит и забывается все: жизнь и молодость, слава и богатство. Не уходит и не забывается только любовь…

Любовь! Как часто мы впустую произносим это священное слово, так и не научившись понимать вкладываемый в него смысл, не постигнув сути любви и не объяв ее масштабы. Мы говорим о ней приземленным и обыденным языком, словно пытаемся вульгарно примазаться к самой вечности. Любовь – что это и где это? Увы, нам не дано понять, как она возникает и почему не проходит вместе с жизнью, не отступает перед смертью и не знает пощады. Мы все – ее вечные рабы. Любовь! Как легки твои касания и как тяжелы наносимые тобой увечья…

Ниуэ сражались бок о бок с Полуночными и разделили горечь их поражения. Белые псы испытали сильнейший шок, ибо они и помыслить не смели о том, что какие-то зарвавшиеся смертные сумеют разбить их обожаемых покровителей, завалив телами убитых эльфов оба берега полноводной Алларики. Ниуэ впали в ужас, ведь на их глазах творилось нечто немыслимое.

Но с фактами не поспоришь. Они видели, как пришедший из Пустоши ветер – настоящая буря, несущая дыхание и песок пустыни, – обездвиживал прославленных крылатых воинов, связывая их по рукам и ногам, бросая с небес на землю прямо на копья не знающих пощады победителей. А те, кто уцелел под клинками людей, пали от ножей лайил, подобно мерзким шакалам рыскающим на поле боя и пирующим на многочисленных трупах. День битвы у Аррандейского моста стал закатом эльфийской расы…

И все-таки некоторые из них уцелели. Отважнейшие бойцы клана и величайшие маги Полуночных, покинувшие Звездную башню, непробиваемым щитом сплотились вокруг последней выжившей девушки из рода Повелителей мантикор, принцессы Эврелики, сжимающей в объятиях смертельно раненного возлюбленного.

Ох, зря не послушался король Арцисс мудрого друга, кузнеца Туррана, ушедшего к Зачарованному побережью… Предатель – так называли Туррана многие, но король его не осуждал, ибо понял – от судьбы не сбежишь. А судьба у каждого своя… Жаль, он умер слишком рано и не успел узнать, что за магическая сила сумела вызвать из центра пустыни эти серо-серебристые тучи, напитав их песком и бросив на лучших бойцов королевства, смяв их, словно хрупких бумажных кукол. Неужели трусливые салладэ, некогда гостеприимно принятые в белостенном Блентайре, настолько утратили чувство благодарности и доросли до подобной мощи?.. Нет, это невозможно – им кто-то помогал!.. Но вот кто и почему?

Отбиваясь от наседающих противников и ощущая на себе липкие сети чужой магии, король тщетно взывал к богу Шарро и самим Неназываемым. Его не услышали… И тогда, уже будучи израненным, он вложил остатки энергии в крохотное существо, которое зрело под сердцем Эврелики, – в своего будущего сына. А затем произнес несколько напевных слов, обретших силу неотвратимого пророчества, и вплел свою бессмертную душу в этот пришедший из Пустоши ветер, мечтая лишь об искуплении допущенных ошибок. Скатились по щекам четыре слезинки Эврелики, становясь частью королевского пророчества, а Арцисса поглотила вечная тьма.

Но его смерть не пропала втуне, ибо, впитав в себя частицу света, ветер Пустоши изменился, обретя разум, желание и волю. Выжившие Полуночные отступили на северо-восток, к Зачарованному берегу, ведомые Эвреликой и унося с собой тело мертвого Арцисса. Эльфы ушли, но ветер остался, жадно завывая вокруг стен Блентайра и намереваясь отомстить. Он подхватывал пригоршни песка и бросал их на городские крыши, с каждым годом все крепче сжимая удушающее кольцо голода, засухи и непогоды. Впитав в себя душу короля Арцисса, ветер стал Голосом Пустоши, злорадно наблюдающим за медленным угасанием своей бывшей столицы.

– Так не доставайся же ты никому, прекрасный Блентайр! – злорадно выпевал Голос, обретший собственный разум.

С тех самых пор Блентайр оказался обречен на смерть, а его жители начали выплачивать свой бесконечный долг крови.

Но ниуэ не ушли. Они не обладали бессмертием и мужеством своих покровителей, а потому не имели ни малейшего шанса преодолеть заснеженные северные равнины и неприступные горные пики.

Победители полностью истребили мантикор, но в последний момент, уже зачитав смертный приговор, пощадили Белых псов, ибо огромный многоярусный город остро нуждался в сторожах и слугах. Впрочем, в этой нелегкой ситуации последнее слово осталось за новыми чародеями, дерзко занявшими покои свергнутых учителей.

Маги схитрили: объявили ниуэ перебитыми, но на самом деле наложили на них особые заклинания, обеспечив таким способом их вечную покорность и послушание. Отныне верные соратники Полуночных стали рабами человеческих магов, их подневольными шпионами и соглядатаями.